Черный лебедь

Осень, несколько месяцев спустя

      Фильм закончился, и теперь комната наполнилась голубоватым светом от экрана телевизора, но целующимся на диване молодым людям до этого нет никакого дела. Уэнсдей вертится в крепких объятиях, удобней устраиваясь на коленях парня. Ей хочется быть ближе, чувствовать тепло его тела, вдыхать знакомый запах. Они не виделись всего пару дней, и эта вроде бы короткая разлука оказалась невыносимо долгой.       Учеба отнимает у нее очень много времени. Но Аддамс сама выбрала этот университет, и что теперь ныть? Это не в ее правилах. Тем более, она так стремилась к этой цели. Новые предметы, новые знакомства, новая страница жизни. Ей все еще странно осознавать, что на нее не смотрят косо за любовь к черной одежде и хвалят педагоги, за то, что она высказывает свои мысли. Живя в Джерико, она и забыла, что так бывает.       Но сегодня ей не хочется думать ни об учебе, ни о сокурсниках. Ксавье уезжал на пару дней в Лос-Анджелес по поводу какой-то выставки в галерее и единственное, о чем она мечтает – это наверстать упущенное. — Эй, эй, полегче, — переводит дыхание Торп, чуть сдвигая девчонку с колен. Он безумно соскучился, но из них двоих кто-то должен сохранять здравый смысл. Они вместе не так уж и долго, и каким бы эгоистом он не был, но отец постарался вложить ему в голову, что первый раз для девушки – это важно, и она запомнит это на всю жизнь. Такая степень ответственности его слегка напрягает. — Я скучала, — говорит честно, стараясь не показать своего смущения. — Я тоже скучал, — улыбается, убирая ей со лба взъерошенную челку. — Но впереди выходные и у нас полно времени. И уже поздно, давай-ка я отвезу тебя домой. — Мне не нужно завтра на занятия, — довольно прямой намек, и она понимает это. После той выпускной ночи иногда она оставалась ночевать у Торпа, но между ними, кроме каких-то ласк, ничего не было. И ее это начинало волновать. — Уэнсдей, — его тон становится чуть строже. Если честно – парень крепко устал от перелета и двух дней каких-то встреч, разговоров, обещаний и презентаций.       После первой выставки его быстро прибрала к рукам небольшая, но перспективная художественная галерея. А когда они узнали, что у него уже есть небольшой опыт в работе галеристом, то сразу же выказали огромный кредит доверия и предложили к концу года организовать его большую персональную выставку, если он хорошо себя проявит. Такая новость ошеломила! Как и объем работы, который на него повесили. И это все было очень интересно, но сложно. Ведь Нью-Йорк – это не забитый Джерико.       С Аддамс они продолжили встречаться и после ее поступления в Колумбийский. Мортиша оказалась несказанно рада, что дочка будет под присмотром «человека, которому можно доверять», а Гомес в очередной раз напомнил, что внуки им пока что не нужны. И все это тоже было приятно, но опять же, накладывало на него ответственность. И не то чтобы Торп переживает сильно, просто в отношениях с Уэнс он является взрослым и приходится часто делать так, как надо, а не так, как ему хочется.       Даже вот сейчас – ему ничего не стоит оставить ее у себя. Но Аддамс – упрямая и вредная, это он тоже выяснил уже походу тесного с ней общения. С каждым днем она становилась все больше уверенной в себе, взрослее и хитрее. Мало-помалу его сравнение про гадкого утенка превращалось просто в воспоминание, запечатленное на его картине. И она точно не захочет спать на диване. И одна в его кровати тоже не захочет спать, он знает, потому что пробовал. А Ксавье ведь не железный! Это как смотреть на торт и не иметь возможности его съесть! Изысканная пытка. — Что не так? — девчонка хмурит темные брови, упираясь ладошками ему в грудь. — Мы ведь говорили уже с тобой, — руками трет лицо и запускает пальцы в волосы, убирая мешающие пряди. — Ты ждешь от меня плакат с надписью «Я готова»? — довольно дерзко и прямо. Ей надоело ходить вокруг этой темы. Что тут такого? Все однокурсницы на прошлой студенческой вечеринке делились своим опытом, как так и надо! Аддамс же пришлось выпить гадкого пойла из стаканчика, пропуская этот вопрос в дурацкой игре. Может, все-таки, дело в ней? Она недостаточно для него привлекательна? — Хм, — проглатывает слюну вместе с удивлением. Торп не ждал от нее такой откровенности. Что ж, прелесть студенческой жизни, как она есть: люди учатся, пьют и трахаются – вот и все заботы. Он тоже был таким. — Плакат будет лишним, ты права.       Пытается все свести в шутку. Остроугольность поднятой ею темы тоже волнует парня, но Ксавье все равно как-то не решается перевести их отношения в горизонтальную плоскость. И каждый раз отказывать себе в продолжении затянувшейся прелюдии очень сложно. — Мне неловко тебя уговаривать, — честно признается Уэнсдей, сползая с мужских коленей. — Это выглядит, словно я какая-то озабоченная малолетка. Хотя по факту это видимо так и есть. Ладно, извини, я сама доберусь домой, не утруждайся… — Так, стоять, — ловит ее за руку. — Посмотри на меня.       Она подкатывает глаза, чмакает и, оторвав взгляд от персикового ковра, поднимает на него глаза. Ее переполняет волнение, и раздражение, и иррациональный страх.       Да, точно, взрослые девочки именно так себя и ведут. Ногой осталось топнуть для пущей уверенности. Но естественно, Ксавье ей этого не скажет, иначе беседа резко перерастет в ссору. За все время, что они вместе, до подобного доходило только один раз и Торпу это очень не понравилось. Куда проще не пускать нить беседы в сторону обид и скандалов, ему хватает грызни и с отцом. — У тебя какие-то проблемы в учебе? — пытается выяснить причину ее такого резкого настроения. — С чего ты взял? — складывает руки на груди, глядя на него в упор. — Просто пытаюсь понять, отчего ты такая взвинченная, — разводит руками в стороны. — Может это я от недот…— смешно закрывает рот и втягивает носом воздух. Воспитание и стеснение не позволяют ей озвучить слово, которое часто можно услышать в девичьих комнатах студгородка. — О-о-о, видимо, от недотраха? — он позволяет светлым бровям скользнуть вверх и поджимает губы, от чего на щеках проявляются ямочки. — Знаешь, что это такое? — Перестань, — злится, сужая глаза. — Ладно, я все поняла... — Мы не закончили, — не дает ей уйти, снова ловя тонкое запястье. — Не дуйся. Да, я не должен был острить, но ты и меня пойми – с таким серьезным подходом меня еще не домогались. — Ты шутишь или издеваешься? — без колебаний поддается, когда он притягивает ее к себе ближе. — Что-то между. Мне нравится наблюдать, как ты раздражаешься, — лукавая ухмылка на один уголок рта способна растопить сердце кого угодно. И он прекрасно это знает. — Хватит так улыбаться, — пытается заставить саму себя не улыбнуться в ответ. — Так не честно. — Тебе недостаточно того, что между нами есть? — скользит взглядом по ее лицу, аккуратно прикасаясь ладонью к щеке.       Аддамс чувствует, как загораются смущением щеки. Что ж, в последний месяц их взаимоотношения действительно стали более взрослыми что ли. Девушка даже видела Торпа голым и прикасалась к его… Половому органу. Выговорить слово «член» ей все еще стыдно даже в своей голове.       Но этого отчаянно не хватало. А самоудовлетворение не приносило должного расслабления и удовольствия. Все было не то – не хватало его тепла, запаха, горячего дыхания на шее, умелых пальцев там, внизу… — Господи, да ты даже покраснела, — по-доброму ухмыляется парень, проводя большим пальцем по контуру ее губ. — И вот зачем ты так торопишься вляпаться во взрослые проблемы? — О чем ты? — девушка прикрывает глаза, наслаждаясь лаской. Иногда ей самой страшно, как этот парень на нее действует. — Ну как же? Секс – это ответственность, а не только удовольствие. Нужно думать о безопасности, а тебе ведь известно, что ни один их средств контрацепции не работает на сто процентов, — начинает перечислять Ксавье. — Не думала, что можешь залететь в семнадцать? — Мне почти восемнадцать, — вздергивает подбородок. — О да, это, конечно же, намного лучше, — хмыкает Торп. — Почему ты меня отговариваешь? — задает вполне логичный вопрос. — Я не отговариваю, просто хочу знать, что перед тем, как мы поднимемся в спальню и ляжем в кровать голыми, ты оценила все риски и готова принять последствия, — чуть наклоняется к ней, сокращая между их лицами расстояние. — Я, конечно, попробую остановиться, если ты решишь дать заднюю, но до конца не могу тебе этого обещать.       Что ж, Торп приукрашает. Конечно, если она скажет, что передумала, он остановится. Но ему ничего не мешает прощупать почву – как далеко Аддамс действительно готова зайти. — Я не дам заднюю, — ее голос звучит чуть хрипло, и она сглатывает слюну, чувствуя, как от волнения подгибаются колени. — Обещаю. Торп еще раз окидывает ее изучающим взглядом. Не то чтобы он планирует сегодня зайти так далеко, но сбить напряжение им нужно обоим. — Пойдем, — тянет девчонку за собой к лестнице, ведущей на второй этаж. У него небольшая двухуровневая квартира в очень престижном районе города. Ему чудом удалось ее урвать, и именно эти апартаменты он считает домом.       Аддамс была в квартире у Ксавье уже не раз, и естественно знает, где находится у него спальня. Ей нравится рядом с ним засыпать и просыпаться. Это какое-то особенное чувство единения, близости, доверия, ведь во сне человек максимально уязвим и беззащитен. Жаль, что не так часто, как ей хотелось бы, они остаются вместе до утра. — Тебе нужно в душ? — буднично спрашивает, словно ничего нет такого в том, на что она его уговаривала целый вечер. — Нет, я… — неловкость гасит в ней все возбуждение и уже кажется, что зря она это затеяла. — Не нужно.       Ему тоже не нужно, перед ее приходом он успел привести себя в порядок после перелета. Он ощущает, как между ними появляется какое-то напряжение, и это совсем не то, что нужно. Оно колючее и неприятное, как перед ссорой, а не сексом. Торп взбирается на кровать и хлопает рядом с собой по одеялу. — Иди сюда, — старается больше не шутить. Он видит, как Аддамс взвинчена и понимает, что и так перегнул. В конце концов, ей точно неловко обо всем этом говорить и ему следует быть чуть сдержаннее. — Мне… Мне нужно раздеться? — она растеряна и неуверенна теперь ни в чем. И первую очередь в себе. Собираясь сегодня к парню, она нацепила на себя самое красивое белье из того, что у нее было. У нее появилось пара комплектов, но она стеснялась их носить просто так. Кажется, это кружевное безобразие, что ей помогла выбрать Глория – соседка по комнате и вроде как подруга – годится только, чтоб прятать его подальше в шкафу. И что подумает Ксавье, когда увидит, что на ней надето? Решит наверняка, что она готовилась и все специально подстроила! Хотя, так оно и было. — Ничего не нужно, — хмурится немного. На лице девчонки отражен такой мыслительный процесс, что ему самому становится не по себе. — Перестань себя накручивать и просто иди сюда. Аддамс слушается. Девушка стягивает с себя теплый свитер, оставаясь в привычной для себя черной футболке и джинсах, тех самых, которые она тогда покупала с Ксавье еще в Берлингтоне. Да, перед колледжем они с ним потратили кучу времени, чтоб набрать ей всякого шмотья для смены гардероба, но эти штаны она всегда считает счастливыми.       Торп явственно ощущает ее смущение, страх и нервозность. Да уж, с таким настроем только двигаться к первому разу, который он так торопится приблизить. С одной стороны, он может ее понять – в таком юном возрасте всегда хочется быть старше, круче, взрослее. Но с другой – для него это такая огромная ответственность.       У него была однажды девственница и с тех пор он зарекся еще раз вляпывается в это дерьмо. Все эти страхи, охи, причитания, «мне больно», «ой, не так», «он не поместится» и так дальше вызывают в нем приступ паники. И тогда он просто встречался с девушкой без каких-то особых чувств. С Уэнсдей все иначе! А что, если ей не понравится? За своими мыслями он упускает момент, когда Аддамс наконец-то укладывается рядом с ним. Она вытягивается вдоль его тела, складывая руки на груди, не зная, куда их деть. — Ты собралась просто тихонько отлежаться? — поддевает, разворачиваясь к ней боком, подперев голову одной рукой. — А что мне нужно делать? — поворачивает голову, откровенно смущаясь. — Как минимум, расслабиться, — улыбается парень. — Уэнс, я не стану тебя ни к чему принуждать и тем более как-то уговаривать. Если до секса дойдет сегодня – ну что ж, надеюсь, ты не скажешь отцу, что я не дотерпел до твоего совершеннолетия всего лишь пять дней. — А если нет? — вдруг он обидится? Вдруг не поймет? — Значит нет, — пожимает плечами. — Я не против хорошо выспаться, потому как прошлые пару дней выдались так себе. — Ой, точно, я не вовремя, — ее осеняет. Он же, наверное, устал, а она тут со своими причудами. Господи, как же неудобно-то. Он не зря выпихивал ее домой, Торпу откровенно хочется отдохнуть. — Перестань, ты не можешь быть не вовремя, — хмурится, ему не нравится ее такое умозаключение. — Ты в целом единственный человек, которого я готов видеть каждый день даже по утрам. А это время прежде было зарезервировано за кружкой кофе и мольбертом.       Ей приятно слушать подобные слова. В такие моменты она снова вспоминает, что вообще-то он ей признался в своих чувствах. Она пока не может подобрать нужных слов, в ней так много эмоций, чувств, мыслей. Но все, что с ней отныне происходит, Аддамс хочет делить только с Ксавье.       Девушка несмело касается его лица, проводит пальцами вдоль острых скул, задевает губы, судорожно выдыхает, пытаясь отыскать в знакомых глазах с зеленой радужкой ответы на все свои вопросы. — Мне страшно, — практически шепотом. — Но я хочу, чтоб ты сегодня был со мной. Внутри у парня что-то стискивается, переминается, сердце гулким ударом дает о себе знать. Трогательность ее признания, искренность, откровенность и доверие, которое она ему дарит, переворачивают его сознание. — Не нужно бояться, — Ксавье притягивает ее к себе ближе, обнимая за талию. — Больше не нужно.       Он целует ее мягко и ненавязчиво, заставляя откинуться на подушку. Все его прикосновения, поглаживания полны нежности и неторопливости. Чем бы ни закончилась эта ночь, спешить ему точно некуда.       В какой-то момент Аддамс теряется в ощущениях, снова чувствуя сладкий дурман возбуждения. Кровь медленно закипает внутри, ей становится жарко, дыхание учащается и нетерпение снова берет верх. Она путается в его футболке, пытаясь ее снять, и когда Ксавье ей помогает, Уэнс решительно хватается за ремень его брюк. — Тише, не спеши, — улыбается парень сквозь поцелуй, отстраняя ее ладони. — Давай сперва разденем тебя.       Девушка чувствует, как с нее снимают футболку и ей бы смутиться, застесняться, но возбуждение в крови прекрасно добавляет ей уверенности. Она сама расстегивает пуговицу на своих джинсах, позволяя Торпу с себя их стянуть.       Ксавье никак не комментирует то, что видит. Что ж, очевидно Уэнсдей готовилась к сегодняшней встрече. Подобного кружевного белья прежде он на ней не видел. Оно выглядит взросло и откровенно, и не слишком сочетается в его мозгу с образом Уэнсдей. Но, все же стоит отдать должное – черное прозрачное кружево разжигает любопытство и желание.       Аддамс все еще чувствует небольшую скованность. Ей непривычно, немного пугающе – да, но не больше. Горячие руки и губы, скользящие по ее телу, растворяют в кипучей страсти остатки нерешительности. А когда Торп прикасается к ней в самом сокровенном месте, отодвигая влажную ткань, в голове и вовсе не остается мыслей.       Где-то в шаге от желаемого удовольствия Торп отстраняется от девушки. Такой поворот событий Уэнс сопровождает недовольным протестующим мычанием, на которое парень лишь ухмыляется, стягивает с нее белье и дрогнувшими пальцами хватается за собственный ремень. Что ж, она победила. Сил спорить с самим собой больше нет. Он сделает все, что от него зависит, чтоб не отбить ей охоту от секса.        Пока Ксавье избавляется от брюк и надевает презерватив – Уэнс не видит этого, лишь ориентируется по звукам – эти пару минут кажутся ей бесконечностью. А затем Ксавье неторопливо раздвигает острые девичьи колени и ложится сверху, позволяя ей почувствовать его полностью – и Аддамс понимает – если Торп промедлит еще пару секунд, она точно передумает. В ней пульсирует желание, заставляя ее выгибаться навстречу новым ощущениям, но страх неизвестности значительно обостряется.       Ее нетерпеливое ерзанье парень считывает по-своему. Он убирает ей подушку из-под головы, удобней устраивая на простынях. — Ты должна сказать, если будет больно, — шепчет ей на ухо и когда дожидается ее рассеянного кивка, мягко целует изгиб шеи. Кожа словно вскипает от каждого касания, каждой смелой ласки. Она чувствует, как он скользит по ее телу не поцелуями, нет, он просто проводит губами по ее ключицам, прикусывает особое местечко за ухом, заставляя тем самым издавать весьма непристойные звуки, которые она не может контролировать. — Я постараюсь сдерживаться, — ловит ее расфокусированный взгляд, рукой отводя от лица прилипшую ко лбу челку. — Но дороги назад не будет.       Девушка кивает снова, хоть он и не дожидается ответа. Просто в следующую секунду парень обхватывает ее бедра сильными пальцами, чуть тянет к себе и проникает в нее одним плавным решительным толчком, успевая украсть ее изумленный выдох своими губами. Торп целует откровенно и глубоко, удерживая себя на месте. Жар и теснота, которые окутывают его, заставляя разум мутнеть. Удовольствие тянется вдоль хребта, скапливается внизу живота, вынуждая Торпа двигаться.       Что ж, Ксавье не лгал – это действительно больно, но не настолько, как она представляла. Эту боль нельзя измерить по шкале, которую предлагают в больнице врачи. Она смешана с каким-то особенным удовольствием, предвкушением, новыми ощущениями наполненности и целостности, а еще единения. Ей нравится чувствовать его тело, нравятся его несдержанные поцелуи и низкие, гортанные звуки, которые он при этом издает. И когда он начинает двигаться, Уэнс не может сдержать стон, рвущийся откуда-то из груди. — Больно? — ему приходится напрячься, чтоб снова в ней замереть. Сладкая пытка, заставляющая дрожать мышцы. — Нет, — выдыхает, прикрывая глаза. Ей хочется сосредоточиться на том, что она ощущает – непривычное давление, от которого чуть потягивает низ живота, но в то же время внутри нарастает кое-то едва уловимое напряжение, и словно все ее естество к этому напряжению стремится.       Торп горячо выдыхает ей в губы, снова возобновляя движения. Сначала медленно, чтоб она привыкла, чтоб поняла, что с ней происходит. А потом, когда он слышит нетерпеливый хриплый стон, то перестает себя сдерживать, впиваясь пальцами в нежную кожу, помогая себе удерживать устойчивый ритм.       Парень успевает ласкать губами ее шею, где лихорадочно бьется пульс, и лицо, и губы. Сознание странным образом мутнеет, она перестает ощущать реальность такой, какой привыкла. Уэнсдей будто заблудилась в сладком мареве – приятно, непривычно, чуть саднит, и все это вперемешку с какими-то горячими волнами, которые то и дело накатывают, выгибая тело навстречу каждому толчку.       Уэнс теряется под натиском, растворяется, забывается в его объятиях. Ее охватывает дрожь, с губ слетают стоны вперемешку со сбивчивым, неразборчивым шепотом. Она сама не понимает, что лепечет, слишком много всего и сразу, кажется, тело не справляется с сенсорной перегрузкой.       Торп снова ее целует, не находя в себе сил на слова. Его кроет, и надо бы притормозить, но отклик хрупкого девичьего тела под ним отшибает ему мозги. Он стонет сквозь стянутые зубы, утыкается носом в изгиб тонкой шеи, вдыхая ее запах, двигаясь резче и быстрее.       Уэнс понимает – очевидно, Торп близок к финалу. Не то чтоб она рассчитывала на какое-то особенное удовольствие: с рассказов своих сокурсниц она узнала, что в первый раз кроме боли мало кому удается получить еще и оргазм. Ей приятна сама мысль, что именно Ксавье стал ее первым мужчиной. И в целом ей нравится то, что происходит – это все незнакомо, она поглощает каждую эмоцию, каждое новое ощущение.       Поэтому когда парень, не прекращая поступательных движений, опускает руку между их телами и прикасается к возбужденной плоти, ее прошибает током. Ксавье проникает особенно глубоко, его губы впиваются в шею болезненным поцелуем, словно отмечая, присваивая ее окончательно себе, и Уэнсдей выбрасывает в другую вселенную.       Кажется, что она ослепла, оглохла, и потеряна в пространстве, разобрана на молекулы, вытряхнута наизнанку. Внутри словно разливается кипящая лава, вспарывающая каждую вену, наполняя ее удовольствием.       Ксавье замирает, чувствуя, как она сжимается изнутри, и его тоже накрывает. Он не сдерживает гортанный стон и едва утихает последняя судорога, пробирающая блаженством до костного мозга, скатывается с хрупкого, влажного от пота тела, чтоб не придавить ее своим весом. В голове пусто. Оказывается, вот чего ему так давно не хватало.       Парень дает им обоим отдышаться, а потом мягко увлекает девушку в свои объятия. Он неторопливо целует ее в висок, гладит горячее тело, трется подбородком о волосы. — Ты как? — спрашивает, потому как девчонка никак не реагирует на ласку, даже глаз не открывает. У нее на щеках румянец, зацелованные губы кажутся ярче спелой вишни. И вся она в целом выглядит невероятно притягательно. — Угу, — бормочет невпопад. Тело немного дрожит, кажется, оно превратилось в желе и растеклось по постели, но ей нравится эта слабость, практически невесомость, которая последовала за яркими вспышками перед глазами. Нравится ощущать размеренное дыхание парня у себя на щеке, нравится скольжение его ладоней, и да, как же ей нравится лежать рядом с ним, чувствуя своим сердцем его.       Спустя какое-то время, к ней возвращается способность мыслить. Тогда, думая, что она переспала с Тайлером, ей казалось, что секс – это что-то порочное и бесстыдное. Сейчас она так не думает. Это не было грязным. Скорее искушающим, соблазнительным, ярким. И настолько удивительным, что она потерялась в ощущениях.       Наверное, нужно все же заставить себя подняться и принять душ. Возможно, она измазала Торпу простыни кровью. Хотя, может этого и не быть, она читала, так тоже бывает. А вдруг если он подумает, что она уже с кем-то спала… — Я умоляю, прекрати, — хриплый голос Ксавье звучит у нее над ухом. Девушка нерешительно разлепляет глаза и сразу же тонет в знакомом, теплом взгляде. — Прямо чувствую, как в твоей маленькой прекрасной голове разрастается настоящий бедлам. — Просто… Просто, я не знаю, что делать дальше, — ей стыдно в этом признаваться. Хотя чего стыдиться, она лежит перед ним голышом. — Ничего особенного. Сейчас пойдем в душ, а потом ляжем спать, — поглаживает ее спину спокойно и лениво. — Вдвоем? — она никогда не мылась в душе с парнем. Забавно, сколько у нее всего впервые произошло с Ксавье. — Вдвоем, — кивает, а потом решается добавить: — если ты не против, само собой. Нет, она не против. Она бы все, что только можно делала бы с ним вдвоем. Возможно, это не нормально, однако Уэнс ничего не может с собой поделать. Даже самый хмурый, дождливый день, проведенный рядом с Ксавье, кажется в тысячу раз лучше любого солнечного, но без него. — Я не против, — наконец-то дает ответ, понимая, что парень этого ждет от нее, чуть напрягшись, но расслабляется, едва слышит ее слова. — Ну и как оно, чувствуешь себя взрослой? — поддевает девчонку, умиляясь ее реакциям. — Нет, чувствую себя желанной, — поднимает голову и внимательно на него смотрит.       Слишком много критики, гадостей, унижений она получила от парней в Джерико, и теперь неосознанно смущается каждому комплименту ее внешности, уму, одежде. И только восхищение в зеленых глазах Ксавье помогает ей понять, что она не гадкий утенок, которого следовало бы заклевать.       Торп не находит слов. Он кивает, облизывает губы и снова привлекает ее к себе, пальцами зарываясь в растрепанные волосы. В который раз парень понимает, как она не погодам умна, как красива и трогательна в своей прямоте. Ему никогда прежде не встречались такие девушки, и как же он рад, что тогда не прошел мимо.       Ксавье вспоминает, как профессор Мидлтон восхитился, когда увидел портрет Уэнсдей, что стал центральной работой его самой первой в жизни выставки: «Вот о ком древнеримский поэт Ювенал сказал: «rara avis in terris, nigroque simillima cygno». Очень необычно, мистер Торп, потрясающий выбор натурщицы».       Уже дома Ксавье загуглил, кто этот Ювенал и что хотел сказать своей тарабарщиной профессор. Но фраза в переводе с латинского оказалась невероятно точной и совпала с мыслями самого парня – «Редкая птица на земле, подобная черному лебедю». Точнее об Уэнсдей Аддамс и не скажешь.