Нежеланное, но любимое чудо

Сколько Порш себя помнил, он всегда задавался вопросом, почему его, такого сильного духом, волевого и беззаботного, породили омегой? Мать Природа точно издевалась над ним, подарив молодому крепкому парню течку и возможность вынашивать детей. В пятнадцать лет Порш дал себе слово, что он никогда не прогнется под альфу и не родит ему ребенка. Не сделает свое идеальное тело инкубатором. Осиротев и оставшись с маленьким Порче на руках, вера в свою позицию укрепилась еще больше. А после встречи с Кинном укоренилась в голове, горящей красной табличкой под веками — никаких детей. Ни при каких условиях. Даже если Анакинн будет ползать перед ним на коленях, умоляя родить наследника клана Терапаньякун — ни за что. Порш продолжал убивать свой организм дешевыми подавителями, а после выхода замуж за альфу перешел на уколы, убирающие всю симптоматику течек, да и всей омежьей сущности. С тех пор в кругах влиятельных людей стали ходить довольно неприятные слухи о том, что Глава Первой семьи все же предпочел для себя бету вместо идеальной омеги Тавана, с которым его видели раньше. После двух лет брака и травления организма у него полностью пропал запах. Окончательно ушла течка, и Китисават изводил себя мыслями о том, что рано или поздно Кинн уйдет от него. Сбежит к более привлекательной омеге, которая будет покладистая и раздвинет ноги при любом удобном случае. Которая не будет против того, чтобы родить альфе несколько прекрасных детишек. Наследие и надежду клана. Из-за этой свербящей знойной мухой мысли, которая не давала спать ни днем, ни ночью, между двумя любящими людьми произошла глобальная ссора, которая, на самом деле, не уступала другим, более неприятным конфликтам. Порш умудрился довести Кинна до ручки и скрипа зубов, а еще разбитого об стол стакана. И нескольких побитых дорогущих ваз. Они никогда не ругались без последствий, поэтому Китисават даже не дернулся, когда после очередного ядовитого высказывания в адрес альфы тот отправил находящийся стакан со льдом в мусорку. Конечно же, в виде осколков. После этой ссоры весь дом ходил по стойке «смирно». Телохранители старались как можно меньше попадаться на глаза и не наложать в отчетах. Остальные же свели общение с двумя главами Первой семьи к нулю. Спали в раздельных комнатах ровно два дня. Ну как спали. Просто лежали и смотрели в потолок. Каждый думал о своем. Кинн вспоминал их жизнь до брака и то, как еле уговорил омегу на метку. Порш же серьезно думал о продолжении клана. Они с Кинном были женаты уже два года. Это довольно маленькая цифра для создания новой жизни. Три года как произошло столкновение между двумя братьями, которое унесло жизни многих телохранителей и другого персонала, так же Главу Второй семьи. Вегас, неуравновешенный ублюдок, коим он считался раньше, выйдя из двухмесячной комы, резко поменялся. Не оплакивал отца. Принял кольцо от Порша и, забрав себе Пита, продолжал честно руководить нелегальной частью бизнеса, стараясь не совать свой нос в дела Главной ветви. В той семье рос маленький брат Вегаса — Венис, и Пит заменил ему папу. Теперь там царили любовь и понимание. В Первой же была типичная рабочая атмосфера. Бесконечные собрания, сделки и командировки. Порш понимал, что у них с Кинном никогда не получится жить также, в семейном уюте. Они могли существовать только вдвоем. Без страха оставить их ребенка сиротой только из-за того, что оба родителя являются мафией. Все же, от изнуряющей работы оба засыпали под утро. Кинн пришел мириться первым. Притащил букет цветов, любимый бурбон Китисавата, который они выпили в тот же день, и после этого занялись крышесносным пьяным сексом в бассейне. Между этим Анакинн сообщил, что взял отдых от работы и на время передал управление бизнесом Вегасу. Это означало одно — отпуск, в который они благополучно и отправились. Провели месяц на Сейшельских островах, после чего вернулись и снова утонули с головой в рабочей атмосфере. Спустя неделю после прилета Порш чувствовал себя странно. Непривычно тяжело и устало. Крепкое тело подводило своего хозяина, и такое немного напрягало сознание Китисавата. Все свернуло не туда, когда Сато, доверенное лицо омеги и ближайший телохранитель, невзначай задал очень странный вопрос. — Господин, не посчитайте за наглость, но я, как Ваш телохранитель, должен знать. Когда Вы последний раз принимали сильные подавитили? — сохраняя спокойное выражение лица, поинтересовался мужчина, забирая тяжелые папки со стола одной рукой, которые Порш еле дотащил до своего кабинет, запыхавшись. Порш лишь вскинул бровь, оторвавшись от документов на экране. — У Вас изменился запах, — серьезно добавил Сато. Следующим звоночком стало то, что омеге везде было душно. Они с Кинном были вынуждены всю неделю спать с открытым окном, стараясь не обращать внимания на шумный город. Муж лежал под плотным покрывалом, Порш же почти голый. Все дошло до полного абсурда, когда у него начались ужасные головные боли и головокружения. А любимая еда стала просто отвратительна на вкус. Точнее, абсолютно все, что находилось на кухне. Особенно мясо. — Как же заебало, — откидываясь на спинке стула, прошипел под нос омега, привлекая внимание Кхуна. — Тебе не нравится еда? — поинтересовался старший, подозрительно оглядывая Патчаю. — Это самое отвратительное, что готовили кухарки за все время. Похлебка для телохранителей и то вкуснее будет, — по-настоящему раздражаясь, негодовал он. Тем же вечером в двери пентхауса постучались, и Кхун по-хозяйски зашел внутрь. Нашел Порша, сидящего за работой в зале, и положил перед ним белую упаковку. Китисават ужаснулся, поднял на него ошарашенный взгляд и покачал головой. — Невозможно, — стараясь держать ровный тон голоса, отрицал мужчина. — Ты ведешь себя так уже целый месяц, Порш! Просто проверься! — яростно настаивал Танкхун. — Это бред, — усмехнулся Китисават. — Я каждый месяц колю себе сильнейшие подавители, и еще ни один не… И Порша завис. Он вспомнил, что один укол, как раз-таки они умудрились пропустить. *** Порш ошарашенно осел на крышку унитаза и отложил тест в сторону. Сердце колотилось в груди с такой силой, что его слышно даже в ушах. Весь второстепенный шум словно исчез в пузыре шока и непринятия. Снова взглянув на положительный результат, у Порша сбилось дыхание, и он закашлялся. Схватился за волосы и с силой сжал их у корней. «Не может быть», — судорожно думал Китисават, пока ехал в семейную больницу. Всю дорогу до третьего этажа лаборатории Порш отказывался верить в то, что увидел. Три подряд сделанных теста просто не могли врать. Организм обманул его. Подставил. Уничтожил все, что выстраивал из себя Порш долгие два года. Все из-за одного пропущенного по глупости укола и чёртового отпуска на Сейшелах. От доктора Порш вышел на трясущихся неустойчивых ногах. Сато уже ждал омегу в коридоре и собирался протянуть свои руки, чтобы не дать мафиози упасть, но тот лишь отмахнулся, продолжая идти по длинному коридору прочь. Больничный запах раздражал, его ужасно тошнило, и Китисават прижал ладонь ко рту. Слова, сказанные в кабинете врача, убили последнюю надежду в нем на хороший исход событий. «Резкое прерывание противозачаточных может плохо сказаться на течке и, как следствие, повышает шанс забеременеть в несколько раз…» — листая историю уколов Порша, говорит доктор Мэ. — «Вы можете быть беременны, Кхун'Порш». Не крыльце его тряхнуло вправо, и крепкая рука Сато, идущего безмолвной тенью за ним, не дала упасть. Прилетевший поздно вечером результат был коронным выстрелом в голову. Стакан с водой, находящийся в правой руке сидящего за столом Порша, полетел в противоположную сторону, с грохотом разбиваясь на мелкие осколки. На бежевых обоях расползалось мокрое пятно, и это ненадолго притянуло все внимание Китисавата. Но он быстро вернулся в реальность, скидывая почти все со стола на пол. Падая на колени среди этого беспорядка, Порш лег в позе эмбриона на пол, прижал руку к животу и расплакался, словно девчонка. Результат исследования показал, что у семьи Терапаньякун ожидалось пополнение. *** Порш решил не рубить с плеча. Он проснулся рано утром, потянулся, так как уснул на неудобном черном диване, стоящем посреди кабинета. Почти наступил на осколки, громко выматерился, и, когда, наконец-то, добрался до телефона, набрал номер своего лучшего друга. Пит ответил не сразу. Пришлось перезванивать и терпеливо ждать, обдирая заусенцы до крови на пальцах. Время было шесть утра. Китисават ни на что не наделся, но, когда услышал хриплый тон в трубке, чуть не взлетел на месте от радости, накатившей на него. — Какого черта, Порш? Ты время видел? — сонный голос и бормотание на заднем фоне. Кажется, Порш разбудил не только Пита, но и Главу семейства своим звонком. — Через два часа на нашем месте, — единственное, что сказал Китисават. Пит пришел вовремя. Сел напротив Порша и прожигал бывшего бармена озадаченным хмурым взглядом. Они встретились на их излюбленном месте за городом, которое приметили несколько лет назад, когда Порш только начал работать на Главную семью. Пит привез его сюда после очередной перепалки с Кинном, и теперь это было секретное местечко двух лучших друзей. Уютная кафешка на берегу озера, что может быть лучше? Только телохранители, стоящие в двухстах метрах от своих Боссов. Порш нервно тряс ногой под столом, пока не получил пинок от Понгаскорна и следом смиряющий взгляд. Мафиози вздохнул и зажался, словно нашкодивший котенок. — В общем, мне было плохо пару дней. Я не предавал этому какое-либо значение ровно до того момента, пока Сато не сказал, что мой запах изменился. Позже Кхун притащил мне это и сказал провериться. Кусок пластика с грохотом оказывается перед Питом. Порш отпускает локти на стол и хватается за голову, пока Пит переводит удивленный взгляд то на друга, то на результат. «Господи Будда, что же мне делать? Аборт? Я не смогу убить его ребенка!» — нервно думал Порш, закусывая щеку изнутри. Отойдя от шока, Пит протянул мужчине свою раскрытую ладонь. — Это точно? — Точно. Я сдавал анализ. Он тоже положительный, — горько усмехается Порш, глубоко внутри осознавая то, как быстро ломается собственная жизнь. — Блять, — все, на что хватает друга. Парень берет дрожащие, ледяные и мокрые руки Порша в свои и сжимает их. — Аборт, как я понимаю, ты не рассматриваешь? — Не знаю, — тихо ответил Порш. Понгаскорн как никто другой знал, что друг не хотел детей. Точнее, как не хотел. Просто старался не думать о них. Страхи внутри не позволяли спокойно принести маленькую беззащитную новую жизнь в этот холодный суровый мир, в котором они все жили. Тем более, Китисават на опыте своих родителей убедился, что может случиться с наследниками клана, и не хотел такую судьбу своим детям. — Посмотри на меня, — потребовал Пит. — Будь уверен, мы с Вегасом рядом. Когда угодно. Понял? — Короткий заторможенный кивок и снова горячие слезы разочарования на щеках. После такого откровения Китисавату пришлось вернуться в Главный дом. Он долго расхаживал по их с Кинном спальне, думая, что же ему делать. Как правильно поступить и что сказать Анакинну. Решил пока воздержаться от таких «хороших» новостей. Как некстати им на голову, помимо положения омеги, упали Итальянцы, требующие разрешение срочной сделки. Тогда Китисават решил на время забыть обо всем и присоединиться к Кинну в решении проблем. В горе и в радости, как никак. *** Порш больше не может выносить эти чёртовы каждодневные собрания которые ни к чему не приводят. Кинн только больше и сильнее ссорится со своими посредникам, угрожает другим людям убийством или пытками. Изо дня в день все повторяется так, словно они оба застряли во временной петле, и Порша, если честно, это уже искренно заебало. Его эмоциональный фон находился на грани. А вопрос: «Стоит ли мне оставить этот плод?» стоял ребром. Хоть он и сказал Питу, что аборт не рассматривает, но на крайний случай. Если окончательно замкнет, он не станет сохранять эту внезапную беременность. Кинн же помимо того, что ходит каждый день без настроения, так ещё и постоянно срывается по пустякам. Начал с братьев и чуть не закончил своим мужем, пока не получил звонкую пощечину от вышедшего из себя Порша. Только тогда постарался прийти в себя и обещал, что такого больше не повторится. Китисават лишь кивнул и ушел в их спальню. Он не хотел, чтобы кто-либо трогал его. Не хотел чужого внимания, но как никак кстати у Кхуна была отличная память. Спустя неделю после убивающего результата старший решил навестить свою «жертву» и узнать, станет ли он дядей как всегда мечтал. Порш врёт ему, смотря прямо в глаза, а самого воротит от себя же. Он не понимает, почему не может сказать правду. Хочет поддержки, крепкого плеча, но боится. Столько лет выстраивать из себя крепкого человека и в конечном итоге забеременеть как обычная омега. Хотя, Китисават и являлся обычной омегой. Но мужчина предпочитал постоянно избегать этих мыслей. Да и Кинн никогда особо не напомнил ему об этом. Проходит ещё неделя. Его грудь опухает и болит так сильно, что хочется выть и лезть на стенку. А ещё, все же, избавиться от этого чёртового ребенка и забыть про всю ситуацию как про страшный сон. Все рушится в тот день, когда Кинн оставляет свой телефон на кровати, а сам уходит в душ. Последнее время Анакинн не вылезает из устройства, и это становится красным флагом для Порша. Он никогда не лазил в телефон своего мужа. До сегодняшнего дня. Честно, Китисават был готов ко всему. Молодому любовнику или новым тайнам, но, когда увидел вкладку с форума для Альф… Чуть не упал с кровати. Видимо, Порш, сам того не замечая, ужасно сводил своего мужа с ума. Раз такой гениальный мафиози, прости Будда, сидел на психологическом сайте, где решают проблемы между двумя партнерами. Вернув телефон в прежнее состояние, Китисават заблокировал устройство и отложил в сторону от себя. От потянулся, вздохнул и, прикрыв глаза, положил свою ладонь на живот. — Мелкий засранец. Столько проблем мне принес, — ворчит Порш и слышит приближающиеся шаги кровати. Он резко подрывается и замечает Кинна с одним полотенцем на бедрах. Его темные волосы, словно смоль, лежат в беспорядке и вьются от влаги, капельки воды стекают по идеальному прессу впитываясь в ткань. — Я-то мелкий засранец? — ехидно смеётся Анакинн. — Ещё какой. Последнее время особенно, — увиливает Порш и садится на край кровати. Он проводит пальцами по форфоровой коже мужа и следом утыкается носом ему в живот. Спустя неделю Китисават окончательно забывает о той ситуации с телефоном, так как проблем становится в два раза больше. Как нельзя кстати, Кинну понадобилось забрать Вегаса с собой в Манилу и оставить их с Питом одних. Альфы улетели, Порш перебрался на время во Второй дом, дабы избежать Кхуна. — Хотел бы я пожелать тебе доброе утро, но смотрю, у тебя оно совсем не такое, — опираясь на дверной косяк плечом, мягко сказал Пит, заглядывая в ванную комнату. Китисават сидел на коленях около туалета и пытался глубоко дышать. Токсикоз обострился ещё сильнее. Теперь любой запах выводил молодой острый нюх из себя. — Я, блять, больше не выдержу, — держась за стульчак, рыкнул Китисават, протирая рот рукой. — Сколько можно уже? — Терпи. Такое обычно заканчивается в конце первого триместра, — проинформировал друг. — И когда он должен закончиться? — В тринадцать недель. Это число было ударом по голове. *** Порш сидел на веранде в кресле-качалке с пледом в руках. На улице лил ледяной дождь словно из ведра, и этот шум вводил мужчину в думы. Он медленно раскачивался, стараясь убаюкать себя и спокойно подумать о том, что делать дальше. Срок запрета аборта приближался с неведомой скоростью, а Порш так и не решил, хочет ли оставить ребенка. «Я должен сказать ему. Иначе буду полным мудаком. Так нельзя», — твердил голос в голове. Пит присоединился к нему сразу же, как уложил Вениса спать. Они сидели молча на протяжении десяти минут, пока Понгаскорн старался подобрать какие-либо слова, чтобы начать. Но Порш опередил бывшего телохранителя, нарушая гнетущую тишину. — Я скажу ему. — Это правильное решение, Порш. Вы - семья, а внутри его ребенок, — положив руку Китисавату на плечо, сказал друг. — Но вряд ли слова Кинна как-либо повлияют на меня, — безэмоционально прервал мафиози. — Сейчас не время рожать детей. — Это все твои страхи, — покачал головой Пит. — Тебе нужно перебороть их, иначе не выберешься из этого адского круга. С горем пополам Порш признался где-то в глубине себя, что Пит был прав. Но прямо сейчас мужчина лишь фыркнул, показательно отвернувшись. Их мужья вернулись через неделю. Между Кинном и Вегасом словно существовала какая-то безмолвная тайна, потому что оба ввалились в дом, словно два белых полотна. Да и походка у обоих была странная. Кинн не сел за руль. Он не смог наклониться, развязать себе шнурки на туфлях, и тут до Китисавата внезапно дошло. Подойдя к мужу, резко дёрнул белую рубашку в стороны, отчего пуговицы полетели на пол. Послышался стон, наполненный болью, а перед глазами предстали белые бинты, оплетающие живот с грудиной. Сердце упало в пятки, а взгляд стал настолько ледяной и застывший, что у Кинна скакнул адреналин в крови. Он пытался привести мужа в чувство, но так и продолжал смотреть. — Разматывай, — раздражённо бросил Порш. — Эй, послушай меня, — Анакинн попытался коснуться лица Порша, но тот лишь дернулся в сторону. Это задело мафиози, но он никак не показал свою обиду. — Там, правда, ничего серьезного. Ну, подумаешь, подстрелили. Не в первый раз уже. — «Ну, подумаешь, подстрелили?» — закричал Порш. — Ты, сукин сын, серьезно сейчас?! Кинн закрыл рот и сглотнул. — Я сказал «снимай». Другого выхода не было. Скинув пиджак с рубашкой на пол, Терапаньякун начал разматывать бинт, и под двумя слоями Порш увидел кровь. Много крови. Его затошнило, и он решил сходить за аптечкой, чтобы хоть как-то отвлечься. Не представлял, как будет сам обрабатывать это, если так сильно воротит. Ополоснув лицо ледяной водой из-под крана, Китисават вернулся в зал с аптечкой в руках. Под правым ребром и левой ключицей расположились два больших пластыря, закрывающие ранения. Обрабатывал молча. Старался вообще не дышать и не смотреть в виноватые глаза Кинна. Когда закончил, хотел бы уже поспешить и удалиться, но Анакинн схватил за руку, будто читая мысли и действия наперед. — На что ты так злишься? Я тебя не понимаю, Порш, — мягко сказал Кинн. — Кинн, скажи честно. Ты сегодня довести меня решил? — нахмурился муж, глядя на него. — Решил оставить меня с ребенком на руках, а самому сдохнуть в Маниле где-то на заброшенном складе? Окей, вперёд. Валяй. Можешь начать прямо сейчас…! Порш ругался и ругался, пока Кинн пытался обработать поступившую ему информацию. Он же не ослышался? Ребенок? Какой ребенок? — Стоп! — жёстко сказал Анакинн и встал с дивана, нависая над Поршем. Хоть у них и была незначительная разница в росте, но Китисават будто уменьшался рядом с ним. — Каким ребенком? И тут Китисават понял, что язык — враг его. А ещё эмоции, которые лились нескончаемым потоком, даже не думая утихать. Грудь горела, а тяжесть в животе будто была готова пригвоздить Порша к полу. — На твоём столе… — единственное, на что хватило сил у мафиози, и Кинн ринулся в комнату. — Черт подери, Порш! Тут слон пробежал что-ли? — крикнул Анакинн из кабинета и затих. Упав на диван и прижав колени к друг другу, Китисават начал дергать заусенцы на пальцах. Он увидел идущего Главу первой семьи с бумагой в руках и непонятным выражением лица. Будто не верил в то, что увидел. Он подошёл ближе и, взглянув на Порша, сел перед ним на корточки. Взяв дрожащие ледяные руки в свои, погладил костяшки пальцев. — Милый, — глухо сказал Кинн, следом прочищая горло кашлем. — Почему не сказал раньше? — Думал, хочу ли оставить его, — честно ответил Порш, замечая, как в глазах Анакинна отразилась боль. Но ни один мускул на любимом лице даже не дрогнул. — И что ты решил? — тихо, будто боясь узнать правду, спросил Терапаньякун. Голос предательски дрогнул в самом конце, тело заколотило. А боль от такой неудобной и даже больной позы почти не чувствовалась. Настолько все онемело от шока. — Ты хочешь? — Вопросом на вопрос не отвечают, — покачал головой альфа, сжимая руки в своих. — Я тут ничего не решаю. Твое тело — твое дело. Порш прикрыл глаза, сглатывая противный ком в горле. — Но ты хочешь оставить его? Верно? — будто с надеждой снова переспросил мафиози. — Я боюсь говорить что-либо, лишь бы не поменять твое решение, малыш, — уткнувшись лбом в колени, проникновенным голосом возразил Кинн. — Не хочу, чтобы ты, как наш отец, не смог полюбить тех, кого породил. Не для кого не секрет, что Корну мы были не нужны, а наша мать была всего лишь заложницей ситуации. Я не хочу, чтобы так произошло с нашим ребенком. Порша пробрала мелка дрожь по позвоночнику, и на глазах выступила в слеза, которая стремительно стекла по щекам. Омега наклонился вперёд и аккуратно обнял сидящего у дивана мужа за шею, вдыхая любимый аромат его духов, чтобы успокоиться. — Я хочу, Порш, — шепнул на ухо. — Но никогда не разрешу себе выступить против твоего решения. — Давай оставим его, — быстро ответил Китисават, сильнее вцепляясь в крепкие плечи. — У меня нет никакого права убивать эту жизнь. Рука Кинна легла на затылок и погладила по мокрым затылочным прядям. — Обещаю, что буду хорошим мужем и отцом, чтобы ты никогда не пожалел о своем решении. Эта фраза Кинна окончательно выбила Порша из себя. *** Как Пит и обещал, токсикоз закончился на тринадцатой неделе, и случился внезапный прилив. Если все это время до этого Порша было вообще не растрести, то прямо сейчас он с удовольствием выполнял свою работу, ходил в зал заниматься облегченным тренировками, чтобы не терять форму, и ездил на собрания. А ещё стал сексуально активным, что до ужаса нравилось Кинну. Кхуну все же сказали правду. Порче тоже, так что весь дом знал, что скоро в клане ожидается пополнение. Из этого вылилось несколько проблем. Охрану ужесточили, поэтому Порш больше не мог сесть на свой байк посреди ночи и уехать, допустим, на пляж. А ещё, врачи постоянно следили за его состоянием. Вот это Китисавату совсем не полюбилось, поэтому он часто ругался с медсёстрами и доводил бедных Бет до слез своими выкрутасами. Живот заметно округляется к концу первого триместра, и теперь Порш не может спокойно носить свои вещи. Анакинн, замечая разочарование своего любимого, покупает ему новый шкаф с одеждой и увозит мужа к заливу, пока служанки забирают старое и уносят в другую гардеробную, которой никто не пользуется. По возвращению домой, Порш обнаруживает обновки, и в груди теплеет. Честно говоря, Китисават пока ничего не испытывает к плоду. Это заставляет его ужасно нервничать и переживать. Так он попадает к психологу, который старательно объясняет, что такое нормально. Особенно с омегами, которые почти всю жизнь отрицали свою природу. После сеансов Порш возвращается ужасно измотанным и падает в кровать, не дожидаясь Кинна с поздних собраний. Ближе к двадцатой неделе живот становится ещё больше и заметнее. Теперь все взгляды телохранителей прикованы только к нему. Особенно новеньких, которые ещё не поняли, куда попали. Так Порш, медленно расхаживая по коридорам через корпус телохранителей в Главный дом, слышит разговор двух парней и становится за угол, чтобы послушать. — Никогда не видел таких крепких омег, — говорит грубый голос. — Может, это все обманка, а ребенка вынашивает другой омега? — Что ты несёшь? Сдохнуть хочешь? — ворчит другой, более хриплый. — Я сам лично своими глазами видел его без вещей в зале. Вынашивает точно он. — Тогда совсем не понимаю господина Кинна, — Порш прислушивается. — Вокруг такой соблазн, а он носится с ним словно с дорогой вазой. — Потому что ты бабник. Тебе не понять искреннюю любовь, — возразил другой. — Он просто несуразный. Вот и все. Обратно в комнату Китисават возвращается в беспамятстве. Ноги сами несут его в гардеробную, где висит огромное зеркало во весь рост и почти стену. Он скидывает свой лонгслив на пол и поворачивается боком. Кинн возвращается намного раньше, чем планировалось, и находит мужа плачущим в их совместной гардеробной. Подбегает и подхватывает на руки, усаживая на стойку для часов сверху, сразу же стирая слезы с лица. — У тебя что-то болит или случилось? — встревожен он. — Тише, котенок. Дыши со мной. Тебе нельзя нервничать, — укладывая руку на округлившийся живот, мягко говорит Кинн. Целует в нос и удивляется, когда его руку шлепком скидывают с живота. — Не трогай меня, — продолжает рыдать Китисават, закрываясь. И Терапаньякун не сдерживается. Перехватывает запястья мужа и заводит за голову, мягко укладывая на стеклянную поверхность стойки. Он нависает сверху, смотря в глаза, пытаясь найти ответы. Порш почти сразу успокаивается, но это не мешает чувствовать отравляющее отвращение к себе. — Как ты можешь любить меня таким? — «Таким» это каким? — выгибает бровь Глава первой семью. — Красивым, сильным и характерным? — Несуразным, похожим на шар, так ещё и истеричку, — отворачиваясь, отвечает Порш. Окончательно не понимая, Кинн целует Китисавата везде, где может только дотянуться, и следом рывком поднимает на руку и уносит в комнату. Он кладет парня на бок, сам ложится за спиной и снова кладет руку на живот, мягко поглаживая гладкую бархатную кожу. Мужчина целует омегу в шею, давая ему время остыть. — Тот, кто носит моего ребенка, априори не может быть, как ты выразился, несуразным. Порш ворочится и прижимается ближе к груди за спиной. — Кто такое сказал? — холодно спрашивает Кинн, когда понимает, что его омега явно услышал это от кого-то, но никак не придумал сам. Потому что до этого момента все было отлично. Они вместе проснулись, позавтракали и Анакинн уехал на сделку. Созванивались в обед, все тоже было хорошо. А потом нашел бармена в таком состоянии. Нехорошо. Тут явно кто-то постарался. — Я шел по коридору штаба и услышал это из разговора новеньких, — парень перевернулся к Главе лицом. — Скажи мне правду, Кинн. — Нет никакой правды. Я люблю тебя. Ты носишь моего ребенка, жертвуешь своим телом и здоровьем. Я никогда не переставал любить тебя. Да что уж говорить! У меня никогда даже такой мысли не было! — Боюсь, что ты разлюбишь меня. Рано или поздно… — Закрой рот, — резко, но мягко говорит Кинн, зная, как муж умеет раздувать из мухи слона и как может загоняться. — Я лично перетру этим уродам все кости, а их мясо скормлю доберманам Вегаса. Никогда и никому не позволю, даже тебе, так думать про себя. В этот день Китисават понимает, что не ошибся с выбором спутника жизни. Когда заветная двадцатая неделя все же наступает, врач сообщает, что скоро почувствуются толчки, и не стоит их пугаться. И Порш, на удивление, ждёт их больше всех. В это же время конфликт между Первой семьёй и итальянцами достигает своего пика и выливается в вооруженную стычку, в которой погибают двадцать телохранителей. Кинн старается держать лицо рядом с Поршем, но муж знает, насколько Анакинну тяжело в последнее время. Поэтому старается как можно меньше делать ему мозг. Вегас появляется, словно гром среди ясного неба, с Питом и Венисом на руках и объявляет, что во Втором доме больше не безопасно, ведь на территорию закинули гранату и скрутили все камеры. Таким образом, Пит снова возвращается под крыло Кхуна вместе с непоседой Венисом, а Терапаньякуны вынуждены продолжать решать личные проблемы. В кровавую баню Порш лично собирает Кинна и проверяет все его оружие. Натирает любимый Магнум мужчины до скрипа между металлом и тряпкой и старается как можно меньше думать о негативе. Они прощаются словно в последний раз и с тяжёлым сердцем отпускают обоих. У Порша появляется стойкое ощущение, что Кинн не переживет эту ночь. Пит старается успокоить их обоих, пока Танкхун сидит с племянником, но выходит, если честно, худо. Будто они пытаются найти сто причин, почему так не может быть. Арм, предатель, молчит. Хотя знает, что там происходит, ведь ему каждые пол часа докладывают в наушник. Порш старается следить за эмоциями на лице телохранителя, но не получается. Арм — профессиональный актер. Ближе к ночи Корн выходит из своего кабинета, чем заставляет сердца Китисавата упасть в пятки. Дядя подходит к своему зятю, укладывает руку на плечо, смотря на живот под кофтой, и безэмоционально произносит: — Порш, ты, главное, не переживай, но склад, где были переговоры, взорвали и… — дальше омега слышит все обрывками. — Тела ищут, поэтому не отчаивайся. Думай о ребенке. Думать только об одном ребенке внутри себя не получается. Таким образом папаше ставят капельницу и строго настрого запрещают нервничать. Пит все время находится рядом, тоже закрывшись глубоко в себе. Проходит три дня молчания и бесконечных нервов. Порш решает выйти погулять и видит, как на территорию заезжают потрёпанные машины. Они останавливаются на своих привычных местах, и двери открываются. Один камень с груди падёт. Весь старый состав охраны жив. Порш обнимает каждого по очереди, особенно задерживается на Биге, который стал для него словно брат. Потом видит Вегаса, но нигде не замечает Кинна. Он ждёт. Ведь последняя машина продолжает стоять закрытой. Она тонирована вкруг, поэтому невозможно увидеть, кто там находится. Вегас подходит к нему. — Все в порядке. Нас немного зацепило. Жди. И уходит искать Пита с их сыном. Кинн выходит самый последний и, как только видит Порша, бежит к нему навстречу. Подхватывает на руки и кружит. Потом ставит парня на ноги и целует. Весь груз спадает с плеч, и Китисават, чувствуя Кинна рядом, окончательно отпускает себя, как внезапно чувствует, будто ему кто-то пнул под ребра. Это заставляет согнуться пополам, схватившись за живот. И до него доходит. Их малыш шевелится! В первый раз! — Болит? — Кинн, он шевелится! — хватая мужа за руку, Порш поднимает свою футболку и кладет ее поверх своей. Ребенок как назло затихает, а потом снова ударяет омегу по рабрам, выбивая весь воздух из лёгких. Этот день они запоминают надолго. *** В итальянской суете Терапаньякуны даже не задумывались о том, чтобы узнать, кто у них будет. Собравшись с силами, они поехали к врачу. — Мальчик. Удивлена, что Вы не спрашивали это. А сама решила не говорить, так как не все родители хотят знать это раньше срока родов, — говорит девушка-акушер с улыбкой на лице. Танкхун закатывает грандиозную вечеринку по этому поводу. Второй триместр заканчивается без особых происшествий. *** Половину третьего семестра Порш проводит либо лёжа, либо сидя. Передвигаться на большие расстояния особенно тяжело, даже с помощью кого-то. После того, как Пит вернулся обратно во Второй дом, Порш не хотел, чтобы ещё кто-то кроме Кинна носился с ним. Ему, честно, хватало Порче, который торчал в Главном доме чуть ли не каждый день. Нет, безусловно, старший был рад видеть своего брата, но так сильно уставал, что валился без сил. Они уже начали закупаться одеждой и перестроили одну из гостевых спален под детскую. Правда, чуть не развелись, пока выбирали обои и шторы, но потом со смехом вспоминали эти ссоры, когда лежали в объятиях друг друга. Кинн совсем перестал ходить на собрания и появляться в главном офисе. Что до ужаса не нравилось Прошу, но ему пришлось смириться с такой гипер опекой и наслаждаться жизнью. Дату родов поставили приблизительно на тридцать седьмую неделю. О большем и речи не шло, так как весь организм был заботливо отравлен подавителями до беременности. В одну из ночей Порш чувствует ужасающую боль внизу живота и резкое сокращение мышц. Они путают это с настоящими схватками и едут в больницу. — Ничего страшного. Это всего лишь тренировочные схватки Брекстона Хикса. Не беспокойтесь, Кхун'Порш. С ребенком все нормально. По приезде домой Китисават не мог спать. Он переживал, чтобы с их сыном было все нормально, и извинялся перед ним бесчисленное количество раз за то, что хотел избавиться от него. Больше всего омеге хотелось взять это чудо на руки и прижать к себе. Бармен уже любит своего сына, который ещё даже не родился. В одну из таких бессонных ночей Кинн поднимает важную тему. — Как мы его назовем? — прерывая горячий поцелуй, спрашивает альфа. — Знаешь, у меня в голове крутятся два имени. Только не смейся! — укладывая свою голову мужчине на грудь, ехидничает Порш. — С чего я должен смеяться над вариантами, которые ты мне предложишь? — закатывает глаза Кинн и гладит Китисавата по плечу. — Прапай и Павел. — Выбираю первое, — удовлетворённо улыбается мафиози. — А второе дадим следующему. — Только через мой труп, — пихает его Порш. — Сам вынашивай и рожай. *** За неделю до назначенного срока у Китисавата отходят воды. Совершенно неожиданно, что до ужаса пугает обоих. Они, собрав сумки, уезжают в семейную больницу, где их опасения подтверждают. Порша кладут в палату ждать раскрытие, где он в полной мере ощущает настоящие схватки, которые даже близко не стоят рядом с тренировочными. Мужчина ходит по кругу, матерится и угрожает убить Кинна при каждой новой волне. Мафиози же заботливо протирает его мокрый от пота лоб холодным влажным полотенцем. Массажирует ноги и поясницу и выслушивает то, как ему оторвут член, если он ещё раз кончит без презерватива внутрь. Спустя три часа Кинна выгоняют в коридор, где уже находится вся семья кроме, конечно же, Корна. Че умудрился даже Кима притащить. Ещё через час пустых ожиданий Кинн ударяется затылком о кафель за спиной. — Мне кажется, я схожу с ума. — Я тоже, — поддакивали Порче с Кхуном, переглядываясь между собой. — Может, мне все же пойти к нему? — начинает мафиози, вцепившись в свои бедра. — Ему больно, а меня рядом нет… — Нельзя, тебе же сказали, — возразил Ким, за что получил осуждающий взгляд от своего парня. — Да что? — возмутился альфа, складывая руки на груди. Прямо сейчас Кинн выглядел совершенно не как гроза Бангкока. Его трясло, качало из стороны в сторону, а эмоциональное состояние граничило с истерикой. Часы, висящие в коридоре, тикали и тикали, раздражая до того, что Анакинн хотел снести их со стены, но сдержался. Из-за тяжёлой двери послышался громкий, режущий уши крик Порша, и Кинн ещё больше побелел. Кхун приложил руку ко рту. Че отвернулся в сторону, поджав губы, а Пит с Вегасом решили сходить за водой. Следом ещё один крик. Ещё громче, чем предыдущий, хотя, казалось, куда ещё?И Кинн подорвался со стула, но, услышав детский плач, осел обратно. Он не верил своим ушам. Наконец-то, вышел доктор, снял маску и протянул руку белому, словно лист, Кинну, чтобы пожать ее. — Поздравляю, папаша, — искренне улыбнулся врач. — Абсолютно здоровый мальчик. Пятьдесят четыре сантиметра, три шестьсот вес. Кинн с облегчением выдохнул и спросил: — Как Порш? — Ваш муж отдыхает. Зайдёте к нему немного позже. А сейчас прошу меня извинить. Доктор уходит, оставляя всю семью Терапаньякун снова ждать.