Момент истины

Ледяная вода заливалась в рот, в нос, разрывала изнутри легкие. Руки, беспомощно вскинутые вверх, упирались в толстый покров льда. Сквозь него смутно виднелось солнце. Такое далекое, что уже смазывалось в сплошное неясное пятно. Сил бороться с болью, ужасом и удушьем не было. Оставалось только… Петя содрогнулся всем телом и подскочил на кровати, кашляя отчаянно и надрывно, торопливо хватаясь за разрывающуюся от боли грудь. Ладони наткнулись на ткань повязки, а мгновение спустя кто-то осторожно, но твердо перехватил юного нефилима за плечи, заставив откинуться на высокую подушку. Петя часто дышал ртом и трясся, как в лихорадке. Потянулся всем телом к этим теплым сильным рукам и едва не свалился с кровати. −Тише-тише. – ласково проговорили над головой. – Все хорошо. Все закончилось. Перед глазами, наконец, прояснилось. Петя глубоко вдохнул и притих, узнавая слабо освещенный лазарет Института Петербурга. А заодно и обнимающие его руки. Кирилл Немоляев с улыбкой выпрямился и отбросил себе за спину длинный хвост темных волос. Без его рук на плечах разом стало холодно. А от внимательного взгляда наставницы ледяная невская вода припомнилась еще отчетливее. −Ох и напугал ты нас, Петруччо. – дружески улыбнулся Кирилл, усаживаясь на соседнюю койку. Асса, сидевшая в изножье Петиной кровати, ничего не сказала. Но темные глубоко посаженные глаза и без того были на редкость выразительными. Петя сжался под ее взглядом, изо всех сил желая провалиться куда-нибудь в подземелья. Разиэль, какой провал. Какой позорный провал вместо так ожидаемого триумфа. −Простите… − хотел выговорить Петя, но вместо голоса получился только какой-то невнятный хрип. Боль в горле, словно проснувшись, резанула куском стекла. Петя в ужасе прижал ладонь к шее. Разом вспомнилось все. И белоснежная гладь Невы с чернеющими тут и там полыньями, оставленными кислотой, и поднявшийся на хвосте змеевик, и собственный голос, звенящий туго натянутой тетивой. Сейчас… Уже почти… Это походило на камень, попавший под ногу на последнем рывке. Что-то больно ударило Петю поперек груди. Песнь оборвалась, кажется, даже зазвенев, как лопнувшая струна. Колени подогнулись, и Петя рухнул на едва присыпанный снежком лед, раня об него ладони. Краем глаза успел заметить метнувшееся к нему темно-зеленое тело второй твари, ангелы знают, откуда выползшей. И над всем этим высокий долгий пронзительно чистый, как летнее небо над Минском, вокализ. А потом ледяная вода и сильное течение, которое в мгновение ока затащило ослабевшего нефилима под лед. −Неприятно без голоса, верно? – дернула уголком тонких губ Асса. – Успокойся, это тебе невская водичка на пользу не пошла. Скоро пройдет. А вот если бы тебя демон сожрал, было бы сложно объяснить уважаемому Главе Института Минска, как же так вышло, что юный Голос, которого он с самыми благими намерениями послал в столицу на обучение, оказался один на один с целым гнездом змеевиков и даже без своей наставницы. Петя ссутулил плечи и попытался хотя бы вжаться в подушку. Тоном наставницы можно было ту самую невскую воду замораживать. Нефилим бросил быстрый взгляд на Кирилла. К его огромному удивлению, Немоляев ободряюще улыбнулся Пете и обернулся на Ассу. −Осади лошадей, Ась. – все с той же обаятельно-насмешливой улыбкой проговорил он. – А то ты мне нашего пресветлого Главу начинаешь напоминать. −Помалкивай, Нем. – в голосе Ассы послышался уже не лед, а настоящий металл. – Не мешай мне воспитывать ученика. Заведешь себе своего, вот его и воспитывай. −Такого шустрого нефилима я бы с удовольствием воспитал. – оскалился в ответ Немоляев. – Да вот беда – Голосом Разиэль наделил тебя. −Поэтому молчи. – припечатала Голос Петербурга и снова перевела взгляд на Петю. – А еще лучше оставь нас. −Слушаюсь, моя госпожа. – Кирилл умудрился сидя отвесить парабатаю церемонный поклон. На ноги Немоляев поднялся с ленивой грацией крупной сильной кошки. Потрепал напоследок Петю по растрепавшимся светлым волосам, потом положил ладонь на плечо Ассе и негромко проговорил: −Не ругай его слишком сильно. Юноша всего лишь хотел произвести на тебя впечатление. Разве это такой уж большой грех для шестнадцати лет? Дверь лазарета уже закрылась, а Пете все мерещилось фантомное ощущение широкой горячей ладони в собственных волосах. Ужасно хотелось вжаться головой в подушку, подтянуть к груди колени и закрыть глаза, пытаясь вытянуть у упрямой памяти, кто же вытащил его из полыньи. Но взгляд Ассы все еще примораживал к месту. −Простите, наставница. – сипло прошептал Петя и тут же замолчал, накрыв разрывающееся от боли горло уже обеими руками. Асса вдруг вздохнула так тяжело, словно на нее одну целый небосвод рухнул. −Послал же Разиэль ученика. – еле слышно пробормотала она и потянула из петли на поясе стило. – Иди сюда, несчастье. Петя послушно подставил ей шею, в который раз невольно залюбовавшись, как легко и стремительно Асса выводила руны. Боль ушла, будто ее и не было. Петя осторожно прокашлялся, но говорить без прямого разрешения не решился. −Назови мне свою главную ошибку, ученик. – приказала Асса. −Дурно провел разведку. – ответил Петя, внутренне радуясь, что голос звучит как обычно. – Не убедился, что демон всего один. Отправился на охоту без вашего разрешения. −Неверно. – отрезала наставница. – Твоя главная ошибка, Петр – ты возомнил себя всемогущим. Рассудил, что раз уж тебе подчиняются Песни, значит, подчиняется весь мир. А знаешь, что было бы, не помешай я тебе закончить? −Так это вы помешали мне? – Петя вытаращил глаза и даже подался вперед. −Именно так. – губы Ассы снова сжались в тонкую недовольную линию. – Если бы ты закончил Песнь, ты остался бы без голоса навсегда. Неужели ты сам не чувствовал, как близко подошел к краю? Петя открыл было рот, но тут же его закрыл и судорожно стиснул в пальцах край одеяла. Вспомнилось, как отчаянно звенел собственный голос, сомневаться в котором юный нефилим как-то не привык. −У каждого Голоса есть свой предел возможностей. – очень тихо и очень серьезно проговорила Асса. – Сказки о Голосах без голоса – вовсе не сказки. Беда в том, что ты никогда заранее не знаешь, что именно станет этим пределом. Одно могу сказать с уверенностью – твой еще не наступил. Так что перестань смотреть на меня волком. Триумф тебе испортила не я. Ты сам его испортил, не дав себе труда подумать головой. Щеки как кипятком ошпарило. Петя уткнулся взглядом в собственные укрытые одеялом коленки, не зная, что еще сказать. Оправдываться дальше – глупо. Снова просить прощения еще глупее. Стыдно было так, что провалиться сквозь землю хотелось как никогда сильно. Тем более память немилосердно подкинула брызнувшие во все стороны куски льда. И бледное сосредоточенное лицо, обрамленное выбившимися из косы темными волосами. А еще располосованные в кровь руки, крепко обнимавшие Петю за пояс. Руки наставницы, нырнувшей за бестолковым учеником в ледяную воду. Прикосновение теплой ладони к плечу заставило вздрогнуть всем телом. Петя вскинул глаза на пересевшую поближе наставницу. Асса не улыбалась, но глаза у нее потеплели. −Мой невоспитанный парабатай ведь прав? – негромко спросила она. – Ты действительно хотел произвести впечатление? Петя молча кивнул и тряхнул головой, пытаясь спрятать пылающее лицо за волосами. Разиэль, как же он был глуп… Асса тихо усмехнулась. −И надо думать, вовсе не на меня? Петя закусил губу. О Разиэль, ну что за женщина? Почему ей непременно надо продолжить терзать его? −На Нема, верно? – почти шепотом выговорила Асса. И тут же перехватила за плечи вскинувшегося Петю. −Успокойся, ученик. Я не вижу в этом ничего дурного или постыдного. −Другие видят. – едва слышно выдохнул Петя. Асса снова тяжело вздохнула и вдруг привлекла его к себе. Петя изумленно ткнулся носом ей в плечо, укрытое черной тканью простой рубахи. От Ассы пахло чем-то теплым, очень домашним, но чем именно, он так и не понял. −Я понимаю тебя, Петя. Прекрасно понимаю. И чувство твое понимаю тоже. Но Кирилл совершенно точно не твоя судьба. Свою ты еще встретишь. −Если не погибну раньше. – горько улыбнулся ей в плечо Петя. −Не погибнешь. – губы Ассы едва уловимо коснулись Петиных волос. – Раз уж попал ко мне в ученики, значит, до встречи с судьбой точно доживешь. Петя крепко зажмурился, сдерживая непрошеные слезы, и прошептал: −Спасибо, наставница. Спасибо…

***

Кроваво-красное закатное солнце сплошным потоком обнимало тонкую легкую фигуру наставницы в распахнутой охотничьей куртке. Асса оглядывалась через плечо и улыбалась так, как умела, кажется, только она одна. Вроде бы весело. И вместе с тем отчаянно-грустно. Уж эту ее улыбку Петр отлично запомнил. Скрытый рунами от людей обелиск на Невском пятачке был пронзительно белым, чистым, как ангельские крылья. Статуя Ассы помещалась перед высокими дверьми. В узкую щель между створками в определенный час било солнце, и Петру очень хотелось верить, что наставницу и всех тех, чьи имена были вырезаны на дверях, за этим порогом ожидал только свет. Петр и сам не знал, что именно хочет здесь найти. Медленно прошагал по узкой тропинке к дверям и замер, не желая тревожить застывшего у памятника нефилима с убранными в хвост длинными темными волосами. Нефилим стоял у левой створки, то и дело поглаживая кончиками пальцев чье-то имя. Петр невольно прищурился. «Святослав Беседин». Голос Минска опустил голову. Этого охотника он помнил. Как много здесь было тех, кого он помнил. Нефилим, словно почувствовав его взгляд, обернулся, и Петр узнал и его. Вспомнил даже имя – Максим. Сумеречный охотник судорожно искривил в кровь искусанные губы, нервно запахнул куртку, накрывая ладонью левую ключицу, и побрел по тропинке навстречу Петру, глядя себе под ноги. Не дойдя нескольких шагов, Максим остановился и обернулся. Солнце уже почти село, и статуя выступала четким темным контуром на фоне оранжевых небес. −Как она могла? – хриплый голос нефилима взрезал звенящую тишину весеннего вечера. – Если терять парабатая так больно, как она сумела убить своего? −Не она убила своего парабатая. – тихо проговорил Петр. – Это сделали демоны. Она лишь подарила ему быструю и легкую смерть. Максим вздрогнул, обернулся через плечо, точно так же, как и мраморная фигура Ассы. Скользнул по лицу Петра быстрым, похожим на раскаленную плеть, взглядом и снова отвернулся. −Все равно. – глухо продолжил он. – Я не понимаю, как мне теперь жить в мире, где нет его? Петр прикрыл глаза, вспоминая стылый темный взгляд Ассы из-под упавших на лицо белых волос. Теплел этот взгляд только при Настеньке. −Захочешь ли ты принять мой совет, Максим? – негромко спросил Петр, делая те самые несколько шагов, отделявших его от нефилима. Максим вновь повернул голову. Выглядел он плохо. Лицо осунулось, глаза обвело густыми фиолетовыми тенями, губы превратились в сплошную кровавую рану, правый уголок то и дело дергался в нервном тике, отчего казалось, что нефилим никак не может перестать горько усмехаться. −Советуйте. – хрипло выдохнул он. – Если правду говорят, и вы живете на свете не меньше Гордеева, может, знаете, как с этим справиться. Потому что я не знаю. Петр покачал головой. −К сожалению или к счастью, но Кирилл живет куда дольше, чем я. И все-таки выслушай меня, пожалуйста. Максим прикрыл красные от воспалившихся сосудов глаза и кивнул, давая понять, что слушает. −Не отгораживайся от мира, Максим. – негромко проговорил Петр, осторожно касаясь острого худого плеча, скрытого тяжелой курткой. – В конце концов, именно за этот мир отдал свою жизнь твой побратим. А значит, он уже стоит того, чтобы жить. −Мне не хватает Свята. – не открывая глаз, отозвался Максим, едва заметно подаваясь к лежавшей на его плече ладони. – Мне так сильно его не хватает. −У меня нет парабатая. – так же тихо продолжил Петр. – Но были те, кого я любил так же сильно. И кто оставил меня. Но на самом деле, они всегда рядом с нами. Здесь. Ладонь сама собой соскользнула с плеча, пальцы осторожно прошлись по груди Максима под распахнутой курткой. Раковский вздрогнул, но не отшатнулся. −Я не понимаю, как я должен пройти через это в одиночку. – выдохнул он, открывая глаза. −Ты не будешь один. Солнце совсем скрылось, но тьму вечер так и не принес. А Петр все никак не мог оторвать взгляд от озадаченно нахмурившегося петербургского нефилима. Слова, правильные, хорошие, как-то вдруг закончились. Зато нашлись другие. −Не закрывай дверей, бери меня, Пока тебя я знаю, Истина. Исполнив замысел, не зная о цене, Благодарю за то, что ты открылась мне… Петр пел вполголоса, на чужой земле, и все-таки она ему отозвалась. Налетел мягкий, по-летнему теплый ветерок. Взъерошил светлые волосы Голоса Минска, шаловливо дернул выбившиеся из-под резинки темные пряди Максима. Откуда-то повеяло сильным будоражащим своей свежестью запахом сосен. Почудился едва слышный плеск мелких речных волн. Максим вздохнул. −А Женя сказал, что этому миру больше не нужны Голоса. −Женя имел в виду, что больше нет нужды лихорадочно латать этот мир. – улыбнулся Петр, почти с нежностью вспоминая полное света Женино лицо, которое не портил даже отпечаток той стороны. −Спойте еще. – едва слышно попросил Максим. – Пожалуйста. Петр кивнул и негромко запел на родном языке, очень надеясь, что Петербург ему это простит. А Максим не посмеется. Максим не смеялся. Только бледное осунувшееся лицо становилось все светлее, словно на него падали лучи скатившегося за горизонт солнца. −До встречи с судьбой точно доживешь. – весело проговорил где-то внутри у Петра Голос Петербурга, и Петр не стал сдерживать улыбку. Уголки губ Максима едва заметно дрогнули, и это больше не было тиком.