Следуйте инструкциям изготовителя

Пролог (1998) Руны, вышитые с изнанки мантии-невидимки, если ее вывернуть и окропить кровью потомка изготовителя некромагического мощного артефакта, складывались в слова на староанглийском. Гарри их прочёл летом одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, когда собирался на выпускной бал и порезался острозаточенной бритвой, сбривая усики. Он отряхнул лезвие бритвы и капелька крови, слетевшая с него, упала на груду одежды, вываленной из сундука в суматохе сборов. Капелька впиталась, и под изумленным взглядом юноши вспыхнули вышитые руны, автоматически им переведенные: Параграф первый: храните мантию только в специальном ящике из осины с мифриловыми вставками! Параграф второй: при хранении не в специальном ящике следите, чтобы вам не втемяшилась в голову мысль о своей непогрешимости! Или, по крайней мере, держите её подальше от того места, где вы чаще всего бываете (безопасным считаю расстояние не менее пяти морских миль). Параграф третий: при владении мантией-невидимкой прямым моим потомком последствия ее влияния несколько снижаются, но полностью не исчезают. Подпись: Игнотус Хорас Певерелл *** Тщательно спрятанное самолюбие одержимого (1991 и далее) Квиринус Квиррелл не ожидал, что когда-нибудь останется в кабинете Дамблдора один, поэтому никаких намерений там порыться и что-то вызнать не имел, не с его нынешним уровнем магии взламывать охранки сильного мага. Сознание подселенца, спящее днем, ночами требовало от него огромной порции подпитки, и сил после этого оставалось лишь на то, чтобы прочитать строго по учебнику лекцию, а показывать практическое применение чар защиты у него не получалось – он пробовал у себя в комнате что-то наколдовать, но нет, ненасытный господин забирал все до крошки, злобной пиявкой присосавшись к его ядру и выкачивая из него всю энергию. Квиринуса радовало уже то, что он хотя бы днем может сожалеть о своем необдуманном шаге там, у собора Святого Андрея, где к нему подселился дух Темного Лорда, – а вот ночами нужно думать в верноподданическом ключе, тогда огрызок успокаивается и вновь засыпает.       Сегодня ближе к отбою его вызвал на беседу директор Дамблдор, и Квиринус привычно разбудил подселенца – пусть два великих мага легилиментят друг друга хоть до усёру, а он понаблюдает со стороны. Но эта еженедельная беседа, шестая по счёту от начала учебного года, едва начавшись, прервалась вызовом от МакКошки – требовалась помощь в Больничном крыле. Два шутника с третьего курса изобрели что-то уж совсем мерзопакостное, и мадам Помфри не справлялась с последствиями их шуточного зелья – сразу восемь первокурсников, в том числе и знаменитый МКВ, до сих пор не приходили в сознание, и кровотечение из их ушей остановить не удавалось.       Дамблдор велел сидеть и ждать его возвращения, нисколько не сомневаясь, что его приказ будет выполнен, – он любил играть в кошки-мышки и оттачивать свою невербальную беспалочковую легилименцию на таких вот магах, с непонятно откуда взявшимися блоками на сознании. Еще два года назад этот преподаватель маггловедения был в мыслях чист и прозрачен, а после годового отпуска, придя на собеседование по поводу должности профессора ЗОТИ, вдруг заинтересовал Дамблдора своим окклюментивным щитом, ну не бывает такого, чтобы у слабосилка-полукровки вдруг безо всякого артефакта или амулета получалось противостоять его сырой ментальной силе. А щиты у Квиррела хоть и прогибались под его напором, но держались, и Дамблдор впал в азарт.       Квиррелл послушно замер на самом краешке кресла для посетителей, жутко неудобном, и подселенец тоже что-то притих. Причина его затишья выяснилась минуту спустя.       Подселенец вдруг принюхался своими змеиными ноздрями и велел Квирреллу быстро осмотреть ящики величественного письменного стола, дубового, старинной работы, что стоял на небольшом подиуме у самого окна директорского кабинета, – почуял некую родственную ему вещь. Он велел передать себе управление глазами и руками, довольно ловко вскрыл нижний ящик стола, запечатанный охранным заклинанием, вернул контроль над телом Квирреллу и вроде как уснул. Распутывание сложных чар вымотало подселенца, и Квирреллу, что научился чувствовать его состояние, следовало поторопиться, вскоре и он ослабнет до такой степени, что рухнет в обморок. Что поделать, не так уж он силен, чтобы выдержать в себе два сознания, хотя вот уже пару недель стало казаться, что он и подселенец начинают лучше взаимодействовать.       Квиринус Квиррелл, на ощупь вытащив наружу нечто переливающееся и невесомое, не стал долго гадать, что это, – мысли подселенца, пока тот спал, становилось все проще улавливать, а тот в радостном предвкушении подумал о мантии-невидимке Певереллов. Это и подтолкнуло Квиринуса к необдуманному поступку, а впрочем, уже плевать – он уже столько необдуманного наделал за эти три месяца, так что накинул на себя капюшон мантии, даже не остановившись на мгновение.       И вот тут все стало так, как было до того проклятого дня, когда он повелся на сказки о величии и прислонил затылок с нанесенной собственной кровью руной Соул к огромной глыбе, что была краеугольным камнем собора в Сент-Эндрюсе. Это для магглов она была просто церковь, а для магов был ясно виден Круг удержания духов – раньше церковники много понимали в духах и демонах, не меньше магов.       Мысли стали ясными и четкими, магическая сила бурлила, до краев заполняя собой его ядро, и Квиррелл быстро выхватил из вазочки Летучий порох, бросил его под ноги и торжествующе прокричал: "Сент-Эндрюс!"       Камин у директора был высокий и настроенный в стандартном режиме, значит, камин в Сент-Эндрюсе, что был общественным, наверняка к нему подключен, и Квиррелл не прогадал. Он вышел из здания Университета, и пока ему хватало решимости, бегом помчался к собору. *** Дамблдор вернулся к себе уже на рассвете, кровотечение из ушей, глаз и носов у всех восьми пострадавших удалось остановить только с помощью вызванного недовольного Гиппократа Сметвика, но из комы так никого и не вывели, и всех детей отправили в госпиталь. Сметвик даже слушать ничего не стал, только придавил тяжелым взглядом медиведьму и велел ей готовиться к переэкзаменовке – если она так явно нарушает клятвы, предпочитая выполнять волю директора, то их надо обновить. А обновлять придется только после полного экзамена, и пятидесятилетняя мадам Помфри оскорбленно поджала губы, точь-в-точь как присутствующая здесь же декан факультета Гриффиндор.       Трое из детей были чистокровными, и к ним домой оповещения отправил сам главный целитель госпиталя – к Браунам, Лонгботтомам и Патил. Родственников остальных детей оповещать не стали, те жили в магловском мире и нахватались их предрассудков, так что черные вороны, традиционные почтовики госпиталя, стали бы в их глазах вестниками горя и несчастья. Сметвик уже сталкивался с предубеждением маглорожденных и полукровок по отношению к умным птицам, потерял парочку почтальонов и больше их посылать не будет, да и в конце концов, есть же администрация в школе, пусть своих сов гоняют.       Дамблдор медленно и устало прошел в спальню, надо вздремнуть хотя бы часок перед новым насыщенным днем. Про свой приказ Квирреллу не покидать его кабинет он долго не вспоминал – на завтраке было не до того, прилетела возмущенная старуха Лонгботтом, следом за ней Брауны, а потом и Патилы всей многочисленной семейкой пожаловали, и он их успокаивал до самого обеда. Когда же вспомнил, сам себе удивился – ну что он к мальчику пристал, ну окклюмент, и что же?       Детей из комы вывели не всех, а вернее, не вывели только Гарри Поттера, и если семерых уже через день вернули в Хогвартс долечиваться амбулаторно, то самый известный в магической Англии мальчик выписался за пять дней до Хэллоуина.       Всех Уизли, в том числе и старосту Перси, пришлось на этот год отправлять домой – Патилы оказались вхожи к самому Министру Магии, и чтобы не давать лишних козырей против себя много возомнившему Корнелиусу Фаджу, потребовалась жертва. Да и директор был разгневан по-настоящему, так что близнецы не на шутку струхнули и предпочли не спорить – ладно, до сих пор-то он все их шуточки покрывал, глядишь, позже и придумает что-нибудь. Но вот директор думал о том же – и снова сам себе удивлялся, как же он мог предыдущие их выходки невинными шутками считать? Будто серая паутина с его сознания сметалась и становилось – немного стыдно?       Бабка же Лонгботтом, что на данный момент возглавляла Попечительский Совет Хогвартса, потребовала отчета о стипендиях от Попечительского Совета и написала размашистым почерком "Отказать!" на прошении супругов Уизли о вспомоществовании – им, как чистокровным волшебникам из списка двадцати восьми священных семейств, приходилось униженно подавать ежемесячные прошения, потому что платить по четыреста галеонов в месяц за всех четверых Молли и Артур не смогли бы, как бы ни затягивали пояса и как бы ни помогали им их старшие дети.       Пусть за оставшееся время накопят четыре тысячи галеонов на следующий год, приказал Дамблдор орущей на него Молли и поморщился – зачем же это он такие закладки бедной бабе - или еще девчонке когда-то? – поставил, это как же с ней родные уживаются? Что она с детьми-то теперь делает? Надо бы снять, лучше поздно, чем...       Про Персиваля Уизли Молли даже не заикнулась – тот сразу сказал, что сам подготовится и сдаст СОВ в Министерской Комиссии, развернулся и вышел из кабинета директора. Своего среднего сына Молли не видела вплоть до Рождества, и сначала не особо переживала – часы показывали, что Перси жив и здоров. Но как-то зашла в аптеку Малпеппера и там увидела, как тот сосредоточенно толчет что-то в ступке. Окликать не стала – ей стало стыдно за себя, мальчик, которому едва исполнилось пятнадцать, сам зарабатывает на экзамены, и этот стыд лавиной обрушился на нее – как они могли унижаться перед магами, выпрашивая стипендии? Что с нею сталось за эти двадцать лет брака, если она так повела себя тогда в кабинете директора, что он запретил доступ ей в свой кабинет до сентября? Как ей только в голову пришло заявить – пусть Гарри Поттер, как ближайший друг Рона, за него заплатит!       – А если мальчик не выживет, может, тебе вообще все имущество Поттеров отписать, как матери его лучшего друга? – осведомился Дамблдор и нахмурился, но ей словно вожжа под хвост попала и ее понесло. Молли обливалась краской стыда, вспоминая как она поджала губы и фыркнула, как же, не выживет, он же Авады лбом отбивает, и от шуточного зелья поди не умрет.       И вот тут Дамблдор окончательно рассвирепел – воспитанием своих деток пусть озаботится, ведь Августа останется на второй срок председательницей Попечительского Совета, вдруг через год настоит на полном отказе в стипендиях?       В это время еще не было ясно, что с Гарри творится, Сметвик говорил, что никогда такого не встречал – будто бы целительские чары и зелья просто проходят сквозь ребенка, абсолютно не воздействуя, но Дамблдора и близко к мальчику не подпускал.       Однако спустя неделю Гарри очнулся, отчего-то у него улучшилось зрение, да так, что в очках он больше не нуждался, а медведьмочки госпиталя обучили его косметическим уловкам, поэтому и от лохматости он тоже избавился. Гарри стал зачесывать волосы назад, потому что непрерывно кровоточащий шрам ему иссекли и на его месте возник тонкий, еле заметный волнообразный рубчик, с каждым днем все больше светлеющий.       Дамблдор отметил, что такой Гарри ему больше нравится, к тому же не вызывает агрессии у Северуса, сходство мальчика с отцом неожиданно утратилось, а вот с Лили Эванс усилилось – не только глазами, но и тонкостью черт Гарри стал теперь походить на мужскую версию детской подруги Северуса. Надо проверить, хорошо ли ему живется у родственников на летних каникулах. *** Труп молодого человека с развороченным затылком нашли у восточной стены собора Святого Андрея в Сент-Эндрюсе. Первыми его нашли бродячие собаки; они сорвали с покойника, хорошо так пованивающего, потому что стояла нехарактерная для конца октября теплая погода, какую-то тряпку. Запах эта тряпка не прятала, но потрапезничать собакам не удалось – группа туристов из Японии вызвала полицию, предварительно хорошенько пофографировав и сняв труп со всех ракурсов на видеокамеры. Полицейские, после положенных осмотров экспертами, увезли одетого в странную одежду какого-то ролевика - не ролевика, а может просто наркомана лет двадцати пяти в морг: смерть явно насильственная, вроде как от удара чем-то плоским и широким, с четко отпечавшимся рисунком буквы Зэт на костях затылка, тот был скальпирован полностью, и судмедэксперт привычно сказал полицейским, что все будет ясно после вскрытия. Полицейским было известно об участившихся за последние десять лет случаях вандализма на территории кладбища при соборе, но в середине этого июля вроде все притихло, и вот на тебе – на их головы свалилось явно ритуальное убийство. Одежда пострадавшего, символика на затылке и совпадающая с ней повторенная буква Зэт на каменной восточной стене собора пробудили в памяти полицейских слышанные ими в детстве рассказы о том, что такие места надо окроплять святой водой, и один из них метнулся домой, мама его была истовой католичкой и недавно привезла из Рима воду из собора Святого Павла.       Так как уже все возможные отпечатки и прочие следы были сняты, Рик Роули и Тони Розье, постоянные напарники, именуемые поэтому в полицейском участке Роро, остались и незаметно побрызгали на стену с кровавым оттиском буквы Зэт святой водичкой. В наступивших сумерках им примерещилось, что из отпечатка вылетел черный дымок, пометался и втянулся в камень, гранитный валун, угловой и самый здоровенный. Это ли помогло или что другое, но на территорию собора Роро больше не вызывали года четыре, акты вандализма там не повторялись.       Собаки вернулись под вечер, когда толпа рассосалась, еще немного потаскали вкусно пахнущую падалью тряпку, да и потеряли где-то, потому что запах с нее спустя пару часов исчез. Мантия-невидимка осталась лежать среди надгробий и крестов на довольно долгий срок, подпитывая своим присутствием ближайшую магическую сущность и снимая слой за слоем защиту, что давала святая вода.       Дело это было небыстрым, но спустя два года защита рухнула и дух Волдеморта смог призвать своего слугу, чужакам без своей Метки он больше доверять не хотел. *** Гарри Поттер сидел на Хэллоуинском пиру в одиночестве, потому что его друга Рона отстранили от учебы до следующего года, когда Рон вновь придет на первый курс. А отстранили, потому как выяснилось, что это он лично по требованию братьев подлил зелье всем пострадавшим, сам же пить тыквенный сок не стал, но Гарри его не осуждал - близнецы вызывали у Рона страх. Этот страх Гарри сразу почувствовал за утверждением Рона, что тех все любят.       Настоящие эмоции Гарри научился считывать у говорившей ему всякое тетки Петуньи по невербальным сигналам тела, а поджатые губы, приподнятое плечо и другие мелкие детали при рассказе о братьях он еще в поезде заметил; за полтора же месяца, пока наблюдал за другом, убедился в том, что Рон близнецов боится искренне и старается лишний раз не попадаться им на глаза.       На следующий день к нему начальственным тоном обратилась одна из пострадавших, заучка Грейнджер, и велела идти с ней в библиотеку делать домашку, пояснив, что ей это поручила сама профессор МакГонагалл – надо помочь пропустившему две недели однокласснику. Так как заняться Гарри было абсолютно нечем, он взял сумку и поплелся за девочкой.       Внезапно оказалось, что та умеет терпеливо по три-четыре раза объяснять непонятное по трансфигурации, в которой он был полный профан. Вернее, не так – преобразования Гарри выполнял, а в чем их суть, понял только после того, как Гермиона (заучкой спустя пару дней он ее больше не называл даже мысленно) подробно и понятно разжевала ему каждое предложение из сухо написанного и набитого заумными терминами учебника по трансфигурации.       Через пару недель ему даже показалось, что на уроке трансфигурации он улавливает отдельные осмысленные фразы, а оставшись на зимние каникулы один в спальне и отдохнув как следует в компании книг и сладостей, понял вообще все на первом же занятии у профессора МакГонагалл.       Гермиона его проэкзаменовала спустя пару уроков, убедилась, что Гарри действительно стал сам соображать, и переключилась на Невилла, теперь декан поручила ей повысить успеваемость у антигения зельеварения. Но Гарри, который привык слушать разъяснения Гермионы, попросился третьим в их группу самоподготовки, и внезапно зелья тоже стали понятными, а больше у него проблем с учебой и не было.       До самого конца года они всегда втроем делали домашку и готовились к экзаменам, потом Гарри получил от девочки ее адрес и номер телефона, и Невилл получил – летние домашние задания они договорились выполнить вместе, когда Гермиона вернется из Франции, она сообщит Гарри, пусть прозванивает ей после двадцатых чисел июля, а потом сходит за Невиллом через камин на Косой аллее.       Про каминную сеть и другие способы перемещений она подробно рассказала Гарри в конце апреля, а Невилл дополнил и сказал, что бабушка Гарри и Гермионе разрешила вход к ним в Лонгботтом-мэнор. После того, как Невилл написал ей про девочку и как она ему помогает в зельеварении разобраться, Августа Лонгботтом все про ту выяснила и потому разрешение дала спокойно. К тому же она сказала, что Гарри вообще может к ним приехать на оставшуюся часть июля и весь август – Невиллу скучновато без сверстников в громадном мэноре с одной старухой, и вот тут Гарри просто расцвел. Провести целый месяц каникул не у тетки, а в настоящем волшебниковском доме для него стало подарком судьбы, пусть даже с теткой теперь почему-то стало как-то полегче, что ли. Он терпеливо весь июль выполнял всю поручаемую ему работу, сам рассказал тетке, что на каникулах несовершеннолетним волшебникам колдовать нельзя, за правдивость та его наградила разрешением уехать в гости. Но вначале пообщалась с бабушкой Невилла и родителями Гермионы, с облегчением узнав, что те простые люди, не маги. Величественная старуха в шляпе с чучелом стервятника произвела огромное впечатление на Дадли, подглядывавшего в щелку на страшную колдунью (неосознанно зажимая руками задницу), и он порадовался, что большую часть этого лета Гарри не будет дома. Потому что запрет запретом, а вдруг Гарри вспомнит все обиды и отомстит? *** Дамблдор, который хотел на Рождество отдать Гарри Поттеру мантию-невидимку, только сейчас понял, что исчезновение Квиррелла и ее пропажа из ящика стола взаимосвязаны. Ведь до этого момента он даже не проверял охранку, вроде бы рисунок чар никем не нарушался, но теперь стал терпеливо восстанавливать все перемещения по его камину (а иначе без его ведома покинуть территорию Хогвартса Квиррелл просто никак не мог); выяснилось, что пятнадцатого октября тот подключался к камину в городке Сент-Эндрюс.       Дамблдор там побывал, провел поиск остаточных магических возмущений, но ничего не обнаружил – прошло уже больше двух месяцев, да еще и вода из собора Святого Павла смыла некромантическую составляющую ритуала. А мантия-невидимка не поддавалась чарам поиска вообще ни от кого, кроме прямого потомка Певереллов, но мальчик еще мал, чтобы его к такому привлекать.       Ну что же, он подождет взросления Гарри, все ему расскажет и они вместе попробуют найти старинный артефакт.       И Дамблдор пошел проверять Зеркало, достаточно ли оно напиталось специальным зельем, чтобы разжижить амальгаму и пропустить внутрь философский камень, – просьбе своего учителя он внял и соорудил настоящий тайник. А вот подходы к прежнему тайнику теперь не нужны, и Хагрид радостно уволок щенка цербера в питомник, мадам Спраут забрала Дьявольские силки, а тролля вновь отправили в горы Норвегии.       Шахматная доска с управляемыми големами и стол с загадками от Снейпа заняли свое место в новом лабиринте, подготовленном для тренировки выпускников-семикурсников, очень изящно и мощно обе преграды были сделаны, терять их впустую не хотелось. Лабиринт Дамблдор устроил там же, где подобные готовили сто лет назад, то есть в Запретном Лесу.       Зеркало с тайником он переместил в свою спальню, мощными магическими ремонтными чарами отремонтировал за зимние каникулы Запретный коридор и объявил на первом же завтраке, что коридор теперь доступен всем желающим. Но как он и думал, особо желающих не нашлось, так, парочки еще там побывали, порадовавшись, что добавилось мест для свиданий, а остальным и дела не было. *** Гермиона с гордостью продемонстрировала родителям всю выученную за год сумму заклинаний – бабушка Невилла встретила автомобиль на проселочной дороге, посоветовала его оставить здесь, чтобы исключить поломку мотора при проезде под защиту мэнора, и провела всех троих за руки во внезапно возникшие перед ними высоченные кованые ворота.       Родители попили чайку с Августой, разрешили той установить чары на подключение камина в их доме, чтобы дочка могла проходить к двум друзьям, и отбыли, а трое одноклассников уселись за домашку. Теперь Гермиона почти каждый день приходила, чтобы поколдовать в разрешенном месте и полетать на метлах над огромными полями с лекарственными травами, а потом насела на бабушку Невилла, чтобы та их обучила бытовым чарам. *** Некий домовик, без символики Дома или Рода, лежал в укромном уголке поместья Лонгботтом, оглушенный и парализованный защитой мэнора.       Августа решила дождаться отъезда детей в школу, чтобы без этих вездесущих глаз и ушей применить некоторые аспекты демонологии; внук и его друзья могли пробраться куда угодно втроем, потому что их мозговой центр в виде Гермионы и их силовой центр в виде Гарри сносили любые зачарования, а присутствие Невилла, как хозяина этого места, только помогало. Конечно, доступа в алтарный или ритуальный залы они не имели, но бывший аврор Августа Лонгботтом и не собиралась осквернять эти места демонологическим ритуалом, поэтому терпеливо выжидала, храня домовика в стазисе в углу теплицы с самыми вонючими растениями.       Дети сами купили к школе все необходимое, заказав по каталогам учебники и прочее сразу после прихода писем, потому что тратить целый день на посещение Косой аллеи им не хотелось, только с Гарри Августе пришлось посетить гоблинский банк и купить ему там сквозной кошелек, по ее просьбе лимит установили десять галеонов в день, ровно столько же было у Невилла.       Дамблдор с удовольствием передал ключ от банковской ячейки миссис Лонгботтом, он знал ее щепетильность в денежных делах и не сомневался, что та присмотрит за Гарри как следует. И за Гермиону он теперь спокоен, магглорожденным лучше иметь в покровителях вот таких старых грымз, а уж параноидальная защита на Лонгботтом-мэноре и его самого приводила в восторг – но старуху можно понять, она уже потеряла сына и невестку, что овощами лежали в госпитале.       Кое-что из защиты Лонгботтом-мэнора, вроде аналога гоблинской Гибели Воров, он установил вокруг всего Хогвартса еще в конце летних каникул, и постоянно подновлял, пока защита эта не вросла в кружево древних защитных чар замка, а то слишком они ослабели – давненько он их не обновлял, не дело это... Теперь же все восстановилось, он сам как следует проверил – лично пару раз принимал усовершенствованное Снейпом Оборотное зелье и пройти не удалось, защита с болью снимала с него чужую личину. *** Молли Уизли к сентябрю удалось скопить две с половиной тысячи галеонов, поэтому в школу отправились только младшие дети, а близнецов еще в июле забрал к себе в заповедник старший сын, пусть драконам попробуют свои шуточки подсовывать. Молли вдруг осознала, что кормить круглый год шестерых человек – не то же самое, что кормить их всего пару месяцев, и была рада такому решению Чарли. Поэтому в ответ на просьбу близнецов дать им хотя бы пару месяцев поучиться в школе, ведь есть же пятьсот галеонов лишних, от матери они получили неслабые жалящие чары и приказание самим зарабатывать на обучение у частных учителей и на сдачу СОВ, а в Хогвартс им больше дороги нет, сами виноваты.       Перси сдал СОВ на все "Превосходно", о чем сухо уведомил мать и отца, и наотрез отказался возвращаться домой – ему понравилось самостоятельно жить и работать, и теперь он вызывал у Молли настоящее уважение.       Рон ехал в школу очень невеселым – за этот год он многое передумал, и знал, что всех пострадавших оповестили, кто именно подлил им зелье, так что просто страшился встречи с Гарри, реакция остальных его как-то особо не волновала. Он решился и написал Гарри летом пару писем, но ответа не получил и больше не пытался – он попросту боялся, что Гарри его отвергнет навсегда.       Но в поезде Гарри с ним радостно поздоровался и сказал, что несмотря на разные спальни и расписания они запросто смогут общаться в гостиной; у Рона вырвался облегченный вдох и он не решился спросить, отчего Гарри ему ни разу не ответил.       После повторного Распределения Шляпа отправила его в Хаффлпафф, а Джинни – в Равенкло вслед за ее подружкой Луной Лавгуд, поэтому с мечтами о совместных играх с Гарри ему пришлось расстаться – старшекурсники-барсуки первые полгода в школе весьма плотно пасли своих первокурсников и не позволяли им шляться после отбоя где попало. На входе в Барсучий Дом стояли на страже не портреты, как у Гриффиндора и Слизерина, а система "свой-чужой", и после отбоя она подчинялась только старостам и декану, а в остальное свободное время первокурсников передавали с рук на руки очередным дежурным "по яселькам". Особо следили именно за Роном, из-за репутации близнецов и его собственной, так что если он Гарри и видел, то только во время приема пищи и изредка в коридорах, и даже минутки с ним поговорить язвы-шестикурсники не давали.       Спустя месяц Рон стал постоянным посетителем кухни, научился играть в покер, проникся чарами, потому что ему подобрали запасную палочку из личных запасов декана и она слушалась его как родная, и рванул в учебе. Про пропавшую куда-то Коросту он не вспоминал до летних каникул, а потом и вовсе забыл, потому что мама подарила Джинни сову, а ему низзла, рыжего и наглого.       Первое место в чарах и трансфигурации он делил по очереди со Сьюзен Яксли, и вдруг ему так понравилось учиться, что Рон все чаще ловил себя на мысли, что наконец ему в жизни повезло. Не надо бояться близнецов, можно есть в любое время до отбоя, никто не тыкает в лицо, что у него заштопанная рубашка, ведь бытовые чары чинили одежду так хорошо, что она даже обновлялась, и палочка слушалась, так что он с готовностью принял предложение мадам Спраут отработать ее стоимость и забрать палочку себе насовсем.       Отработка заключалась в поливе теплиц по вечерам, и там возились барсуки со всех курсов, даже богатые детки не брезговали ворочать мешки с драконьим навозом, наличные галеоны непрерывной струйкой текли от частных зельеварен и не оседали в карманах декана, а делились по справедливости.       Да если бы он знал, что прямо с первого курса может завести свой собственный счет в банке, он бы еще тогда, в первый раз убедил бы Шляпу, что его место только здесь – ночами Рон о многом думал, и выводы делал. *** Джинни Уизли внимательно прочитала запись черными чернилами во внезапно ей ответившей тетради и сунула ее Луне – за этот год она привыкла с той советоваться, наконец поняв тонкий юмор обоих Лавгудов. В Норе раньше находиться было решительно невозможно из-за постоянных воплей и скандалов, и тишина в Ладье была ей ближе.       Старательно обнюхав тетрадку, Луна потащила и ее, и Джинни к декану, а там на полном серьезе сказала, что в тетрадке завелся черный наргл.       Декан просканировал тетрадь в черной обложке, изменился в лице и по каминному громкоговорителю вызвал к себе директора. Девочек он оставил пока пить горячий шоколад, перед тем проверив их на магическое истощение, и две подружки стали радостно командовать личным эльфом декана, заказывая к напитку пирожные и конфеты. *** После беседы с Джинни Дамблдор вызвал Молли к себе, сразу успокоив, что ее младшие дети просто молодцы и красавцы, и он будет самолично ходатайствовать перед Августой, чтобы тем назначили стипендию на следующий год. На это предложение Молли, зарабатывавшая теперь довольно прилично сдачей вязаных вещей в магазины Косой аллеи, отрицательно покачала головой. Нет, спасибо, что помогли выучить старших, а младших им есть чем обеспечить, и поинтересовалась, в чем же все-таки дело.       Дамблдор попросил разрешения просмотреть в памяти Джинни тот день, когда она ходила с родителями и Роном на Косую аллею за покупками, там девочке кто-то подкинул темномагический артефакт; тут Молли стало дурно. Она знала, знала, что в тот день после возвращения домой надо было лично проверить все покупки, но вернувшийся позже них Артур, что у Перси в лавке залечивал синяк после драки с Малфоем, отвлек ее своими дурацкими шуточками, вот в кого пошли два шалопая, ныне перекидывающие навоз в заповеднике драконов и каждый месяц ноющие по сквозному зеркалу, что все-все осознали.       Джинни смело села на стул и по просьбе директора вспомнила самый лучший день в ее жизни – за покупками пошли всего вчетвером, мама ей купила красивое платье, новенькие учебники и ...       Болтушка Джинни все трещала, а Дамблдор уже увидел, что нужно, – Люциус Малфой, вот кто подкинул в сумочку Джинни дневник Тома Реддла.       Ну что же, дневник с крестражем (а Дамблдор что-то в этом роде и подозревал у Волдеморта) он передаст в ОТ, там есть кому его изучать, и он ласково улыбнулся девочке и ее матери. Через день его навестила Августа Лонгботтом, принесла допрошенного домовика Малфоев, и ушастика тут же забрал Снейп в Отдел Тайн. *** Душу Дамблдора долго грело воспоминание, как Северус Снейп неверяще переспросил, действительно ли Альбус согласился отпустить его работать в Отдел Тайн над крестражем Волдеморта, впервые на памяти Дамблдора радостно улыбнулся и вышел вслед за безликим магом в серой мантии. Вещи он заберет позже, его единственный ученик как раз защитился в Гильдии и не против попреподавать до конца года.       Спустя всего месяц у него сняли Метку, а потом и у всех желающих бывших УСов, а пожелали все, в том числе и парочка узников в Азкабане – самые здравомыслящие, Долохов и Трэверс. Остальные узники сомневались недолго: после обстоятельной беседы с невыразимцами и демонстрации египетских Рабских Меток они признали в своих такие же. Только Беллатриса Лестрейндж осталась теперь одна верной последовательницей Лорда, и ничего эти невыразимцы не понимают, так она думала. Но она ошибалась, были ещё два неучтенных персонажа, и они с превеликим трудом еле сбежали от вызверившейся на них защиты Хогвартса – ах, какой план пропал, подставить Гарри Поттера под участие в Турнире Трех Мудрецов. Ну да ничего, один из тех, кто планировал возрождение Волдеморта, знал, где летом можно врага подловить, он недаром жил у верных друзей Дамблдора почти одиннадцать лет, и адрес Гарри Поттера узнал. Найти все Тисовые улицы в окрестностях Лондона, а именно туда слал оба письма Рон Уизли летом одна тысяча девятьсот девяносто второго года, от усердия проговаривая номер дома и название улицы вслух, ему удалось всего за месяц, и вычислить искомый адрес удалось легко – ведь именно к дому в Литл-Уиннинге его что-то даже близко не подпускало, наверняка та самая материнская защита, которую обсуждали неоднократно Молли и Артур Уизли. *** Перешедший на пятый курс Гарри Поттер стоял примотанный к статуе ангела и ждал продолжения, как его оповестил, хихикая, неприятный типчик с выступающими вперед зубами. Ритуал по возрождению Волдеморта закончился, но змеелицый худой скелет, тычущий в Метку на руке Петтигрю, безуспешно все пытался кого-то через нее вызвать и уже истерически визжал и на того, зубастого, и на второго, который носил тюрбан на голове. Тут у Гарри наконец получилось беспалочковое удаление волшебных веревок и он аппарировал к воротам Хогвартса, срочно вызвав к ним Дамблдора и пересказав все, что с ним случилось в первые сутки каникул. Он их традиционно проводил на Тисовой у тетки, чтобы потом все лето у бабушки Невилла тренироваться в аврорских чарах, и когда он утром рысцой побежал за мукой, чтобы тетка испекла свой вкуснейший приветственный пирог, у магазина его оглушили, связали и доставили на кладбище.       Дамблдор хмыкнул и попросил разрешения самому просмотреть это событие в памяти Гарри, потом крутнулся на пятке и молча исчез.       Спустя три минуты он приволок трех волшебников, уменьшенных до размеров мышек, и одну змейку размером с земляного червяка, вызвал Снейпа и передал ему это все.       Спустя три дня Дамблдор выполнил свое обещание и рассказал Гарри все, что раскопали невыразимцы, – про лича с двумя недоумками, Петтигрю и Краучем-младшим (тот носил тюрбан, как когда-то Квиррел, чтобы закрыть затылок – лысый, бугристый и очень чувствительный после годового подселения в него духа хозяина), а потом представил Гарри его крестного, Сириуса Блэка, оправданного по всем пунктам обвинения.       Про Темного Лорда больше никто, кроме Беллатрисы Лестрейндж, уныло разглядывавшей ставшую обыкновенной татушкой Метку, не вспоминал.       Мантию-невидимку после полного магического совершеннолетия Гарри призвал легко.