Слишком напряжён для карт

      В объятьях старого, дышащего дерьмом бара, где свет гасился затхлым запахом алкоголя, двое слегка навеселе уселись у стойки. Бармен, с непроницаемым выражением на лице, снова и снова выливал им неконтролируемый поток спиртного, не теряя ни капли. Парень напротив него, с растрёпанными волосами и ободранным жакетом, рассказывал своему компаньону самые абсурдные и смешные истории, закономерно вызывая взрывы смеха. И они, разбитые, растоптав свои грязные души вместе, утопали в выпивке до поздней ночи, ржачно перекатываясь от одного паршивого анекдота к другому.              После такой трёхэтажной драмы залить в себя щедрую бутылку виски было одной из немногих отдушин, позволяющей искренне забыть про все херовые дела. Смеясь и дыша как ненормальные, прекрасно осознавая, что им обеспечено жесткое дерьмо от жизни.              И эти два храбрых дурака не обманывают себя, знают, что нахрен все эти маски, которыми люди украшают себя в этом сраном мире. У них тяжкие бренные истории, и они вываливают их на стол, словно нищий последнюю мелочь. За каждым оскаленным, зависшим ртом искавшего прискорбия и утешения прятались тягостные мгновенья и обрывки несчастливых судеб. Бар «Отеля Счастья», казалось, — был благословенным островком, где их дерьмовая жизнь становилась немного менее дерьмовой.              В этом баре они могли поговорить о своих страданиях, просто забить на все вокруг и рассмеяться до крайней точки черной депрессии, оставив все проблемы у двери. Было что-то особенное в их смехе, как чертовски освежающий душ после бесконечных месяцев стоящих проблем. Они знали, что мир окружен ложью и отчаяньем, но, блять, был ли хоть кто-то лучше в этом гадком Аду, чем они сами?              Это их форма выживания, и чертовски пусть.              Впервые Энджел говорит с кем-то, как же заебало. В буквальном и переносном смысле, блять, да во всех. Иногда в самые дерьмовые ночи Черри оставалась с ним, и он никогда не забудет её взгляда. Разбитого, сочувствующего взгляда, которого ему не хватало сил вынести. У него и так было более чем достаточно жалости и самоуничижения к самому себе, словно он больная мозоль, и Даст никогда не хотел, чтобы она хавала его дерьмо, чтобы беспокоилась о каком-то неудачнике вроде него. Он намного больше обожал улыбку своей мисс Сахарные Сиськи, дерзкую и самоуверенную, когда она подрывала вшивый мусор, как конфетти. Этот образ шёл Черри. Она была неплохим человеком (возможно, в прошлом, в нынешнем — демоном), но у неё была своя дорога. Была свобода.              Смех Хаска был таким… драгоценным. То, как мягко он звучал, как щурились его демонические глаза и как, казалось бы, усталые морщины под его нижними веками превращались в весёлые ямочки. Это был короткий грудной звук, который простреливал Энджелу голову похлеще дробовика тем, каким чистым он был. Как будто там не было даже лишнего призвука, свидетельствующего о том, что он на самом деле фальшивый. А Даст был актёром, он как никто в этой параше разбирался. Хаск не смотрел на Энджела с сочувствием. Он не смотрел на Энджела, как на горячую штучку, он не смотрел на него, как на педика или на дырку для спермы — с отвращением или с желанием утвердить над ним своё превосходство, лишний раз доказать, что он всего лишь шлюха. Вместо этого он смотрел на него.              Разумеется, пиздел во все щели в основном Энджел, но это не потому что Хаск не хотел разговаривать с ним. Демон-кот предпочитал молчаливо слушать, иногда вставляя какие-то детали. И когда он говорил, в основном по делу, не забывал учтиво подливать выпивку паукообразному, несмотря на то что минутой ранее сам хлестал из горла, хотя кого ебало. Мех бывшего Оверлорда по-прежнему был похож на кошачье дерьмо, подтяжки давно сползли с плеч, а цилиндр явно видал и времена получше, но честно? Как же похуй. Как будто Энджел сейчас не похож на розовую блевоту из помойки.              — …И этот неповоротливый годзила наебнулся так сильно, что СЛОМАЛ СВОЙ ХУЙ, можешь себе представить!? Я завис там и светил дыркой к небу и такой типа «ЧТО ЗА ХУЙНЯ, ЧУВАК?!». Я никогда ещё так быстро не трезвел! Мне пришлось проторчать так по меньшей мере вечность, пока они искали замену, потому что моему обычному гримёру прострелили башку на прошлой неделе, а у того бездарного куска дерьма ассистента-новичка были настолько кривые руки, что он не был уверен, сможет ли вывернуть меня так снова, можешь себе представить, блять? Вал был чертовски зол, — порноактёр фонтанировал с того места, где он уселся за барным стулом, не забывая по-театральному жестикулировать между смехом всеми своими возможными придатками — его голос прыгал, как американские горки в Лу-Лу Лэнде. Он припал лбом к стойке в собственном неконтролируемом хохоте, кулаки стучали по дереву, а в глазах собрались слезинки, — Самое сложное в этой съёмке было не заржать перед лицом этого ублюдка — меня там чуть не порвало! — он смахнул слезинку одной из рук, — Когда работаешь в сфере порно, невольно учишься держать вечно невозмутимое ебало.              Бармен вытирал стойку, помогая себе глотком виски из бутылки. Демон-кот хмыкнул, слушая, и выдержал паузу перед тем, как ответить. «Смотри, друг, никогда не шути о постановке фасада перед барменом. Неоднократно я видел самых заядлых актёров, пытавшихся завладеть моим вниманием, и ни у одного не прокатило. Я иллюзионист, знаешь ли», — Хаск говорил чётко, словно сгибая карты. Уголок его губы пополз вверх в кошачьей ухмылке.              — Ты иллюзионист? Вау, никогда бы не подумал, — саркастично заметил Даст, одна из бровей поплыла наверх, прежде чем паук ухмыльнулся, сверкая золотым зубом, — Вероятно, в твоём случае все секреты заключаются в рюмке виски и твоих бросках бутылки.              Бармен улыбнулся, наслаждаясь минутами игры слов. «Это только малая часть моего репертуара, дружище, — ответил он, — Распознавать фальшь — моя не единственная магия. И сучка вроде тебя ни за что меня не проведёт».              Очередная улыбка появилась на лице Даста и протянулась через всё лицо. «Ладно, усатый, раз тявкаешь — так пусть будет по-настоящему! Я бы посмотрел на твои фокусы и ловкость рук~…» — предложил Энджел преувеличенно знойным голосом с полуприкрытыми глазами, размешивая своим пальцем кусок льда в рюмке, и Хаск сморщился, как старая жаба. Он обречённо закурил — дым распространился вверх по бару, и Энджел сам любовно прикурил от его же сигареты, — «В покере, придурок! Будет интересно узнать, что ты можешь», — паук прыснул на это дурацкое выражение, и его компаньон мог разве что раздражённо фыркнуть и закатить глаза.              — Хорошо ли ты меня слушал? — ворчливо прохрипел он, указывая когтем большого пальца себе за спину, — Я не играю на интерес, маленький паучок, и всё, что ты мог бы мне предложить, уже у меня за стойкой.              — Ну, старый угрюмый мудила, кто знает? У меня много скрытых талантов, — Даст фиглярничал, кокетливо задирая пушистую грудь, подмигивая, — А покер — это настоящий вызов, в котором я и сам не прочь посбивать с тебя пару фишек.              — Мне даже не понадобится краплёная колода, чтоб с тобой играть. Не надейся, — Хаск был слишком пропитым заядлым картёжником, зависимым от чувства власти и азарта, но обращаться с картами было одним из редких занятий, что ему искренне нравились — тем немногим, что от него осталось. Так что хотел он этого или нет, но идея о покере нависла, словно откровенные бляди над мятным коктейлем, — Что я получу?              — Всё, что угодно, сладкий~, — Энджел протягивал каждое слово излишне сладко, преувеличенно медленно, причмокнув губами напоследок, — Посмотрим, кто из нас настоящий маг с картами.              — Не думаю, что сложно будет обмануть человека, который сам с рождения привык быть обманутым, — сказал бывший Повелитель с ухмылкой и достал из-за барной стойки колоду, — Я раздам один раз.              Хаск принялся тасовать карты. И Энджел должен был признать, это действительно было похоже на маленькое шоу, хотя бармен, казалось, даже не старался. То, как эти, казавшиеся такими неповоротливыми, когтистые пальцы изгибались, ловко перемешивая глянцевый картон с характерными щелчками, завораживало — невозможно было отвести взгляда. Карты лениво шлёпались о стойку, и паук протянул руки, когда перед ним их выстелилось ровно пять.              Разумеется, Энджел знал, что ему не выиграть — это не было целью с самого начала, откровенно говоря. Не то чтобы он вообще играл в карты — это не было в сфере его интересов. Однако ему попадались самые разные клиенты, и хотите верьте, хотите нет, но проституция — довольно простой способ подсосать (во всех возможных значениях) парочку интересных навыков от тех, с кем спишь, так что он не собирался давать этому ублюдку так уж легко размазывать его по стенке. Эта партия для него была больше, чем просто игра в карты — это была проверка его характера и силы воли. Он знал, что соперник — настоящий мастер своего дела, и его шансы на победу были ничтожны. Покер сейчас был очередной попыткой выхода из депрессии, своего рода психологической разгрузкой.              Не было никакого поединка грязного искусства и ловкости. Даст методично сортировал и мял свои карты, сосредоточенно закусывая губу. Он остановился на том, чтобы выбросить три младшие из них в надежде прикупить что-нибудь повыше.              Ему не было стыдно. Он мог бы любезно лгать, пытаться блефовать, вывести павшего Оверлорда из себя парочкой линий особенно грязного флирта, которые всегда были у Энджела наготове, но уже дал своё маленькое слово не делать этого — так устал от лжи, от оболочки самого себя. Не говоря уже о том, что Хаск, казалось, видел его насквозь. Актёр выглянул из-за карт и поднял на того взгляд. Его кошачьи глаза скользили от карты к карте, а его быстрые пальцы лениво поглаживали бумагу, едва ли задерживаясь на какой-либо, чтобы приласкать её чуть больше остальных. Его лицо ничего не выражало и было не «Хаск-пустым и заебавшимся», а скорее идеальным «покерфейс-заебавшимся» лицом опытного картёжника, знакомого со всеми изощрёнными трюками и секретами этой игры. Даже если бы Энджел захотел, решиться растоптать его казалось жестоко невозможным.              И всё же, несмотря на ясность этого факта, он продолжал работать над своими картами с яростью — ведь кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Мастерство и опыт старшего демона неукоснительно выветрили шансы на победу. Но разве можно устоять перед соблазном прилипнуть к его пальцам вместе с активной и нечестной игрой? Нахрен всю эту фальшивость, все эти маски, за которые он расплачивался своим здравомыслием. Он выложил душу на карточный стол, позволяя выкрасть то, что осталось. Он играет, теряя всё до последней копейки.              Хаск поднял на него глаза, прикупая две новые карты, нарочито медленно передвигая картон пальцами по стойке, смакуя момент. Демон-кот не сводил взгляд с паука, пока его пальцы ползли по дереву, и Энджел ощутил ровную теплоту и точный ритм момента, быть может, определяемый скоростью биения сердца, может быть, — пульсом внимания, интервалами его плавно набегающей остроты. Опрокинув очередную рюмку дешёвой выпивки, актёр рассмеялся над своей недавней серьёзностью, словно он сидел на ебучем экзамене.              Серая дымка от сигарет плотно заполнила помещение, добавляя странного очарования этому незабываемому поединку. Атмосфера напряжения достигла своего пика, когда последняя ставка была сделана. И наступила тишина.              Хаск переворачивает карты, проклятый мошенник, и закидывает на стол стрит.              Его лицо ничего не выражает, но потом уголок губ мучительно тянется вверх, глаза полуприкрыты. Искусный шулер, проклятый мошенник, мудила, ублюдок, и он с лихвой выполняет свою задачу. Имеет смысл, раз он бывший Повелитель — ведь только так можно держать всех за яйца и выжимать все необходимые сведения. Энджел стонет и разбрасывает карты по стойке и по полу, не забывая драматично вскидывать все пары рук, и глотает свою гордость на время. «Ладно, у меня свинья, придурок!»              — Твоё цирковое представление слишком ржавое, — карты, кажется, сами тянутся в руки к Хаску, собираясь в стопку, шлёпают друг о друга, а затем растворяются в закрученном вихре золотой энергии. Кот смотрит на него, глаза знают слишком многое. Он делает очередной глоток виски из горла и закуривает новую сигарету, — Что за херня, к чему был этот дрянной спектакль, Энджел? Чего ты добиваешься? Вот тебе мой вопрос.              — Хочешь посмотреть, как я тебя разочарую за несколько минут? — паук закинул ноги в сапогах на своё сиденье и уже привычно сжался в комок, выглядя пьяным и почти разбитым, — Не знаю, может, я надеялся, что всё же смогу залезть к тебе в штаны? Возможно, я просто недостаточно хорош… Я не сплю почти двое суток, и дурь ещё не полностью выветрилась, сделай мне скидку.              Бармен хрипло вздыхает, наливая в стакан теперь уже воды. Им обоим следует начать трезветь в… четыре ёбаных утра? Не важно. «Не начинай. Ни бутылка, ни случайный секс тебе не помогут. Жизнь — пронзительная дрянь, а судьба не может забыть долги, отсосанные до последней копейки — она тебя обует, пока не останется ни штанов, ни достоинства. Лучшее, что мы можем, — это продолжать идти дальше».              Энджел осушает стакан, средняя пара рук удерживает его ноги на месте на барном стуле. «Я знаю, я просто… Просто я хочу этого, как знаешь… — он стонет, запрокидывая голову — тонкие пальцы прочёсывают растрёпанную чёлку, — а затем падает на стойку, — ебучего порно с чувствами».              — Кто знал, что ты из всех людей из тех, кто смотрит порно с надеждой, что в конце все непременно поженятся, — Хаск тихо усмехается, протирая только что использованный стакан, но в нём нет насмешки.              — Я НЕ МОГУ смотреть чёртово порно, я даже подрочить как следует не могу! — актёр взрывается, трескаясь. На его лице улыбка, но она такая горькая. Он дрожит, — Не могу даже почувствовать удовольствие, не будучи обдолбанным, потому что сразу вспоминаю эту невыносимую клубничную вонь... вспоминаю его руки, — верхняя пара рук закапывается глубже в голову, когда он смотрит на поцарапанное дерево под собой и наконец-то сползает со стула.              — Ты принёс эти журналы сюда? Те, где ты на половине обложек, — барный кот спрашивает почти с интересом, красная щетинистая бровь задумчиво приподнимается.              Казалось, этот простой вопрос был способен снова поднять растоптанную под плинтусом самооценку почти в говно вусратого паукообразного. «О, дорогуша, я думал, ты слишком стар для подобного дерьма. Ну, и как я тебе?~»              — Не для какого дерьма я не стар, — Хаск раздражённо рычит и трёт переносицу когтями — жест, который теперь кажется почти любовным. Он хмурится — морщины под глазами становятся глубже, когда начинает объяснять, — Слушай, мне абсолютно похуй, в какую дыру долбиться. И мне насрать, сколько в твою дырку уже ходило. Если бы мир избавился от верхней части тела, мне было бы абсолютно поебать, окей? Но я не настолько отчаялся, чтобы снимать первую предложившую себя шлюху. Это не похоже на секс, это похоже на использование секс-игрушки, и я не собираюсь поддерживать это дерьмо. Ты не хотел меня, ты делал это, чтобы соблюдать статус-кво, — он прикрывает глаза и устало качает головой, прежде чем вздохнуть после своей речи и выхлебать стакан воды. Каждая фраза несла в себе нотки горечи. Голова после такого опохмела и так трещала просто пиздец как, — Ты действительно веришь, что я могу предложить тебе ебучи чувства? Я, старый невротик-алкоголик?              — Ты самый отпетый ёбаный мудила, которого только видел свет, котёночек, не обольщайся, — Энджел звонко прыскает — по его скромному мнению, из всего многообразия талантов придумывание самых фееричных оскорблений было лучшим. Но затем его голос надламывается практически до шёпота, когда он стыдливо отводит взгляд разношёрстных глаз, — Обычно я не в состоянии выбирать. Но если бы у меня был выбор, я бы… Выбрал тебя, — в конце концов он становится не в силах даже смотреть на пятно на стойке, поэтому жмурит глаза, сотрясаясь, — В надежде, что это будет единственный раз, когда от меня с отвращением не отвернётся тот, кого я действительно хочу впустить…              — …Послушай, что тебе скажет этот старый бармен, — демон-кот выскользнул из-за стойки, чтобы вместо этого усесться на соседний барный стул. Его кривая спина выгнулась, подушечки лап едва доставали пола, а хвост болтался внизу, пока он его не устроил. Хаск взглянул на Энджела и мягко улыбнулся ему. Их взгляды переплетались на фоне дымка от табака. Нервозность плавно сменялась лирической ноткой в их разговоре, создавая неповторимую атмосферу интимности. Внимательно прислушиваясь, они пытались прочитать друг друга, словно раны спрятанных эмоций вырывались наружу, — Секс — это не порно, хорошо? Секс — это как музыка: необходимо репетировать. Как скрипка, созданная для фортепиано, а саксофон — для публики.              Хаск никогда не выбирал людей по внешности. Его привлекало совсем другое. А в Энджеле Дасте было, чему привлекать, помимо его фасада. Уверенность в себе. Мужество. Полное отсутствие стыда. Способность вот так вот, без всяких дурацких комплексов, выставить себя напоказ и открыто сказать всему миру: «Да, я переебался с половиной Ада, сучки!» и невозмутимо позировать перед камерой, даже когда ему суют хуи прямо в задницу. То, как ему плевать, как он при этом выглядит. Или что все думают по этому поводу. То, как и какие он приковывает к себе взгляды.              Давая себя поиметь — он тем самым имел целый мир. Мир, где каждый может исполнить свою роль и в то же время быть полным дерьмом.              — Учёная жопа! — Энжел сверкнул зубами, подбивая собеседника в плечо, так, что другой пошатнулся, — Кто знал, что ты такой старомодный, Хаски? Давай, скажи ещё, что никакого секса до свадьбы.              И прежде чем он успел удариться в продолжение своей остроумной подъёбки, паук почувствовал, как его резко схватили за вырез до неприличного декольте, уверенно и крепко. Голова закружилась, и казалось, словно почва уходит из-под ног, когда на него нахлынула эта беспомощность, лишая воли. Прежде чем зрение его пьяного сознания пошло цветными пятнами, он увидел бесстрастное лицо Хаска. Лукавая кошачья ухмылка заволокла его, и тогда его разум уплыл и утонул в пустоте. Бармен притянул его, заставив почти прижаться к себе, как к единственному спасению. Мех его морды был жёстким и слегка щетинистым, не таким податливым и избалованным дорогим уходом, как у Энджела, и Даст не понимал, как в чужих губах может сосредоточиться одновременно столько бесстыдства, но при этом нежности. В этом хмельном, качающемся мире его жадный рот раздвинул его дрожащие губы, по нервам побежал ток, будя ощущения, которые он даже не уверен, что когда-либо чувствовал. Его так давно не целовали — это казалось таким далёким. В основном его рот использовался для совсем других вещей. И прежде чем отдаться во власть закрутившего его вихря, он понял, что жадно целует его в ответ.              — Ого, г-ха… х-ха... Вау! — Энджел задыхался, когда они оторвались от их небольшого слюнявого контакта, соблазнительно закусывая губу и копошась в своих волосах, как влюблённая девушка накручивает локоны на пальцы, — Я бы не подумал, что ты такой, котёночек. Знаешь, как угодить девчонке.~              — Кто знает, возможно, ты застал меня в тот вечер, когда я достаточно резвый? Или, возможно, слишком пьяный, — демон-кот вытянулся, что все суставы захрустели, крылья на его лопатках пару раз хлопнули в воздухе. Он зевнул, практически демонстрируя свою кошачью глотку за рядами острых, как бритва, пожелтевших зубов, — Я бы показал тебе, на что ещё я способен, маленький паучок, но это не темы для разговоров во сколько?.. — он мельком глянул на часы, тикающие в вестибюле, — В пять грёбаных утра? Когда через три часа у нас сеанс с принцессой о «границах».              — О, чёрт, — актёр разочарованно застонал, — Чувак, как думаешь, нам удастся откосить от этого бесполезного дерьма, если считать, что мы, по сути, уже через это вроде как прошли?              — Да ни хрена, — то, как мрачно Хаск это сказал, заставило Даста расхохотаться, — Пиздуй спать, Энджел.              Павший Оверлорд снова зевнул, в этот раз соизволив частично прикрыть пасть когтистой лапой. Он сморщился, как сморчок, и поковылял в сторону жилых комнат, потирая поясницу. Его длинный хвост раздражённо щёлкнул, когда бармен продолжил бухтеть что-то под нос, вероятно, о том, как всё же перебрал и что пары часов не хватит, чтобы и в половину протрезветь. Паук за стойкой и сам выгнулся дугой, выдвигая вперёд потрясающе объёмный пушок, сладко постанывая — по привычке, или нет, как в порно, — когда мышцы расправились после сжатия в три погибели за ублюдски низкой барной стойкой.              — Не позволяй мудаку из Ви диктовать тебе, кто ты есть. Может, ты и неудачник, но ты уже больше, чем этот кусок ослиного дерьма когда-либо станет, — Хаск остановился в проходе в пол-оборота и взглянул на него, так, что с такого ракурса Энджел мог видеть разве что его профиль. Его кошачья ухмылка казалась почти чеширской, но искренней, — И я не против. Только если если это будет секс с Энджелом Дастом, а не обложкой журнала. Этот парень привлекает меня гораздо больше.              — Надейся, придурок!              Хаск тихо прыснул в последний раз, и его фигура исчезла в темноте отеля. Энджел мягко вдохнул на этот нежный звук. В ответ на него в груди пузырилось странное тепло, которое он уже забыл, как испытывать. Такое дорогое и ценное чувство, неразрывно связанное с самим краеугольным камнем человеческого бытия — эмоциональностью, которую Энджел отбросил в угоду своей профессии. Он забыл, как чувствовать привязанность, что значит отдать своё сердце на попечение другому человеку. Одна рука из его верхней пары глубоко утонула в его похожей на гнездо чёлке, голова раскалывалась от всего калейдоскопа сложных мыслей и чувств, которые её штробили хлеще, чем любой наркотик.              Возможно, он действительно был слишком напряжён для карт.