Боги и чудовища

Амброзиус ван Тракс воистину добился успеха — у него было все, о чем только мог мечтать пятый сын обедневшего дворянского рода. Деньги, власть, влияние… о, он взял свое сполна! Слава о его дворце и проводимых там приемах гремела на весь Простор, и, наконец, достигла своего пика, ведь сегодня бал господина ван Тракса посетила сама Вольный торговец из славной династии фон Валанциус… Амброзиус гордился собой: начав ни с чем, он достиг величия. Да, приходилось ходить по грани закона, и — чего греха таить — ее преступать; да, обещания, данные некоторым людям, оплачивались странными услугами и пугающими визитами в ночи; да, он был запятнан, и неприятности ходили за ним по пятам… но даже интерес, который проявили к нему Адептус Арбитрес, сошел на нет, благодаря связям Амброзиуса и его хорошо подвешенному языку. Умение болтать выручало его множество раз, но сейчас язык просто отказывался шевелиться у него во рту. Похоже, судьба приняла во внимание и благородное происхождение Амброзиуса, и его достижения, раз Лорд-инквизитор Хейнрикс ван Калокс посетил его лично. — Я скоро верну вам способность двигаться, — голос ван Калокса, исполненный ледяного спокойствия, не приносит Амброзиусу никакого утешения. — И способность чувствовать — тоже, но этому вы не обрадуетесь. У меня нет времени на… Лорд-инквизитор оглядывается через плечо, на дверь, ведущую царство шума и смеха, света и музыки, искристой радости, разлитой по бокалам, и костюмов стоимостью с небольшой город, и с едва заметной тенью сожаления в голосе, заканчивает: — …на танцы. С вами пытались побеседовать вежливо, но вы предпочли прибегнуть к помощи своих друзей. Мои агенты отдали жизнь за безопасность Империума, и будет справедливо, если я не позволю их жертве пропасть впустую, вы не находите? Амброзиус не может ответить при всем желании: язык его скован той же неподвижностью, что и тело. Единственное, на что он способен — это потеть, и собственная вонь смешанная с изрядной долей страха, набивается ему в ноздри. Ван Калокс в последний раз проверяет крепость ремней, привязывающих руки и щиколотки Амброзиуса к креслу, и, будто по щелчку пальцев, паралич проходит. Немота остается. — Вот как все будет: я задам вам несколько вопросов и подкреплю их небольшим… воздействием. Вы расскажете мне все, что знаете. И если потом от вас еще что-то останется, я верну вам голос. Усмешка прорезает лицо инквизитора прежде, чем он добавляет: — Нет, для нашей беседы голос вам не понадобится. Не могу же я допустить, чтобы вы позвали на помощь? И если вас интересует, как именно я намерен извлечь из вас ответы, то мне помогут… Договорить ван Калокс не успевает: дверь за его спиной распахивается, и на пороге возникает спасение. Безумная надежда вскипает в крови Амброзиуса тысячей маленьких пузырьков: объятая облаком драгоценного каллийского шелка, прямо к нему через комнату идет Изабелла фон Валанциус, Вольный торговец, защитница Простора от всякого зла. Как бы еретична ни была эта мысль, но сейчас Вольный торговец кажется Амброзиусу богиней, сошедшей с небес, чтобы сразить чудовище и восстановить справедливость. Рассказы о ее деяниях знают по всему Простору, и во многих из них она предстает ангелом, добрым и милосердным, защитницей невинных, спасительницей обездоленных. Другие рассказы говорят о том, как безжалостна фон Валанциус на торговых переговорах, но сейчас это к делу не относится. Увы, пока что ангел не торопится спасать Амброзиуса, несмотря на все мысленные мольбы, что он посылает ей. Фон Валанциус садится напротив него, по другую сторону стола, подпирает голову кулачком и негромко произносит: — Слухи, господин ван Тракс, такая интересная вещь: кажется, что ими невозможно управлять, и вот, смотрите-ка… никто в Просторе и слова дурного не скажет в мой адрес. Но знаете, что самое интересное? Несмотря на то, что многие из этих слухов — чистая правда, куда важнее то, чего обо мне не говорят. Фон Валанциус подается вперед, и ее темные глаза фокусируются на Амброзиусе. Спинка кресла врезается в спину, ремни — в кожу щиколоток и запястий. От этого взгляда хочется спрятаться, будто он может пронзить насквозь. — Обо мне не говорят, что, несмотря на некоторые… торговые связи, я не терплю игр с ксенотехом на своей территории. И не говорят, что я не очень люблю истории про эксперименты на людях, даже если это псайкеры. А еще обо мне не говорят… Она поправляет прядь волос у виска, на мгновение открывая старый на вид, грубо сделанный имплант. — …о, даже те, кто знают, предпочитают молчать о том, что я — санкционированный телепат. Амброзиусу стоило догадаться, что эти двое заодно: по небрежной позе Лорда-инквизитора, по тому, что Вольный торговец не удостоила его и взглядом, и по тому, что ее вообще допустили до инквизиторских дел. — У меня восемь минут, — все еще глядя Амброзиусу в глаза говорит фон Валанциус. — Я не могу опоздать на танец с магосом Нокт. — Нам хватит. Зрачки фон Валанциус резко расширяются, и в ту же секунду холодные пальцы вцепляются Амброзиусу в щиколотки и тянут на дно. Он кричит, и темная вода заполняет легкие, но он все равно рвется к поверхности в невозможном усилии, пытаясь всплыть, но когда он смотрит вверх, то не видит над собой неба и звезд, лишь черноту ее глаз… …и в то же время, все еще в своем кабинете, привязанный к креслу, Амброзиус видит, как сидящая напротив него женщина небрежно стягивает перчатку с правой руки. — Он мой, Хейнрикс. Начинай. И я должна знать, что именно они делали с психокостью. Амброзиус понимает, что не выйдет из этой комнаты живым. Но не когда ван Калокс задает ему вопросы, каждый из которых продирает его нервы как колючая проволока. И не когда его кости начинают бесконтрольно расти, пробивая плоть сотнями острых шипов. И не когда его сосуды свиваются в тугие жгуты, а кровь в них начинает закипать… Амброзиус понимает, что обречен, когда он, полуослепший от боли, видит как Лорд-инквизитор ван Калокс склоняется к Лорду-капитану фон Валанциус и целует ее обнаженное запястье так привычно, будто делал это уже сотни раз.