Только не любовь

      Её не любят, и Кристина знает об этом. Ею пользуются, а потом выбрасывают на свалку, как грязную, надоевшую игрушку, после забирая к себе для очередной игры, что закончится абсолютно так же. Но у Захаровой нет гордости и она, заметив на себе цепкий взгляд карих глаз, сама бежит в руки к своему палачу.       — Ты опоздала. — хрипло шепчет слизеринка, не смотря на только что пришедшую Кристину, и наливает в стакан огневиски.       — Прости, — качает головой Захарова и ближе подходит, желая поцеловать мягкие губы.       Однако осуществить желаемое не получается, к её собственным губам прикасаются грубоватые пальцы, и по телу бегут толпы мурашек. Кристина взглядом недоумённым по запястью татуированному скользит, выше ведёт, рассматривая лицо, что в паре сантиметров от её лица находится.       — Выпей, — приказ из уст и в тёмных глазах пожар.       Гриффиндорка сглатывает, чувствуя чужое дыхание на своей коже, и руку протягивает покорно, вызвав смешок. А Кире хочется немного другого, и она стакан не отдаёт, вцепившись в стекло пальцами до побеления. Улыбка, усмешка и тихое:       — Выпей, — и вновь Кристина тянет свою руку, растерянно моргая. Ладонь касается чужой кожи, но огневиски всё еще в руке Медведевой.       Она любит играть, издеваться, такова её натура слизеринская, но как только в голубых глазах появляется блеск и слезинки непонимания скапливаются в уголках, вздох вырывается из груди, и Кира поджимает губы:       — Только попробуй зареветь и вылетишь отсюда прямо в Чёрное озеро.       — Прости.       И подушечки пальцев линию подбородка оглаживают, спускаясь к шее, обтянутой красным галстуком. Блядским и ущербным, прекрасно подходящим русоволосой девушке.       — Выпей, — больше не протягивает стакан, не дразнит, а сразу подносит к губам искусанным, заставляя запрокинуть голову.       Кристина пьёт без прекословий, позволяя жидкости янтарной обжигать глотку, но пара капелек не попадает в рот и стекает по коже, возбуждая и без того разгорячённую блондинку. Секунда, и раздвоенный язык слизывает алкоголь под шумное дыхание гриффиндорки.       Ну какая же она львица? В ней ни храбрости, ни стойкости, только блядство и безграничная вера в хорошее. Захарова на самом деле слабенькая, жалкая, и с гордым животным, что является символом её хвалёного факультета, никак ассоциироваться не может. Она даже не львёнок, а котёнок, блохастый и бродячий, ненужный. Она паршивое животное, которое тянется к хозяину даже тогда, когда тот его отпинал ногами в припадке.       Но ей нравится быть паршивой, нравится валяться в ногах и скулить о ласке, которой она, между прочим, не достойна. Не достойна любви и нежности, хорошего к себе отношения. Её предел – редкие поцелуи со вкусом огневиски и грязный секс в старом заброшенном кабинете Хогвартса.       Кира думает так, верит свято, как верит в превосходство чистой крови, что течёт в её венах. Она действительно считает Кристину существом глупым, но каждый раз позволяет к себе тянуться и иногда одаривает лаской, зная, что даже блохастых котят нужно кормить и гладить.       Кормить и гладить, а потом топить, потому Медведевой оно нахуй не сдалось. Не сдалась Кристина, но в её льдистых глазах столько восхваления и надежды, что можно поиграться и подольше.       Стакан летит куда-то в сторону, разбиваясь на осколки, и хриплый шёпот около уха заставляет сердце стучать быстрее:       — Снимешь свои тряпки?       И, не сказав и слова, Захарова снимает мантию, стягивает юбку и рубашку дрожащими пальцами. После на пол опускается и белье. Когда тонкое запястье тянется к галстуку, на губах слизеринки появляется усмешка. Грязная и нехорошая, означающая унижение для многих представителей Гриффиндора.       — В этот раз мы его не просто снимем, а поменяем.       Через несколько секунд на тонкой шее появляется зелёный галстук. Он словно змея обвивает и душит, перекрывает дыхание, вызывая лёгкое головокружение у Крис.       — Тебе нравится?       — Очень, — шепчет, а у самой в глазах слёзы блестят. Потому что всё неправильно и мерзко. Потому что если семья узнает, то ничем хорошим это не закончится, но они далеко, а значит, ей ничего не угрожает.       — Мне тоже, он в разы лучше вашего убожества. — улыбается ярко блондинка и ботинками наступает на красную ткань, подталкивая Кристину к парте.       Она за бёдра обнажённые подхватывает её и сажает на заранее очищенную поверхность, не снимая с лица улыбки. Руку татуированную к груди тянет и сжимает крепко полушарие, пока Захарова глаза прикрывает стыдливо.       — И как ты вообще на Гриффиндор попала? — на ушко проговаривает, а пальцы по ключице скользят.       Но в ответ слабый стон и туман в голубых глазах:       — Поцелуй. Поцелуй, пожалуйста.       Кира не отказывает и сминает губы в грубом поцелуе, поглаживая ладонью длинные русые волосы. Целоваться с Захаровой – это мерзость и сладость, это чувства, которые слизеринке не нужны, но она целует, потому что ей дико хочется. Пальцы пряди накручивают, а язык раздвоенный с чужим переплетается, ловя стоны Кристины.       Кире игра до безумия нравится. Кто бы мог подумать, что такая бесстрашная и сильная гриффиндорка будет добровольно раздвигать ноги перед Медведевой и сидеть с одним лишь галстуком на шее? С галстуком чужого факультета? Гадость.       Но она приятна обеим, возбуждает обеих, и никто прекращать пока не намерен это. Поцелуй со вкусом огневиски, поцелуй со вкусом грязи, которая кажется самой сладкой конфеткой в мире. Первой отстраняется Кира и притрагивается пальцами к распухшим губам, гладит и размазывает слюни по коже, прожигая глазами тело обнажённое.       — Красивая, притягательная, но такая жалкая и ненужная...       — Кира, — одно только слово, твёрдое и чёткое, и мокрые пальцы ниже ведут, по вздымающейся аккуратной груди, по рёбрам и животу. — Кира.       Из чужих уст её имя звучит так горячо и сладко, что она позволяет Кристине направить руку. Не отталкивает и не шипит сердито, а смотрит заворожённо на пальцы тонкие, что обхватили её запястье. На губах развязная улыбка, а внизу жар манящий.       Касание к половым к губам, к влаге обильной, и два пальца входят во влагалище, выбивая громкий стон из груди. Захарова отпускает руку и за плечи цепляется, крепко сжимая ткань мантии.       — Мерлин, какая же ты мокрая, — блондинка губами виска касается, совершая медленные толчки.       Узость, капли пота по светлой коже и русые локоны, струящиеся по голой спине. Кристина навстречу двигается, соприкасаясь сосками с чужой одеждой, тянется за поцелуем, но получает лишь лёгкий удар по щеке.       — Не сейчас.       Толчки ускоряются, пальцы по смазке скользят, сгибаясь и разгибаясь внутри, а слизеринка взгляд оторвать не может от своего галстука, украшающего тонкую шею девушки.       Игрушки, прелестной и послушной, но уже порядком наскучившей.       — Кира, — хриплый шёпот ласкает слух. — Пожалуйста.       И та, усмехнувшись, облизывает губы пересохшие и добавляет третий палец, расширяя стенки. Захарова так течёт, так стонет возбуждающе, что голова идёт кругом. Всё же в этой глупой гриффиндорке что-то есть интересное. Что-то, наверное, даже и помимо секса, но разбираться в этом у Киры нет желания.       Стоны разбиваются о стены кабинета, по бёдрам стекает влага, и Крис, не выдержав, прикасается к клитору, всхлипнув еле слышно. С галстуком факультета Слизерин, с безумством в глазах и с Кирой между стройных ног она прекрасна до невозможности.       Картина завораживающая, но вместе с тем грязная и гадкая, потому что любви там ни капельки. Если только с одной стороны, но даже признание ничего не решит. Не решило, и поэтому Кристина довольствуется тем, что есть. Редкими поцелуями, усмешками и грёбаным слизеринским галстуком.       Чувствуя сокращение мышц, Медведева вынимает пальцы с хлюпающим звуком и, глядя прямо в затуманенные льдистые глазки, слизывает языком смазку. Крис кончает, уткнувшись лбом в плечо крепкое.       — Я хочу... хочу... — и получает наконец долгожданный поцелуй, обняв осторожно за шею.       — На сегодня всё, мне нужно идти. Галстук отдашь?       Уголки губ дрогнули, но улыбка не исчезла. Гриффиндорка, кивнув, стягивает зелёную вещицу неуверенными движениями и протягивает в чужие руки. В ту же минуту на её шею нежно надевают грязный и помятый галстук красного цвета.       — А это твоё, Захарова. Твоё. Завтра после зельеварения жду тебя в этом же кабинете. — лёгкое касание губ на шее, и дверь за блондинкой закрывается, оставив девушку в одиночестве.       Слезинка скатывается по щеке, а улыбка всё шире и шире. Завтра они встретятся вновь, а это значит, что Кристина ей всё ещё нужна. Похуй, что любовью там не пахнет, достаточно и этих странных встреч. Достаточно и взгляда карих глаз, ради которого она продаст душу без сожаления.       Без сожаления станет и игрушкой, лишь бы почувствовать ещё раз тепло красивой слизеринки, которая никогда не ответит взаимностью.       Потому что грязный и глупый котёнок ей неровня.