***
Войдя в номер, первым, кого хотел увидеть Хонджун — это своего парня. Уёну пришлось прождать весь день одному, поэтому сразу после показа, Хонджун спешил к нему. Подходя уже к двери, он почувствовал, как начинает зудеть внутри. Липкий страх окутал от кончиков пальцев до самой макушки, спускаясь неприятным холодком по спине. Он уже заранее знал, что будет сегодня. Легкое расслабленное настроение осталось где-то на показе Balmain, среди мировых звезд и папарацци. Теперь Хонджуна ждал только один человек, который теперь был его светом и тьмой. Прикосновение к ручке отдалось неприятным холодом. Это немного помогло Хонджуну прийти в себя. Глубокий вдох-выдох — и он вошел к своему личному демону. В номере стояла тишина. Возможно, Уён все же решил отправиться на прогулку? Хонджун очень хотел на это надеяться. Но Уён не мог просто задержаться где-то — это было бы слишком просто. Надежды не оправдались: пока Хонджун пытался найти выключатель, чтобы зажечь свет, Уён появился перед ним в мгновение ока. Так резко, что Хонджун отшатнулся назад. Он готов был поклясться, что заорал бы сейчас во все горло от страха, если бы Уён не ненавидел громкие крики. Но бояться было нельзя, Уён слишком любил, когда Хонджун боится. — Я-я… — начал сразу запинаться Хонджун, даже не успев включить свет. В полумраке становилось еще страшнее, каждая клеточка его тела ощущала приближающуюся волной панику. Хонджун нервно сглотнул. Даже при отсутствии света в номере можно было увидеть, как Уён, склонив голову, проследил за его дернувшимся кадыком. Он почувствовал. — Видел показ? — решил унять свое волнение Хонджун, прячась за эмоциями, которые остались после сегодняшнего вечера. Заодно — отвлечь Уёна разговором. Звонкая пощечина рассекла воздух, не давая шанса даже среагировать. Как только тяжелая рука Уёна коснулась кожи Хонджуна, ошпаривая, горячее самой лавы, он тут же схватился за щеку. Главное — не показывать эмоций. Уён слишком этого ждал. — Видел, — Уён подошел вплотную, удерживая Хонджуна за шею, — Приятно было смотреть, как ты обнимаешься со всеми и сияешь, как самая драгоценная вещь на этой ярмарке тщеславия. Хонджун чувствовал, что с каждым словом хватка на его шее становилась все сильнее. Завтра там будут синяки. Но их в очередной раз спрячут под длинным воротом. Жаль, сам Хонджун не мог нигде спрятаться. — Я посмотрел все, от и до. И знаешь, что? — Уён прижался губами к виску Хонджуна, жадно вдыхая аромат кожи. Хонджун почувствовал это рваное дыхание, которое поднималось по коже вверх, путаясь в волосах. Он боялся сделать лишний вздох — Уён будет требовать ответа, реакции, хоть чего-нибудь. Так и было. Уён надавил, дернул сильнее, давая понять, что ход — за Хонджуном. — Я… я не знаю, — Хонджуну казалось, что он задыхался, но это был всего лишь страх, который охватывал его все сильнее, преподнося самому личному демону в руки. — Ты выглядел... Как дорогая шлюха, — выплюнул зло Уён, толкая обессилевшего Хонджуна в стену. Удар в это раз пришелся в плечо. Новые синяки точно расцветут бутонами слепой любви одного человека. Уён развернулся, отходя и садясь в кресло, не спуская глаз с Хонджуна. Он ждал. Ждал, когда трепетная лань даст старт охоте. Хонджун изо всех сил старался сохранить лицо, не заплакать, поднимая язык к небу. Такой прием, чтобы скрыть излишние порывы эмоций, предложил когда-то Юнхо. Хорошо, что Уён не умел читать мысли. Хорошо, что Уён не давал ему окончательно потонуть в воспоминаниях о Юнхо. Если бы он это мог, то Хонджун уже был бы на дне Сены. — Иди сюда! Уён говорил спокойным ровным тоном. Но голос все равно был ниже на пару тонов. Значит, он уже чувствовал страх Хонджуна, который так сильно возбуждал его. Жертва не хотела быть принесенной. Хонджун не собирался поддаваться. Хотя бы ради того, кто сейчас находился далеко. Хонджун еще на этапе полугодового планирования умолял компанию не отправлять с ним Уёна. Но доводы, которые их не убедили, лишь разожгли азарт в самом Уёне, который прекрасно знал, что шансов остаться с Хонджуном наедине в Корее у него мало. Париж был шансом наконец загнать жертву в угол. Уён долго ждал подходящего момента. Он день за днём наблюдал, готовился, офлажковывал своего хёна, чтобы прийти к этому. К одной ночи, которая окончательно уничтожит Ким Хонджуна. После того, что сегодня произойдет, должно произойти на белоснежных простынях этого отеля, навсегда останется клеймом на теле. Он больше никогда не сможет подпустить к себе ни одного человека. Уён и не позволит. И вот — жертва в загнана в угол, остался только один удар, последний — coup de grâce. — Долго я буду еще ждать? — Хонджун дернулся от стали в голосе, неожиданной, которая врезалась в каждый участок тела, оставляя невидимые шрамы. Уродство в чистом виде для Хонджуна. Искусство для Уёна. Он сдался — в очередной раз. Для Хонджуна было все потеряно два месяца назад, когда Уён снял его на камеру. Ким Хонджун никогда не мог и подумать, что Уён питает к нему какие-то чувства, пока в один из дней не закрыл дверь в своей студии. Этого материала хватило бы на долгие годы шантажа. Личный ад Хонджуна сейчас был здесь, и звали его — Чон Уён. Хонджуну ничего не оставалось, как двинуться вперед, навстречу этому аду. Лучше он сам, чем еще пару синяков на теле. Хонджун не хотел, чтобы после возвращения из Парижа команда видела новые синяки и ссадины на нем. Отговорка в виде: «споткнулся, не заметил дверь» скоро перестанут действовать, а значит нужно было избегать очевидных синяков всеми путями. Хонджун подошел к Уёну. Сам. Если бы на месте Уёна был другой человек, то все было бы иначе. Каждое движение отдавалось в районе сердца, сдавливая воздух в легких. От накатывающей волны страха, которая вот-вот захлестнет с головой, движения Хонджуна становились все более неловкими, дергаными. А Уён смотрел, он наслаждался этим моментом. Моментом своего триумфа. Говорят, что Париж — город любви, но вот только в этой комнате никто не любил. Один был здесь чтобы сломать, второй — чтобы его сломали. — На показе ты был более живым. Устал двигаться? — иронично, с нервным смешком Уён пытался еще больше напугать, уязвить, растоптать. Каждая интонация, пропитанная ядом, отравляла все живое в Хонджуне. — Нет. Уён устал ждать свою лань. Охотник был готов поймать свою добычу. Поднимаясь с кресла, он не спеша обошел Хонджуна, демонстративно вдыхая витающий аромат в номере. Но не парфюм Хонджуна сводит его с ума, а неуловимая, но липкая аура страха, что легкой вуалью окутывает его с ног до головы. — Давай начнем, — резко, на выдохе выпалил неожиданно для обоих Хонджун. Уён остановился за его спиной, замирает с ехидным смешком. Давая понять хёну, что просто не будет. Он отступил, освобождая проход к двери в ванную, отпуская Хонджуна, — уже знал, что тот никуда не денется.***
Пока Хонджун прятался под теплыми струями душа, смывая с себя сегодняшний вечер, он каждой клеточкой своего тела ощущал, как Уён готовился к почти ритуальной ночи. Как бы Хонджун ни хотел, чтобы это быстро закончилось, Уён никогда ему это не позволил бы. Уён хотел сломать. Использовать. Заклеймить. Бездумно, обреченно Хонджун провел по запотевшему зеркалу, чтобы еще раз взглянуть на себя. Он хотел запомнить себя таким, каким он был изначально: сильным, жизнерадостным, смелым. Теперь это все останется лишь на видео и пленках фотокамеры. А внутри, будет поломанная кукла с изношенным механизмом. Хонджун бросил короткий взгляд на бритву на краю раковины. Нет. Он так не мог поступить. Он не мог так поступить с ним. Выйдя обнаженным из ванной, Хонджун остановился в дверях, наблюдая за тонсэном. Уён мило разговаривал с кем-то по телефону, наверняка — с госпожой Чон, увидев Хонджуна — улыбнулся и громко передал привет и от него тоже. Несносный ребенок. Какой он, настоящий? Тот, что разговаривал сейчас с мамой, широко улыбаясь или демон, который два месяца назад показал Хонджуну, как выглядит личный ад — из первого ряда. У него был шанс сбежать к менеджеру в номер, но тогда Уён, без сомнений, претворил бы свои угрозы в жизнь. На кону оказались не только его, Хонджуна, карьера и жизнь. — Долго будешь еще стоять? — Хонджун, отвлекшись на собственные мысли, не заметил, как Уён закончил разговор, — Подойди к кровати. Уён говорил ровно, не повышая голоса. Но Хонджуну этого было достаточно, что покрыться мурашками по всему телу. Беспрекословное подчинение — единственное, что могло облегчить его участь сегодня ночью. Заметив наконец эмоции на лице Хонджуна, Уён отбросил телефон сразу же. Наконец-то… Уён насторожился. Но добыча вновь замерла. Хонджун не мог лишний раз вздохнуть, не то что сделать лишний шаг. Пора было начинать. Хонджун дернулся всем телом, когда ширинка на штанах Уёна звонко расстегнулась. Хонджун прикрыл глаза. Все происходило, как будто не с ним. Он словно смотрел кадры из какого-то смутно знакомого черно-белого фильма. Уён неторопливо тянул пояс вниз, с шорохом спуская свободные штанины. Хонджун смотрел, все так же бездумно и обреченно, без единой эмоции на тело Уёна, на крепкие спортивные ноги. На победоносную улыбку, на кожу теплого, медового в свете тусклых ламп оттенка. Хонджун начал отсчет про себя — сколько ему еще осталось. Небрежно перешагнув через одежду, Уён сразу сократил расстояние между ними. Все. Большие горячие ладони накрыли обнаженные бедра Хонджуна, сжав их с силой. Сразу давая понять, что охота началась. Уён наклонился чуть вперед и мягко потерся о щеку Хонджуна своей. Вышло это до странного тепло, так щемяще нежно, что Хонджун не удержался и осторожно потерся в ответ. Возможно, еще есть шанс, что все будет хорошо. Дрожащими руками Хонджун провел по обнаженной спине Уёна. У него ведь все равно нет шансов на спасение, но есть возможность хоть чуть-чуть смягчить эту боль. И свою, и Уёна. Уён уткнулся носом в щеку Хонджуна, а после — поцеловал. Легкое касание губ растеклось покалывающим током по венам. Коснулся поцелуем виска, щеки, а потом снова вернулся к губам, застыв на мгновение. Всего на одно. Склонившись, он не спеша поцеловал чуть приоткрытые губы. Без напора, нежно. Хонджуна все еще потряхивало от каждого прикосновения, а Уён все чувствовал. — Он тебя так же целовал? — прошептал Уён, едва отрываясь, глядя прямо в глаза Хонджуна. А тот забыл, как дышать, вцепляясь ногтями, яростными и короткими, в спину играющего в нежность Уёна. Это — больно. Воспоминания ударили больнее, чем пощечина Уёна. Его любили. Но сейчас, в этой комнате, никто никого не любил. Оба продолжали смотреть друг другу в глаза. Молчание выдавало бешеное сердцебиение Хонджуна. Казалось, что даже Уён его слышал. — Ложись, — контрольный в голову из уст Уёна прозвучал мягко, словно колыбельная, для того, кто мечтал уже не проснуться. — На живот. Хонджун громко вздохнул, как будто не дышал все это время. Ничего не остается, только подчиниться. Так будет лучше. Так он спасет его. Постель встретила его прохладой, легкой, сманивающей в свои объятия. Возможно нежные прикосновения простыней позволят немного расслабиться. Если он выдержит до конца, если не сдастся сейчас, потом будет легче. — Мне это нравится, — непонятно, что это было, но Хонджун ощущал каждой клеточкой цепкий, внимательный, прилипающий взгляд на своем теле. А Уён и вправду не мог оторвать взгляда от Хонджуна. Такого покорного, обнаженного и теперь — только его. Уён провел ладонями по твердым от напряжения ягодицам. Его красивый хён начал непроизвольно ерзать под этими прикосновениями, неумышленно, стараясь их избежать. Пока Уён не приближался, не давал себе волю, лишь водил руками по телу Хонджуна. Охотник всегда нападал, заставая жертву врасплох. В полумраке лица Уёна видно не было, да и Хонджун лежал спиной к нему, но затылком ощущал, что Уён улыбался подобно хищнику. Напряжение ожидания разрядилось прерывистым вздохом. Теплые губы Уёна запечатлели поцелуй на спине Хонджуна, между лопаток, оставляя невидимые следы. Его теперь не смыть. Никогда. Уён спустился ниже, почти любовно выцеловывая каждый участок тела. Когда он остановился у копчика, Хонджун опасливо обернулся, замечая, как крупная головка медленно погружается меж его ягодиц. Кожу обожгло, неприятно потянуло. Уён не собирался заботиться о его комфорте. Слюна и немного смазки с анестетиком — так даже лучше. Не знать. Не чувствовать. Не понимать. Пальцы маленького сукина сына нахально скользнули в нерастянутое нутро, и анестетик — не помог. Захрипев что-то невнятное, Хонджун вскинулся над простынями, почувствовав, что внутри него — уже сам Уён, пульсирующий и распирающий до боли, во всем блеске охотничьего азарта. Уён знал, что их могут услышать. Сразу вдавил Хонджуна лицом в мягкую подушку, заглушая протестующий крик. Будь они не в номере отеля, а в лесной глуши, он с удовольствием растворился бы в этих криках. Он не дал даже вздохнуть Хонджуну, перевести дух, как сразу перешел на бешеный темп. Он не собирался терять ни минуты своего возбуждения. Громкие шлепки о ягодицы сопровождались хлюпаньем и, кажется, уже не смазки. Кровь. Анестетик действовал. Уён не замечал этого, полностью растворяясь в эйфории обретенного такой ценой трофея, пока вся на постели под ними расцветали кровавые пятна. Зажмурившись, Хонджун старался свыкнуться с болью. Он по-прежнему считал и ждал, когда все закончится, но это лишь продолжалось… Из последних сил, балансируя на грани сознания, он схватился за простыни, чтобы не потерять связь с реальностью. Закрыл глаза, надеясь отключиться раньше, чем все это закончится. Безумие. Уён творил настоящее безумие, но ему было хорошо. Действительно хорошо. Он упивался глухими стонами под ним и почти обессиленным от боли телом Хонджуна. Он получил, что хотел. Это было чистое удовольствие для Уёна — боль, которую испытывал в этот момент его капитан. Он наблюдает за каждым подрагивающим от его движений телом, холодный пот крупными каплями переливался на свету. Где-то в отельной подушке тонул жалобный скулеж. Все ближе к началу конца. Уён с громким хлюпающим звуком вышел из Хонджуна. Почти равнодушно он понадеялся, что это конец, но боль все еще была с ним, как и его мучитель. Без промедления Хонджуна перевернули на спину, и Уён замер, разглядывая его сверху. Он упивался этим видом: красное, опухшее от слез лицо, искусанные до крови губы, невидящие и ненавидящие глаза. Абсолютно пустые глаза. Уён, кажется, смеялся, наклоняясь к губам Хонджуна. Он рассматривал эти совершенно пустые, а некогда живые, красивые, карамельные глаза. Ему нравилось то, что он видит. — А с ним ты тоже плакал в конце? — в губы проговорил Уён, вновь толкаясь в растянутую, алую от крови дырку, сжимая до синяков ягодицы, оттягивая их в стороны. Так будет лучше. Так будет — больнее. Хонджун прикрыл глаза, не в силах этого терпеть. Ему уже не важно было, как он потом соберет себя из тысячи осколков. Он просто хотел, чтобы это все закончилось. Уён укусил его за нижнюю губу, оттягивая с такой силой, что Хонджун взвыл от острой боли. Подцепляя грубо подборок, Уён заставил его посмотреть, открыть глаза, отреагировать. Уён всегда ждал ответа. — Он был лучше, что с ним не хотелось рыдать. С ним хотелось только еще больше, — из последних сил, собирая остатки решительности сплюнул кровь в лицо Уёна Хонджун. Но Уён лишь ухмыльнулся и вышел из него. Резко встал, сразу утягивая за собой хёна. Полубессознательный Хонджун почти повалился с кровати, но Уён тут же крепко ухватил его за волосы, удерживая на весу. Если Хонджуну до этого казалось, что хуже быть не могло, то он глубоко ошибался. Разъяренный Уён — это худшее, что могло свалиться на его голову. Резким движением он притянул лицо Хонджуна к собственному окровавленному паху. Едва приоткрыв глаза, Хонджун скривился — от запаха крови. Тело не слушалось, еще чуть-чуть — и его вырвало бы. На что он очень надеялся. Позвоночник прострелило от неудобной позы, Хонджун из последних сил уперся ладонями в крепкие бедра Уёна, пытаясь остановить. Но сделал этим только хуже. — Открой ротик, или это видео попадет прямиком на телефон Юнхо. А ты этого очень не хочешь, — прошипел ему на ухо Уён, сразу обжигая щеку несильной пощечиной. Хонджун подавил в себе желание глупо разрыдаться, пока Уён все сильнее давил на затылок. Хонджун продолжал считать, понимая, что эмоции только отнимут у него силы. Больно. Внутри словно хрупкая ваза, расколотая на сотни маленьких осколков. Уён сделает с ним все, что захочет, он знал, за какие ниточки дергать эту куклу. И Уён дернул, потянул Хонджуна за волосы, напоминая, что он хотел сейчас от Ким Хонджуна. Хонджун никогда такого не делал, приходилось действовать интуитивно, касаясь члена рукой и широко открывая рот. На пробу он лизнул головку, сжимая второй рукой бедро Уёна, чтобы и ему доставить хоть каплю из того моря боли, что причинил он. Опасаясь, что может быть еще хуже от его неумелых движений, Хонджун двигался, понимая, что каждое движение приближает его к завершению. Но Уён гладил его по голове, радуясь внутри окончательному грехопадению капитана. Хонджун вновь закрыл глаза, пытаясь отключаться от реальности. Но запах Уёна, запах крови, оседает глубоко в легких, заполняя собой все вокруг. Неожиданно он поднял взгляд, сталкиваясь с черными, как сама тьма, глазами и глубже вобрал в рот член Уёна. На глазах выступили настоящие слезы — Хонджун давился отвращением. Но это лишь больше разжигало Уёна, он все сильнее вбивался в рот Хонджуна, не щадя его. Даже от неумелых прикосновений он плавился под яростным взглядом своего капитана. Уён застонал в голос, испытывая еще большее наслаждение под тихие всхлипы Хонджуна, от которых так приятно вибрировала его глотка — и член Уёна. Дело было почти сделано. Еще пара ленивых толчков — и Уён кончил в рот Хонджуна, почти буднично, почти по-супружески. Полюбовно. Хонджун больше ничего не чувствовал, кроме вкуса собственной крови и соленой спермы, которые небрежно стекали с его подбородка. Он даже не помнил, как отключился, ему просто в какой-то момент стало легко и свободно. Не больно.***
Проснувшись, первым делом Хонджун добрел до душа, смывая остатки ночи с Уёном. Ему нужно было привести себя в порядок для утренних съемок. Он нервно усмехнулся когда разглядел мазь от разрывов, оставленную Уёном. Его еще больше замутило — от фальшивой заботы и от новых воспоминаний. Тошнило от самого себя: от собственных слабости и трусости. Включив телефон, Хонджун первым делом увидел сообщения от него. Не задумываясь, открыл первое же видеосообщение. — Смотри, как здесь красиво. Не так конечно, как в Париже, но все же, — на экране телефона Юнхо кружился на фоне моря, показывая обзор со всех сторон, — Я тебя поздравляю с очередным выходом в свет. Надеюсь вы хорошо отдохнете с Уёном, — на последних словах, Хонджун зажал рот рукой — чтобы не взвыть в голос. Горячие слезы обожгли кожу, но сквозь пелену он все равно продолжал смотреть на любимого человека, который находился так далеко от него. — Очень скучаю по тебе, Хонджун. Но меня греет мысль, что скоро совместные съемки. И мы чаще будем рядом вместе, — продолжал улыбаться далекий Юнхо на недосягаемом морском побережье. — Уже не будем, — прошептал Хонджун блокируя телефон. Он обессилено упал на кровать, не в силах пошевелиться. Он не знал, как сможет теперь смотреть Юнхо в глаза. Осознание того, что единственный поцелуй, подаренный Юнхо в студии, никогда не повторится, было в тысячу раз больнее, чем издевательства Уёна. Но этот поцелуй навсегда останется в памяти. Никакая боль не сотрет эти воспоминания, и никто не сможет отнять их у него. Даже сам Чон Уён.