***
Толпа незнакомцев глотает твою помятую фигурку и ты окончательно ощущаешь себя всего лишь безмолвной тенью. Частью массы, частью стада. Беспросветная тоска рисует бессмысленные, из раза в раз повторяющиеся силуэты. Толпа гудит, ревёт. Все сливается в один большой поток и уходит на второй план. Глотаешь остатки тревоги, сворачивая за угол. Бешено дрожащие руки удаётся заметить не сразу — только когда прижимаешься спиной к холодной стене, съезжая вниз по шершавой поверхности. Неужели так сильно сказывается стресс последних дней? Тело горит, обожженное о металлические прутья клетки. Отрекаясь от всего мирского в стремлении стать чем-то единым и бесконечным ты чувствуешь, как окончательно теряется личность за спинами незнакомцев. Почему-то раньше это казалось таким хорошим, единственно верным. Кажется и сейчас. Отчего же тогда слабый ком тошноты подходит к горлу, а дышать становится совсем уж невыносимо? Что ты делаешь не так? Неоновая, съехавшая вывеска бара гипнотизирует мутное сознание —хочет дать ответ. «Забудь все» Легко отрываешься от стены, царапая нежные ладони. От странного предвкушения сердце начинает биться чаще. Не знак ли судьбы? Сорвать все рамки и правила, расслабиться и наконец позволить себе упасть с головой в чарующий омут пустоты… И пусть никто не поймает. Пусть все закончится тут же. В нос ударяет слабый запах алкоголя, в глаза — тёплый свет. Дверь за тобой захлопывается. Шмыгаешь замёрзшим носом и бредешь к барной стойке. Хочется согреться и наконец разрешить себе все. В первую очередь — жить. — Что будете заказывать? — Мужчина небрежно протирает бокал, больше для виду. Его лицо бесстрастно, а вот голос, напротив, пропитан мягкостью и уважением. — Не знаю. Что-нибудь… Покрепче, — Буркнула ты, словно школьница, потирая запястье и отводя взгляд в сторону. Почему тебе вообще должно быть стыдно? Не каждый обязан разбираться в алкоголе. С его стороны послышалось хмыканье. Но как только ты подняла стыдливо-раздраженный взгляд, то обнаружила бармена в самом разгаре своего дела. Стук льда в специальной ёмкости, ловкие руки, ленивыми движениями творящие что-то наподобие магии. На секунду процесс поглотил все твоё сознание, с головой выдав зачарованный взгляд. Так мастерски, ни один мускул на лице не дрогнул. С ужасом ловишь себя на мысли о том, что взгляд неприлично долго исследует чужое тело. Глаза снова упираются в никуда. Распластавшись на столе, прячешь голову в сложенные плотно руки. Тёплая щека упирается в дерево. Грусть накатывает с новой силой. Звон, сопровождающий «магию», начинает раздражать. Даже у этих простых действий больше смысла, чем в твоей жизни. — Готово, — глубокий голос симпатичного бармена раздается сверху, совсем близко. На секунду даже кажется, что тёплое дыхание щекочет волосы на затылке. Рядом звякает напиток — Вас что-то беспокоит? — Нет, — Вяло тянешься к обманчивому спасению. Поддаваясь нервному желанию, пытаешься выпить залпом. Как оказалось, зря. — И все-таки я прав, — Бармен снисходительно качает головой на твоё мученически скривленное лицо и попытки сдержать кашель. Протягивает воду. И при этом выглядит так непозволительно хорошо, что стыдно становится втройне — Обычно становится легче, если выговориться. «В конце концов он мне никто, сюда возвращаться я не собираюсь. И… Он настаивает…» — Рассуждаешь в жадном желании этого самого облегчения. В то время как сознание стремительно уплывает, вязко стекая по барной стойке. Внезапная сонливость ломает границы реальности и бесстыдно развязывает язык. В следующие секунды ты больше не думаешь. — Я просто запуталась. И потерялась. Я не знаю, что мне делать, каждый день похож на другой, и я не понимаю, как это изменить, — Произносишь скороговоркой, но в процессе замечаешь, как слова съезжают в сторону. Горечь растекается по языку — Тюрьма. Мужчина напротив внимательно слушает жалобы. По окончании упирается локтями в стойку, напротив тебя, и внимательно смотрит в глаза. Неожиданно приходит осознание, что в баре больше никого нет. — Раз вы об этом задумываетесь, то шанс есть. Не так ли? — Ленивым движением отводит беспорядочно лежащие на лице пряди, открывая вид на янтарные глаза. О, эоны. Сколько же чарующей глубины в этом взгляде. И совсем непонятно, что именно он выражает. Отворачиваешься. — Наверно, — Не замечаешь, как пальцы начинают нервно стучать по деревянной поверхности. Лёгкий, блестящий румянец опоясывает щеки. Непонятно, что больше путает мысли: этот странный зрительный контакт или наспех проглоченный коктейль. А ты ведь даже его вкуса не ощутила — жгучая гадость расцарапала горло. Минута, две, три — в размышлениях время летит незаметно. Мужчина, чьего имени ты так и не узнала, успел протереть стойку, пару раз совсем ненадолго отойти и не бросить на тебя ни одного быстрого взгляда. Последнее, несмотря на настойчивое игнорирование, вызывало небольшое волнение и ощущение брошенности. Из полудремы выдернул стук. И вот на тебя уже смотрит табличка с ярко введенной надписью «Открыто». Значит с той стороны… — Вы уже закрываетесь? — С испугом произнесла ты, поднимаясь со стула. Бармен отошёл от двери и направился в сторону помещения для персонала. — Идём, — Не смотрит. Волна паники поднимается, отгоняя только-только устаканившееся ощущение спокойствия. Когда это вы перешли на «ты»? И зачем тебе куда-то за ним идти? Ни один вопрос не срывается из приоткрытого рта. Встаёшь, а ноги сами тянут вперёд. В конце концов… Что тебе теперь терять? Некоторое время видишь перед собой только крепкую спину, мерно качающуюся под стук шагов. Потом смотришь, как бармен выключает свет и запирает двери. — Куда мы? — когда вы оказались на улице, залитой ярким светом разнообразных вывесок, ты смогла хоть что-то произнести. Щёлкает замок, мужчина потирает щетину и с важным видом поворачивается к тебе. Эти глаза… Снова крепко впиваются, выбивают из-под ног землю. — Ты хотела изменить свою жизнь, — Учтиво напоминает он, слегка склоняя голову на бок. Так и хочется сказать: «и что?», но ограничиваешься только сдвинутыми бровями. Неужели тебе попался бармен-герой? — Для начала может подойти небольшой душевный разговор. К тому же сейчас поздно — не могу позволить девушке одной разгуливать по улице. На такие заявления остаётся едва различимо прыснуть. Слышать такие вещи уже довольно приятное изменение, впрочем, лишней заинтересованности и внутреннего трепета решаешь не показывать. Привыкла, что все мечты с отвратительной периодичностью бьются в дребезги. Джентльмен галантно протягивает руку в аккуратной белой перчатке. Глаз не отводит. Эоны, эоны, эоны, не надумывай. Пожалуйста. Не надумывай. Кладёшь свою руку в чужую, чересчур остро ощущая прикосновения. Мышцы подрагивают и ты очень надеешься, что это не заметно для твоего спутника. — Я не спросила ваше... Твоего имени, — Стараешься бросить невзначай. Так, словно это продиктовано правилами вежливости, а не кипящим интересом. — Галлахер, — Кивает мужчина и ты чувствуешь, как его большой палец осторожно поглаживает твою руку. Он спрашивает твоё имя, а после начинает долгий умиротворенный разговор о том, что все в этой жизни можно наладить и не обязательно приходить в бары и пытаться напиться. Когда вы переступаете порог пустующего дома, ты легко смахиваешь с глаз остатки слез. Половину дороги ты то плакала, то смеялась, в полной мере ощущая умение Галлахера пользоваться языком. — Эй, все-таки в этом есть польза! Я бы так и продолжила себя грызть, если бы не встретила тебя, — На губах расцветает счастливая улыбка. Впервые за долгое — очень долгое — время. — Ну-ну, — Дарит тебе ответную, настолько мягкую и тёплую, что глаз не оторвать. Облокачивается о дверной косяк и складывает руки на груди — Мне пора. — Стой... — Он ведь и сам не хочет уходить! Хотел — ушел бы сразу. Хочется надеяться... Поджимаешь губы и толкаешь дверь, помогая ей захлопнуться — Может быть ещё чай попьём? Должна же я как-то отблагодарить тебя за доброту. Галлахер, пожалуйста... Он мажет по твоему лицу очередным странным взглядом, заставляющим все внутри трепетать. Горячая рука ложится на голову и нежно треплет волосы. Когда его имя срывается с твоих губ, мужчина переводит руку на затылок и неторопливым движением притягивает к себе. Все вокруг кружится, когда чужие губы сминают твои. Сдавленно дышишь и на секунду приоткрываешь глаза. Ох, эоны, он смотрит. Неотрывно смотрит на тебя. Поймав твой взгляд довольно хмыкает в поцелуй, углубляя его. Свободная рука скользит по твоей талии, притягивает ближе. Щетина немного колется, но все растворяется в порыве сладко стягивающих низ живота ощущений.***
Тепло шуршит одеяло. Выбираться из него не хочется ровно также, как из крепких объятий Галлахера. Его проворные руки лениво загребли тебя, прижимая ближе. Носом он уткнулся в плечо и мерно посапывал. С улицы слышатся первые звуки утренней жизни. К большому удивлению, раздражающими они больше не кажутся. Ветер из приоткрытого окна — Галлахер вставал покурить — подхватывает плотные занавески, подбрасывая их выше. Рассветные лучи пробираются в комнату и россыпью солнечных зайчиков играют на лице. Ты прищуриваешься, пытаясь закрыться от них руками. — Сегодня выходной, помнишь? Спи, — Хриплым голосом бурчит Галлахер на ухо, прижимая тебя крепче. Чувствуешь как вздымается его грудь при дыхании. Хочется повернуться и посмотреть на его лицо. Похож ли на котёнка? — Помню, — Киваешь ты и трешься щекой об подушку, потягиваешься. Вздрагиваешь от ощущения горячих пальцев, которые неспешно ведут вниз по позвоночнику. Удивительное ощущение поднимается наружу. Кажется, теперь ты наконец понимаешь. Понимаешь все — от того, что у тебя есть опора. Не только в нем, но и в тебе самой. До того, что есть и силы все изменить. Прутья клетки отныне не держат. На их место пришли чуткие руки Галлахера, спасшие от падения. Раз и навсегда. Свобода.