Приторно сладкий и Терпкий горький.

      Как думаете, насколько страшно ещё не окрепшему подростковому организму, взваливать на себя трудную работу по контакту с социумом, личностей которого ты ни то что мельком не видел — вообще ни разу в жизни не встречал? Люди разных возрастов, в основном студенты и работяги из здания неподалеку, шныряют туда сюда непрерывным потоком, спрашивают что-то на своем не понятном взрослом языке, а ты вот только научился со сверстниками разговаривать… И как прикажете не бояться? Вот и Чонин в свои шестнадцать не знает, но упорно не подает виду. Сияет брекетами улыбки во все 32, что диву даешься, что так вообще улыбаться можно. Это его изюминка и он ей гордится, несмотря на все издевки тех же сверстников. И так проще убеждать в своей правоте взрослых, которые априори малыша в серьез не воспримут, а тут под милыми флюидами его невинности хотя бы кричать не станут.       Крики Чонин не любил. Его родители последнее время часто ругались из-за бешеной текучки персонала. Вроде ничего такого, но поиск новых работников на постоянной основе знатно бил по нервной системе обоих и что поделать, наш эмпатичный и сердобольный герой, повзрослевший не по годам, решил предложить свою кандидатуру. Пожалел ли он? Немного, но скорее с непривычки. Старшее поколение было к нему благосклонно и он мог бесчисленные минуты до следующего покупателя мило болтать с какой-нибудь бабушкой о высадке георгин и про важность обрезки листьев у помидор в период созревания. В садоводстве он ничего не смыслил, однако то, как завороженно ему рассказывали о всяческих хитростях, видя, что паренек чуть ли не блокнот с ручкой достает, стоило потраченного времени.       В целом спустя месяц работы он уже почти не жаловался. Всему, чему нужно его научили. Студенты, разве что так и продолжали раздражать в геометрической прогрессии. Видя «ребенка» за прилавком, которому на вид десять только исполнилось, будто получали укол по гордости. Если не хочешь идти на работу, зачем выливать весь свой комплекс неполноценности на других людей. Очень часто хотелось высказать им в лицо, в чем они не правы, но манерам его тоже научили. Оставалось только втихую закатывать глаза и показывать за спиной язык, в знак ребяческого протеста. Благо сомневаться, что он что-то не то делает в своей жизни, они его не заставляли. Все на пользу общему делу и ему здесь нравилось.       Иногда, если он вернется с учебы пораньше, еще до смены, ему дадут помочь с готовкой. Ну или хотя бы издалека посмотреть. Зачастую его запрягали поливать глазурью эклеры и сыпать пудру или посыпку. Вид товара очень важен и он это понимал, поэтому старался со всем особым усердием, словно строит небоскреб.       Сегодня такой возможности не представилось, хотя парень с упованием ждал ее. Посетителей немного и уже привыкшему к шуму и косым взглядам Чонину становилось скучно. Улыбка спала с лица, а весь досуг сводился к вождению пальцем по прилавку и бесцельному брожению от витрины к витрине. Колокольчик звенит очень резко и неожиданно, пока парень стоит и смотрит, не стерлось ли меню на меловой доске. В нос ударяет запах кофе, такой терпкий, что Чонин чуть ли не чихает и мелодичный перезвон чего-то маленького. Оборачиваясь он ожидал увидеть какого-нибудь холодного мужчину в пальто или заносчивую даму в темных очках поздней осенью. Однако перед глазами возник темноволосый запыхавшийся парнишка, с всклокоченной макушкой и съехавшей с плеча какой-то цветастой ветровкой и лямкой рюкзака. Звенели, оказывается, не столько брелки и значки на его сумке, сколько многообразие разноцветных заколок, большинство из которых не имело на голове никакого значения. Видимо прикреплены просто для вида, потому что «нравится». Не признать, что парнишке они идут было бы кощунством. Чонин делает заметку где-то в голове, совсем недалеко, чтобы похвалить его внешний вид.       С виду не скажешь, что юноша перед ним ребенок. Чонин бы сравнил его со своим сверстником. Какая-то черта в нем так и кричала об этом. Тут объект осмотра внезапно вскидывает голову, видимо хочет обратиться и Чонин снова включает свою обескураживающую улыбку, только незнакомец ничего не говорит. Просто откровенно-восхищенно таращится и с его губ срывается тихое «Ооо». Такое вдохновленное и забавное, что паренек хихикает. Незнакомец тоже улыбается, прикрывая глаза. — Прости, ты просто такой милый. Я сюда давно не заходил, а уже персонал сменился. — он протягивает руку — Я Хёнджин. Хван. То есть Хёнджин Хван. Ой! Хван… Короче, зови меня Джинни! — Чонин Ян, который Ян Чонин. Можешь звать Нинни. — Чонин смеется и пожимает протянутую руку. — Я здесь как раз таки потому что персонал стал меняться слишком часто. Так что привыкай ко мне. — и снова обескураживающая улыбка. Знакомец слегка залипает на один глаз и опять открывает рот. Чонин хочет перегнуться через прилавок и закрыть его, но они пока слишком мало знакомы, чтобы позволять себе такую вольность, поэтому просто хихикает. — Так… Что бы ты хотел? Я могу подсказать? — Аа. Да, вот эти новые ведь? Они с чем? — Хенджин отмирает и показывает на витиеватое плетение из теста, с какой-то шоколадно-клубничной начинкой. — Да, недавно появились. Шоколад-клубника. Скажи мне, что ты обычно берешь, чтобы я мог сориентироваться. — И Чонин не знал, на что на самом деле подписался.       Полтора часа. Примерно столько они говорили только о вкусах друг друга, ко всему прочему Хенджин умудрялся прерываться на смешные истории связанные с ними. Немного пасмурный день в ожидании дождя окрасился словно цветными мелками и звоном заколок на крутящейся голове. В итоге Хенджин взял себе два синнабона и на пробу ту неизведанную булочку. Обещав поделиться отзывом, он убежал с оглядкой на время. Отчего-то список, состоявший до этого из одних бабушек, да добрейших матерей, пополнился одним долговязым светящимся парнишкой с конфетами в каждом кармане — до того вкусными, что он поклялся принести Чонину добавки.       Парень ни то устало, ни то грустно вздохнул, опечаленный потерей такой приятной компании, но стенания длились не долго. Видимо у злосчастных студентов началась большая перемена, а добрая часть работяг решила сходить на перекус — поток людей был поистине изматывающим. Он уже в самом начале начинал завидовать убежавшему в художку Хёнджину, поправляющему свой темный съехавший портфель, в котором оказывается, было много разных красок и кистей. Чонина в нем заинтересовал ещё скетчбук, но он подумал, что тонкая душа художника пока не привыкла к нему настолько, чтобы доверять самое сокровенное. Может через время он попросит показать какие-нибудь рисуночки, а пока… А пока он отпускает очередной кусочек торта в свободное плавание с очень милой бабушкой и думает, что они — самое лучшее его завершение дня.       Понимает, что поторопился с выводами он только тогда, когда втыкая головой в прилавок, ощущая в нем единственную опору для изнывающего тела, слышит трель колокольчика и слегка подслащенный кофейный аромат. Поднимает голову и убеждается, что не ошибся. У двери ему машет Хван. Уже более спокойная улыбка сама лезет на лицо и парень поднимает руку в ответ. — Ну что, как выпечка? — потирая глаза спрашивает он. — Просто божественно! Мне всегда у вас нравилось, а сейчас, кажется, стало ещё лучше! — Хёнджин начинает воодушевленно махать руками, в красках описывая все вкусовые ощущения, пережитые им на обеденном перерыве. — Это потому что я стал помогать на кухне. — Чонин гордо ставит руки в боки и приподнимает подбородок. — А если серьезно, родители просто купили новое оборудование и слегка поменяли методику, так что улучшения естественны. — руки опускаются, но улыбка все равно не сходит с лица, будто пришитая. — А… Так ты сын хозяев получается… А я то думаю, где мог тебя видеть. — Юноша задумчиво опирается локтями на прилавок, проходясь пальцами по затылку. — Я тебя часто замечал, когда в средней школе вашу пекарню нашел. — Да, мне всегда было интересно, собственно поэтому я им и предложил взять за кассу меня. Стой. В средней? А сейчас ты в какой? — смятение напало из-под тишка. Он думал, что они одногодки и поэтому так хорошо сошлись, а оказалось… — Я в выпускном классе. — Хенджин заметно погрустнел. — В преддверии экзаменов…       Казалось, что по его щеке скоро потечет слеза. Чонину даже на минуту стало его жалко, но потом он вспомнил, что и сам скоро будет готовится. В придачу жалко стало и себя… — Вот оно как. Я подумал, что мы ровесники, а ты оказывается из этих… — парень наигранно разочарованно приложил тыльную сторону ладони ко лбу, краем глаза следя за внимающим его словам Хваном. — Из почти студентов… — Эй! Не говори это так, будто я ископаемое. Я не думаю, что ты сильно младше! И вообще, чем тебе студенты не угодили? — он надул губки, делая вид, что обиделся. Чонину нашлось это до того забавным, что он прыснул со смеху, прикрывая глаза-щелочки. — Мне 17 почти. Скоро уже стукнет. И ты не ископаемое… Просто такое чувство, что у меня со всеми, кто уже покинул школу молчаливая односторонняя война. — Чонин тоже облокотился на прилавок, поближе к другу, словно доверяя носимый в глубине души секрет. — Они как меня видят, так сразу перья распушают, как индюки насупленные, что смеяться хочется. И ведут себя как дети малые. Ещё смотрят так свысока… Будто я виноват во всех их жизненных трудностях. Не все конечно такие, но подавляющее (в прямом смысле) большинство. — Оу, сочувствую. — Хенджин глянул на него по-щенячи и ободряюще улыбнулся. — Я когда стану студентом, никогда так не буду себя вести, обещаю. Слово будущего студента! — он отпрянул от прилавка и, приложив прямую ладонь ко лбу, низко поклонился.       Вот так под общих хохот терпко-горького и пряно-сладкого закончился для них, один из многих ждущих впереди прекрасных совместных дней. Закрывали пекарню они вместе. Хенджин вызвался проводить «малыша» домой, за что получил не детский подзатыльник. Чонин почти обиделся, но родителям позвонил, сказав, что его доведут. Не сказать, что его дом был прям далеко, однако как не волноваться за своего ребенка? — И ты вот так каждый день в школу, со школы сюда, и отсюда домой? А отдыхать когда? — Поражался Хван. У него тоже было довольно забитое расписание из кучи дополнительных и занятий в художке, выпускной в которой как ни кстати выпал на экзамены в школе. Но ведь Чонину до экзаменов почти 2 года, а он уже как студент без попечения родителей. — Нет конечно, выходные свободные и среда. Я там в основном как запасной. Если у кого-то не получается со сменой — ставят меня. Да и на кухне помогать иногда тоже интересно. — парень смеется, вспоминая, как еще в 10 просился своими большими глазками хотя бы просто постоять посмотреть, как пекут его любимые булочки. Родители согласились только под строгим запретом трогать что-либо. И чтоб под ногами не путался! — Ладно, на самом деле можно подумать я там живу. Но нет, дома тоже бываю. — А как же погулять с друзьями? — Да как-то… Не представляется обычно. — улыбка ни то грустная, ни то ностальгическая, но факт для него остался фактом — Меня иногда странным считают. Из-за того, что постоянно улыбаюсь. Поэтому гулять мне как правило не с кем. — А хотел бы? — Погулять? Возможно. Не знаю. Я не особо привык. — Чонин, кажется, понимал намек, но вслух узнавать не решался. — Хм. А вообще, что плохого в том, что человек всегда улыбается? — он опять начал активно жестикулировать, негодуя с глупости людей — Ладно бы ты улыбался, как серийный убийца. Но у тебя ведь милейшая улыбка, тебе даже брекеты идут! — А я и как серийный убийца и как злой гений могу! — в подтверждение своих слов Чонин улыбается и смотрит на Хвана, скорее, как психопат и тот кривится. — Ну не. Это не ты! Не верю! — он бьет парня по плечу и смеется. — Ты меня знаешь буквально один день, хён!!! — Чонин смеется в ответ.       Хенджин очень интересный парень, Чонин об этом сразу подумал. Таких обычно ошибочно называют «не от мира сего» в плохих пониманиях, но он просто зрит туда, куда обычный человек его возраста не догадался быть посмотреть. Он не судит по первому впечатлению и если ты открыт душой к нему, он откроет тебе ее в ответ. Чонин не думал, что они похожи. Он сам скорее привык излучать чистое дружелюбие, но внутренний мир прятать поглубже. И Хенджин это заметил, решив, что когда младший прощупает почву, то обязательно покажется ему. А он в свою очередь покажет свой потертый жизнью скетчбук, с кучей разноцветных наклеек и каких-то нелепых зарисовок на страницах с готовыми работами.       Следующая встреча в их общении без обязательств была более долгожданной, чем Чонин, не особо привязывающийся к людям, мог себе представить. Целую неделю. Неделю! Хенджин блуждал где-то 7 долгих дней. Может так сказалась его занятость и он просто не находил сил, чтобы заглянуть, но все равно. Ребенку внутри становилось грустно. И может немного обидно. Как будто тебе дали ложные надежды и тут же их разрушили. Они пообщались всего один день и он понимал, что это мало что значит, но Хёнджин уже стал для него особенным. Ощущался, как родная душа. Что-то близкое и теплое. Хотелось, чтобы их мимолетное общение переросло в крепкую дружбу, как в фильмах.       К слову с его появлением в жизни парень стал замечать, как быстро сломанные ожидания сами склеиваются, а настроение меняется со скоростью сердечного ритма. На улице стояла отвратительная погода. С самого утра лил плотным потоком дождь, что носа своего не видно, так еще и ветер. Занятия у них отменили, поэтому парню разрешили стоять в две смены. Посетителей было мало, ясное дело и, решив провести время с пользой, Чонин сел за домашнее. Когда еще выпадет такая возможность спокойно посидеть и никуда не торопиться.       Хёнджин немного рассеянный, это Чонин тоже заметил, когда тот несколько раз поставил руку мимо прилавка, вызывая неловкий смех и не понимал, почему дверь не открывается, хотя надо было тянуть, а не толкать. Видимо поэтому, когда спокойную атмосферу пекарни нарушил истеричный гомон колокольчика, Чонин сразу понял кто это и не по запаху кофе, который шёл, кажется, вперед Хёнджина, а по его сбитому бурчанию. Тот так спешил, что запнулся о порог и чуть не улетел вперед вместе с дверью. Полы пальто разлетелись в стороны, а недавно закрытый зонтик слетел с руки куда-то под ноги. Выглядело эффектно, ничего не скажешь. — Мне кажется — это твое самое эпичное появление. — саркастично выразился Чонин и снова опустил голову к конспектам. Хенджин хихикнул, выпрямился, отряхнулся и широким наступающим шагом направился к прилавку. — Поймал! — он опустил ладони на доску, держась как за последнюю опору в своей жизни, и наконец-то смог отдышаться. — Кого поймал? Я вроде не бегал. — парень решил окончательно отложить задания, чтобы наконец поговорить. Он долго ждал. — Да я сколько не прихожу — не ты и не ты. Я уже подумывал над тем, чтобы выпытывать у них твое расписание… — по тому как сильно поник Хенджин стало понятно, что тот отчаялся. — Наверное, нужно было просто сразу попросить твой номер… — О! — и как они до этого не додумались — Ты чертовски прав! Сейчас запишу тебе! — Парень берет салфетку из органайзера и пишет на ней свой телефон, добавляя милый смайлик с лисенком. Получается коряво и так по-детски, но Хенджин, взяв салфетку в руки, нежно улыбается — К слову я тоже думал, что ты куда-то запропастился… — он неловко теребит фартук, опустив глаза в пол. Стесняется. Не успевает Хван умилиться второй раз, как Чонин резко подрывается, выпучив глаза — Ой! Ты же с холода! Может тебя согреть чем? У нас кофе есть, могу сделать? Ты вроде американо пил… — Я уже согрелся от твоей улыбки, да и диабет от булочек скоро схвачу, а кофе много вредно и нет! Оно не течет у меня по венам. — он бережно укладывает салфетку подальше в рюкзак, чтобы не намокла и облокачивается на стойку — Я честно от дождя прятался и решил, что можно попытать удачу еще разок. И как видишь, чутье не подвело. — Хенджин довольно улыбнулся. — Да, вижу. С седьмой попытки. — Чонин тоже улыбнулся, внутри просто разрываясь от истерики, когда Хенджин состроил недовольное лицо. Он не удержался и потрепал его по слегка всклокоченным волосам. — Такие мягкие… — Спасибо — Хван спрятал улыбку в кулачек, подальше от этих хитрых глазок, но щечками покраснел. Чонин видимо не сразу понял, что сказал вслух, неловко отдернул руку и прокашлялся — Эй! Все хорошо, не переживай. Я разрешаю так делать!       И рука снова легла на его голову. Чуть более осторожно, но все же уверенно. На это раз волосы не соединяло хаотичное безумие из всевозможных разноцветных заколок. Ладонь проходила гладко, слегка массируя кожу. Волосы у Хёнджина, как смола темные и длинные. Хотелось спросить, сколько раз того принимали за девочку, но это бестактно. А вот попроситься заплести очень даже можно. Все равно от дел он его отвлёк, а на улице сейчас от силы полтора землекопа ходят, учитывая, что один из них доплелся до пекарни и стоит перекатывается с ноги на ногу от бушующей внутри энергии.       Как ни странно, но Хван позволил себя оккупировать бережными касаниями. Даже выудил все свое цветастое безобразие, для которого, оказывается, был отведен свой отдельный кармашек. «Безобразие разных стихий не должно мешаться.», сказал парень, указывая на мешанину из красок, кистей и какого-то огрызка бумаги, с наляпанными на нем цветными ошметками — «палитра», отвечая на озадаченный взгляд ответил Хенджин. Там еще много чего было, но Чонин не стал рассматривать, усаживая Хёнджина на стул, с немым вопросом в голове. А на кой черт он таскает с собой столько заколок?       На удивление Хван был очень усидчивым. Ни разу не дернулся, даже когда Чонин зацеплял ногтем какую-то волосинку и больно перетягивал ее. Мило морщил нос иногда. Стойко высидел всю пытку, которую и пыткой бы не назвал. Младший над ним так корпел и старался, что увидев его в отражении витрины с высунутым языком и слегка прикрытым одним глазом, он еле сдержал смех. Все таки подзатыльники у него совсем не детские.       Чонин, признаться, очень хотел сделать два глупых хвостика и облепить старшего заколками похлеще первой встречи, но сжалился. Не без огромных усилий, но все же. Заплел две сносных косички и соединил их резинкой в хвостик сзади, прицепил пару понравившихся заколочек около челки и довольный, шлепнув подопытного по плечу, удалился за кассу. Хёнджин понедоумевал с секунду, а потом допер и достал зеркальце. — Очень красиво, Нинни, спасибо. — раз все равно никого, он решил просто пододвинуть стул к прилавку и улыбнулся. Он здесь в любом случае надолго. — Не думал, что ты заплетать умеешь. — Я тоже не думал до этого момента. — и словил на себе озадаченный взгляд. — Разве что маме в детстве плел, пока она занималась бумагами. И мне не скучно, и ей волосы в глаза меньше лезут. — Воу. Довольно интересно.       Тишина в пекарне… воцарилась бы, если бы Хёнджин не нашел тысячу и одну историю на каждый случай жизни. Рассказывал, отвечал на вопросы и внимательно слушал в ответ, протягивая те самые конфетки, которые обещал принести. В голове возник вопрос, таскал ли он их всю неделю с собой ради Чонина или так сошлись обстоятельства. Оказалось, что он просто подсыпает каждый день по мере необходимости, потому что так борется со стрессом. Просто, когда ты трясешь бесконечно ногой, стоит только учителю сказать, что ты следующий, что уже звучит как приговор, окружающие как правило тоже раздражаются и просят прекратить.       За разговорами они задерживаются вплоть до позднего вечера, изредка прерываясь, стоит только какому-то несчастному зайти в поисках укрытия. Чонин обещает попросить отца подвезти Хёнджина, если дождь не закончится. Тот отмахивается, не желая навязываться, и очень облегченно выдыхает, когда погода все же проясняется. Правда становится слегка грустно, домашки много и ее нужно делать, а толком не спать которую ночь подряд очень плохая идея для подросткового организма. Поэтому выпровоженный Чонином в путь, он смотрит на него побитым щенком, будто не сам об этом попросил пол часа назад, да так, что у Яна в груди щемит. Он и сам не хочет прощаться. Это бы означало, что ему опять придется взяться за задания, но делу время — потехе час. Так его учили. А сидят они так уже добрых три. Чтобы сильно не грустить они все-таки обнимаются на прощание, пока Чонин незаметно подкидывает ему ту самую булочку, как неожиданный домашний сюрприз.       Натура художника тонкая, ее задеть легко, поэтому Чонин не может отказать, когда спустя месяц таких посиделок Хёнджин просит как нибудь нарисовать его. Сказал, что в принципе может посидеть за одним из столиков, пока младший спокойно работает, но сам Чонин отказался усложнять другу задачу. Он же носится как оголтелый, мало ли что там не так запомнится. Нет, он конечно не сомневался в способностях Хёнджина, однако уперся, как баран. Сам Хёнджин не скажет ему, что уже добрую часть скетчбука изрисовал скетчами его портрета, но разрешение решился спросить только сейчас. — Тогда как ты смотришь на пикник? — уже настаивал Хван — Выходные же у тебя свободные. — Ян замялся. Он хотел. Очень даже, но почему-то боялся. На прогулках в младшей школе он постоянно становился третьим лишним, а то и четвертым, пятым и так по нарастающей, вот только среди двоих третьим не станешь, разве что надоест и всё. Хёнджин выжидающе смотрит и, кажется, настроен серьезно. Стоит распушенный руки в боки, сжав губы в тонкую полоску. Он же сам зовет, а значит ответственность держит, поэтому попробовать можно? К тому же Чонин же сам ждал, когда его пригласят. Пусть даже и под таким предлогом. — Да… Думаю пикник хорошая идея. — то и дело поправляет многострадальный фартук и перебирает в сотый раз ценники, потому что сбился. — Ура! — Хёнджин, как малое дитя скачет и хлопает в ладоши, заливаясь восторгом с головы до пят — Тогда можно будет взять чего-нибудь вкусного и включить фильм на фоне. Кто понесет плед? Давай я! У меня есть как раз для пикников. И выбрать, что смотреть! Можно сейчас, а можно там. Или по телефону договорится? Я прям так сразу не скажу, что хотел бы посмотреть… — он прерывается, когда слышит из-под прилавка тихое хихиканье, перегибается и видит искренне счастливого Чонина с упавшими бумажками в руках — Эй! Ты чего смеешься? — Да так… Кажется, пикники это весело. — он мечтательно улыбается, подумав, что Хёнджин волнуется о встрече больше, чем сам Чонин. — Надеюсь, что все будет хорошо. — Конечно будет! Что за мысли такие? Я просто бог пикников! — старший не унимался, продолжая создавать такой приятный шум.       Иронично, что при всей своей красочной натуре все равно выглядел, как серьезный человек, когда Ян создавал ощущение говорливого ребенка, который любит веселится и смеяться. Однако если выбиться в реальность Хван ощущал себя по настоящему комфортно, имея возможность вот так оживленно и во всей красе описывать то, что он чувствует, а Чонин просто довольно улыбался, зная, что его улыбку не примут, как насмешку.       Их встречи в большинстве были похожи на простое «пересеклись, пока бежали по делам», но даже этот жалкий час, который собирался порой по крупицам, оставлял на душе больше, чем те, с кем люди порой проводят больше всего времени. Так приятно было знать, что ты кому-то являешься особенным островочком в жизни, которого он с нетерпением будет ждать, а моменты вместе копить в памяти, словно коллекционные издания журналов — перебирать, смотреть вечерами и улыбаться. Чонин даже потихоньку стал принимать свои брекеты, после долгих заверений Хёнджина.       — Да у тебя улыбка от них прям сияет. Вот, что значит ослепительная! — и Чонин немного краснел. Обычно подростки смеялись над этим, как над чем-то постыдным, но он не обращал внимания. Просто перестал оголять зубки. Да и вообще улыбаться меньше. Некому было.       Отдушина отдушиной, вот только от расстраивающих тем не убежать. Ближе к новогодним каникулам Чонина начал мучить вопрос, куда будет поступать Хёнджин. Тот много говорил о переезде. Город у них маленький и хорошего университета с направлением искусства было просто не найти, зато нашлись в других. За несколько часов езды. До сего момента это упоминалось вскользь, но младший решил взять на себя ответственность поднять со дна свои страхи и начать разговор.       Если так посудить, то бояться по факту нечего. Есть интернет, видео звонки, длинные каникулы и амбиции набирающей обороты дружбы. Никуда они друг от друга деться не должны были, но вдруг связь оборвется? Думая об этом, Чонин ощущал себя законченным параноиком, что будет искать тысячи запасных способов связаться, вплоть до информации о будущем адресе. Надеясь, что до такого себя не доведет, он греет внутри мысль, что Хёнджин будет приезжать к нему сам. Чтобы он так же ждал каждой их встречи с нетерпением. — Хён, — начинает он робко — а ты уже выбрал куда поступишь? — Хм… — Хенджин отрывается от набросков, что зарисовывал, снова сидя у Чонина на работе. — Не знаю, слишком высоко ли метить на Сеул, но я хочу хотя бы попытаться. Да и даже если не пройду туда, то по ближе куда-нибудь проберусь. — он смерил друга читающим взглядом. Всего на секунду — Нинни, что-то случилось? — Нет, ничего. — улыбка натягивается сама собой, не выдав и намека на грусть проступившую в словах. — Я думаю ты достоин Сеула. Хорошо постарайся и все получится! — он ободряюще поднимает кулак в воздух, пару раз покачнув его и снова берется изучать смету поставок. — Чонин. — Хван, кажется, чувствовал его вдоль и поперек, словно самого себя — Конфетку? — Давай. — парень принимает поражение вместе со сладостью, слегка сводя брови к переносице — Просто думаю, что буду совсем немножко скучать, даже если это будет обозначать, что я тоскую по студенту. — он показательно закатывает глаза в отвращении на последнем слове. Хёнджина берет смех. — Ну ты же будешь скучать в первую очередь по мне. И я ведь обещал, что не буду таким как все они. — Чонин улыбается ему, наконец садясь на стул за стойкой и укладывает голову на лежащие на прилавке руки. Хван протягивает ладонь и на пробу треплет макушку. Чонин подставляется в ответ на ласки и закрывает глаза, выдыхая. Спокойно — Я тоже буду скучать. И приезжать на каникулах по возможности буду. Хотя летом бы хотелось поискать подработки, чтобы слезать с родителей уже. — Хорошо, я буду ждать. — и снова отдался нежным пальцам в плен.       Как удивительно холодная зима топилась в сердце простым чужим присутствием. Было так спокойно и уютно сидеть в тихой теплой пекарне среди запахов свежей выпечки и аромата кофе, что с каждым месяцем, кажется, становился все тусклее. Оказалось, что Хёнджин просто решил взяться за свое здоровье и снизить дозу потребляемого кофеина. Даже бегать с утра начал, чтобы хоть как-то просыпаться. Чонин его похвалил и этот жест от младшего стал самой лучшей мотивацией на продолжение. Он обещал стать здоровее, чтобы тот почувствовал защиту в своем хёне. Вот только не знал, что уже стал ему домом, в который хочется возвращаться. Местом, где ждут. И будут ждать.              Чонин для Хёнджина был полным открытием. В свои семнадцать думал уже почти как взрослый, лишь изредка давая детским потребностям выход. Так рано взрослеть было опасно, но тому было вроде как очень даже хорошо. Хван думал так до момента, пока не купил ему на очередной прогулке мягкие вафли с клубничной начинкой, в каком-то уличном ларьке на ярмарке. Младший отпирался как мог, да вот только восторг в глазах спрятать было куда труднее, чем напустить серьезность на лицо. Поэтому в один момент Хёнджин забил на уговоры и просто в итоге всучил ему уже купленный вафельный рожок и сказал не стесняться. Со временем и сам Чонин привык быть собой. Не держался, когда хотелось смеяться или сказать что-то глупое. Не стеснялся ходить плиточка в плиточку, не наступая на швы, будто в этом заключалась мировая суть. Подыгрывая хёну, корчил забавные рожицы, рисуя усы краской или мелками.       И стал больше позировать. Как-то Хёнджин решился ему показать свой скетчбук. Чонин принял это за жест высшего доверия и, сияя от счастья, присел рядом под раскидистое дерево, поближе, чтобы было хорошо видно. Уложил голову другу на плечо и обомлел на месте. Пейзажи, животные, натюрморты — всё там было таким невообразимым и живым, что казалось, будто чувства можно потрогать. Он пару раз с разрешения проводил по текстуре красок и карандаша на страницах, натурально восхищаясь. Увидел кучу набросков с собой. Удивился тому, как это было красиво и в следующий момент наблюдал стремительно алеющие кончики пальцев Хвана, что захлопнул скетчбук. — Хён, ты чего? Красиво же! — он все еще словно в каматозе от прекрасного посмотрел на старшего. Тот заалел пуще прежнего. — Ты стесняешься что-ли? Да ладно тебе, я не против же был.       И спустя тучу уговоров, шепчущий комплименты Чонин и Хёнджин, что, кажется, решил перекраснеть помидор, продолжают смотреть работы. Куча мимолетных набросков, в некоторых он до боли узнаваем, в каких-то вообще ушел не в ту степь, но везде улыбка. Неужели и правда так часто улыбается? Хёнджин не скажет, что эта улыбка ему снится уже, превращаясь вот в такие мелкие зарисовки. Не скажет и то, что добрая часть полей в тетрадях и уголки работ тоже усеяны знакомым лицом или силуэтом лисенка с салфетки, что до сих пор хранится в коробочке с самым памятным и дорогим. Чонину до щемящего сердца приятно и в груди трепещет что-то рядом с ним. Так тепло и щекотно, что хочется завизжать как пятиклассница.       Побаливать там же начинает, когда подступает конец весны. Их путь вдвоем был так мал, но отдавался в каждой клетке, ощущался по времени, как вся жизнь. Парни спокойно доверяли друг другу потаенное, рассказывали в чате все самые незначительные мелочи, вплоть до «споткнулся, пока вставал с кровати». Так много улиц пройдено, много кафешек обсижено, список просмотренных фильмов уже ломится переполненный, а хорошие новинки поступают реже, но они не отчаиваются, начиная говорить о книгах и аниме, на которое подсели вместе в один вечер от скуки. Только вот эти непонятные искорки серебрятся под ребрами и не дают покоя, стоит только подумать о Хёне. Только когда с приближением экзаменов они начинают царапать их изнутри, становится не до смеха.       Оба списывают на волнение, у одного скоро сдача, от которой зависит его поступление. У второго сдача у его старшего, после которой их общение станет сложным. Не то чтобы Чонин не верил в дружбу на расстоянии, но он привык. Он ещё в кое-что на расстоянии не верил, но оно липким неозвученным комком просто спряталось где-то под сердцем. А привычки не всегда бывают хорошие. Назвать Хёнджина зависимостью язык не повернется, потому что… Просто потому что звучит плохо. А хён у него очень хороший. Однако сам Хёнджин, когда смотрел на младшего уже начинал потихоньку тосковать. Как он там без этой улыбки? Будет засыпать в обнимку с рисунками, как одержимый?       К слову, больше волновались. Сдал Хёнджин все прекрасно, что в одной школе, что в другой и подал документы в Сеул и парочку заведений в городах поближе. С расчетом на общежитие конечно. С квартирой еще подумать придется конечно, а может и вовсе стоит оставить как есть. Как закончит, так и определится, где ему будет лучше. Хотя ответ он уже знал.       Впереди у них осталось последнее лето, после которого Чонин прочувствует всю бренность выпуска, а Хёнджин попытается вырасти, чтобы быть с ним рядом.

***

      Самая большой ошибкой в жизни Чонин посчитал ночь перед отъездом Хёнджина, когда решил подумать больше, чем надо. И жалел он о ней вплоть до собственного поступления. Будучи на втором курсе экономического, он понимал, что сделанный вывод однажды, засел в голове так же крепко, как звон этих проклятых заколок, которые он не видел уже почти три года.       Последний раз Хёнджин приезжал после успешно сданных Чонином экзаменов. Они тогда очень хорошо отметили, а потом вместе как дети малые прыгали и радовались, что его зачислили. Хотя это было до боли очевидно. С отъездом хёна он стал заполнять все свое свободное время подготовкой к экзаменам и изучением предпринимательской деятельности. Его не заставляли наследовать семейный бизнес, однако он сам этого хотел. Сколько себя помнил. И с его помощью уже втроем получилось открыть еще несколько филиалов по их городу. Родители и Хван гордились им, и Чонин был искренне счастлив.       Однако спрятанное под сердцем чувство, за три года превратилось в очень хрупкую вазу, что трескалась буквально от всего. У Хёнджина там своя новая жизнь. И пусть младший для него все еще один из самых родных людей, в груди неприятно колет. Чонин считал, что упустил шанс, когда не признался среди последних летних дней, чтобы хоть как-то расставить все точки над «и». Тогда не хотелось набрасывать ответственность на Хёнджина, итак заваленного ей с головой и маленькой горкой на макушке.       Они этого не обговаривали, но Ян почему-то был уверен, что Хёнджин останется в Сеуле на постоянной основе. Когда тот перестал приезжать домой из-за навалившихся курсовых и работы, на которую все-таки устроился, он все больше убеждался в своих доводах. Появились новые друзья, модели для искусства, рос размах его работ и было понятно, что он станет востребованным. Столько энергии, сколько её бушует в Хване, не найдется и в трех Чонинах, что так кстати подходило под его профессию графического дизайнера и иллюстратора.       Конечно и сам Чонин не стоял на месте. На смене бывал все реже, все-таки сумев найти более менее постоянных работников, и все больше участвовал в финансовых вопросах поставок и закупок. По вечерам в конце месяца сидел с отчетами, и часто наведывался в пекарни по поручениям от родителей. На первом месте работы даже сдружился с сотрудниками и баристой из кофейни по соседству, заодно пристрастившись к кофе. Теперь он понимал почему Хёнджин его так много пил. Усталость била несчадно, а единственное, что держало в колее — крепкий кофе и его аромат, что на подсознательном уровне обеспечивал покой. Ну или бесконечные селфи Хёнджина на каждый случай его самостоятельной жизни. Честно, он не сильно изменился, просто очень повзрослел и похорошел так, что Чонин временами на парах слишком долго залипал на сообщения, рассыпаясь на маленькие сердечки. Собственное в груди гулко заходилось, перекрывая дыхание и хотелось просто растопиться в теплоте, как сахар.       Он так чертовски скучал. По Хёнджину, по тем вкусным конфетам, которые он черт пойми где брал и губам, которые наверно отдавали терпкостью кофе. Чонин не проверял. Знал только, что его объятия крепче и надежнее любой стены, выстроенной когда-то им от общества. Сейчас и в универе друзья есть. Его больше не принимают за фрика, да и брекеты давно сняли, как раз на поступление. Он тоже вырос и от предложений девушек действительно отбоя нет, только вот сердце его уехало на поезде вместе с одним красивым художником, с кучей заколок и вечным бардаком в портфеле и мыслях, где-то четыре года назад.       И ревновало оно где-то там несчадно. Особенно, когда появился какой-то очень привлекательный Минхо, о котором ему Хван трещал неделю. Все это время он с болью в сердце слушал, как Хёнджин хочет позвать его моделью и не знает как подойти. И Чонин понимал, что так реагировать не нормально, но все равно терпеливо слушал. Хуже стало, когда эти двое сдружились и он чаще стал мелькать у хёна в сторис и фотках, которые тот отправлял Яну. Чувства грызли зубами, перекатываясь хрусталикам с щеки на щеку в темноте ночи. Знал, что так сам себя закапывает, но поделать ничего не мог. Сильно скучал, не представляя, как там изнывает Хёнджин.       Расслабился он только месяц назад, после новости, что Минхо завел отношения с еще одним другом их друга, когда они слетелись, как перелетные в комнате Хвана. В тот вечер рассказа, двое искренне посмеялись с нервозности друзей и застенчивости перед друг другом, не поняв, что ведут себя так же. Как по копирке: любят оба и возможно даже видят что-то, но жуткая неуверенность и боязнь все испортить просто не дает сделать шагу. И Хёнджин за эти три года незаметно пытался все обдумать, отчетливо убедившись, что это не просто симпатия, уходящая со сменой обстановки, а самая настоящая любовь, вросшая корнями в душу. Это то, что стоит оберегать и хранить, как охранял его Чонин. Всегда волновался и ненавязчиво заботился, стараясь не переступать черту. А еще пытался не сказать лишнего, не коснуться там, где не надо, где-то прятался, оступаясь на некоторых словах, тысячу раз перезаписывал минутные голосовые, потому что проскальзывало что-то, что не должны слышать или его выдавал предательски дрожащий голос.       И заметив все, что было прямо перед ним, Хёнджин наконец понял, как Чонин сдерживался с ним — человеком, которому почти с первой встречи был открыт. Думая об этом уже сидя в поезде, он настраивал себя на серьезный разговор. Подумал, что раз старший, то должен сделать первый шаг, на самом деле желая успеть первым всей душой. Знает ли объект его воздыхания, что тот сейчас буквально в двух часах езды от их города? Ха! Нет конечно. Ещё утром он скинул ему пару селфи, говоря в голосовые о чем угодно, но не о своих сборах. Из переписки он знал, когда Чонин заканчивает сегодня занятия и, что в течении дня будет в пекарне, в которой случилась та знаковая встреча.       Хорошо, что у обоих осталась привычка писать в чат обо всем, что видят. Так что после обеда с родителями и разобранных немногих вещей, которые он взял с собой, как по старт-сигналу в виде сообщения, парень выдвигается к пекарне. Ему идти 10 минут, а Чонин туда только собирается. Значит у него есть добрых 30 свободных минут, чтобы вальяжно усесться за один из обычно пустующих столиков и ждать.       Он заходит в родное помещение, вдыхая полные легкие ностальгического запаха и замечает приятные изменения. Семья Ян сделала почти полны редизайн интерьера, и форма у персонала поменялась, обычные темно-коричневые фартуки, цепляющиеся на шее, превратились в какую то замысловатую конструкцию на поясе. Больше на юбку конечно похоже, подумал он. Интересно, как в этом смотрелся бы Чонин? Стряхивая звоном заколок непрошенные мысли, Хёнджин подходит к девушке, стоящей за стойкой. — Здравствуйте, а Господин Ян не забегал еще? — спрашивает он, прекрасно зная, что Чонин только идет. — Чонин-хён? Нет пока, должен в течении дня зайти. Не знаю точно когда, но могу дать его контактный номер. — девушка начинает суетится, но Хван останавливает ее поднятыми руками. — Нет-нет, не нужно. Он должен бы зайти в течении часа, поэтому я просто подожду его. Просто оповестите его, а я вон там посижу пока. — парень кланяется и проходит за дальний столик.       Благодаря перестановке при входе его не будет видно, а со своим черным пальто он только сливается с рядом стоящей стеной. Разве что то зако́лочное безобразие блеском привлекает внимание, но парень надеется, что это его не выдаст. Долгие минуты тянутся в нетерпении. Хван старается глубоко дышать, ощущая, как вены дрожат в руках. Смотрит на пролетающие за окном листья и бегущих по делам прохожих. Они тоже куда-то спешат и волнуются. Побегать бы с ними, чтобы утихомирить внутренний ураган, да только тело к месту будто приросло. Душа кричит и трепещет где-то внутри, а на лице ни мускул ни дергает. Он так соскучился и все еще корит себя, что не приезжал хотя бы на праздники. Ну хоть подарки почтой отправлял, молодец. Похвально.       За плечами экстерном сданная сессия — лишь бы остаться на подольше, до последней практики и защиты уже законченного диплома еще месяц, значит он может в конце концов разобраться со всем, что тревожит. Интересно, сильно ли младший вырос. Из мыслей и созерцания оживленной улицы отрывает резкий звон колокольчика, что Хван аж вздрагивает, а потом дыхание спирает. В его ночных мечтах такой красоты не было, насколько он помнил. Очень устало, споткнувшись около порога, в помещение вваливается слегка всклокоченный Чонин. Он что бежал там что-ли? — Хён, вы бежали что-ли? — тут же озвучивает его вопрос сотрудница. Ян подходит, опираясь на прилавок и опускает голову в пол, в попытках отдышаться. Коротко кивает, поправляя волосы выпрямляется. И тут у девушки что-то щелкает — Ой! Божечки! Вы ещё и перекрасились? — Преподаватель написал, что ему срочно нужен мой черновой вариант проекта. Пришлось устраивать марафон. — голос слегка хрипит и он прокашливается, а Хван ловит ментальный брейкдаун от этой хрипотцы. Стоит только представить, как он ему шепчет так что-то на ухо… Так! Младший лезет в сумку за документами, ради которых он собственно здесь. — Да. Вчера буквально с салона. Решил, что хочется осветлится позарез. — Вам, к слову, очень идет, наверное чуть ли не лучше всех предыдущих! — девушка принимает бумаги и быстро пробегается по тексту глазами — Это в ту же папку, что и вчерашние? — Спасибо, мне тоже нравится — он совсем слабо улыбается — Нет, их положи в комнате персонала, всем на ознакомление. Нужно, чтобы каждый взял и заучил, как мантру. — Эх. Ладно. — грустно вздыхает дама, заметив вставшего из-за стола Хёнджина. Только хочет что-то сказать, но парень прикладывает палец к губам и тихо подходит к Чонину со спины. На цыпочка, по-ребячески закусив губы в игривой улыбке. До неё сразу доходит, что тот хочет сделать. поэтому быстро переманивает все внимание босса на себя — А это во всех филиалах пересмотр ассортимента? — Нет, пока только здесь, а там посмотрим по… — начинает объяснять Чонин, как его глаза прикрывают чьи-то тонкие ладошки. — …По продажам. Кто? — А ты угадай. — весело произносит каждый слог Хёнджин, пока Чонин аккуратно берет его ладони в руки, покручивая кольца на них. — Хё-о-он… — как-то жалобно произносит младший, чуть ли не плача, разворачиваясь и резко подхватывая друга в объятия — Я так по тебе соскучился, ты бы знал… — Я тоже. Именно поэтому я здесь. — сцепляет руки у парня на шее и жмется ближе, слегка покачивая их тела из стороны в сторону — Закрыл пораньше сессию и приехал. Сюрприз хотел сделать. — он тихо хихикает, когда Чонин щекочет его за бока, в отместку за шалость и отстраняется. — Тебе удалось. Тогда… Прогуляемся? У тебя же нет дел? — выходит как-то робко и неуверенно и Хенджин быстро кивает ему. — Если ты закончил свои, то да. Я полностью твой на целый месяц.       Чонин давит поплывшую улыбку и, парни быстро попрощавшись с девушкой, обменявшись любезностями, выходят из пекарни. В груди обоих бушует пожар. Кончики пальцев слегка потряхивает. Не сговариваясь, они идут по переулкам к парку. Молча. Вместе иногда хорошо в тишине — это про них в данный момент. Хёнджин мельком поглядывает на Чонина и замечает, что тот поравнялся с ним в росте, если не стал выше. Плечи стали шире, а за рубашкой явно спортивная фигура. Единственное, что осталось от того ребенка — сокрушающая улыбка, которую он сейчас давит во все 32, нисколько не стесняясь. Брекетов давно нет и боже, как же ему идет эта оправа — черная и толстая, приятно контрастирующая с нынешним цветом волос.       Чонин смотрит на него в ответ и ловит взгляд, свой опуская куда-то вниз. Хёнджин прослеживает его и видит отставленный локоть. Думал, что его поймали с поличным, а, оказывается, просто предложил схватится. И кто Хван такой, чтобы не воспользоваться возможностью. Кладет ладонь на его руку и прижимается, смеясь. Так тепло и по родному. Находясь здесь, уже рядом с родной душой, он начинает осознавать как скучал. Эта тоска отдается болью в костях и разливается горячим чаем по внутренностям, дрожью отзываясь в сердце.       Они решаются на какие-то незамысловатые повседневные диалоги. Чонин рассказывает во всех красках про предстоящую сдачу курсовой и причину покраски, а Хёнджин об активно набирающихся заказах, предложения о работе в студиях Сеула и конфетах, которые так и не нашел в столице. — Представляешь, там их нет! Просто нет! Я обошёл кучу магазинов. Даже службы доставки прошарил! Их как будто только у нас делают! — Хван уже откровенно возмущался, чуть ли не крича на весь парк. — Так что, кажется, я скуплю здесь всю партию в магазине перед отъездом. Я за три года без них прошел все стадии принятия, не могу больше. — А вот надо было хотя бы закупаться приезжать… — Чонин смеется, думая, что без самого парня тоже прошел все стадии принятия. Но не понятия. — Так что ты про студии говорил? Ты же согласился? Предложение-то хорошее. — Кстати, об этом я и хотел поговорить изначально. — как-то поникнув, говорит Хван — Думаю согласится после диплома. — делает драматичную паузу — Но только на удаленку. — А зачем удаленка? Они же там совсем рядом с тобой. — Ян выглядит действительно удивленным, искренне не понимая решение хёна. — В том дело, что я не собирался оставаться в Сеуле. — Чонин давится воздухом, в немом вопросе, а Хёнджин смеется, пихая его кулачком под ребра — Вообще изначально я собирался только отучиться и приехать обратно. Найти либо здесь студию, либо вовсе работать по интернету. А ты что думал? — Я думал, что ты там как рыба в воде. И друзей у тебя там много появилось. Логично, наверное, что ты захочешь остаться там. — Не думай больше, Нин-а. Здесь у меня осталось кое-что дороже. — Хёнджин останавливает их около тропинки к дереву, под которым они любили расстилать плед и сидеть часами, скрываясь от солна и забот. — Здесь у меня ты. — он кротко улыбается и убирает свои руки в карманы, отцепляясь от младшего. — Что значит я? — Чонин, кажется, потерял по дороге все логические нити, связывающие его реальность и Хёнджина, что стоит и улыбается ему так тепло, смотря прямо в глаза. — Хён, объясни. — Я долго думал, — Хван опускает взгляд и пинает невидимый камень, чтобы чувствовать почву под ногами — сидя на парах, дома, за курсовой и картинами. Пока смотрел на Минхо с Джисоном и на влюбленного Феликса, сохнущего по своему другу по переписке. Потом наблюдал за своим поведением рядом с тобой, за ощущениями и пришел к одному выводу. — он вздыхает и переводит взгляд обратно в любимые глаза, что скорее всего уже все поняли, но не решаются прервать — Я понял, что никого теплее и ближе, чем ты у меня нет и я думаю, не будет. Ты так глубоко въелся мне прямо в сердце, чуть ли не в первую встречу, что я задаюсь вопросом, почему я раньше не обращал на собственные чувства внимания. Ты мне нравишься. Я люблю тебя не как друга или брата, а как человека, личность, как самую родную мне душу. Вот… — Хён… Я… — Чонин глубоко дышит и смаргивает подступившие слезы. Его сердце по ощущения сейчас пережило несколько мертвых петель в воздухе, а мозг сжался в звезду во лбу — Мы с тобой получается два идиота? — Ты... Почему? — Хёнджин негодует, с так просто разлетевшихся опилок в голове, что образовались от волнения. Только Ян мог его так в миг одним словом расслабить. — Потому что три с лишним года сами себе нервы матали. — Чонин громко смеется, сгребая свою любовь в крепкие объятия. Подняв Хёнджина над землей за талию, крутит в воздухе вокруг себя и, поставив, совсем нежно целует за ушком. Отстраняется и сталкивается со старшим лбами, легонько покачиваясь. — Я тоже тебя люблю… — шепчет тихо почти в самые губы, не решаясь смотреть в глаза.       Хван более уверенно переплетает свои руки вокруг его шеи и подается губами вперед. Ловит ими чужой выдох и легонько прикусывает губу. Чонин прижимает ближе, перебирая одной рукой пряди. Хёнджин поцелуй не углубляет. Дразнится, то и дело отстраняясь, с ухмылкой наблюдая, как Чонин тянется за ним. Перестает мучить только когда младший настойчиво сжимает его талию, захватывая в крепкие тиски и прижимается к его губам, проходится по ним языком на пробу и снова сминает. Да так, что голова начинает кружится.       Через долгие минуты в, кажется, поплывшей вселенной, они отрываются друг от друга, тяжело дыша и смеясь счастливо и беззаботно. Хван как котенок трется носиком о носик и, возможно, Чонину показалось, но он мурлыкнул. Да что там думать, он сам готов кричать на всю округу, что влюблен по уши в самого талантливого и сияющего человека, что встречал в жизни. Сколько вечеров в одиночестве и сомнениях и всё не зря. Ожидание обрело для них смысл и Чонин был искренне счастлив, что именно к нему хотел возвращаться его Хван. Сам Хёнджин бы сказал, что всегда возвращался в первую очередь к нему и не было ни минуты, когда он не сидел с мыслями о младшем.       Хотелось бы опять поваляться под родным деревом, но Чонин не разрешил марать пальто. Земля не до конца просохла и очищать его потом будет та еще проблема. В итоге взяв не унимавшегося Хёнджина, что правда почти лег, на руки, он пошел ловить смущенные взгляды по парку. — Ну Чонин-а-а-а-а! Ну отпусти! На нас косятся странно. — яростно шептал он, пытаясь слезть — Я больше не буду в траву прыгать.       Парень со смехом опускает его, поглаживая по талии, чтоб не дулся и целует в лобик. Берет за руку, переплетая пальцы, и ведет дальше по аллее. Теперь счастливую улыбку давит Хёнджин, шагая слегка в припрыжку. Потом игриво шлепает Чонина и, пока тот с выпученными глазами загружает полученную информацию, срывается на бег. Петляет дорожками, перепрыгивает какие-то непонятно как расставленные оградки и слышит скорый топот по пятам. Вечерний парк хорош своей пустотой, думает Джинни, огибая очередное дерево. Не то, чтобы он отличался выдержкой, но сейчас бежал как в последний раз, раздирая легкие смехом. Им обоим надо было выпустить энергию, но Ян оказался куда спортивнее, чем казалось. На втором крупном повороте Хёнджина догоняют, сгребая в объятия, тут же принимаясь щекотать.       Он вырывается, смеется еще сильнее, а когда пытка кончается, слегка закашливается. Парня тут же поднимают в тех же объятиях и несут к лавочке. Чонин садит его и треплет по макушке. Давно он так не бегал. Ян падает рядом с ним, утыкаясь лбом в плечо, часто дыша. Хёнджин укладывает поверх его макушки свою голову и прикрывает глаза. — Не против на выходных ко мне на ночевку? — чуть отдышавшись, говорит брюнет. — Было бы неплохо, я думаю. — он крадется ладошкой на чужую талию и немножко притягивает к себе. Поближе — Можем накупить тех конфеток, попкорн, взять кучу пледов, построить лежанку из подушек и смотреть до утра фильмы, обниматься и целоваться. — А я бы хотел все это и умножить на два. — Хёнджин накрывает своей ладонью его и они сидят так вплоть до темноты, пока Ян не проводит своего старшего, как настоящий кавалер и защитник. Вдруг его принцессу украдут. Хван правда не понял, когда успел стать принцессой, если планировал все вообще наоборот. Однако даже этот факт через минуту уже не смущал. Хотелось, чтобы тебя оберегали так, как оберегает Чонин. И дарить свою любовь в ответ, грея души.       Родители Хёнджина уехали. Сказать, что у него бабочки в животе сделали тройное сальто — ничего не сказать. С Чонином. Наедине. Совсем наедине. Аж дрожь берет от мыслей, которые начинают лезть в голову, но он неустанно ее унимает в ожидании гостя. Стоит и готовит овощное рагу, только нарезая овощи, чтобы не разрываться между дверью и кипящим блюдом, когда его любовь наконец придет. Легок на помине и по дому раздается трель звонка. Он впускает младшего с тяжелой сумкой на плече. — Только не говори, что ты решил сэкономить время и потащил все вещи в универ, а потом сразу ко мне? — он смеряет ношу взглядом и тут же стягивает ее, намереваясь утащить в комнату. — Хорошо. Молчу. — Чонин улыбается глазами и снимает обувь, отбирая сумку обратно и со шлепком по заднице отправляется по направлению, указанному Хёнджином. Переодеваться.       Хван наконец начинает собирать ингредиенты в единое целое и стоит спокойно напевает себе под нос что-то замысловатое, как из комнаты слышится крик. — Хён! Тебе звонят! Совсем не слышишь? — следом за голосом на кухню влетает его обладатель с трезвонящим аппаратом в руках. — Какая-то «кошкообразная бестия» с мемом кота на аве. По FaceTime. — А, прости Нинни, не слышал. Принимай, руки заняты. Это Минхо. — говорит Хван, закидывая в глубокую сковороду картошку. Чонин в это время неуверенно принимает вызов. Комнату, как и парней оглушает пронзительный возмущенный басистый крик, что Хёнджин аж роняет нож, а Чонин вжимает голову в плечи, отдаляя от них телефон. — Ну что Ловелас, как там твои любовные крестовые походы по завоеваниям? — Хенджин становится краснее помидоров, что резал, и судя по звукам на заднем плане у фиолетовой макушки сейчас режут не только помидоры — Не обращайте внимание на шум. Хан-и пытается убить Феликса за то, что тот съел его любимый батончик. —раздается еще один визг, а Чонин находит подставку и располагает на ней телефон, уставившись немигающим взглядом на Хвана — Не орите так, голова болит! Хан, солнце, брось бяку! — Минхо… — парень чувствует, как начинает плавится под чужим напором и сжимает губы в тонкую линию, сердито косясь на Ли, который, заметив Чонина в кадре, понял суть бытия. — Решил же ты про меня вспомнить именно сейчас… — Крестовый поход успешно завершен. Аван-пост захвачен. — весело поворачиваясь, заканчивает за него Чонин, снова поглядывая на своего смущенного парня. На что снова получает шлепок и охает. — Молчу. — Ха-ха, мне нравится это бро! Сработаемся! — смеется Минхо, показывая аккуратненькие зубки. — Кто нравится?! — Какой бро?! — почти одновременно прокричал задний фон, и в кадре тут же появились две ужасно всклокоченные макушки. — О! Это тот самый младшенький, на которого запал наш Хён? Привет, я Феликс. Можно просто Ликс. — Я Джисон, можно просто Джи. — поднимает маленькую ладошку паренек с милыми щечками. —Чонин. — Ян смущенно улыбается, утыкаясь в плечо своего парня. — Так, вы все! — он обводит присутствующих в экране лопаткой для сковороды и вплетает одну вторую руку в волосы Чонина, слегка массируя — И ты. Поубавьте пыл и не смущайте. Как вы поняли, все у нас хорошо. — он хихикает, когда его обнимают за талию — И вам уже пора откланяться, у нас романтическая идиллия. — Пока Хён! — кричит Ли младший, уворачиваясь от Хановой подушки. — Я живу в дурдоме… — Минхо трет пальцами переносицу, надеясь, что этот гомон скоро стихнет — Удачи вам… — И мы его одобряем! Совет да любовь, дети мои! — перебивает Хан, уже сам шугаясь яростного взгляда своего парня. — В общем да, пока. — Хо напоследок машет и отключается. — Сил тебе, хён, пока! — успевает бросить Хван перед завершением. — То есть ты специально ехал признаваться так, словно идешь меня завоевывать? — Чонин игриво шепчет, опаляя горячим дыханием ухо, все еще обнимая сзади. Становится слегка жарковато, но Хёнджин списывает это на то, что они стоят у плиты. — Вообще да, но Минхо утрирует. — он стоит так, будто оправдывается из-за чего щеки снова алеют. — Не с таким шаржем я ехал… — Все хорошо хён. Я очень рад, что ты решился. — он нежно целует в висок, заставляя плавится в своих руках — Я, честно, уже отчаялся. Думал останешься там, заведешь семью, а я буду жалеть об упущенных шансах. — Дурак ты мой. — Хван ловит его губы своим, скорее чмокая, нежели целуя — лишь чтобы успокоить. Он здесь и никуда не денется. разлучит их разве, что диплом и то, всего на пару месяцев и он снова приедет к нему - в теплые объятия и жизнь, полную любви.