halcyon age

Коннор — профессионал. Он безупречно ухожен и тщательно подбирает слова. Каждый раз, когда он разговаривает с людьми, он чопорный и вежливый, граничит с очаровательной невинностью. С подозреваемыми он непредсказуемый и механический — машина. Хэнк — бродяга. Оставшийся под дождем и промокнувший до нитки. В разговоре он небрежный и волевой. Он человек, и вся его худшая неосмотрительность умещается в одном эмоциональном порыве. Граница между ними напряженная и тугая. Они — идеальная противоположность. Хэнк никогда этого не скажет, но это одна из причин, почему они подходят друг другу, как будто рождены (созданы) для этого. Пунктуальность находится в этом спектре. Хэнк с одной стороны, Коннор с другой. Поэтому, когда Хэнк заходит в участок в 11 утра (что само по себе чудо), слон в комнате — это не его своевременное появление, не нахмуренный взгляд Фаулера, не отсутствие пончиков "О'Мэнсли", а вопиющее отсутствие Коннора за своим столом. Крис проходит мимо, следует за его взглядом и спотыкается о свою ногу. Он проливает кофе. — Где, черт возьми, Коннор? — говорит Хэнк слишком резко. Он не злится и не имеет на это права (учитывая его ужасный послужной список). У Криса нет для него ответов. Он убирает свой кофе. — Меня не спрашивай... — Крис встает и хлопает его по спине. — Я тоже в шоке. Хэнку нравится Крис, да, но он склонен подстраиваться под шутки и проделки всего участка. Хэнк хватает его за локоть. — Если ты надо мной издеваешься, клянусь богом, Крис... Где он, черт возьми? Вы спрятали его в хранилище? Крис поднимает руки. Он выглядит по-настоящему извиняющимся. — Прости, Хэнк, но я не знаю. Все на ушах стоят. Тина звонила в CyberLife, он не ходил туда за обновлениями, но он в сети. Может быть, он… — Крис почесывает шею, обыскивает глазами помещение: — заблудился. Звучит искренне, но Хэнк смеётся, потому что Коннор — андроид, блять, он не может заблудиться. Он говорит об этом Крису. Крис только улыбается и хвалит его за (относительную) пунктуальность. Крис — хороший друг, но он не заставляет камень в животе исчезнуть, потому что пустота в форме Коннора все еще здесь и все еще очень сюрреалистична. Сейчас 11:09. Нет никаких неловких любезностей. Никаких вопросов, связанных с собаками. Участок кажется пустым. Коннора любят в DPD. Он милый, исполнительный, ненамеренно красивый. Все хотят, чтобы он стал их правой рукой: на прошлой неделе Браун пытался подкупить его чизбургером. К востоку от камер предварительного заключения есть стенд, посвященный ему. Это шутка, Хэнк осознает, что коллеги делают это, чтобы действовать ему на нервы. И это работает, потому что Хэнк знает, что Коннор опытный, энергичный и способный, но он Коннор, а не андроид-Иисус, посланный небесами. Но, может быть, они не такие уж и засранцы, потому что сейчас 11:25, и, когда Коннор вплывает в участок, они поворачивают головы, как будто настал Судный день. Крис снова роняет кофе. Хэнк встает. Напряжение в комнате нарастает, и он уверен, что на Коннора вот-вот накинутся в этом чертовом участке. Гэвин начинает первым. Он направляется к нему, стоящему перед входом. Коннор поворачивается к нему лицом. Он вежливо улыбается. Гэвин крепко задевает его плечом. Губы Коннора двигаются — он что-то говорит. Губы Гэвина теперь тоже шевелятся. Никто не может толком услышать, что они говорят. Гэвин скалит зубы. Крис готов вмешаться. Коннор берет Гэвина за шею, наклоняет и бьет коленом в живот. В промежутке между внутренним смятением, подавленной тишиной и ругательствами Гэвина Коннор поправляет галстук и занимает пустоту в форме Коннора за соседним столом. Он входит в систему и начинает работать. Хэнк пытается закрыть рот. — Почему Вы стоите, лейтенант? — Коннор не отводит взгляд от терминала. Его веки трепещут. Хэнк садится. Он не может подобрать слов. — Что за хуйня, Коннор? — наконец говорит он. — Я не вижу необходимости в ненормативной лексике, — Коннор по-прежнему не смотрит на него. Почему-то это раздражает. — Не видишь необходимости… да блять, Коннор, ты напал на офицера! Коннор поднимает взгляд. Он улыбается так, словно ничего не произошло: — Не на офицера. Это был детектив Рид. Мне трудно понять, в чем проблема. Я сделал всем одолжение. — Ты… да, спасибо, но ты не можешь такое делать, ясно? Это… — Против правил? — перебивает Коннор. Коннор никогда не перебивает. — Вы выразили безразличие к этому конкретному правилу, когда нарушили его в прошлую пятницу, лейтенант. Трудно спорить с андроидом. Хэнк не уверен, стоит поощрять или порицать эти изменения. — Ладно, умник, успокойся, — в участке тихо. Гэвин, хромая, добрался до медицинского пункта. — Проехали. Просто… больше так не делай. — Понял, — отмахивается Коннор, как будто не он только что ударил Гэвина Рида коленом в живот, как не тот герой, которого они заслужили, но который был им нужен. Минуту-две они работают молча. Слоняющиеся полицейские кидают на них скептические взгляды. Хэнк больше не может этого терпеть и закрывает вкладку. — Итак, эм… — он откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди, — где пропадал сегодня утром? Брови Коннора нахмурены. Он отвлекается. Его брови расслабляются. — Сегодня утром? — он звучит отстраненно. — Я ходил в парк для собак. Поступали сообщения о беспорядках, связанных с андроидами. Я пошел проверить. Хэнк смеется. Это звучит невыразительно. — Это самая чистая ложь, которую я когда-либо слышал. — Да, — улыбается Коннор. Он снова поворачивается к экрану. — Очень хорошо, лейтенант. Тишина заполняет пробелы в их разговоре. Она висит между ними, как серая грозовая туча. Хэнк наклоняется вперед, прочищает горло. — Ты, наверное, уже знаешь это, Коннор, но, э-э… — Хэнк понимает, как нелепо это звучит от него, сторонника дисциплинарной забастовки, — рабочее время начинается в 9 часов. Коннор кивает. Выглядит так, будто ему все равно. — Я вполне осознаю это. Однако, похоже, это не относится к Вам, лейтенант, — глаза Коннора встречаются с его на долю секунды. — Я не понимаю, почему это должно относиться и ко мне. — Имеет смысл, — мимо проходит Тина, учтивая и непринужденная. Тина любит Коннора. Возможно, хочет залезть к нему в штаны. — В офисе всегда может пригодиться еще один Андерсон. Тина уходит. Коннор поворачивается и смотрит на него. Он улыбается. — Это был сарказм, — говорит он. Хэнк закрывает лицо руками.

***

Коннор опаздывает еще три раза на этой неделе. В четверг он вообще не приходит. В пятницу его вызывают в кабинет Фаулера. Все смотрят, затаив дыхание. Коннор выходит бодрый и отстраненный. Фаулер выходит следом, выглядя на десять лет старше. В субботу поступило сообщение о тройном убийстве, и к дому 72 на Алгонкин-стрит подъехали три патрульные машины. Коннор решил присоединиться. Он спрашивает, как прошла неделя Хэнка, пока они едут. Он не выглядит ни встревоженным, ни странным. Ответы Хэнка резкие, и Коннор хмурится всю оставшуюся поездку. Коннор открывает ему дверь, когда они заходят. Тротуар отражает красные и синие мерцания. Он звучит извиняющимся, но выглядит озадаченным. Они входят в дом — постройка из нейтрального коричневого камня, — и встречают Коллинза и Андреас, PM700. Внутри больше не столько коричневого цвета, сколько красного, возможно, голубого для Андреас и Коннора. Хэнк морщит нос, у Пирсона кислое выражение лица. Коннор идет в гостиную, где безыскусно расчленен AC700. Это полный пиздец. Коронеру требуется час, чтобы приехать, и еще три, прежде чем он соберет достаточно доказательств. Хэнк уверен, что Коннор, не моргнув глазом, выпил по меньшей мере три галлона тириума, пока думал, что он не смотрит. Было три часа ночи, когда они вышли на улицу. Хэнк и Коллинз выглядят усталыми. Коннор и Андреас выглядят безупречно, но несколько раздосадованно. Коннор поворачивается к Хэнку. Он не любит отчитываться перед другими полицейскими. — Все улики указывают на причастность андроида. Я нашел следы тириума, принадлежащего AP700, в ванной. Жертва была моделью AC. «Одного андроида, — да вообще кого угодно, — Коллинз тщательно подбирает слова, — едва ли достаточно, чтобы обезоружить, а потом вывести из строя трех человек. — Да, — Коннор не смотрит на него. — Я подозреваю, что был сообщник. Возможно, человек. На кухне были неопознанные отпечатки пальцев. Мне нужно сопоставить их с базой данных DPD. — Ладно, гений, — раздражённо говорит Хэнк, — определил орудие убийства? — Нет. Его уничтожили. — Воспроизведение? Реконструкция? Как это там, черт возьми, называется? — Реконструкция, — уточняет Коннор. Он колеблется. — Недостаточно данных. — Эй, не вини себя, — Хэнк чешет подбородок. — Какой твой вывод? Коннор выглядит очень серьезным. Он поправляет галстук. Потирает руки и смотрит ему прямо в глаза. — Это тотальный пиздец, — говорит он. Коллинз роняет планшет. Андреас наклоняется, чтобы поднять его, и Хэнк давится слюной. — Это… — он моргает, уверенный, что ослышался, передает Коллинзу кофе, — прости, что? — Тотальный пиздец, — повторяет Коннор. Он чётко произносит каждый слог и звучит уверенно. Хэнк подносит руку к губам. На мгновение наступает уродливая тишина, тянется и заполняет пространство. Коллинз смотрит на него, Андреас смотрит на него, и Коннор, как обычно, смотрит на него. Каким-то образом Хэнк чувствует, что должен защититься. — Что… чего уставились, чертовы придурки? — Хэнк скрещивает руки на груди и тычет пальцем в сторону Коннора: — Это не… это был не я. Я его этому не учил, ясно? Ради всего святого… Андреас поднимает одну бровь, поднимает другую. Она не убеждена. Хэнк скрипит зубами и хватает Коннора за локоть. Он устал. Сейчас 3 часа ночи, и он устал, слишком устал для всей этой херни. — Да, да, идите нахуй. Пойдем, Коннор. Нехер тут больше делать. Коннор улыбается Андреас и кивает Коллинзу. Они садятся в машину. И только когда они оказываются на шоссе, пробираясь по холмистой местности, а джаз по радио погружает их в непринужденную тишину, Хэнк украдкой бросает взгляд. Коннор смотрит на него. Половина его лица освещена ветхими уличными фонарями, опасно мерцающими в лунном свете. Хэнк ничего не может с этим поделать. Он смеется. — Тотальный пиздец, — недоверчиво повторяет он, его лицо расплывается в ухмылке, которая тянется от уха до уха. Он наклоняется и взъерошивает волосы Коннора. — Это мой мальчик.

***

Сейчас 3:27 ночи. У Коннора есть запасные ключи, и он использует их, распахивает дверь и позволяет Сумо повалить его на землю. Хэнк оставляет их в дверях. Ему нужно выпить. Сейчас 3:49 ночи. Хэнк открывает пиво, Коннор включает телевизор. Они садятся, Коннор берет плед и накрывает им колени. Сумо кладет морду на колени Коннора. У него текут слюни, но Хэнк знает, что Коннору все равно. Сейчас 4:20 утра. Хэнк отпускает шутку, которую Коннор не понимает. Они говорили ни о чем уже почти час. Хэнк выпивает пятую бутылку пива, Коннор не замолкает по этому поводу, поэтому Хэнк перестаёт пить. Хэнк расслабляется под легкий белый шум телевизора. — Так, — говорит он, — мы не будем об этом говорить? — Я не знаю. Мы говорим уже 31 минуту и ​​25 секунд, — Коннор вырывает у него из рук пустую бутылку и ставит ее на столик. Он думает, затем поджимает губы. — Простите, о чем говорить? — Твоë, э… ты знаешь, твоë... бля… эм, знаешь… — Валяйте, лейтенант, — это неожиданно. Он говорит это вежливо. — Это! — невнятно бормочет Хэнк и опирается на локти. Сумо лает. — Твоё чертово... ну, твое ебланское отношение! — Мне очень жаль, лейтенант… — Хэнк. — Хэнк. Я не понимаю. — Ты умный парень. Разберись. Дерьмовая посещаемость, драки с Гэвином и... Светодиод Коннора вращается. Его веки трепещут. — Мои своевременные ругательства на месте преступления. Хэнк рассмеялся. — Своевременные! Да, да, — он обнимает его синтетические плечи. — Послушай, Коннор, теперь ты сам себе хозяин. Делай все, что, блять, хочешь. Но, эм, — он проводит костяшками пальцев по подбородку, — не все привычки... полезны. Вроде тех, которые ты сейчас перенимаешь. От меня. Меня! Черт побери, из всех людей… — он заливается смехом. Коннор пристально смотрит в стену. Его светодиод все еще вращается. — Эй, — Хэнк указывает на растение в горшке, — телевизор вон там. Коннор поворачивает голову и пристально смотрит на растение в горшке. Он открывает рот. Он закрывает рот. Хэнк говорит что-то бессвязное, на что Коннор не отвечает. Тишина. — Мне... сложно, —наконец говорит он, — приспосабливаться к... девиации. Быть независимым, — он проводит одной рукой по другой, оценивая гладкость кончиками пальцев, — Есть… несоответствия в моей программе, моей… моей системе. Я не могу этого понять. Я всегда думал, что я машина. Мне трудно отказаться от этого. Хэнк притягивает его немного ближе. Он не делает этого намеренно. Он понимает. — Наблюдательное обучение. "Психология 101". Хэнк учил это много лет назад, в средней школе. Тогда все было по-другому, к лучшему или к худшему. — Ты пытаешься научиться быть эмоциональным дерьмом, таким... человеком, как я. — Бандура, 1961 год, — зачитывает Коннор. Он звучит отстраненно, но расслабляется в его объятиях и некоторое время молчит. — Прошу прощения, если мое недавнее поведение было… неприятным. Я постараюсь изменить его так, как тебе нравится. Хэнк треплет Коннора по голове, прижимая костяшки пальцев к его спутанным волосам. Коннор, кажется, не знает, что ответить. Он сидит молча. — Делай это, не делай этого — мне плевать, Коннор! Все, что тебе хочется. Теперь это свободная страна. — Ты уверен? Коннор кладёт голову на плечо Хэнка. Он сдвигается, затем сдвигается еще немного. Кажется, ему неуютно, но он не уходит. Его лицо расслабляется. Желтый, синий, синий. Хэнк проводит рукой по его волосам. Они обманчиво мягкие. — Как никогда, — Хэнк запрокидывает голову. — Только не… понимаешь… просто не становись алкоголиком, ладно? — он закрывает глаза. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Коннор не поднимает взгляд, но улыбается. Синий, синий, синий. Его глаза открыты. Он выглядит успокоенным. Хэнк не перестает проводить рукой по его волосам. — Я не могу пить, Хэнк, — говорит Коннор. Они засыпают на диване.

***

Все возвращается на свои места. Гэвин — засранец, Крис — дипломат. Фаулер резок, а Тина застенчива. Хэнк опаздывает. Коннор приходит пораньше. Бывают редкие случаи, когда их миры сталкиваются, а границы размываются. Иногда Хэнк приходит с утра. Иногда Коннор — днем. Всë сливается, становится несущественным в кипящем котле нормальности. Коннор адаптируется. Это нечто невысказанное, что останется невысказанным. Они оба — одинокие люди. В Конноре есть часть Хэнка, а в Хэнке — место в форме Коннора. Они совпадают. Коннор не полностью свободен от влияния Хэнка. Он начинает слушать хэви-метал, приходит однажды с непричесанными волосами. В участке делают фотографии на память. Они в рамках на стенде Коннора. Коннор улыбается этому каждый раз, когда проходит мимо. Его трудовая этика меняется, но он по-прежнему точен. Не как машина, а как полицейский. В его отчетах нет ни одной неточности. Иногда он забывается, возвращается к своему программированию. Но это не страшно. Он живой. Они едут домой. Глаза Коннора открыты, но он не двигается уже больше 25 минут. Хэнк откашливается. Он щелкает пальцами перед его носом. — Эй! — один, два, три раза. Коннор моргает и наклоняется вперед на своем сиденье. — Господи! Коннор быстро оглядывается по сторонам. — Прости, — говорит он, поправляет галстук, садится на место. — Я составлял отчет. — Херня, — фыркает Хэнк. — Ты спал. — Я спал, — Коннор сжимает губы. Он пытается не улыбаться. — В следующий раз не забуду закрыть глаза. Хэнк ничего не говорит, но широко улыбается, обнажая зубы. Он протягивает руку и взъерошивает волосы Коннора. Впервые за долгое время Хэнк тоже живой. Он снова переводит взгляд на дорогу и смеется так, словно делает это в первый раз.