Послушание

Рейнхард понятия не имел, как его взаимоотношения с Италией зашли так далеко. Настолько, что они теперь стабильно трахаются без обязательств. Фюрер может прийти в любое время, провести с Феличиано ночь, а на следующий день они вдвоём ведут себя так, как будто ничего не было. Не было никакой близости, укусов и порезов, синяков и хватаний за волосы. Итальянец считал это любовью. Рейнхарду любовь была не нужна. У него сейчас слишком много проблем на фронтах. Надо заниматься политикой, но иногда ни одной дельной мысли не лезет в голову. Феличиано нужен только для того, чтобы расслабиться. Если он ведёт себя хорошо, то получает награду. Например, право поспать с немцем в одной кровати. Фашисту почему-то очень сильно это нравилось. Он крепко обнимал любимого, утыкаясь лицом ему в грудь, и тихонько посапывал, пока Рейнхард гладил его по длинным карамельным волосам, перебирал их тонкими пальцами, либо же сжимал в ладонях мягкую задницу союзника. Рядом с Италией тепло, как сильно бы он не пытался из себя строить хладнокровного диктатора от желания доказать свою мнимую значимость. В Оси он был одним из самых бесполезных. От него ни ресурсов не возьмёшь, ни дождёшься выигранной военной операции. Ничего у него не выходит. Но раз уж он приглянулся фюреру, как сексуальный объект, то в этом союзе ему ещё есть местечко. Фюрер закрыл дверь на замок, другой рукой придерживая итальянца за волосы. Он слишком торопится, ему не терпится поскорее начать. У него текут слюнки от одной лишь мысли, что он сейчас стоит на коленях перед грозным, но самым любимым мужчиной. Рейн обернулся на Италию и освободил его из хватки. Тот сразу же накинулся и чуть дрожащими руками стал стягивать чужие штаны, нижнее бельё, чтобы добраться до самого желанного. — Так сильно меня хочешь? — с насмешкой спросил фюрер, но в ответ получил лишь короткий кивок, а после и восхищённый вздох. Добрался. — давай, милый. Порадуй меня. И Феличиано порадовал. Он не стал долго рассматривать оголённый член, а тут же прильнул к головке губами, начал облизывать её, даже нежно расцеловывать. Такое ощущение, будто ничего вкуснее итальянец в жизни не видал. Он с такой страстью и любовью обводил горячим языком поверхность ствола, а потом снова головку, что от таких воздействий к щекам и органу Рейна начала приливать кровь. Член постепенно становился больше и поднимался выше. Фюрер отрывисто выдохнул и зарычал с долей недовольства. Это знак, что пора брать в рот. Феличиано выждал ещё немного и резко погрузил орган внутрь, плотно обхватив губами. Тепло. Мокро. Твою мать, как этот бездельник хорош. Он быстро учится. — Хороший мальчик. — тихо произнёс немец, опираясь локтем о стену и положив ладонь фашисту на макушку. Тот приподнял свои зелёные глазки на него и задвигал головой, стараясь протолкнуть глубже. Но рвотный рефлекс мешает. Благо, что уже не так, как раньше. — а теперь постони. Я хочу тебя слышать. Снизу послышались приглушённые вздохи наслаждения. Миллер едко улыбнулся и сжал руку на чужих волосах. Феличиано прикрыл глаза и слегка нахмурился. Больно, но так приятно. Внизу живота Италии что-то вдруг кольнуло, потянуло, отдавая в пах. Похоже, он ещё сильнее возбуждается. Невозможно было оставаться спокойным, слыша похвалу и видя, как фюрер невольно закусывает губу, тяжко вздыхает. Бёдра обоих задвигались сами по себе. Это всё от дикого кайфа. Вдруг Рейнхард схватил чужие волосы второй рукой и вжал лицо Феличиано в свой пах. Тот запищал, удивлённо распахнул глаза, а после зажмурился, чувствуя, как к горлу подступает ком, а к глазам — слёзки. Бледные руки начали сами направлять и двигать голову. Фюрер подходит к финальной точке. Он рычит ещё громче, стискивает зубы, толкается в горячее горло. Сука, как же хорошо. Ещё парочка грубых толчков и Италия снова оказался возле чужого лобка. Ему в глотку вливалось что-то солоноватое и склизкое. Рейн облегчённо выдохнул и выпустил союзника из хватки, но тот не поспешил отстраниться. Отлип только тогда, когда перестал ощущать пульсацию. — Открой рот, милый. — Миллер взял итальянца за подбородок и приподнял его голову. Он демонстративно разжал губки и высунул язык, на котором была ясно видна смесь слюны и спермы. После одобрительного кивка он закрыл рот и без всякого отвращения сглотнул её. — вот умничка! Фюрер одарил его мягким поцелуем в лобик. Фашист заулыбался, но тут же вспомнил о своей проблеме. В брюках давно стало тесно. Из них в зоне паха выступал заметный бугорок. Бедняга поднял просящий взгляд и раздвинул ноги, показывая, в чём же дело. Немец, конечно же, всё заметил и неожиданно придавил бугорок своим тяжёлым сапогом, заставляя Италию содрогнуться и взвизгнуть. Но он лишь посмеялся над такой реакцией и стал небрежно двигать ногой, иногда увеличивая нажатие. Феленька не смог выдержать даже пол минуты и прилёг на пол, выгибая спинку. — Что такое? Неужели кончаешь от того, что я тебя унижаю? Я тебе разрешал? — Пожалуйста... — дрожащим голоском пискнул итальянец, — можно? — Можно что? — Можно я кончу? — он стыдливо отвёл взгляд в сторону. — Нет, милый, нельзя. Терпи. Слова фюрера — закон. Раз он сказал терпеть, то надо терпеть. Как бы тяжело не было, нельзя. Хорошо, что он уже убрал ногу. Можно теперь хоть чуточку вздохнуть. Но от властного Рейна вдруг последовал приказ: — Сядь на диван. Хочу посмотреть, как ты ласкаешь себя пальцами. Округлые щёчки замешкавшегося итальянца вмиг залились краской. Нужно делать, но до этого он никогда не занимался подобным. Тем более, у кого-то на глазах! Рейн уже не единожды видел его голым, но всё равно так стыдно! — Ты глухой? Выполняй. Иначе мне придётся тебя выпороть. Это было одним из видов наказаний. Да, существовала не только система наград. И наказания были намного более изощрёнными, чем может показаться. Но о них, возможно, будет позже. А пока Италия уже снял сапоги, из-за смущения медленно стянул с себя брючки вместе с бельём и прилёг на свой холодный кожаный диван. Он ещё немного подумал, подождал и сунул два пальца в рот, смазывая их собственной слюной, а затем неспеша поднёс их к аналу. Не решается. Но нужно. С трудом просунул один. Слегка подвигал. Затаил дыхание. Прикусывает губу. Очень странные ощущения, но в то же время довольно приятные. Это было чувство наполненности. Протолкнул второй. Раздвинул пальцы. Больно! Надо привыкнуть... Феличиано тихонько и с отрывами задышал, сильнее толкаясь пальцами внутрь. Только что-то было не то. Чего-то не хватало. Было так пусто. Он задвигал рукой быстрее — ничего не изменилось. Но когда пальцы сами вдруг согнулись, всё встало на свои места. Вот в чём дело. Итальянец задел что-то внутри. В животе затянулся узелок, голый член содрогнулся. Он снова нашёл эту "точку контакта" и начал ласкать именно её. Вот куда Рейнхард всё время попадал! Похоже, тот знает о теле Феличиано больше, чем он сам... Италия вздрогнул и сладко застонал, когда сильнее надавил на точку. Фюрер уверенно подошёл к нему напротив, взял за руку и протолкнул пальцы глубже. — Привык? — сказал он, проведя ладонью по чужому пухлому бедру. — Думаю, да, привык... — Какой молодец. — Рейн залез на диван, пристроился между ног союзника, навис над ним и наклонился к его уху, страстно шепча, — давай получим удовольствие вместе. Немец вновь оголился снизу, осторожно убрал чужую руку, вытаскивая пальцы из дырочки, и резко заменил их своим членом. Он вошёл только на половину, но Феличиано уже дёрнулся и сжался внутри. Фюрер закряхтел, упёрся головой в Фелькино плечо и стал неспеша проталкиваться дальше в узкое пространство, крепко сжимающее его чувствительный орган. Всё как будто в первый раз. Миллер чувствует, что именно он придаёт форму податливому нутру. О боже, да. Это превосходно. Этот жалкий итальянец принадлежит только ему. И никому больше. Это только его послушная, услужливая сучка. Их горячие ауры смешались в одну, накрывая дурманящей тонкой вуалью. И никого больше на свете нет. Только они вдвоём. На этом кожаном диване. Отчаянно трахаются, как животные. И им это очень нравится. Рейнхард ускорил движения бёдер и потянулся рукой к чужой шее, сжимая её. Чувствовалась учащённая пульсация крови в артериях. Италии мгновенно перестало хватать воздуха. Но его это только сильнее заводило. — Мой фюрер... — пискнул он, обхватывая своими ногами чужое тело. — Нравится тебе, сука? Нравится, да? — Да! Этого ответа фюрер и ожидал. Он даже не сомневался, что последует именно «да». По лицу Феличиано прекрасно всё видно — он выдавил из себя кривую улыбочку. С уголка губ уже стекала слюна. Он выглядел так глупо и смешно, но вместе с тем и сексуально. Как же хочется придушить его ещё сильнее. Даже если эта гримаса наслаждения станет посмертной, своей жаркой изюминки она не потеряет. Размышления Рейна прервал внезапный визг Италии. — Я кончаю! Можно?.. — Можно! Заслужил. Эти умоляющие глаза. Они так бесят. А ещё больше бесит тот факт, что против них немец не сможет пойти. Он и сам уже на пределе. Скоро не выдержит. Просто берёт и самозабвенно вдалбливается, пока не чувствует, как сильно напряглось нутро итальянца. Он видит, как тот с протяжным стоном выгибает спинку, а на его выпирающем животике появляется полупрозрачное пятнышко. Никудышный союзник обессиленно валится на диван, пытаясь отдышаться, пока фюрер совершает последние толчки и изливается внутрь, сильно сжимая чужие ляжки и гортанно рыча. Они смотрят друг на друга. Трясутся от оргазма. Тяжело дышат. И сливаются в коротком поцелуе.