* * *
26 января 2024 г. в 11:22
— Я могу похоронить его с почестями, если тебе станет от этого легче, — улыбнулся Мерлин, протянув руку за мятым комком изодранной алой ткани, и Гавейн неохотно разжал пальцы. Висевший на спинке стула новый плащ он подчеркнуто игнорировал.
— Да зачем мне вообще его менять, не понимаю…
Мерлин развернул старый плащ и засмеялся.
— «Я не могу позволить, чтобы мои рыцари ходили по городу в обносках!» — с удивительной точностью передразнил он негодующего Артура, обнаружившего, что Гавейн все еще носит старый плащ, хотя заменить его было приказано еще две недели назад. — Вообще-то я думал, он тебе не нравится.
Гавейн безучастно пожал плечами.
— Раньше не нравился, но сейчас у нас наконец стали налаживаться отношения, — он посмотрел на новый плащ и вздохнул. — А теперь опять договариваться...
Мерлин сочувственно похлопал его по плечу.
— Понимаю, у меня с шарфами та же история. Но иногда нужно просто пережить потерю и двигаться дальше, — усмехнулся он. — Увидимся за обедом, ладно? Если я успею отполировать доспехи Артура, конечно.
Дождавшись рассеянного кивка, Мерлин выскользнул из комнаты. Оставшись в одиночестве, Гавейн осторожно примерил плащ, повертелся на месте, проверяя, как он сел, и со вздохом опустился на кровать. Как ни повернись, все равно не то…
Когда им впервые вручили плащи рыцарей Камелота, обрадовались новой форме далеко не все. Элиан ворчал, что лишние тряпки только мешают при схватках, а Персивалю явно не нравилось внимание, которое привлекали к себе алая ткань и королевский герб. Гавейн, напротив, рвался испытать плащ в деле. При первой же возможности он направился в ближайшую таверну, и надо сказать, результат превзошел все ожидания. Стоило только эффектно откинуть полы плаща, рассказать пару не менее эффектных небылиц, — и все, барышень можно было в штабеля укладывать. Тавернами дело не ограничилось; плащ безотказно приманивал девушек, где бы ни появлялся — хотя, разумеется, он всего лишь подчеркивал привлекательность и харизму самого Гавейна…
Увы, уже через несколько недель ему открылся первый (из многих) недостатков плаща. В роли вершителя судеб выступил Артур: сначала вызвал в тронный зал тоном, весьма недвусмысленно намекавшим на выволочку, а потом довольно долго — и громко — вещал о высоких стандартах рыцарства, особенно в тех аспектах, что касались личной гвардии короля, представлявшей его всюду, где бы ни появлялись алые плащи с гербом Пендрагонов. Как оказалось, упомянутые плащи не только привлекали девиц, но и давали пищу для размышлений оскорбленным отцам, мужьям и женихам оных. На слабую попытку Гавейна указать, что он не единственный темноволосый рыцарь среди новичков, и почему бы не спросить, например, Ланселота, Артур ответил таким взглядом, что тот счел за лучшее не развивать тему. К счастью, бросать в темницу его никто не собирался, но Гавейн решил в будущем, отправляясь в таверну, оставлять плащ дома.
Вскоре он узнал и о другом недостатке плаща — на его носителей возлагалось немало надежд, причем возлагали их далеко не всегда прекрасные дамы. Однажды во время патрулирования Гавейна остановила тщедушная и слегка безумная старушка, которая хотела, ни много, ни мало, чтобы он снял с дерева ее котенка. И все потому, что на нем, видите ли, был алый плащ рыцаря Камелота! Гавейн учтиво попытался возразить, что у кошек специально для таких случаев имеются когти, и как только ее драгоценному Пушку наскучит сидеть на дереве, он немедленно ими воспользуется. Старушка было пошла на попятную, но тут некстати влез Ланселот с рассуждениями о чести, рыцарском кодексе и служении народу. Что он там еще говорил, Гавейн не слушал — просто через какое-то время с удивлением обнаружил, что таки полез на дерево и встретился нос к носу с шипящим комком, состоявшим, кажется, из одних только когтей да зубов. В момент этой судьбоносной встречи плащ, похоже, не на шутку взревновал владельца и решил придушить его лично, запутавшись в развилке ветвей и поставив (точнее подвесив) рыцаря в крайне неловкое положение.
Каким образом ему удалось спастись от этих двух бестий, Гавейн не запомнил. Разумеется, едва оказавшись в руках хозяйки, адская тварь чудесным образом превратилась обратно в мурлыкающего пушистого котенка. С достоинством выдержав шквал благодарностей, Гавейн продолжил патрулирование, и — к счастью для всех — выражение его лица удержало Ланселота от дальнейших рассуждений о великодушии и чести. Утешало лишь то, что проклятый плащ пострадал от когтей не меньше его самого и выглядел теперь куда менее благородно. Рассматривая прорехи, Гавейн решил, что еще не все потеряно — он вполне мог бы скормить рыцарям подходящую байку о чудовище и прекрасной леди.
Однако плащ, кажется, твердо вознамерился его убить. Всего через несколько дней, патрулируя леса к северу от Камелота, Гавейн с Элианом наткнулись на банду вооруженных головорезов. Рыцарей было двое, бандитов — значительно больше, гибель в схватке с ними назвать героической было трудно, а потому Гавейн вызвался проследить за ними, пока Элиан не вернется в замок за подмогой. Стоило ему, однако, с относительным удобством устроиться в густых кустах неподалеку от вражеского лагеря, как выяснилось, что один из бандитов смотрит прямо на него. Наглядевшись вдоволь, тот подозвал товарищей, и они уставились на кусты уже вместе. Примерно тогда Гавейн с возмутительной ясностью осознал, что кроваво-красный плащ легко сводит на нет любые попытки остаться незамеченным в зеленом лесу.
Поскольку от верного боевого коня Гавейна отделяла целая толпа бандитов, ему оставалось только бежать — и он побежал. И даже успел убежать довольно далеко (у бандитов коней тоже не оказалось, так что шансы были относительно равны), прежде чем плащ нанес новый удар. Запутавшись в слишком длинных полах, Гавейн рухнул в колючие кусты, а к тому времени, как он сумел выпутаться из цепких ветвей, разбойники успели наверстать упущенное и оказались готовы взять рыцаря в оборот. Подкрепление прибыло как раз вовремя — Гавейна начал слегка утомлять энтузиазм одного из противников, твердо вознамерившегося познакомить его со своей блестящей секирой. Рыцарям не составило труда разделаться с остальными; впрочем, Гавейн самодовольно считал, что неплохо справлялся и без них.
К несчастью, злополучное приземление в кусты не прошло незамеченным, так что выдать царапины за следы героической битвы не удалось. Мало того, рыцари даже не пытались скрыть свое веселье, глядя, как он с проклятиями вертится в седле — оказалось, что сидеть на лошади, когда тебе в зад впиваются застрявшие в одежде колючки, совершенно невыносимо. Особенно пострадал плащ, и прошло немало недель, прежде чем Гавейну окончательно надоело всюду натыкаться на несносные шипы, и он не посвятил целый вечер — вечер, который мог бы провести в таверне! — на то, чтобы перебрать ткань дюйм за дюймом, избавляясь от них. Не меньше времени он провел и с Артуром, пытаясь убедить того, что черный цвет куда практичней и привлекательней, чем алый. Увы, Артур отмел все его предложения, заявив, что не собирается идти против традиций, — тем более что черный цвет уже застолбили плохие парни. Гавейн покинул тронный зал с тяжелым сердцем — похоже, ему предстояло всю жизнь (у которой теперь были все шансы оказаться весьма недолгой) сидеть в засадах, завернувшись в красную тряпку.
После инцидента с колючками плащ временно затаился, и Гавейн даже поверил, что на этом все и закончится. Разумеется, он жестоко ошибался. Очередной удар плащ нанес, когда он вместе с Персивалем отправился в окрестную деревушку, где в последнее время стали пропадать овцы. Местные жители наперебой рассказывали жутком чудовище, хотя никто не мог толком его описать — все сходились лишь на огромной пасти с кучей зубов. Жители показали рыцарям пещеры, где, по их мнению, тварь устроила себе логово, но не успели Гавейн с Персивалем оглянуться, как их и след простыл.
Персиваль был явно разочарован, но Гавейн только иронично вскинул бровь — а чего, право, стоило от них ожидать? В конце концов, не они расхаживают всюду в плащах, буквально кричащих «герой/идиот/мишень». Впрочем, у жителей деревушки хватило сообразительности оставить рыцарям по факелу, так что у них еще имелась возможность рассмотреть огромную зубастую пасть монстра до того, как тот попытается ими отобедать.
Впоследствии Гавейн признавал, что сам был виноват в случившемся. Он старался не отходить далеко от Персиваля — тот явно занервничал, оказавшись под землей, и Гавейн просто попытался немного подбодрить товарища (а вовсе не испугался жутких хрипов и завываний, доносившихся из темноты, о чем вы, право слово). Вот только Персиваль недооценил расстояние между ними и, услышав позади подозрительный шорох, неосторожно взмахнул факелом. Оказавшийся в опасной близости с огнем плащ Гавейна словно только и ждал этого момента, чтобы взвиться костром, хотя до синей ночи было еще несколько часов.
Из пещер они в итоге выбрались целыми и почти невредимыми — разве что руки обоих покраснели и пошли пузырями, а зловредный плащ оказался прожжен в нескольких местах и провонял дымом. Запах этот, как впоследствии узнал Гавейн, не желал выветриваться еще несколько недель. Деревенское же чудовище оказалось той самой пропавшей овцой, которая забрела в пещеру, спасаясь от непогоды, да так и заблудилась. Впрочем, Гавейн убедил Персиваля, что жителям деревни об этом знать необязательно, и предложил взамен рассказ об эпичном сражении с огнедышащим монстром. Конечно, Персиваль не собирался врать простодушным крестьянам просто так, но «просто так» и не пришлось: бочонок бесплатного эля — довольно весомый довод.
В конце концов Гавейн и плащ заключили негласное перемирие. Отчасти помогла редкая наблюдательность Гавейна: весной он наконец заметил, что другие рыцари спотыкаются о свои плащи куда реже него, и если с долговязым Персивалем все было понятно, то остальные рыцари его габаритами не отличались. Улыбаясь, сэр Леон объяснил, что Гвен может подогнать плащ ему по росту, стоит лишь вежливо попросить ее об этом, как давным-давно сделали остальные. И в самом деле: после визита к ней Гавейн обнаружил, что полы перестали путаться у него под ногами, а воротник оставил попытки задушить его при каждом удобном случае.
Однако по-настоящему Гавейн с плащом сдружились лишь через несколько месяцев. Так вышло, что их — а еще случившегося рядом сэра Леона — застала ночью метель. Леон был ранен, из подручных перевязочных материалов имелся только плащ, из материалов для обустройства ночлега — тоже. Часть ткани ушла на повязки (отличные, надо признать! И крови не видно), из остатков, сложенных вдвое, получилось теплое одеяло. Однако звездный час плаща пришелся на раннее утро: поисковому отряду не составило труда отыскать алое пятно на белоснежной равнине, так что они вовремя доставили сэра Леона к Гаюсу, а Гавейна — к очагу и горячему завтраку.
После этой ночи Гавейн решил, что лучше плаща может быть только эль. И женщины. И верный меч, разумеется. Даже если плащ после этих приключений стал на целый фут короче. К сожалению, на следующий день Артур застал его на посту и недвусмысленно дал понять, что рыцари Камелота не имеют права не только попусту раздражать мужскую половину города, но и разгуливать в выцветших, провонявших дымом и заляпанных кровью обносках, дыр в которых больше, чем самой ткани. А еще через день в комнате Гавейна объявился новый плащ — безнадежно колючий, неудобный и до омерзения алый, — которого тот упрямо избегал последние две недели, наплевав на королевский указ.
Гавейн попытался поправить кусачий воротник, вздохнул и поднялся с кровати. Для начала он наведается к волшебнице Гвен — если кому и удастся договориться с этим монстром, то только ей.
Спускаясь по лестнице, он успел приветственно помахать рукой Мерлину, прежде чем новый плащ нанес первый удар, коварно спутав ему ноги...