не глупый

...Серёженька Жилин находит его на пороге комнаты — не столько по чуть различимым в пепельных сумерках очертаниям, сколько по запаху гари. Игорь дышит шумно и без остановки откашливает забивший лёгкие уголь. Серёженька оглядывает его с неподдельным интересом сперва, по коже подушечками пальцем проводит. До Серёженьки доходит не сразу. — Где Серега? — хрипит Катамаранов и смотрит одновременно так отчётливо в пустоту и в никуда — на него будто. — Игорь, ты чего? Кончай придуриваться, — хмурит брови Серёжа, пытаясь зачем-то в глаза ему заглянуть. — Видел дым над лагерем сегодня? Игорь молчит в ответ неожиданно звонко, воздух губами хватает. Серёженька Жилин не глупый отнюдь — до него доходит не сразу лишь потому, что поверить во всё это как-то тяжело. Но приходится — что уж тут делать. В незнании и неверии спасение – удел глупцов. По крайней мере, так думать очень-очень хочется – примерно до того момента, как Катамаранов уродливо морщится от ощущения углей на языке. — Где Серёга? — повторяет Игорь и смотрит точно-точно на него глазами не пустыми вовсе, а полными тлеющего животного ужаса и чего-то ещё. Серёженька поджимает губы и думает мельком о том, что что из этого лучше – очень спорный вопрос без ответа. — Вот он я! Игорь, прекращай, я серьезно! — поверить приходится, когда от пары пощёчин и тряски за плечи на лице Катамаранова не меняется ровным счётом ничего — только растрёпанные волосы на лицо сползают да дыхание ровнее становится, кажется. Серёженька Жилин не глупый отнюдь — потому он плачет уродливо без остановки, глядя на закутанного рядом в плед Игоря, которого удаётся обтереть холодной водой и спать уложить. «Где Серёга?» — продолжал тупо вопрошать он, пока Жилин суетится вокруг него, по волосам гладит и в глаза заглядывает. Мерзкий ком в горле подкатывает, когда Игорь с нечеловеческим звуком отшатывается от луча света, когда Жилин направляет на него фонарик — Серёжа замечает, каким особенно диким тогда становится его взгляд. И всё это кажется таким неправдоподобно-жутким — угольные следы на белых простынях, дым этот густой-густой, который лагерь накрывает так притворно-заботливо, и то, что всем, кажется, нет до этого никакого дела. Серёженька Жилин не глупый отнюдь — именно поэтому ему тогда отчётливо кажется, что он здесь единственный не сумасшедший. Даже когда из-под пледа ему слышится, как Игорь кричит истошно — не тот Игорь с пепелищем под рёбрами, который вырос на пороге из темноты, когда ничего до этого уже не имело значения, а того, который зашёл тогда в горящий сарай. Жилин его из тысячи узнает — так и не может узнать только, что тогда вместо со взрывом внутри него случилось. Но это всё временно, это всё поправимо — он себя убеждает, хлюпая носом и глаз не смыкая до рассвета. А с первыми лучами солнца это всё начинает казаться таким отвратительно-нечестным, что только громче реветь хочется — и сломать что-нибудь, и Игоря этого треснуть пару раз наконец, чтоб в себя пришёл. Вот только не сработает — Серёженька понимает отчётливо. Он же не глупый, в конце концов.