Рабочие моменты

Антон возится с проектором: чертова штуковина никак не хочет выводить слайд на доску. Скоро в конференц-зал подтянется народ, а пока здесь только он и Арсений, который уткнулся в ноутбук. И вроде постоянно соблюдают дресс-код, но от этих строгих костюмов, запонок и узких галстуков до сих пор случаются стояки. Вот сейчас, например. — Да работай, падла, — бубнит Антон, по старой русской традиции давя на «вкл/выкл» и надеясь, что это поможет. Он бы еще кулаком херанул, но тут вам не пузатый телевизор с тремя каналами и усикам антенн — техника хрупкая, заморская, славянской грубости не терпит. Зато злость унимает не к месту проснувшееся либидо. — Какие планы на вечер, Антон Андреевич? — раздается из-за спины. Он оборачивается: Арсений по-прежнему сидит, уткнувшись в ноутбук, будто ничего и не говорил, а потом вдруг просит: — Подойдите сюда, пожалуйста. Думаю, проблема не в проекторе. Ноги деревянные, а стояк каменный, — и этой фразой можно описать весь предыдущий год. Субординация заводит ничуть не меньше, чем классические костюмы. Впрочем, даже во время первого секса (который, кстати, случился на рабочем месте), они обращались друг к другу на «вы». Антон склоняется над столом — и над плечом, обтянутым черной тканью пиджака, — глядит в экран. Там какая-то ошибка подключения, но он не айтишник, чтобы разбираться в подобных вещах: если посекундное втыкание провода не помогает, тут его полномочия всё. — Вот, смотрите, — Арсений указывает пальцем на рамку с текстом, а потом, понизив голос, спрашивает: — Так что насчет вечера? Зал постепенно наполняется людьми; Антон сглатывает, чтобы не закапать слюной своего начальника. Косит на него краем глаза. — Никаких планов, Арсений Сергеевич, — отвечает он еще тише, усердно делая вид, будто они решают проблему с доской. — А у вас есть предложение? — Господа! — зовет тот громко, и сердце чуть не исполняет мем «моя остановочка». — Присаживайтесь, пожалуйста, скоро начнем. Технические неполадки. — Арсений бросает мимолетный взгляд на Антона, снова тычет пальцем в экран и говорит на грани шепота: — Вылижи меня. — Что?.. — Вы не расслышали, Антон Андреевич? — он хмыкает, водя пальцем по тачпаду, пытаясь… Да хуй его знает, что Арсений там делает, голова сейчас вообще не варит, вся кровь утекла к члену. — Я сказал: вылижи меня. У них в офисе нет медпункта, так что СЛР не будет, никто Антона не спасет. Пиздец. — Я… — он бормочет, превозмогая чувство тотального ахуя. Сейчас бы шоковое одеяло. Или водки. Арсений, закончивший колдовать над ноутбуком, кивает. — Ты, ты, — говорит тихо, потому что огромный стол обрамляется людьми, и почти все стулья от стены до самого Арсения уже заняты. Добавляет громче: — Задача ясна, Антон Андреевич? — Будет сделано, — хрипит он не своим голосом и садится по правую руку, убедившись, что магия длинных пальцев сработала и слайды выводятся как надо. Антон безбожно тормозит. Он молится, чтобы Арсений не попросил сходить за водой, или поправить доску, или притащить какие-нибудь папки из кабинета: стояк топорщит офисные брюки, а носить рубашку навыпуск у них не принято. Зря не взял пиджак. Точнее, как не взял — тот сейчас на Арсении, ибо у них давным-давно всё общее, но запасной же есть, причем не один. Дома на вешалке. Просто они собирались впопыхах: решили начать утро с минета и чуть не опоздали. Если объективно, в размерах одежды совпадение не тютелька в тютельку — у одного широкие плечи, у другого узкая талия, — но некоторые вещи подходят, особенно когда их покупает сам Арсений. Он шмоточник до мозга костей, отлично разбирается в моде и брендах. Даже потребовал удалить с айфона «Алиэкспресс» и никогда не покупать одежду на «Вайлдберрис» и «Озоне», иначе их отношениям придет конец. Впрочем, шмотки — последнее, о чем сейчас можно думать. Антон смотрит на слайд, но цифры и графики расплываются, теряют смысл, а властный голос затягивает хуже смолы. — …как вы можете наблюдать, — говорит Арсений, управляя лазерной указкой, — мониторинг рынка услуг… На большее Антона не хватает, у него сейчас крайне необычный приступ СДВГ: внимания — дефицит, а в брюках очень явная гиперактивность. Арсений никогда не соглашался на римминг. Учитывая, сколько непотребства за год увидели стены офиса (а за четыре месяца — стены общей квартиры), понять смущение Антону не удалось — только уважить, ведь у них здоровые отношения, а не херня из серии «давай ты через себя переступишь, потому что мне очень хочется». Часть про «очень хочется», кстати, правдива. У него нет опыта в римминге, но в первую же встречу — на собеседовании, — когда Арсений нагнулся, чтобы поднять упавшие бумаги (ибо горе-кандидат своими потными ладошками свалил их с края стола), в голове набатом прогремела мысль: «Эту задницу я бы вылизал». Может, Вселенная его запрос слушала в пол-уха, потому что голый Арсений ему всё-таки достался, причем уже десятки (сотни) раз, но задницу от языка тот бережет с лютейшим упрямством. Когда Антон в лоб предложил попробовать, он так очаровательно заалел щеками, будто не стонал «блядь, Шаст, быстрее! У тебя такие охуенные пальцы…» несколько минут назад, а потом и вовсе зарекся обсуждать эту тему. Видите ли, негигиенично, неэтично, непрактично и еще дохуллиард «не» с рифмой и без. Антон, конечно, порывался спросить, почему сперму глотать — гигиенично, а задницу после душа вылизывать — нет, но промолчал. У Арсения были свои заморочки, а он не хотел давить. И спустя год отношений тот говорит «вылижи меня» прямо перед собранием потенциальных инвесторов — таким будничным тоном, словно не знает, как его слова разжижают Антону мозг. Впрочем, судя по крошечной лисьей улыбке, всё он прекрасно знает. Наслаждается своей шалостью и упивается контролем. Который, кстати, охотно отдает, когда они дома. Арсений — в целом — очень охотно отдает. И раньше Антон и не думал, что самому так понравится брать. Но раньше он и с мужчинами не встречался, разве что в кадрах порно. Однако, если верить статистике интернета, на каждого би-любопытного Шастуна найдется свой Попов — пресловутая палка, стреляющая раз в год. В их случае стрельнуло так, что оба до сих пор отходят, и будут отходить всю оставшуюся — совместную, разумеется, — жизнь. — …поэтому возьму на себя смелость заявить, что наш продукт имеет отличные перспективы, особенно в отрасли… Хуетрасли. Господи, хочется нагнуть его над столом прямо сейчас, стянуть брюки и боксеры, оставить носки — черные, как положено регламенту, но с белыми надписями возле резинки («Хьюстон, я проблема», «ебабельный», «носки для ног» и далее по списку). Провести бы руками по этой идеальной заднице, сжать до красных следов, которые быстро исчезнут, — а потом опуститься коленями на пол и оставить следы уже губами: на засосах у Антона какая-то нездоровая фиксация, но Арсений не против, если их легко скрыть одеждой. И пусть все вокруг таращатся в полнейшем шоке, а Арсений выгибается и кричит, когда язык проходит по ложбинке и ниже. Он та еще дива, ловит кайф от показательных выступлений, иначе они бы никогда не трахались в офисе в разгар рабочего дня. В подобные моменты он всегда стонет чуть громче, царапается чуть сильнее, больше прогибается в спине, чаще запрокидывает голову — и есть в этом немного актерства, но Антон любит его выебоны каждой клеточкой тела. С вероятностью в девяносто процентов все и так знают, что они пара. Дело даже не в сексе (дверь всегда закрыта: кинки кинками, но лишние проблемы им не нужны; а еще Антон ревнивый просто пиздец и за пределами фантазий не допустит, чтобы его уязвимого, страстного и голого парня увидел кто-то еще). Просто ни к кому в офисе Арсений не обращается по отчеству. На «вы» и по полному имени — да, но отчества удостоился лишь Антон: сначала в шутку (читай: в подъеб за косорукость), а потом прижилось. — …что же до окупаемости, через год мы планируем выйти… А Антон планирует войти. Языком. Насколько хватит длины, сил и умений. Последнего, правда, примерно ноль, но можно компенсировать энтузиазмом. Ладно, не такой уж он спермотоксикозник. Просто сам факт согласия будоражит на двух уровнях сразу: физическом и эмоциональном. Это не столько о пошлостях, сколько о доверии, но если Антон отпустит мысли с поводка, то превратится в озеро розовых соплей. Он и так от любви едва по швам не трещит, а тут еще и Арсений — охуенный до невозможности. Лучше фантазировать с меткой восемнадцать плюс, чем думать, через сколько веков в России легализуют однополые браки. Поскорей бы домой. Как только они, наконец, переступят порог квартиры, Антон тут же прижмет Арсения к стене, стащит с него брюки, затем потянет вниз резинку трусов и произнесет томным голосом… — Вам плохо? Он не сразу понимает, что все в зале затихли и смотрят прямо на него. — Что, простите? — спрашивает Антон сухими губами. Арсений, сученыш, прячет хитрую ухмылку. — Вы что-то покраснели, Антон Андреевич. Вам плохо? — Мне… — «просто заебись, но было бы лучше, если б твоя задница оказалась голой прямо на этом столе», — …мне нормально. То есть всё хорошо. Извините. От ненужных извинений он краснеет еще больше, а самодовольство в голубых глазах растет с каждой секундой. — Тогда, полагаю, мы можем продолжить. Как я уже говорил, окупаемость проекта… Антон сглатывает, стараясь не ерзать на стуле. День обещает быть длинным.