***
Жандарм стоит несколько поодаль, не слишком близко, но и не слишком далеко от двери, слегка подрагивая от внутреннего волнения. Он нервно убирает локон рыжих волос за ухо и свободной рукой слегка приподнимает козырек кепи, прикрывая глаза. Крепко сжимает в перчатках букет. Взлелеянные под его вниманием цветы были ещё свежи, но несколько увяли от яркого сценического освещения и, казалось, сами не знают, что делают в роскошной обстановке оперного театра. Он неосознанно корил себя за выбор подарка. Небольшой и простой букет выделял его среди толпы разве что собственной блеклостью. Ласково и словно подбадривая, он провел по ним ладонью, зная, что нет их вины в его собственной неуверенности. «Быть может, лучше было бы оставить их расти дальше, чем обрекать на бесславную смерть. В каком-нибудь кувшине?«. Он вдруг заметил фокусника, мелькнувшего в коридоре. Жандарм чувствовал, как его смущение сменяется чем-то новым, чем-то, что он не смог бы описать даже самому себе. И вот, как реакция на свой исчерпывающий взгляд, Лини ощущает лёгкий укол бодрости от возможности развлечься небольшой игрой. Он переключается на роль общительного и приветливого артиста. Поворачивается к жандарму в полной красе, словно к крошечной ярко-синей птичке, и улыбается с изысканным великодушием. Его голос звучит мягко, словно дотрагивается до нежных перышек: — Добрый вечер, офицер. Как я могу вам помочь? — Я... — лицо жандарма слегка розовеет, и он непроизвольно прикрывает его букетом. — Благодарю вас за вечер. Это было прекрасное выступление, — говорит едва слышно, слова звучат как невысказанное до конца восхищение, приглушенное приличием. — Ох, Merci, beaucoup! — Лини невесомо улыбается, небрежно прислушиваясь к похвале. Он отвечает вежливым кивком и очаровательной улыбкой, стараясь наклониться ближе и заглянуть молодому человеку в глаза. — Всегда рады угодить нашим зрителям. Жизнь в большом и шумном городе бывает немного утомительной. Приятно иногда увидеть магию, витающую вокруг нас, не находите? Жандарм опускает букет и отвечает ему слабой, но искренней и нежной улыбкой. — Ну что же, дорогой офицер, вы здесь, чтобы подарить мне частичку своего волшебства? Или, быть может, вам нужно помочь найти получателя - Лини насмешливо поднимает бровь, касаясь пальцем края обёрточной бумаги, в то время как его улыбка сохраняет невинность выражения. Жандарм, внезапно вспомнив цель своего визита, наконец протягивает букет. Лини видел много подарков за все-то время, что они с Линетт выступали: сладости и украшения, даже картины, и бесчисленные письма, и приглашения в дорогие рестораны и кафе. словом, дарили то, на что хватало фантазии. Цветы же дарили десятками (а, особо рьяные поклонники даже сотнями) Но то были в основном местные диковинки. Никогда он раньше не видел конкретно этих цветов. — Должен сказать, для офицера у вас хороший вкус, — играясь с букетом, его пальцы, едва касаясь, поглаживали бледные лепестки. Он поднёс его ближе, вдыхая аромат. Этот зеленовато-белый, почти кремового цвета цветок, как воспоминание о прошлом или грезы несбывшихся мечтаний, медленно касался ноздрей, наполняя его мягким, едва заметным, утонченным ароматом, напоминающий ветер с далеких полей. Ещё не ушедшая свежесть и легкая сладость создавала композицию, похожую на нежную мелодию, которую запоминаешь, ища встречу с таинственным, но манящим. — В таком случае, мне жаль, что офицеры с хорошим вкусом для вас редкость, - Жандарм старается звучать уверенно, но получается плохо, — голос был тих, и улыбка слишком уж неловкая (но, попытка неплохая). — Вот, если позволите, — легким движением он вынул цветок из букета и, удерживая его двумя пальцами, уложил за ухо Лини. Это спонтанное действие, кажется, удивило его самого и сразу же заставило его вновь спрятать лицо за кепи. Лини слегка усмехнулся от чужого смущения. В то же время неожиданный жест заставил его собственное лицо залиться румянцем. — И подумать только, минуту назад вы были так застенчивы, — голос был мягким, но наигранно удивленным. Его всё больше забавлял стоящий перед ним молодой человек, что сейчас так упорно старался провалиться под землю. — Это был довольно милый жест, вам нечего стесняться. Знаете, делать такие вещи бывает страшно, но они всегда стоят того, — к своему собственному удивлению Лини сказал это больше для того чтобы успокоить офицера, нежели подразнить. — Я подумал, что они подчеркнут цвет ваших глаз, — бурчит себе под нос и тут же смущенно отводит взгляд, почувствовав, что явно сказал лишнее, слегка качает головой, отгоняя мысль. — Простите, я несу чушь, не обращайте внимания. Лини обернулся к Линетт и вновь усмехнулся. — Что скажешь Линнет? Мне идёт? — он, красуясь, наклонил голову, но лицо Линетт было как всегда беспристрастно. Он слегка прищурилась, сложил руки на груди. — Что-то в этом есть, — она пожала плечами. — И всё? Мне не дождаться от тебя комплимента? Ох, иногда ты бываешь чересчур жестока ко мне, — он наигранно всплакнул, прикрывая глаза. Линетт лишь закатила глаза. — Конечно дорогой брат, это лишь очередной букет, подаренный лично тебе. Боюсь, мне не хватит слов, чтобы описать его красоту. Могу лишь сказать, что цветок смотрится на тебе великолепно, можешь не сомневаться. — Хо-хо, неужели я слышу зависть в твоих словах, моя дорогая сестрица? — его рука потянулась к уху, чтобы слегка покрутил стебель между пальцами. — Едва ли, — прищурившись, она сказала с не присущим ей холодом. Они лишь дурачились, но жандарм, похоже, расценил их перепалку иначе. Он прижал сжатый кулак к груди, убирая свободную руку за спину в характерном жесте офицеров Палаты Жардинаж добавив к этому почтительный поклон. — Прощу прощение за подобное упущение. Я совсем не подумал. Позвольте мне исправиться, – его голос был более уверенным и дуэт иллюзионистов неожиданно для себя осознал, что перед ними не просто смущенный юноша, но представитель закона. «Похоже когда дело касалось серьёзных вещей (или по крайней мере, вещей который молодой человек считал серьезными), он находил в себе уверенность говорить». — В этом нет нужды. Вы не оскорбили меня, если вам так кажется. Подобное внимание мне ни к чему я всего лишь ассистент, — Линетт ответила мягко, скромно поклонившись в ответ. — Я понимаю. И всё же я лишь хотел таким образом поблагодарить вас за ваше сегодняшнее выступление. Будете ли вы против? — В таком случае… Мне нравится ламповый колокольчик, — Линетт позволила себе намёк на улыбку. — Мягкий и нежный цветок. Могу понять, почему он вам нравиться, — он кивнул, улыбнувшись в ответ, — Но я больше думал насчёт глазурной лилии. Слышали ли вы о такой? — Нет, — она мотнула головой, разговор начинал приобретать всё более необычный вид, и заставил обоих близнецов несколько напрячься. — Что же это? — Говорят что они раньше часто встречались в Ли Юэ, но сейчас он довольно редки. Считалось, что он хранит в себе память земли и источает её с помощью пения в период цветения. Но едва ли это можно сейчас проверить. — Вы говорите довольно необычные вещи. Я никогда раньше не видел ничего подобного, — Лини с любопытством добавил, не скрывая своего недоверия. — Где же вы сможете такие купить? Один цветок, наверное, стоит целое состояние. — Дело не совсем в покупке, — он начинает несколько смущенно, убирая руки за спину. — Что неужели собираетесь сорвать их с чьей-то грядки? — Лини делает шаг, не давая ему закончить. С усмешкой, заискивающе вновь пытается заглянуть в глаза. — Нет, что же вы! Я… — поднимает взгляд, и оба зелёных зрачка встречают взгляд Лини. Было что-то трогательное в том, чтобы видеть обычно сдержанного офицера Палаты Жардинаж таким уязвимым и почти детским в своем волнении. Это вызывало у Лини странную смесь эмоций: жалость, восхищение, легкий укол вины и желание заглянуть глубже в эти глаза, узнать, что за тайны могут скрываться за ними. Но как только эти чувства возникло, он тут подавляет его, оставляя лишь обыденную маску игривости. Но всё же не позволяет себе пока давить на жандарма дальше. Нужно было дать моменту затянуться, как если бы, то было безобидное подшучивание между двумя знакомцами. — Моя тетя владеет цветочной лавкой «Цветы жизни Амели» здесь в Фонтейне. Я могу послать запрос нашим поставщикам из Ли Юэ. Речь идёт о сравнительно небольшом количестве, так что мы сможем оплатить услугой за услугу. — Неужели эти цветы вы где-то тоже заказали? — Лини с любопытство покрутил букет в руках смотря на выглядывающие из цветка пурпурные тычинки. — Не совсем,— он приложил кулак к губам, неловко кашляя, — эти цветы называются сесилия. Они довольно требовательны и растут только в холодных и ветреных местах поэтому не пережили бы перевозки, и к тому же не слишком популярны где-то кроме Мондштадта. Так что пришлось заказывать семена и попытаться вырастить их здесь. — Вы хотите сказать, что вы растили их сами? Специально для того чтобы подарить их мне? — Лини прижал букет к себе крепче в лёгком недоумении. Жандарм нервно засмеялся. — Что-то вроде того. Ничего такого, — попытался он успокоить, выставив перед собой руки, словно останавливая дальнейшие возможные вопросы.— Просто мне выдалась пара свободных недель. Мне было не сложно. Не мог же он сказать, что из-за этого пришлось менять график отпусков (и если бы диспетчер их департамента не была бы такой любительницей Фонты, согласной за несколько ящиков передвинуть его график вне очереди, то плакала бы его маленькая авантюра). И конечно он не мог сказать, что из нескольких десятков семян выросли лишь меньше четверти (но, справедливости ради, на то и был расчёт). И то, среди взросших цветков лишь несколько он счёл достаточно подходящими для букета, оставляя остальные дозревать, а завядшие, оставляя отдать себя земле. В букете было всего пять взращенных потом и кровью (буквально) цветков, но для него они были ценнее любых других, пускай даже если их были сотни. В конце концов, смотря на них сейчас в руках иллюзиониста, он не мог отрицать, что его устраивает, как всё получилось. — Офицер. Флорист. И к тому же умеете флиртовать? Где же вы прятались от меня всё это время? — хихикает Лини, надеясь разрядить обстановку и прервать образовавшуюся неловкую тишину. — И всё же вы не назвали своего имени, — усмехаясь, он медленно приближается словно котик, решивший пошалить с запертой в клетке птичкой. В глазах промелькнуло насмешливое любопытство. Жандарм вдруг опешил, заметив свой просчёт, но вновь поклонился, на этот раз менее «официально» —Меня зовут Люсиан. Люсиан Кёр. Вы можете называть меня Люси. Моя тетя иногда меня так называет. Это что-то типа прозвища, — кажется глупым сказать подобную вещь, но отчего-то честным и правильным, к тому же слова уже вылетели изо рта. — Приятно познакомиться с вами обоими. Спасибо, что уделили мне время. —Я Лини, но вы и так уже это знаете, — снимает шляпу в небольшом реверансе. Расчесывая пальцами уложенные с помощью помады светлые волосы, он взмахивает плащом и щелкает пальцами, заставляя букет исчезнуть. — Рад познакомиться. Линетт поклонилась со свойственной себе кошачьей грацией. — Я Линетт. Нам тоже приятно познакомиться с вами, monsieur Кёр. Будем рады видеть вас на нашем следующем выступлении. С цветами или без, — Линетт улыбается уголками губ, награждая Люсиана самым длинным от неё предложением за вечер, и офицер вновь улыбается ей в ответ. — Люси! Ох, до чего же прекрасное имя и к тому же, как нельзя подходящее, — Лини же не может сдержать смех, делая ещё один шаг навстречу, закрывая все пути для отступления. Сжимает пальцы Люсиана в своих ладонях (он говорил так всякий раз независимо от имени его партнера, но в этот раз хотя бы смех был искренним). — Спасибо, мы очень ценим вашу поддержку и внимания. Он бы соврал, если бы сказал что жандарм (а точнее теперь уже Люсиан) ему не интересен. Он ожидал чего угодно. От признания в любви до сомнительной попытки флирта. Но искренний подарок, не прося при этом ничего взамен? Лини знал, что это всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. Изначально ему показалось, что это очередное задание от «Отца» или на крайний случай, неожиданная проверка. Он упорно что-то опускает, но что? Сейчас он видит перед собой не безликого сотрудника правоохранительных органов, но пускай неловкого и может быть запутавшегося в своих чувствах, но человека. Слишком уж даже человечного и открытого с незнакомцами для специфики его работы. Люсиан почувствовав на себе чужой цепкий взгляд, тяжело вздохнул, вновь несколько застенчиво прикрыл глаза козырьком кепи. — Не знаю, зачем я вам это говорю, но… Мои коллеги заключили со мной пари. Они сказали, что у меня не хватит смелости подойти к вам так близко, не говоря уже о том, чтобы подарить вам цветы. Взгляд Лини скользнул к группе офицеров стоявших в конце коридора. Они давно привлекли его внимание. Было сложно не заметить, с каким интересом они наблюдают за их беседой, но Лини счёл до этого их не слишком достойными внимания. — Не поймите меня неправильно, я человек не азартный, но, боюсь, у меня не было права отказаться… – он запнулся, вновь склонив голову. — Извините, если мои действия кажутся вам неуместными или неприятными. Молодой человек рассмеялся легким и теплым смехом, на его лице появилась улыбка. — Вам не нужно извиняться, monsieur. Офицеры не сделали ничего плохого. Это лишь простое дружеское пари, и вы имеете полное право подарить мне цветы. Уверяю вас, я не считаю это неуместным. На самом деле для меня это большая честь. Возможно, в другой жизни мы могли бы быть друзьями. — Но до чего же забавное пари. Часто ли с коллегами устраиваете подобное? — Фокусник не смог удержаться от смеха. Лини, казалось, был доволен более вдумчивым и сосредоточенным вниманием к своей персоне. Теперь это всё больше походило на более серьезную игру. — Нет. Не поймите неправильно. Никто не хотел никого обидеть. Они просто хотели увидеть, хватит у меня на это сил или нет. — И каковы же ставки? — Точно не в мою пользу, — Люсиан тихо рассмеялся, но тут же стыдливо опустил глаза. Волшебник посмотрел ему в лицо и сказал серьезно кивнув: — В таком случае вы можете сказать своим коллегам, что они проиграли пари, настоящий мужчина не может устоять перед ухаживаниями джентльмена. Еще один жест Лини подбодрил молодого жандарма. И теперь из-под кепки на фокусника смотрели изумрудные глаза, в которых светилась благодарность, а на бледном лице появилась слабая улыбка. — Позвольте мне сказать вам, что я думаю. Ваши коллеги — дураки. Вы же нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. Я не обижаюсь, на самом деле, вы произвели на меня еще большее впечатление. Не беспокойтесь о них, они просто завидуют, — он прошептал ему на ухо, слегка прижимая к стенке и вставая на носочки, убедившись, что другие офицеры не заметили, что между ними происходит. Что-то мелькнуло в его глазах, и он, несмотря на близость, собрал все свое офицерское мужество. Возможно в этот самый момент, это было то самое мужество, о котором пишут в романах, мужество которое завоевывает сердца и выигрывает битвы. — Могу я в таком случае пригласить вас прогуляться со мной этим вечером? Фокусник ответил ему одобрительным кивком . И хотя он не слишком колебался, отвечать он тоже не спешил. — Я пойду. Хотя потому что у вас хватило смелости позвать меня, — тихо рассмеявшись, он посмотрел жандарму в глаза, — у вас огромный потенциал. Вам лишь нужно его раскрыть. Взаимная симпатия была очевидной но, несмотря на влечение к молодому жандарму, Лини знает, что сейчас он на службе, и для величайшего фокусника всё это он не может быть больше чем игрой. Это был ожидаемый, но по-своему удивительный поворот событий. Но Лини был настолько искусен в обольщении, что даже для себя не смог понять, насколько серьезным могло стать это свидание. Он знал свою привлекательность, он использовал ее множество раз, чтобы заманить своих «партнеров» в сети своих задач. «Но я должен действовать осторожно. Не только потому, что это может стать сложным, но и потому, что я не ожидал, что результат встречи будет такой… неожиданный, но я должен выяснить, как мне использовать это для наших целей». Ведь как говорит «Отец»: «Даже пешка может стать королем, но, приложив достаточно усилий, она может занять место ферзя». Лини рассматривал жандарма острым взглядом опытного фокусника, словно новый предмет в для сценического номера. Взгляд его скользил по каждой детали, словно он решал головоломку, которую только что подкинули на его стол. Внешность офицера была как картина, но Лини видел не только краски, но и каждый мазок на этой холсте. Ночные патрули оставляли свой отпечаток на его коже. Бледная, как перламутр, она говорила о том, что ночи его принадлежат городу, а синяки под глазами рассказывали свою историю о постоянной борьбе с бессонницей. Темные мягкие волосы цвета бронзы собраны в низкий пучок. Непослушные локоны, свободно пляшущие у висков, обрамляли его лицо, создавая завораживающий контраст с бледной кожей и добавляя ему какой-то почти женственной, непринуждённой миловидностью, (хотя, для Лини он не выглядел слишком женоподобным). Нежные черты, казалось, стирали границу между твердостью и внутренней добротой, и быть, может именно эти черты, казалось Лини, смягчали облик офицера, делая его более доступным и человечным. Он был человеком ночи. Хотелось ему того или нет, но, несмотря на эти признаки усталости, его лицо встречало мир с достоинством и решимостью. И худоба лица вкупе с бледностью добавляли ему столь недостающей серьёзности. «О, эти бледные синяки под глазами… Ночные патрули, бессонные ночи. Видимо, не только я привык работать в тени», — задумчиво улыбается Лини, понимая, что они оба несут свой крест. И всё же эмоции не маска, робость сменяет серьезность по щелчку, но он видел это уже не раз, он таков каков он есть. «Новый потенциальный агент? Или просто еще один забавный, но не слишком разговорчивый объект для фокусов?», — Лини мысленно усмехнулся, — «Отче я буду настороже, и если это действительно так, это может быть интересно. Я всегда найду нужную мне карту в этой колоде. Кто знает, что из этого может выйти? Возможно, ему просто нужна пауза от серьезности его повседневной работы. Но не стоит пока допускать возможность подозрению между нами». — Дайте мне не более пяти минут, и я буду готов! Ждите меня у гардероба, — сказал он, улыбнувшись, прежде чем скрыться за дверью гримёрки. Он переглянулся с Линетт , которая всё это время стояла несколько позади и, сложив руки на груди, смотрела с каменным выражением лица на манипуляции своего брата. Она играла раздражение с некоторой толикой удивления. Ещё бы, ведь ее брат согласился пойти на свидание с незнакомцем. Такова была её эпизодическая на первый взгляд роль, но она привыкла доверять чутью Лини, пускай оно и иногда могло завести их обоих в неожиданные места. «Еще один шаг», — решил Лини. — «Еще одна игра. Жди меня, Люсиан. Я не дам этой встрече пройти для нас обоих незамеченной».***
Зрители начинают рассеиваться. Молодой жандарм стоит у выхода, всеми силами пытаясь изображать непринужденность. Сложенное пальто висит на предплечье. Кокарда на фуражке блестит так же, как и начищенные сапоги. Чёрная кожа портупеи приятно контрастирует с белизной рубашки и перчаток. Но всё же что-то было не так. Все в его манере было немного застенчиво, словно он только что вышел из знакомства с собственной тенью. (И похоже, знакомство было не слишком удачным). Осанка была идеальна, и свободная рука была убрана за спину, грудь слегка выпячена вперед. Но внутри он чувствовал, что его руки дрожат, как будто он стал частью волшебного номера. Казалось, он пытался войти в роль, ещё для него не написанную, но едва ли он сам знал, в чём эта роль состоит. Выйдя из оперного театра, жандарм оставил за собой духоту и гущу толпы. Однако Лини казалось, что вместе с тем остались позади и вибрирующие в воздухе отголоски волшебства, наследие восторга, который только что окутывал театральный зал. Пускай и дышало сейчас легче, смена обстановки несколько поубавила его прыть. Видя всё тех же дам и джентльменов, но теперь находившись в обыденной для него среде, на улице, к нему вернулась часть прежней уверенности. Лини продолжал игриво отвечать на вопросы, подбрасывать намеки на симпатию, но в его разуме уже начинали рождаться планы и стратегии. Лини не сомневался в своем мастерстве раскрывать тайны. Кокетство давалось ему легко. Цели обычно были разные, но даже если не они сами, то имеющаяся у них информация все в той или иной степени была полезна делу Фатуи. Зачастую нужно было лишь уметь хорошо слушать и вовремя задавать вопросы. Но чтобы хоть как-то себя развлечь, приходилось каждый раз менять программу. Ведь не может же великий волшебник позволить себе повторяться? Иногда, конечно случалось так, что партнер был излишне тщеславен, и для успеха общего дела приходилось переходить через себя и подстраиваться под чужие желания. В большинстве случаев в этом не было ничего сложно, но всё же чрезмерное бахвальство его обыденных кавалерш и кавалеров начало утомлять. Для него роль ведущего была несравненно приятнее роли ведомого и заметно интереснее. От того сегодняшнее свидание должно было быть несколько более необычным. Его глаза засверкали, и он, постукивая каблуками, словно гарцуя, развернулся к своему сегодняшнему компаньону. Доставая из рукава до этого преданный букет сесилий и уводя его за спину. — Видите ли, monsieur, жизнь подобна представлению. Чтобы увидеть волшебство в самых неожиданных местах, иногда нужно выходить за рамки обыденности. К примеру, ваш взгляд — словно отражение моря под лунным светом, полного тайн и загадок. Благородство и таинственность… и, конечно, что большее, не так ли? Жандарм покраснел, но не отверг этот нелепый комплимент. — Вы говорите загадками, monsieur Лини. Боюсь, я пока что не могу вас понять, — он неловко улыбается. — Я работаю в ночную смену, это правда. Кому-то нужно это делать. И сегодняшний день не был бы исключением, если бы я не поменялся сменами. И всё же… Лини не мог полностью разглядеть его глаз. Слишком уж хорошо он прятал их за козырьком кепи. Ему хватало информации, чтобы составить своё мнение, но последним штрихом были глаза, недаром говорят, что они отражение души. Увидев их, ему всё окончательно станет ясно. — Mon chéri! —он придвинулся ближе к жандарму, их лица были близки настолько, что он мог почувствовать его дыхание на своих губах. — Неужто каждая ночь ваша, а каждая ночь патрулирования — маленькая битва за нашу безопасность, выматывающая до самых снов. Похоже, бессонница становится вашим верным спутником, не так ли? Раз уж мы остались наконец одни… Продолжил наше свидание? — С-свидание? Мне казалось, что речь шла о прогулке. Я лишь хотел довести вас до дома, — Люсиан сделал шаг назад, почти упираясь спиной в двойные двери оперного театра. — Какая разница? Свидание или прогулка, называйте как хотите! Ох, ну хотя бы для того, чтобы вы смогли похвастаться коллегами, что гуляли симпатичным фокусником под ручку, — он тихо рассмеялся, слегка отпрянув. — Шучу, — прошептал он, подмигивая. —У меня никогда раньше ничего подобного не было. Но… Если вам так угодно. Можете считать это свиданием, — тихо сказал офицер, тяжело вздохнув. — В таком случае давайте же начнем наше свидание, monsieur Люси, — он игриво улыбнулся и, ухватившись за ещё не предложенное плечо, потянул его за собой. Жандарм старался не смотреть на обнаженные части тела фокусника лишенных сейчас прикрытия полу плаща. Это было бы невежливо. Но всё же он не мог не отметить рельеф мышц рук фокусника, что сейчас крепко держали его, в их с Линетт выступлениях было немало акробатики, и наличие неплохо развитой мускулатуры не должно было его удивлять. Он несколько напрягся от ощущения чужой руки на своем локте, но больше от смущения и непривычки, чем от дискомфорта. В горле у него пересохло, и он почувствовал, что ему становится жарко от ощущения тепла чужого тела так близко. Он подал фокуснику руку, когда они спускались по лестнице, чтобы тому было немного удобнее. Немного успокаиваясь и унимая внутреннюю неуверенность, жандарм несколько раз вдыхает холодный ночной воздух. Лини все еще стоит, сжимая в руках цветы, стоит в своём… Довольно специфическом сценическом костюме прямо так. Что кажется несколько странным и опрометчивым все же ночи в Фонтейне холодные из-за постоянного бриза, что дует с моря на сушу. И эта ночь не была исключением. — Могу я предложить вам свое пальто? На улице довольно прохладно. Я бы не хотел допустить, чтобы из-за… — он вздохнул и снова слегка покраснел, — нашего маленького свидания вы бы заболели, — он тихо предложил, наклонив голову в сторону Лини, когда тот, спустившись, снова взял его за локоть. Мальчик приподнял бровь на неожиданное предложение Люсиана. Но причин отказываться он не видел. — Merci bien, monsieur, — его щеки слегка порозовели от внезапного прилива тепла, вызванного тяжелым пальто, пускай оно было ему несколько велико, но от этого было даже теплее. — Боюсь, я очень часто забываю подобные вещи. Плащ, как правило, слетает с меня во время наших выступлений, — объясняет он с игривой улыбкой и оборачивает синюю, ворсистую ткань вокруг своих худых плеч, слегка ежась от удовольствия и потирая щеки о воротник плаща. — Таков уж элемент выступления, я не слишком обращаю на это внимание. — Вот, позвольте, — наклонившись, жандарм начал выпрямлять воротник, старясь спрятать лицо Лини от холода. Он старался не поднимать взгляд. Пальцы в перчатках упорно отказывались слушаться. Он понял резкость своих движений слишком поздно и уже не думал о том, что может подумать его компаньон. Сейчас он лишь хотел бы застегнуть верхнюю пуговицу плаща. И ни теплое дыхание иллюзиониста, которое вырывалось паром у него изо рта и било ему в грудь, ни едва заметный сладковатый запах его парфюма не помогали ему в этом никак. Он знал, что Лини смотрит на него со смесью интереса и веселья, наслаждается его неловкостью. И он сам был не слишком против этого. В момент, когда он всё же застегнул верхнюю пуговицу, его большие пальцы коснулись мягкой и теплой кожи щеки иллюзиониста, и он невольно поднял взгляд. Только для того чтобы их глаза пересеклись. Сердце забилось чаще. Он едва понимал, что делает, и казалось, не мог вздохнуть, то ли боясь, что их дыхание смешается, то ли боясь разрушить момент. Он мог лишь не отрываясь смотреть на искорку в глазах Лини. В глотке окончательно пересохло. Он видел вызов в этих глазах. «Ну же, давай, я жду» говорило всё выражение его лица. Но он знал, что не посмеет. Они могли бы стоять на этом месте вечно, если бы только время остановилось. Но для него будто так и было. Он чувствовал подобный ступор лишь несколько раз и во все те разы. Честно сказать, повод не был хорошим, но старался он об этом сейчас не думать. Мозг, казалось, отключился, и он не слышал ничего. Ни криков мимо пробегающих детей, ни шума фонтанов и ни смеха дам и их кавалеров. Если бы никто его не вывел бы из этого состояния он, пожалуй, и остался быть так. Потерянный и завороженный. Лини, казалось, немного удивился, когда юноша приподнял воротник его пальто, но волшебнику понравилось, что он уже пытается защитить его от прохлады Фонтейнского вечера. — Ваше сердце бьется так сильно. Неужели из-за меня? — Лини попытался пошутить, но к своему неудовольствию заметил, что его собственные пальцы едва заметно дрожат. Его почти позабавило, как затрепетало его собственное сердце, когда этот красивый, молодой, а теперь сильно покрасневший жандарм коснулся его щек своими перчатками. Улыбка Лини, казалось, стала ещё ярче, когда он понял, что происходит. Он, стараясь сохранять спокойствие, взял офицера за руку чуть крепче, чем раньше, и, немного увеличив темп, повёл в сторону, ближе к фонтану Люсин. — Я никогда не видел никого красивее вас, — едва выдавил жандарм наконец, но в этот раз не отводя взгляд. Чувствуя, как часто бьется сердце юноши, когда он, идя спиной вперед, вёл его за руки, и как он становится все краснее. Волшебник решает сделать последний шаг. Он остановился. И вновь слегка, встав на носочки и приподнимая кепи, он поцеловал офицера в щеку, ощущая тепло его кожи в этом ничего не значащем дружеском поцелуе. Его сердце тоже забилось быстрее, но ему удалось сохранить невозмутимое выражение лица и серьезный настрой. — Какие неожиданные слова. Я думаю, вы очень милы. Если ваша цель украсть моё сердце, то я должен сказать, вы на правильном пути. Только не волнуйтесь так сильно. Жандарма даже не успело удивить, как резко они перешли на шепот или то, как щека будто горела от поцелуя. Его больше удивило то, что Лини вел его за руки к фонтану при этом, не отрывая от него взгляд. Лини воспользовался возможностью и положил свою ладонь на щеку жандарма так близко к его рту, что почти касался губ и вкрадчиво прошептал прямо у его уха с легкой озорной усмешкой: — Жандарм и джентльмен, — мальчик ухмыльнулся, притягивая жандарма ближе к себе. Он знал, что красив. Видел, как сверкали глаза жандарма от мысли о близости. — Из вас выходит очень опасное сочетание, mon cher. Я рад, что в вас не ошибся. Вы просто безнадежный романтик. Лини нежно погладил офицера по щеке и кокетливо подмигнул. — Знаете, говорят, чтобы комплименты имели максимальных эффект, нужно говорить их от чистого сердца. И от того мне интересно, как вы думаете, мои глаза такие же красивые, как и подаренные вами цветы? Молодой человек, всё ещё не отводя взгляда, смотрел в глаза Лини и с трудом сглотнул. — Как я и сказал, они должны были лишь подчеркнуть цвет ваших глаз. Но ваши глаза гораздо красивее любых цветов, — в этот раз он не шептал, а говорил тихо и уверенно, почти решительно. — Ох, и неужели настолько красивы мои глаза? — он заметил, как мальчик пытается подавить свои эмоции, и вновь тепло ему улыбнулся. — Для меня большая честь слышать такие комплименты от вас. Это не первый раз, когда я слышу подобное. Но вы первый кто попытался меня согреть, — он подмигнул и чуть крепче сжал руку жандарма. Часть его надеялась, что жандарм не поймет, чего он хочет. Не заметит, что ему настолько хотелось поцеловать его сейчас, что сопротивляться этому желанию становилось всё труднее. Но всё же другая часть надеялась, что жандарм закроет это пробел сам. — Я думаю, что ваши щеки мягче лепестков радужной розы. Жандарм нервно улыбнулся и покачал головой. Ему стало трудно стоять на ногах. — Пожалуйста, перестаньте дразнить меня. Я думаю, мое сердце этого не выдержит, — он прошептал, стараясь отдышаться, и продолжал смотреть на Лини не в силах оторваться. Лини тихо рассмеялся, наслаждаясь застенчивостью своего спутника, но в то же время стараясь не торопить его. Похоже, на более серьёзные шаги тот пока был неспособен. Он взял офицера за руку и слегка притянул его ближе, так что их лица были уже на расстоянии вдоха друг от друга. И, не задумываясь, он коснулся носом мягкой щеки мальчика и нежно поцеловал его в нос. Его губы слегка дрогнули в улыбке. — Я слишком сильно вас дразню? — прошептал он, играя пальцами с краем кепки, которая снова закрывала лицо молодого человека. Он обнял мальчика за талию другой рукой, чтобы тот не смог избежать его любви. — Может, тогда давайте перейдем к более серьезным вещам? — Лини наклонился ближе, пока их носы почти не коснулись друг друга. Становилось все труднее и труднее сдерживать свое желание, потому что каждый нерв в его теле требовал поцелуя. И он уже перестал думать о чем-либо другом, кроме поцелуя. — Ты не хочешь поцеловать меня или просто боишься это сделать? — он посмотрел на Люсиана с лукавой улыбкой. Это был хороший вопрос. Он не возражал ни против поцелуя, ни против пощечины в результате своей смелости, — Честно говоря, ты дразнишь меня еще больше. Не будь таким напряженным. Мальчик заметил, как дрожало дыхание его спутника, как тяжело тот дышал ртом и как он не мог отвести глаз. Он нежно прикусил нижнюю губу, как будто собирался сделать что-то, от чего не мог отказаться. — Мой бедный маленький жандарм! Твое сердце такое застенчивое, — он мягко отстранился и с кокетливой улыбкой прошептал на ухо офицеру, — а твои губы? Они такие же мягкие, как твои щеки? Как думаешь, я смог бы узнать, не прикасаясь? Юноша был таким очаровательным, когда краснел, что ему даже захотелось заключить его в объятия и приласкать. — Ну, похоже, твое сердце еще не остановилось. Тогда я думаю, нам ему возможность отдохнуть. Люсиан выдохнул и закрыл глаза. Он не заметил, что они уже стояли у фонтана. Теперь он официально умер. Если нет, то очень близко к этому. Лини уже сидел на краю фонтана, слегка болтая ногами, наблюдая за тем, как его жандарм пытается удержаться за бортик фонтана. — Можно я посмотрю что под ней? Под той кепи, за которой вы постоянно прячете от меня своё лицо, — он прошептал, стараясь не рассмеяться от смущения на лице мальчика, — похоже, вам она очень нравиться, раз вы так боитесь с ней расстаться. Волшебник почувствовал дрожащую руку юноши, что непроизвольно сжала козырёк, и крепко сжал ее в ответ, нежно лаская своей собственной. — Cher petit ange, не смущайтесь. Вы очень милый. Я просто хотел посмотреть на красивого юношу, что так упорно скрывается за этой кепкой. И потом… Я хотел немного спрыснуть вас водой, чтобы вам полегчало, — хватка юноши ослабла, и он опустил руку, — вы можете довериться мне, — он слегка кивает в подтверждение своих слов. Он снова проводит ладонью по щекам, слегка задевая его волосы. Ловким движением руки, словно снимает свой цилиндр, он потянул за козырёк вверх лишая жандарма головного убора. Он увидел милое личико, усыпанное маленькими веснушками, которых он никогда раньше не замечал, мягкое и прелестное. Но он увидел не только физическую красоту, но и безмятежную, чистую душу, которая смотрела на него и чего-то ждала от него. Он с улыбкой посмотрел на жандарма и нежно погладил его по лицу. Изумрудные глаза, смешанные с оттенками голубого словно озеро, затерянное в глухом лесу. Радужка имеет четкую черную границу. Но то, что делало их по-настоящему уникальными — это тончайшие черные, едва заметные линии, напоминающие внутренние жилки листьев, расходящиеся из зрачка внутри радужки, словно трещины в драгоценном камне. Мягко улыбаясь, Лини прижимается к щеке юноши, наслаждаясь теплом и уютом, исходящим от их близости. Его пальцы нежно обводят изгиб шеи жандарма, вызывая у него легкую дрожь. Мгновение ни один из них не произносит ни слова, погруженный в интимную тишину, которая их окружает. Он продолжал ласкать щеки мальчика с нежной улыбкой и медленно наклонился вперед, как если бы снова собирался поцеловать его. Остановился и посмотрел на заметно порозовевшие бледные щеки, на тяжело дышащего жандарма. — Твое веснушчатое личико просто очаровательно. Ma chérie, и как вы могли все это время скрывать от меня такую красоту? — сказал он в шутку и погладил офицера по щекам и шее, — Вы выглядите гораздо красивее с открытыми глазами, знаете ли. Не стоит прятать свою красоту от других. Он пытался действовать это медленнее, но все равно ему трудно было удержать себя от активных действий. — Без фуражки вы нравитесь ещё больше, — Он снимает перчатку и, обмакнув пальцы в воду, проводит по шее Люсиана, стараясь его слегка охладить. Разрушая чары, Лини слегка отстраняется и, спрыгнув с бортика, протягивает руку, делая приглашающий жест. Лини вернул фуражку на место, но жандарм не стал её в этот раз поправлять.***
Они немного прошлись в уютной тишине. Вновь вернувшись на общую дорогу ведущей к аквабусной станции, Лини вновь повернул голову к жандарму, у которого, казалось, был нервный срыв от всего происходящего. — Итак, Люсиан, скажите, что вас больше всего привлекает во мне, помимо моей красоты? — сказал фокусник внезапно и, прищурившись, хитро посмотрел на профиль офицера. Молодой человек тихо выдохнул, собираясь с силами. Ответ он нашел для себя легко ещё даже перед тем, как прийти на выступление. Но всё равно сложно было озвучить собственные мысли, даже если в них, казалось бы, не было ничего дурного. — Возможно… Ваша самоуверенность. Если сказать точнее, то ваша уверенность в собственных силах, — сказал он, наконец, спустя минуту задумчивого молчания, — не думаю, что когда-нибудь смогу так же, не бояться говорить то о чём думаю и так… Так красиво и легко говорит комплименты. Я плохо разбираюсь в людях. Как офицер Палаты Жардинаж, я должен уметь определять намерения людей и понимать их эмоции. Собирать показания и опрашивать понятых моя прямая обязанность, но если честно, иногда мне кажется что мне это совсем не дано. Мне хочется верить, что… — он запнулся, но вновь вздохнув, продолжил, — что ваша уверенность и жизнерадостность искренна. Мне было бы неприятно думать, что для вас это всего лишь. Лини усмехнулся. Он ожидал комплимент своей внешности или мастерству артиста, но не что-то подобное. Он вновь положил свою ладонь на ладони Люсиана, который нервно заламывал пальцы, прежде чем потянуться к воротнику его рубашки, разглаживая немного складки. — О, ну это моя работа как фокусника, развлекать людей и дарить им счастье. Но мне нравится думать о своей уверенности в себе не как о маске, а как о способности, которая позволяет мне быть тем, кто я есть каждый день. И как и любую способность, её можно развить в себе. Вам нужно просто набраться опыта. Лини посмотрел на Люсиана с довольной улыбкой. Но, несмотря на легко протекающий разговор на серьёзную тему, он знал, что не всё так просто в работе с людьми. И пускай его слова были честными и по-своему правдивыми, всё же он чувствовал укол вины, (не слишком на самом деле ощутимый), но казалось странным говорить открыто, одновременно с этим манипулируя чужими чувствами. — Вы намного умнее, чем вам кажешься. И у вас должно быть доброе сердце, раз уж вы так честны с незнакомцами. Но лучшая черта людей — это их способность меняться. Не будьте строги к себе. Всё же вы смогли сделать обо мне какие-то выводы до нашей с вами встречи, — он прошептал мягко, слегка цепляясь за рукав Люсиана и слегка прижимая его к каменной ограде. Он опустил взгляд, будто виновато. От чего Люсиана непроизвольно напрягся сам и посмотрел на своего кавалера обеспокоено. — Знаете, я должен признать, что у меня есть свои слабости. Я буду честен с тобой. Все комплименты, которые вы получили от меня сегодня, вполне заслуженны, — он поднял глаза на Люсиана. Глаза слегка блестели, почти как тогда, во время выступления, но этот блеск казался отчего-то печальным, — но знаете, что я ценю в вас больше всего? Ваше мужество. Мужество проявлять свои чувства и делиться ими со мной. Глаза Люсиана метались по лицу Лини, пытаясь прочитать эмоцию, найти намёк. Казалось, лицо его выражало только то, что ему хотелось, но было что-то еще, что Люсиан никак не мог разглядеть. Он знал, что не всё так просто с их небольшой прогулкой, (как, ему не раз удалось почувствовать на собственном опыте) к сожалению, в мире ничего не бывает просто так. Знал, что с ним играют, но это не значит, что он не мог получать от этого удовольствия. Только игра, похоже, была глубже, чем ему казалось. Он играл в ответ по-своему, немного нелепо, но всё же чувства его были настоящими и скрыть он их не пытался. Но он лишь мог наблюдать и ждать пока маска Лини даст трещину или пока не проскользнёт откровенная наигранность происходящего. «Это грусть в глаза Лини настоящая. Но что она значит? Тревогу? Жалость? К чему? Неужели к своему спутнику? Разве может простое признание в неуверенности вызвать такую реакцию?». Сказать наверняка невозможно. Пускай Люсиан и не так безнадежен, как хочет казаться, но найти ответ он не может. Может сказать лишь одно: трещинка появилась. Незаметная, но Лини чувствует, как слабо дует ветерок в эту щель. Некритично, но то и дело напоминает о себе, вызывая раздражение. «И всё же… Что ты хочешь сказать Лини? Чего ты боишься? Что внушает тебе этот страх? Я? Меня ты бояться не можешь, слишком уж я мелкая сошка для тебя. Но что?». Лини с пониманием глядя ему в глаза. Знает, что его пытаются просчитать, но как ни в чем небывало продолжает. — Ваша честность для меня дороже лести. Никто никогда не говорил со мной так открыто и искренне. Я не тот, кем кажусь. Но раз уж вы так добры и храбры, что делитесь своими уязвимостями, я должен признать: уверенность в себе играет довольно важную роль в моей жизни. Это позволяет мне жить счастливо и без страха. И да, люди часто обманываются этой моей уверенностью, но я живу не для того, чтобы соответствовать желаниям всех подряд. Пускай игра осталась та же, но акт все же изменился. Изменился стиль игры. Они теперь понимали друг друга больше. Не было смысла продолжать, как до этого можно было играть попроще. — Что касается твоего страха осуждать людей, тебе следует практиковаться, и ты будешь понимать людей лучше, чем кто-либо другой, —Лини положил руку ему на плечо и, встав на носочки и прижимаясь к нему своей грудью, прошептал ему на ухо с усмешкой. — Вы гораздо лучше судите о людях, чем вам кажешься, не так ли? Они друг друга раскрыли, и оба это знали. Юноши на мгновение замолчали и вновь продолжили идти, слегка касаясь пальцев друг друга, затерявшись в общей толпе. — Позволь мне открыть тебе секрет. По правде говоря, я все-таки не волшебник. Я просто мальчик владеющий несколькими трюками. Что касается моей жизнерадостности. Да, ты угадал правильно. Это маска, чтобы скрыть мою боль от внешнего мира. Но у тебя еще есть время узнать мое настоящее лицо. И знаешь, что во всем этом самое худшее? — спросил он с озорной улыбкой, — я не могу сказать о тебе того же. Расскажи мне что-нибудь о себе. — Например? — Например, где вы родились? Расскажите мне о своей жизни. Я заядлый слушатель, — он улыбнулся и посмотрел прямо в глаза офицеру. — Вы кажетесь очень интересным человеком. — Мне нечего особо рассказать, — он пожал плечами, осматривая прохожих. — Боюсь, я не настолько интересен как вам кажется. — И всё же вы не отсюда, — хмыкнул Лини, слегка выравниваясь со своим компаньоном, — не из города если точнее. — Что настолько заметно? — Люсиан усмехнулся в ответ, — Отрицать не буду. Я родился в небольшой рыбацкой деревне и переехал в город вместе с тётей. — С тетёй? — Лини поддался вперед несколько осторожно, заставляя жандарма остановить шаг, — с той, которая владеет собственным цветочным магазином? — Вы запомнили? — Сложно было не запомнить. Будьте уверены, я как-нибудь нанесу вам визит. — Вы слишком добры, — он посмотрел на Лини и тепло улыбнулся. — Моя тетя большую часть жизни провела в Мондштадте, но сейчас она уже очень давно живет в Фонтейне. Я часто помогаю ей в свободное время… Ну… раньше помогал, когда только поступил в академию. Теперь из-за моей работы в жандармерии у меня почти нет на это времени. Но я всё равно стараюсь помогать её иногда. — Я не часто встречаю кого-то вроде вас, кто может оценить красоту чего-то столь тонкого, как один единственный цветок, — он коснулся цветка, что уже успел переместиться с его уха за ленточку на его шляпе. Люсиан провел указательным пальцем по щеке задумчиво. — Даже если мне не нравится идея дарить цветы, вырывать такие красивые растения и обременять их увяданием всего лишь ради мелкого символа внимания и привязанности, но… Я потратил на них свое время и энергию, и я не хотел, чтобы они просто умерли в горшке, поэтому решил подарить их тебе… Потому что ты заслуживаешь их красоты, как никто другой, — он и густо покраснел, слегка покачав головой, — о, что я говорю, что за чушь, прости… Я немного забылся. — Нет, нет, не извиняйся! — Лини оборвал свои слова смехом, цепляясь за рукав Люсиана, чтобы тот убрал руки от лица, свободной рукой всё ещё держа букет. Ему всё больше понравилась его честность, и он оценил этот жест — всегда лучше, когда подарок сделан своими руками. Даже если в этом не было ничего «особенного», это означает, что мальчик вложил в этот жест всю душу. — Никогда не переставай быть таким Люсиан, если хочешь сказать что-то от чистого сердца, не бойся. Именно эта искренность делает тебя уникальным. Большое тебе спасибо за эти цветы —он слегка сжал руку своего мальчика, подбадривая его, —Ты слишком мил со мной. Я рад, что ты забылся. Никто раньше не говорил мне подобных вещей. Его взгляд был мягким и нежным, и волшебник наклонился ближе к офицеру, который казался более неловким, чем когда-либо. — Все в порядке. Это не чепуха. Все, что ты говоришь, прекрасно и правдиво. Это не меняет того факта, что *ты* заслуживаешь всего внимания и любви в мире, — он нежно погладил офицера по щеке, — ты сам прекрасный и нежный цветок. Люсиан засмеялся. — Не знаю, как я должен на это реагировать. —Наилучшим образом, в моих словах нет ничего такого, — он улыбнулся и, сняв свою шляпу, прокатил её по руке, прежде чем вернуть на место, исполнив очередной реверанс.— Я думаю, что могу от имени всего Фонтейна поблагодарю вас за вашу тяжелую работу и преданность делу поддержания мира. У вас есть полное право гордиться собой. Люсиан обратил внимание на букет что Лини тау упорно всё ещё нёс в руках. — Вам не тяжело? Мне в своё время пришлось набегаться с букетами. Через несколько часов руки уже начинают отваливаться. — Ох? — Лини моргнул, не ожидая вопроса, — не то чтобы, когда мы с Линетт начинали наши выступления, у нас не было денег на грузчиков, поэтому приходилось носить реквизит самим, так что мы привыкли таскать тяжести. И потом, вы потратили столько сил, разве я могу их просто убрать? Но если вас это беспокоит, то я могу просто сделать так. Он снимает цилиндр и с взмахом с легкостью опускает букет, в шляпу заставляя его полностью исчезнуть. — Voilà! Жандарм улыбнулся и хлопнул в ладоши реагируя на небольшой фокус. — Если вам будет угодно, вы можете посадить их вновь, пускай они немного под устали, но если дадите им окрепнуть, они могут прожить подольше и кто знает, может зацвести ещё. Лини мягко улыбнулся. — Спасибо, я учту. — Мы должны идти на станцию, но думаю, сейчас там сейчас довольно много людей, так что мы могли бы немного подождать… Слева от дороги есть небольшой холм, мы можем подождать там, если хотите, я был там несколько раз. Оттуда открывается прекрасный вид на театр, даже можно зацепить взглядом город. Лини ухмыляется, слегка переминаясь с ноги на ногу, и Люсиан замечая, его реакцию, спешит себя поправить. — Дело не в том, что я боюсь, если нас увидят вместе. Не знаю, забавляет тебя такое внимание или нет, но... Он осторожно протягивает ладонь.***
Они постепенно уходят подальше от шумной дороги, пересекая грань, ведущую в более темную и лесистую часть острова Эриний. Свет фонарей уступает место темноте, лишь иногда прерываемой лучами луны, проникающими сквозь густые кроны деревьев. Люсиан движется медленно, сжимая ладонь Лини крепче, боясь его ненароком потерять и давая глазам привыкнуть к темноте. Дорогу найти было не сложно. Тропинка была проторенной, и это, может быть, должно было его натолкнуть на некоторые мысли. Но Люсиан подумать о возможных причинах не успел. Возможность так быстро добраться до цели не давала ему времени на раздумья. Вершина холма была выложена небольшим садом камней, на которых можно было посидеть и отдохнуть и кто знает, может быть даже устроить небольшой пикник. Несмотря на скромность этого места, его тихая безмятежность обеспечивает идеальное убежище для двух душ, стремящихся глубже исследовать свою связь. Но как только они стали приближаться они услышали голоса и Люсиан непроизвольно пригнулся. — Вы слышали? Люсиан прислушался к вкрадчивому шепоту, Лини закивал, прикрывая рот ладонью, чтобы ненароком не засмеяться. — Да что с вами такое? — он шикнул, отпустив его руку. — Я боюсь, этому место уже занято, — он шептал, с трудом сдерживая смех, и увидев отсутствующую реакцию жандарма, пояснил: — Это известное место для «парочек» как ты мог этого не знать? — Уж извините, никто мне об этом не сказал, — пробормотал он, покраснев, — когда я был здесь в последний раз, здесь никого не было. —Держу пари, Люси, ты в тот день просто испортили кому-то вечер. В таком месте никто бы не хотел натолкнуться на жандарма. Люсиан фыркнул и отвернулся, будто уже собирался уходить обратно. Было немного обидно, что был испорчен момент. — Подожди, — отдернул его Лини. — Я знаю место недалеко отсюда, оно хорошее, идём за мной. Лини зашагал вперед, с легкостью, будто сливаясь с ночным пейзажем, будто он знает эти тропинки лучше, чем карты, спрятанные в его собственном рукаве. Люсиан сжимает ладонь Лини, словно держится за последний доступный ему островок уверенности и тот мягко тянет его за собой. Лини направляет их по петляющей зыбкой дорожке, и шелест листьев под ногами сменяется на хруст песка. Вдали, мерцая, проступает берег. Деревья уступают место открытому небу, где легкий ветерок, приносящий звуки прибоя, сливается с солёным запахом моря в ощущение ночи, витающей в воздухе. — Здесь намного лучше, не так ли? — Лини с легкой улыбкой медленно отпуская руку Люсиана, предоставляя ему возможность впитать окружающую красоту. — Да. Здесь очень красиво, — он шепчет, глядя на свет, исходящий от луны и отражающийся в темной поверхности воды. Люсиан спрыгивает вниз с небольшого обрыва, ведущему к берегу, вновь подавая руку Лини, помогая тому спуститься. Он ощущается больше, чем холм, куда хотел их привести Люсиан. Но луна кажется дальше, и ветер, дующий с моря, кажется холоднее. Тёмные волны, раскачиваясь, набирают скорость и врезаются в песок всплеском пены. И Лини, подходя ближе к воде, снимает пальто, кладёт его на разглаженный водой валун, прежде чем сесть на него самому. —Ты не против? — спрашивает он с усмешкой, опирая подбородок о ладонь и слегка покачивая ногой. — Конечно, нет, располагайся как тебе удобно, — он улыбается, но Лини замечает, как он не слишком торопясь подходить ближе и словно боясь воды, встаёт от неё на почтительном расстоянии. Лини позволяет себе насладиться этим моментом относительной тишины и спокойствия. Его взгляд блуждает по чертам своего компаньона. — Честно говоря, мне скорее нравится это… неожиданное развитие событий, — откровенно признается он, — вам удалось застать меня врасплох, но в хорошем смысле. Но всё же мне любопытно… Зачем вы всё же позвали меня сюда? — Мне казалось это место выбрал ты, — отвечает он с усмешкой, оборачиваясь. — Ты знаешь, о чём я, — говорит он более холодно, в этот раз не делая и намёка на улыбку. Люсиан пожимает плечами, уводя руки за спину. Встаёт в привычную позу. —Я не знаю что хотел сказать этой прогулкой если честно. Еще слишком рано называть её дружеской. И определенно слишком рано, чтобы назвать её еще большее… Личной, так сказать. Но мне бы хотелось, чтобы ты насладился этим небольшим временем, которое у нас есть, этим покоем и лунным светом, который мы разделяем сегодняшним вечером, — он касается ладони Лини своей, слегка переплетая их пальцы в застенчивом, но нежном жесте поддержки.— Мне кажется, в разговоре, даже самом обыденном, не все бывает так просто, Он говорит, глядя Кур-де-Фонтейн издалека на теплые огни из окон, на то, как медленно от отстыковавшись от станции и скользя по монорельсу, отправляется ещё один аквабус. — Нет ничего прекраснее ночей в Фонтейне. Разве что эта ночь с тобой, — он шепчет, слегка уводя голову в сторону, — И я могу сказать это не чувствуя лукавства. Ведь я видел уже столько ночей. Когда Люси переплетает с ним пальцы, Лини отвечает взаимностью. В уголках его рта играет легкая улыбка. Их соединенные руки теперь являются осязаемым символом возникающей между ними связи. Хрупкой, но сильной, мимолётной, но прочной. Переводя взгляд на мерцающие огни Фонтейна Лини соглашается: — Действительно, нет ничего более захватывающего дух, чем этот ночной город, — задумчиво бормочет он, — возможно, именно поэтому я выбрал это волшебное место в качестве своего убежища от реальности. Рассмеявшись, он бросает взгляд в сторону Люсиана, прежде чем снова взглянуть на городской пейзаж. — Я не хочу совать нос не в свое дело. Хотя, похоже, я, вероятно, уже сделал это своим приглашением, пусть и непреднамеренно, но… Мне кажется, что вас что-то гложет, — взгляд напряженный и сочувственный, он даже придвигается немного ближе, но уважая чужое личное пространство достаточно, чтобы не давить в случае отказа, — пожалуйста, прости меня, если я ошибаюсь. Возможно, это просто мое воображение, но я бы хотел помочь, если хоть как-то могу это сделать. — Ты не ошибаешься, Люси, — признает Лини с тяжелым вздохом. В его голосе слышится усталость, — правда в том, что на моих плечах лежит большая ответственность. Средства к существованию моей семьи зависят от моей способности поддерживать наш образ жизни. Мы начинали без гроша в кармане, изгнанные из дома силами вне нашего влияния. Мой… отец, используя все свое влияние, обеспечил нас жильем, дам нам возможность использовать наши трюки для заработка. За эти годы мы построили себе жизнь, но в лучшем случае она остается непрочной, — снимая шляпу и проводя рукой по волосам, он снова вздыхает, — Но это не единственное, что меня беспокоит. Есть еще вопрос безопасности моей сестры. Она значит для меня все, и мне невыносима мысль о том, что с ней что-то случится. —Я… это может показаться неправдоподобным, но… Я понимаю, что ты чувствуешь. В один момент мне казалось, что я в этом мире один. Когда… моего отца, а затем и матери не стало. Мне было страшно. И пускай нашли те, кто позаботился, я не мог избавиться от ощущения одиночества, пока тетя не забрала меня к себе. — Что? Ты тоже сирота? — в глаза Лини вновь скользит недоверие, и он отпускает чужую руку. Люсиан тотчас же стушевавшись, удивленно шепчет: — Тоже? Я… Ох, я не знал, что вы с Линетт… Правда, я не знал, — он делает шаг назад склоняя голову в извинении. — Хочешь сказать, имея доступ к всевозможным публичным данным, ты не искал информации о нас? — А должен был? Это было бы неправильно и невежливо. Вы ведь не совершили ничего дурного. Зачем мне заниматься подобным? Смотря ему в глаза, Лини видит, что он не врёт, и он сменяет гнев на милость. — Ты прав, извини… Я просто привык, что из-за нашего прошлого к нам может быть предвзятое отношение. «И всё же… — думает он, смотря вновь на Люсиана, — Если это и вправду так. Интересно представить, что было бы, если он оказался в приюте. Счёл бы «Отец» его достойным, чтобы примкнуть к нашему делу?». — Я думаю, я могу понять. Хотя я и считаю работу важной, нельзя отрицать, что большую часть работы за нас выполняют жандарматоны. Временами все это кажется бессмысленным, но… Я верю и нахожу в себе силы идти дальше. Существует грань между тем, чтобы думать об этом как о рутине, как о работе, которую необходимо выполнить. Мы должны стремиться и показывать, что, несмотря ни на что, мы все еще нужны. В нас все еще есть что-то такое, что не может быть заменено машиной, даже если скорость её «мышления» и реакции определенно превышает нашу. Никогда нельзя сказать наверняка, будет ли это правильным решением или нет, но только живой человек может принять необходимое решение, — он кивает сам себе, как бы проговаривая мысли, которые давно засели у него в голове. — Возможно, мои слова отчасти непонятны вам, но… Я уверен, что ты делаешь все возможное для своей семьи, и я думаю, ты делаешь все возможное сейчас, я верю в это. Он тихо смеется. —По крайней мере, у тебя хорошо получается «сохранять лицо». Просто… Не нужно тянуть эту ношу в одиночку. Я знаю, что мы не можем себе позволить переложить ответственность на других, но нам нужно иногда давать себе отдохнуть, дать возможность нашим близким помочь нам. Внимательно слушая искренние слова Люсиана, Лини замечает, что убежденность и решимость офицера жандармерии задевает что-то внутри него. Несмотря на то, что они, по сути, принадлежат к разным сторонам закона, они разделяют схожие опасения относительно важности ответственности и защиты тех, кто им дорог. — Знаешь, твоя смелость в сочетании с твоей naïveté освежает. Она вдохновляет что-то внутри меня, — тихо делится он. Искренность в его голосе без ошибочна. — Я думаю, это первый раз, когда кто-то называет меня вдохновляющим, — он снова шепчет удивленно и смущенно. — Все, что у меня сейчас есть — это моя тетя и жандармерия. Когда я решил поступить на службу, я не знал, получиться ли у меня. Но конечно, мне было страшно, но этот страх, это чувство неизведанного и необузданности очаровали меня. Он оглядывается на Лини и улыбается ему милой и ласковой улыбкой. — И когда мне было тяжело, я нашел отдушину в цветах. Тетя Амели научила меня сажать их, ухаживать за ними. Она поддерживала меня в те трудные моменты нерешительности и неуверенности… И хотя со временем такие моменты стали реже. Я бы солгал, если бы сказал, что они полностью исчезли. Я лишь хотел сказать… Что мы с тобой не одиноки. Пускай нам иногда и кажется, что это так и тяжело бывает принять чужие слова поддержки, но важно оставаться теми, кто мы есть. Неважно, что нас ждёт впереди. Он замолкает на секунду и его взгляд вновь опускается на водную гладь, смотря в глубины тёмных вод. И в его сознании возникают, казалось давно забытые слова. — Моя мама, когда по ночам любила выводить меня во двор и указывать на звезды. «Разве во времена полнейшей темноты и звёзды должны гаснуть?» говорила она мне тогда. Иногда мне кажется, я уже почти забыл эти слова. Взгляд Лини устремляется к звёздам, усеивающим бескрайнее полотно неба над ними. На мгновение он, кажется, погружен в свои мысли. Затем, снова посмотрев в глаза Люсиана, он нежно улыбается. — Я полностью согласен, — кивает он, чувствуя прилив тепла внутри, — наша борьба, триумфы и поражения формируют то, кто мы есть. Они определяют нашу жизнь. Так давайте же крепко держаться за то, что придает смысл нашей жизни, будь то выступления для других или забота о цветах под солнцем. Вместе мы будем стойко противостоять невзгодам, продвигаясь вперед, к светлым дням. Иначе мы рискуем потерять себя окончательно. И кто знает, быть может, это никогда не позволит нам узнать, были ли «мы» на самом деле. Приятно осознавать, что даже в наших, казалось бы, несопоставимых ролях мы разделяем общую цель — сделать этот мир лучше, насколько это возможно. На мгновение закрыв глаза, он прислоняется спиной к валуну, наслаждаясь прохладным океанским бризом. — Подобные моменты напоминают мне о том, почему я продолжаю делать то, что делаю. — Я очень рад это слышать, — Люсиан снова убирает руки за спину, сжимая собственное запястье, — ты… Ты тоже вдохновляешь меня, правда. Он улыбается, и его глаза искрятся радостью. Дело не в трюках, не в магии или игривой улыбке, не в чулках и корсете, и даже не в обнаженных плечах (хотя, Люсиан и не может отрицать, что это всё оказывает на него эффект). Нет, ничто так сильно привлекает внимание Люсиана, так это глаза Лини. Не их красота (даже если он не может выразить их красоту словам) а счастье, которое он в них увидел во время выступления, в тот момент, когда зрители аплодировали его трюкам, его мастерству. Именно это заставляет его продолжать делать то, что он делает, и краснеть во время этой «прогулки до дома». «Такое нельзя подделать, а если можно, то я не знаю во что мне верить тогда», — думает Люсиан про себя смотря на блеск в глазах иллюзиониста. — Если я могу сказать… — шепчет он наконец во внезапно наступившей тишине, — Этим вечером ты привлек гораздо больше, чем просто мое внимание. Признание слетает с его губ почти беззвучно, и он с предельным вниманием наблюдает за реакцией Лини. Почувствовав честность в словах Люси, Лини обнаруживает, что не может удержаться от ответной нежной улыбки офицера. Наклонившись ближе, он шепчет: — За это я искренне благодарен. Твое присутствие здесь сегодня вечером значит для меня больше, чем ты можешь себе представить, — дрожащими пальцами он обхватывает лицо офицера, наслаждаясь ощущением чужого лица, пускай и через ткань перчаток, — в тебе есть что-то особенное, мой дорогой Люси, что-то неотразимо привлекательное. И я думаю, я почти нашел разгадку в том, что это может быть. Услышав это, Люсиан решается прошептать последние слова своего признания, он не мог позволить себе сказать их раньше, и честно говоря, не мог найти подходящих слов. Но пускай это может быть чересчур, он всё ещё произносит их вслух. — Я бы отдал тебе свое сердце, если бы мог. Чтобы показать, что я говорю прямо от него. Чувствуя, как учащается его пульс от искреннего признания Люси, Лини наклоняется еще ближе. Их тела теперь почти соприкасаются. Нежно проводя большими пальцами по морщинкам, появившимся от напряжения на лбу юноши, он мягко уверяет его: — Поверь мне, мой дорогой, твое сердце принадлежит тебе одному. Однако я надеюсь, что ты окажете мне честь попридержать лишь маленький кусочек поближе к себе. Я думаю, правда о тебе в том, что ты сам слишком беспокоишься о себе. Мне нравится верить, что люди способны на великие дела, поэтому они еще более уверены в себе. Но, на мой взгляд… Юноша наклонился ближе к уху своего спутника и прошептал: —…ты уже являешься лучшей версией себя. Если бы ты не мог разглядеть во мне то, что видишь сейчас, как бы ты пригласил меня сегодня на это замечательное свидание? — Я думаю, что толпа почти разошлась, и мы, вероятно, еще успеем на последний аквабус, — тихо говорит он. Пытаюсь немного сменить тему, все еще немного погруженный в свои собственные мысли, но все еще нежно держа Лини за руку. Кивнув в знак согласия, он подбирает и отряхивает плащ, прежде чем вновь повесить его себе на плечи. Лини начинает идти рядом с Люси. Его сердце все еще переполняют нежность и удовлетворение. Он переплетает свои пальцы с пальцами Люси, наслаждаясь теплом и безопасностью, которые приносят ему это прикосновение, пускай и лишь на мгновение.***
На станции осталось всего лишь несколько человек, и, похоже, судя по информационному табло, прибудет последний автобус на сегодня. Не то, чтобы они на самом деле не хотели, чтобы их кто-нибудь видел, но для Лини это будет отличный способ раскрутить свое собственное шоу. Что может быть слаще сплетен о личной жизни всеми любимого фокусника? Хотя обычно он не решается использовать свою личную жизнь в таких целях, на этот раз он обнаруживает странный задор. Как говорит Линетт, «Это лишь глазурь на торте». Вскоре прибывает автобус. И хотя вид с внутренних сидений был не таким захватывающим, как с верхних туристических, но прокатиться в такую погоду желающих не было. Обилетившись у мелюзины-кондуктора, а также, конечно же, выслушав указания про сохранение билетов до конца поездки и удерживая за поручни, Лини ведёт Люсиана в первый вагон, чтобы они смогли побыть наедине. Внутри же было тепло и уютно. Сидения, обшитые мягкой бордовой кожей, были размещены сплошной линией напротив друг друга, вдоль стен вагона. А учитывая, что в вагоне они были одни, Лини лишь осталось прикрыть дверь и занять любое место. Настенные светильники с ребристыми изумрудного цвета плафонами источали теплый тусклый свет, дрожащий в полумраке. Без зазрения совести Лини сбрасывает на соседнее сидение жандармское пальто, держась за весящий на перекладине поручень, залез на Люсиана сверху, садясь ему на колени. Его ботинки со скрипом скользят по поверхности сидения, когда он двигается слегка, пытаясь занять место поудобнее. — Это общественный транспорт, после тебя тут ещё будут сидеть люди, знаешь ли. Может, стоит быть поаккуратнее? — спрашивает Люсиан ненавязчиво, слегка придерживая Лини за талию, чтобы тот не упал когда аквабус начнёт движение. — И всё таки я, кажется, нашел в тебе изъян, — Лини хитро прищуривается поддаваясь вперед, — иногда ты бываешь настоящим занудой. Думаешь мне лучше разуться? Или может быть, ты арестуешь меня за порчу государственного имущества? — Нет. В любом случае я сегодня не на службе, так что просто пока возьму тебя на карандаш. Наклонившись ближе, Лини почти касается губами уха Люсиана, тшепча: — Что, ты даже не наденешь на меня наручники? — он слегка посмеивается, чувствуя тепло исходящее от жандарма сквозь их одежду. — В этом нет необходимости. Насколько мне известно, ты пока не совершил ничего противозаконного. — А если бы сделал? — не унимается Лини, — Что тогда? — Я бы попросил тебя признаться в содеянном. Что бы это ни было, я бы постарался помочь. В жизни бывают разные ситуации, и иногда кажется, что выхода нет, но всегда лучше хотя бы попытаться разобраться, чем пустить все на самотек. Разожженный любопытством, Лини выпрямляется на коленях Люсиана, чтобы внимательно вслушаться в слова жандарма. Он задумчиво кивает, оценивая искренность Люсиана и его на удивление взвешенный подход к потенциально трудным ситуациям. — Признание... — Лини размышляет вслух, словно пробуя, словно на вкус, проводит рукой по волосам. — Слова признания обладают огромной силой. Люди часто готовы признать свои проступки, чтобы избежать наказания или чувства вины. Удивительно, насколько хрупким может оказаться человек, столкнувшись с перспективой полностью честно взглянуть в лицо самому себе, посмотреть на последствия своих действий, — он смотрит прямо в глаза Люсиана, ища любой признак двуличия, или намёка на ложь и малодушие. — Скажи мне, ты веришь в искупление? — Я считаю, что стоит хотя бы попробовать, — отвечает Люсиан серьёзно. — Что ж, я должен признать, это довольно обнадеживает, — говорит Лини, мягко улыбаясь, — Я запомню это. Знаешь, может быть, однажды я действительно совершу преступление, достойное твоего внимания, — он игриво подмигивает, прежде чем откинуться назад, чтобы еще раз заглянуть ему в глаза. — Будет ли это умышленным преступлением тогда, если я попытаюсь украсть кое-что? — Кража это всегда преступление, вне зависимости от причин, но зная причину её можно предотвратить или принять как смягчающее обстоятельство, — он отвечает всё так же серьёзно. Пускай такие темы могли показаться кому-то забавными, но когда дело касалось закона и права, Люсиан не позволял себе шутить. — Что же ты собираешься украсть в таком случае? Если ты конечно не против что я спрашиваю. — Одну очень ценную вещь, — Лини засмеялся. — Один юноша отдал мне кусочек своего сердца и признаться честно, я всё чаще думаю о том, чтобы забрать его полностью. Это может показаться жадностью, но… Аквабус начал свое неторопливое путешествие, взбираясь на акварельс. Металлические поручни на кожаной лямке затряслись, болтаясь вдоль вагона. — Я чувствую, что не смогу найти в себе покоя пока оно мне не достанется, — шепчет он, смотря жандарму в глаза. — В таком случае. Я думаю тебе нужно набраться терпения или может поговорить с этим «юношей»? Возможно, он отдаст тебе его просто так и не придется ничего красть? — Ах, ну это же будет так скучно! Где в этом магия? Где задор? Внезапно Лини приходит в голову идея. — Ты знаешь, в дополнение к моему дару волшебника, я также могу предсказывать судьбу, мне просто нужно провести пальцами по линии твоей ладони, чтобы прочитать твоё будущее... Тебе было бы интересно попробовать? — он улыбнулся, и его пальцы скользнули в ладонь жандарма, ненавязчиво стягивая перчатку. — Не слишком ли ты спешишь? — шепчет Люсиан, останавливая чужое запястье. — А чего мне стесняться? Мы тут одни и … — свободной рукой он снимает собственную перчатку, — Может мне нравиться быть у тебя между ног? — Я сделаю вид, что этого не слышал, — Люсиан кашляет, пытаясь побороть внезапную неловкость, — но разве не ты сам говорил, что ты всего лишь «мальчик владеющий несколькими трюками»? Лини усмехается и, ощущая приятную вибрацию движущегося транспорта, кладёт свободную руку Люсиану на плечо, чтобы удержаться. — Я говорил такое это правда. Но чтобы предсказать чужое будущее, нужно лишь иметь достаточно опыта, — он засмеялся, прижимаясь грудью сильнее к Люси, — разве будет моё предсказание ложью, если я сам в него верю? Глаза Лини весело блестят, когда он скользит пальцами по ладони жандарма, снимая при этом перчатку. Этот простой жест передает глубокий уровень доверия и уязвимости. Не чувствуя сопротивления Лини обнаруживает, что не хочет останавливаться. Наклонившись, он сосредотачивается на том, чтобы проследить линии ладони Люсиана, ощущая выступы и впадины под кончиками пальцев. Это не просто показуха — Лини действительно может предсказать определенные аспекты чьего-то будущего по их ладоням. Конечно, это всего лишь один его навыков исполнителя, отточенных годами практики. Сбудется это предсказание или нет это уже совершенно другой. Но в этот момент, когда Люси смотрит на него выжидающе, хотя и немного скептически, Лини знает что тот готов ему подыграть. В воздухе витает приглушенный аромат ночного ветра, проникающего в салон через полуоткрытые окна и колыхающиеся тонкие занавески. — Руки, вернее, их внешний вид, может сказать о человеке больше чем слова. Закрой глаза. Нам не нужно видеть, только чувствовать, — шепчет он, заговорщически улыбаясь в полумраке, — Дай себе почувствовать меня, — Лини проводит пальцами тыльной стороне ладони Люсиана, ощупывая каждую мозоль и шрам, чувствуя коротко подстриженные ногти. Люсиан слабо вздыхает, но послушно закрывает глаза. Медленно Лини снова скользит пальцами по ладони, игнорируя мозоли и шрамы в пользу изучения мягкой, чувствительной кожи под ними. Его движения нежны, но настойчивы, прослеживают контуры линии жизни и линии сердца. Продолжая «читать» он шепчет успокаивающие бессмысленные слова, предназначенные для того, чтобы еще больше заворожить Люси: — Вот так. Хорошо. Ты молодец, — он шепчет ласково и наклоняется ближе к его лицу. Он сам закрывает глаза, и его теплое дыхание касается лица молодого человека. Он наконец, чувствует шероховатую сухую кожу, разодранные мозоли на костяшках пальцев. Пальцы другой его руки сжимают бицепс юноши через ткань рубашки, наслаждаясь мягкостью ткани и напряжением мышц. — Мне кажется, ты начал делать что-то не то… — шепчет Люсиан предостерегающе. — Ха-ха, я немного забылся. Но может же артист себе позволить немного позабавиться, хм? — он снова сжимает плечо Люсиана, на этот раз, доводя руку до его шеи. — Хочешь, чтобы я остановился? — Мне бы хотелось, чтобы ты закончил то, что начал до этого. — Ага! Все-таки я тебя заинтересовал, не так ли? — Лини многозначительно и понимающе кивает. Его пальцы на сей раз скользят внутрь ладони, чувствуя более мягкую, теплую кожу, спрятанную внутри ладони. Проводя по руке и пытаясь нащупать как можно больше, его вторая рука медленно опускается почувствовать пульс своего спутника. Он делал это и раньше в течение вечера, но в этот раз ему до боли интересно услышать и почувствовать как можно больше правды в его словах. Он не может не заметить паттерн в этих линиях. Кажется странным, но они, похоже, пересекая друг друга, уходят наверх к пальцам. — О, я могу сказать... Твоя судьба, похоже, прямая как стрела, то, чего ты больше всего хочешь, ждет тебе, желаемый тобой успех может быть не так далек, как кажется, — наклонившись ближе, Лини, не дрогнув, встречает взгляд Люсиана. Его голос понижается до шепота, наполненного тайной и искушением. — Твое истинное «я» что скрыто под маской долга и ответственности. Только через самого себя ты сможешь найти чего желаешь. Лини наклоняет голову, изучая выражение лица жандарма в поисках любого намека на сомнение. Несмотря на напористость в его словах чего-то не хватает. Он надеться услышать что-то хотя бы слегка оборонительное. Протянув руку, он обводит контур челюсти Люсиана, проводя большим пальцем подбородку. Говорит мягким, почти гипнотическим тоном: — То, что ты ищешь, не обязательно должно быть скрытым от тебя. Иногда оно может лежать прямо перед тобой, прятаться у всех на виду. Все, что тебе нужно сделать, это открыть глаза и увидеть. Они оба открывают глаза. Мгновение ни один из них не произносит ни слова, погруженный в интимную тишину, которая их окружает. Он наклоняется еще ближе, пока их губы не оказываются всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Лини замечает, как в голове Люси крутятся шестеренки, наблюдая, как его замешательство начинает сменяться пониманием. Их взгляды остаются прикованными, два магнита, неспособных противостоять их неумолимому притяжению. Несмотря на свое обычное нежелание смешивать личную жизнь с профессиональной, Лини чувствует, что сейчас они движутся в правильном направлении. Отстранившись с довольной улыбкой, Лини заглядывает Люсиану в глаза, выискивая какие-либо затяжные сомнения. Вместо этого он видит только любопытство и предвкушение. Постепенно Люси расслабляется, его дыхание становится глубже и ровнее. Лини нежно гладит его волосы, убирая в сторону кепи, любуясь шелковистой текстурой под пальцами. — Помни, что я сказал, - бормочет он, не отрывая взгляда от глаз жандарма, — иногда ответ находится прямо перед нами. Чувствуя противоречивые эмоции, бурлящие внутри Люсиана, Лини крепко обхватывает пальцами ладонь молодого человека, предлагая комфорт и ободрение. Его фиалковые глаза впитывают яркие цвета радужек Люси. Он мягко улыбается, уделяя минуту изучению каждой детали, которую может увидеть. Он может оторвать взгляда, втянутый завораживающим водоворотом эмоций, танцующих в этих прекрасных зеленых глубинах. Там внутри беспокойный искрящийся блеск. Серьезный взгляд и застенчивая улыбка. Нерешительность и искренность. Но есть нечто большее, нечто более глубокое, что затрагивает струны его сердца. За свою жизнь он видел тысячи пар глаз, но ни одной такой, как эти. В них есть глубина и сложность, которые не поддаются описанию, они притягивают его, как мотылька к пламени. Возможно это ничем не скрытый проблеск уязвимости или, может быть, это стремление к связи и пониманию, но он видит, как кто-то борется между своим чувством долга и стремлением к чему-то большему. Он видит кого-то достаточно смелого, чтобы выйти за пределы своей зоны комфорта и принять неизвестное. Самое главное, он видит кого — чье присутствие добавляет новое измерение в его обычные дни. — Я вижу перед собой только тебя, — шепчет Люсиан, его голос хриплый, как ото сна, ладонь на секунду сжимает запястье Лини, будто боясь отпустить. Когда Люсиан успокаивающе сжимает его запястье, Лини снова встречается с ним взглядом, и между ними вспыхивает нежная искра. Медленно он проводит пальцами по мягкой подушечке пальцев, чувствуя тепло, исходящее от его кожи. Он рисует узоры на плоти, каждое движение чувственное, точное и обдуманное. — Ты видишь меня, а я вижу тебя,— Лини тепло улыбается, замечая напряженный взгляд жандарма, — это все, что сейчас имеет значение сейчас. Он отпускает ладонь, позволяя их переплетенным пальцам разъединиться чтобы заправить выбившуюся прядь рыжих волос за ухо. Его пальцы задерживаются, обводя контур лица, пока он восхищается красотой каждого несовершенства — веснушками и мелкими шрамами, трещинками в радужке его глаз которые делают его делают его глаза такими завораживающими. Делают тем, кто он есть. Прямо сейчас Люсиан полностью в его власти. Лини видит мириады эмоций, бурлящих внутри — неуверенность, волнение и, возможно, даже намек на страх. Но наиболее заметными среди них являются неподдельный интерес и любознательность. Ему удалось прорвать оборону молодого человека, пусть даже всего на мимолетный миг. На сердце у него теплеет от осознания того, что он привлек внимание жандарма таким глубоким образом. Несмотря на проблеск неуверенности во взгляде Люсиан, под поверхностью скрывается жгучая страсть, ожидающая своего выхода. — Ты необыкновенный, не только снаружи, но и внутри. Твое мужество и решимость ярко сияют даже в темноте, — Лини прижимается губами к ладони Люсиан, наполняя нежное прикосновение теплом и привязанностью. — Есть кое-что, что я хочу сделать, — Люсиан шепчет томно, — кое-что, что я хотел сделать, когда увидел тебя впервые. Когда вы с Линетт продвигали свое шоу, показывая свои трюки детям на улице, прекрасно зная, что у них нет денег, чтобы посмотреть его вживую. Ты просто показывал им свои фокусы, не ожидая ничего взамен. Он наклоняется ближе. Его губы всего в нескольких сантиметрах от нарисованной слезинки на щеке Лини. И когда у Лини перехватывает дыхание от растущего желания долгожданного поцелуя... Люсиан просто нежно дует ему в щеку, теплым нежным дуновением. Он просто дразнил его. В некотором смысле переиграл. У Лини перехватывает дыхание, от лёгкого прикосновения воздуха по спине пробегают мурашки. Удивленно моргая, Лини слегка откидывается назад, на мгновение, пытаясь осознать и осмыслить действия жандарма. Хотя в его глазах на мгновение мелькает смесь разочарования и возбуждения, он не может отрицать, что поддразнивание доставляет ему удовольствие. Но затем молодой человек смеется, снимая напряжение. От этого звука по спине Лини пробегает дрожь, его губы кривятся в усмешке. Сделав глубокий вдох, Лини заставляет себя поддерживать зрительный контакт. — Хорошо сыграно, жандарм. Действительно хорошо сыграно, — он наклоняется еще ближе, его губы почти касаются уха молодого человека. Я не ожидал такого от кого-то столь дисциплинированного, как ты. Это довольно освежает. — Притворно вздыхая, он беспечно пожимает плечами, — Полагаю, я это заслужил. Похоже, у тебя есть талант разгадывать мои шарады и держать меня в напряжении. В этой игре в кошки-мышки, которую он затея, был определенный вызов, но и не думал получить столь неожиданный ответ. Ему теперь не терпится подыграть. — И ты думаешь, что перехитрил меня, не так ли?— его пальцы снова игриво танцуют вдоль линии чужого подбородка. — Но помни, я мастер своего дела. Довольно сложно одурачить того, кто зарабатывает на жизнь обманом. Но признаю, твоя тактика... интригует. Возможно, ты подал мне идею для нового трюка. — О, да? И что это за трюк такой? — А, теперь тебе интересны мои секреты, не так ли? — не прерывая зрительного контакта, он обводит большим пальцем нежный круг на скуле Люси. Очень хорошо. Вот небольшая часть того, что у меня припасено. Видишь ли, в магии всегда есть место для импровизации. Я могу взять самый простой жест или действие и превратить его во что-то экстраординарное. Прямо как в нашей нынешней ситуации — двое незнакомцев сидят одни в тихом аквабусе, делясь моментами, которые могут привести к чему-то гораздо большему. Наклонившись еще ближе, Лини касается губами его уха шепча: — Что, если я скажу тебе, что ты мог бы научиться манипулировать ситуациями так же легко, как это делаю я? Немного попрактиковавшись, ты смог бы заставить любого подпасть под твои чары? — он слегка отстраняется, его фиалковые глаза полны озорства и возможностей, — разве это не было бы восхитительным трюком, которому стоит научиться? Тепло и близость этого момента заставляют его собственное дыхание участиться, стук сердца усиливается в ушах. Это пьянящее сочетание, эта интенсивная эмоциональная близость в сочетании с тихим спокойствием аквабуса, скользящего по водным путям Фонтейна. — Я был бы не против попробовать, но, думаю всё же не стану, — шепчет он с мягкой улыбкой, сжимая ладонь Лини, — Мне нравятся мои шансы. Мне нравится быть собой сейчас. Говорить то, что у меня на уме, открывать тебе своё сердце, даже если временами это может быть довольно наивно и, даже, глупо. Если человек, к которому я испытываю привязанность, не любит меня таким, какой я есть, то я думаю, что нет ничего, что я хотел бы изменить в себе, чтобы соответствовать ожиданиям этого человека. — говорит он задумчиво, погруженный в свои мысли, и нежно поглаживает большим пальцем внутреннюю сторону ладони Лини.— Может быть, во мне вообще нет волшебства и капли волшебства. Если это так, то меня это устраивает. — О, Люси. Как фокусник, я могу засвидетельствовать силу подлинности и искренности. Это действительно редкие качества, и я верю, что они сослужат тебе хорошую службу на жизненном пути, — он посмеивается, лишь отчасти иронизируя, — Кто знает? Возможно, внутри тебя есть магия — не та кричащая, иллюзорная, которую я исполняю на сцене, а та, которая трогает сердца людей и заставляет их чувствовать себя живыми. Это та ведь магия, которая длится вечно, не так ли? Поэтому, пожалуйста, не недооценивайте себя. Оставайся собой, и пусть судьба приведет тебя к человеку, который по достоинству оценит твою естественную магию. — Ты так ловко подбираешь слова, — он хихикает в ответ на комплимент, — Это меня не удивляет, но спасибо, что сказал. Твои слова значат для меня несравнимо больше, чем любое твое поддразнивание и попытка поцеловать меня, поэтому я верю, что ты говоришь от чистого сердца,— он протягивает руку беря ладонь Лини в свою и медленно и нерешительно кладет её на свою грудь, ощущая пальцы через ткань рубашки. — Есть действия, которые могут сказать громче сотен слов… Но есть также всего несколько слов, которые могут значить гораздо больше, чем любое прикосновение. Лини прикрывает глаза, слушая, как учащается сердцебиение Люсиан под его пальцами. Лини чувствует, как его сердце учащенно бьется от волнения и предвкушения. Он ничего не хочет так, как сблизится, исследовать чувства, бурлящие в нем. Но сейчас он наслаждается этой простой связью, согревающей его внутри. — Действительно, слова могут обладать огромной силой, когда произносятся от чистого сердца. Они могут переступать многое, проникая прямо в суть существа другого человека. Например, сегодня вечером ты показал мне мужество и искренность, которой обладают немногие. В этот момент нет необходимости в словах; наши сердца говорят гораздо больше, — его ладонь всё ещё сжимает грудь жандарма, когда его вторая рука ложиться на его щеку, слегка поглаживая её пальцами. — Что попыток поцеловать тебя, то они было просто игривым подшучиванием, чтобы растопить лед и сблизится не более. Будь уверен, я бы никогда не стал давить на тебя дальше, чем ты сможешь выдержать. — В таком случае, я благодарю тебя за твою доброту и терпение, — шепчет он и кладет свою ладонь поверх ладони Лини.— Я верю, что поцелуй действительно должен что-то значить, показывать скрытые эмоции, которые мы можем выразить иначе. Тем не менее... — он, наклоняется ближе,— Я думаю, что могу дать тебе кое-что в качестве... Благодарности за то, что ты провел со мной время, и сделала этот вечер по-настоящему волшебным для меня. Это немного, но боюсь это единственное что я могу тебе предложить. Он касается щеки Лини и прижимает к ней свои дрожащие губы, кажущиеся холодными от всего страха и нервозности, которые он сейчас испытывает. К щеке, на которой нет метки, нет скрытого смысла. Целуя медленно и нежно. Удивленно моргая, Лини чувствует, как щеки его вспыхивают, когда дрожащие губы касаются его кожи. Это не было ни яростным обожанием, которого он ждал, ни страстным поцелуем, которого он жаждал, но в тот момент это было похоже на то будто его коснулось само солнце. Это было похоже на рай. Он знает, как много это жест значит для молодого жандарма, как сильно он этим дорожит. Его пальцы переплетаются с пальцами Люси, предлагая утешение и поддержку, пока они плывут по этим неизведанным водам их зарождающейся дружбы. Сердце фокусника переполняется счастьем и эмоции, на мгновение он забывает обо всем кроме нежного тепла, исходящего от Люсиана. В этом поцелуе нет игры или обмана — он чистый и неподдельный. Их тела остаются прижатыми друг к другу, ища утешения в присутствии друг друга. В этот момент они стоят на равных, связанные чем-то гораздо более сильным, чем судьба или совпадение. Этот маленький жест имеет неизмеримый вес, показывает, что их связь выходит за рамки простого поверхностного влечения. Пока аквабус продолжает свое спокойное путешествие по воде, Лини выдерживает пристальный взгляд Люсиана, не боясь показать глубину эмоций, переполняющих его собственные глаза. Чувствуя прилив тепла и нежности, Лини не может удержаться, чтобы не наклониться еще ближе и не коснуться губами уха Люсиана: — Возможно, однажды… Однажды мы разделим другой тип страстного поцелуя, поцелуя, который несет в себе вес наших желаний и мечтаний. Но сейчас давай насладимся этим мимолетным моментом спокойствия. Пусть наши сердца ведут нас, куда бы ни смогла привести судьба, — он прикусывает нижнюю губу, прежде чем слегка отстраниться, поддерживая зрительный контакт, поддразнивая.— Твой поцелуй... он оставит свой след на моей щеке. На мне. Невидимый знак твоей привязанности, напоминающий мне о том, что мы разделили сегодня вечером. Однажды. Когда придет время и звезды сойдутся, возможно, мы узнаем больше секретов о себе и друг о друге. А пока давай наслаждаться эти моментом, который мы разделяем, и лелеять связь, что крепнет с каждой секундой. Мягко улыбаясь, Лини обнимает его, притягивая его ближе. Когда Люсиан отстраняется и открывает глаза, Лини пристально вглядывается в лицо молодого человека, но вместо того, чтобы видеть в нём слабость, он видит лишь неприкрытую уязвимость и невинность, свойственные любому живому существу. Он видит ту же надежду и удивление запечатленные на его лице. Видит смесь нервозности и решимости, запечатленную в этих поразительных чертах, и это наполняет его глубоким чувством радости и удовлетворения. Позволяя себе потеряться в тепле и уюте объятий не говоря ни слова, он наклоняется и целует его в лоб, пальцы перебирают короткие пряди молодого человека убирая их за ухо, наслаждаясь ощущением того как тихонько касаются друг друга кончики их носов. Вместе они сидят в тишине, погруженные в собственные мысли, он продолжает держать Люсиана за руку, пока аквабус продолжает свое путешествие по залитым лунным светом водным путям Фонтейна. Луна отбрасывает безмятежный отблеск на воду, отражая тепло и нежность, наполняющие сейчас его сердце. Он не часто подпускает кого-то так близко, предпочитая сохранять определенную дистанцию между собой и другими. Но сейчас он чувствует, что такое, что заставляет раскрыть те стороны себя, которые он обычно скрывает. Это наполняет его новой решимостью извлечь максимум пользы из их короткой встречи, почувствовать больше риска и ещё больше волшебства. И возможно, только лишь возможно, построить совместное будущее полное любви. «И всё же есть волшебство в том, чтобы быть честным и уязвимым с другим человеком. Возможно, это и есть величайший трюк из всех».