***
Атмосфера вокзала всегда вызывала у Чонина чувство ностальгии. Когда он был совсем маленький, часто ездил до бабушки вместе с мамой, на поезде. И эта атмосфера ожидания всегда ему нравилась. Снующие туда-сюда люди, дружелюбные работники и противный голос, постоянно говорящий о прибытии или отправлении поездов, а еще требующий соблюдать правила безопасности, будто никто не собирался. — Чонина! Привет! — вихрь с именем Сынмин почти сносит его с ног, крепко обнимая, будто боится, что он убежит или его заберут. — Я ждал тебя. — И долго ждал? — выпутываясь из объятий. — Я старался как можно быстрее выехать, но такси задержалось. — Ладно, главное, что ты здесь. Кофе? Они готовят и холодный. Чонин улыбнулся. Приятна такая ненавязчивая забота, и что он помнит, что выбирая между горячим и холодным кофе, Чонин выбирает последний. — Конечно. Возьми и булочку. Отправив Сынмина, он садится и смотрит на его чемодан. Все тот же черный чемодан с кучей наклеек, которые они клеили в тот день, когда впервые ездили в город. Прекрасное было время. Жаль, что остались только такие мелочи и воспоминания. — Ваш кофе с булочкой. — О! быстро же ты. Спасибо! За трапезой дожидаться посадки было намного проще: рот занят едой, мысли остановили свой бег и ждут часа, когда можно будет продолжить. Поэтому на объявление посадки парни отреагировали не сразу и, только заметив толпу спешащих людей, очнулись и услышали о том, что их поезд отправляется через двадцать минут.***
В поезде Сынмин уступил нижнюю полку дедушке, потому что переживал за его перевязанную руку. Внезапный холод в Сеуле сказался на безопасности передвижения, и дедушка сломал кисть правой руки. На Сынмина и его «не переживайте, мне не сложно поспать наверху» дед улыбнулся и поблагодарил, а Чонин ярко представил себе картину «Сынмин и верхняя полка, которую он боится». — Зачем ты это сделал? — интересуется Чонин по пути за горячей водой. — Страшно стало за него. Если он сильнее повредит кисть, то кости могут неправильно срастись или как это вообще работает? Короче, я просто не хочу, чтобы ему было больно. — Но ты не любишь верхние полки, — осторожно начал и услышав едва различимое в гомоне чьих-то детей «вау», продолжил, — давай поменяемся тогда? — Я удивлен, что ты помнишь. Мы же на поезде вместе ездили последний раз лет пять назад. Да, все еще ненавижу верхние полки. — Все, что связано с тобой, я не забуду, поверь. Уловив едва различимую улыбку Сынмина, Чонин приобнял его, будто пропускал вперед, чтобы никто кроме них не понял, что это было. Возвращались на свои места молча. — Давай посмотрим что-нибудь смешное? — Но я скачал несколько серий дорамы… — Тогда давай посмотрим их. Сев на полку Чонина, Сынмин достал наушники и протянул один другу. Чонин лишь сел ближе, чтобы поставить ноутбук на стол и удобно расположиться. Касаясь руками, ногами, они начали просмотр…***
Чонин просыпается от громкого смеха и понимает, что экран ноутбука погас, а на его плече сопит Сынмин, пытаясь прижаться ближе в поиске тепла. Вытащив из его уха наушник, Чонин дотягивается до пледа и достает подушку из-за спины, укладывает ее удобнее и ложится, притягивая Сынмина и накрывая их пледом. Боясь разбудить друга, Чонин решает, что спать полусидя не так уж и плохо, и погружается в сон.***
Проспав всю дорогу, парни едва отлепляют себя от полки и собирают вещи, сдают даже не вскрытые комплекты постельного и ждут свою станцию. Дед на соседней полке периодически поглядывает на них и улыбается. Первым не выдерживает Чонин: — Что-то не так? Дед удивляется: — Почему? Я просто смотрю на вас, красивые вы. Я и не подумал, что вы так близки. — Кажется, я вас немного не понимаю? — вмешивается Сынмин. — Ну вы же из этих? Да? — под двумя непонимающими взглядами, он осторожно продолжает. — ЛГБТшники? Едва сдерживая смех, парни отвечают, что они просто друзья и что все в порядке, они не обижаются на то, что о них так подумали. Тем временем дедушка собирает свои вещи и выходит на станции, название которой никто и не запомнил. Но добрый старик, сказавший, что не пытался никого задеть и что он даже гордится смелостью нынешней молодежи любить вопреки, запомнится парням надолго. Стук колес стихает и открываются железные двери: поезд прибыл на станцию. Толпы людей спешат встречать своих друзей, детей, родителей и любимых… перрон видел столько искренних поцелуев, объятий и самых трепетных «я скучал». В этом гуле Чонин и Сынмин немного теряются. Пока Сынмин непринужденно катит два чемодана, Чонин уже в объятиях Феликса и Сакуры, а Минхо и Джисон кричат что-то из разряда «наконец-то напьемся все вместе». Оставив чемоданы дома у Чонина, и закончив обмен последними новостями, компания отправляется в кафе, чтобы немного поболтать. Там Сынмин и Чонин узнают, что Минхо и Джисон начали встречаться, у Сакуры появилась девушка, до которой она уедет после рождества, а Феликс запал на старосту из другой группы, но тот не обращает на него внимания. — Ну и козел он! На нашего малыша Феликса не обращать внимания! Это же самый светлый и крутой ребенок в компании! — на все кафе возмущается Джисон, пока Минхо гладит его по коленке и просит быть немного тише. Посидев с друзьями пару часов, Чонин почувствовал усталость и вызвал такси, предупредив друзей, что поедет домой. Вместе с ним уехал и Сынмин, чтобы забрать чемодан и порадовать родителей ранним приездом. — Они как всегда очень шумные, — прошептал Сынмин, открывая дверь автомобиля. — Но мы все равно их любим. — Безусловно.***
Подготовка к рождеству в доме семьи Ян шла полным ходом: Чонин с папой украшает елку, мама и бабушка готовят печенье, разговаривая с дедом, моющим посуду. Идиллию разрушает телефонный звонок, после которого Чонин немного бледнеет и мама приносит ему стакан воды: Сынмин упал на скользкой дорожке, пока шел из магазина, и повредил руку, поэтому решил перенести их прогулку. Уверив друга, что все в порядке, он не обижен и, попросив Сынмина спокойно отдохнуть дома и не тревожить лишний раз руку, Чонин дальше помогает родным готовиться к рождеству. Вечером он пишет Сынмину поинтересоваться о его состоянии. — Я в порядке, спасибо, что спросил. Как ты сам? Прости, что так получилось, я знаю как сильно ты хотел увидеться и мне правда жаль.— Я рад, что ты в порядке. Ну а я… я сижу и думаю о том, каким пустым себя чувствую. Бегаю в поисках чувств хоть к кому-то. Почему эта странная потребность в чувствах вообще существует? Я не хочу отношений, но хочу этой близости, что трепетом на ресницах. Этой блядской ментальной связи. Очень хочу!
— Что-то случилось за эти три дня?— Виделся с Минхо и Джисоном. Они такая милая пара и мне так грустно, что у меня нет никого. Влюбляюсь я во многих, но в меня никто и это так разочаровывает. Я даже не знаю, что и думать.
— Боги, Чонин, не закапывай себя из-за того, что у других нет вкуса. Ты очень удивительный, красивый и хороший! Поверь, в тебя тоже кто-то влюблен, просто ты не знаешь кто. Все в порядке. Я крепко обниму тебя при встрече и больше не позволю думать о подобном! Понятно?— Спасибо тебе! Ты самый лучший друг на планете!
После этого «друг» что-то треснуло. Кажется, это были два сердца.***
Двадцать пятое декабря наступает так скоро, что никто и не успевает понять, были ли дни до него. Суматоха поглотила время, мысли и чувства, поэтому расслабиться удается только в день праздника. После семейного застолья Сынмин и Чонин отправляются к Минхо домой. — Мы будем что-то пить? Минхо спрашивает, — оглядываясь в поисках магазина, говорит Сынмин. — Наверное. Я бы взял вино, — понижая голос. — А ты? — Даже не знаю. Спрошу, что у них есть и подумаю. Давай пока зайдем куда-нибудь и возьмем вино. Здесь вроде где-то был магазин раньше. Не помнишь? Мы мимо проходили, а тут вывеска какая-то странная еще была… — Нет, но давай пройдем и посмотрим. Эта часть небольшого города мало знакома парням, потому что в новый дом Минхо они идут впервые. Но спустя пару минут ходьбы они действительно видят небольшой магазинчик. Купив вино Чонину, парни двигаются дальше. Но, подходя ко двору Минхо, Чонин поскальзывается и, зацепившись за Сынмина, валит их обоих. «Блять» — проносится в голове. Сынмин встает, потирая бок, в который и вцепился Чонин при падении, спрашивает: — Ты в порядке? Хотя, что это я спрашиваю. Давай руку, горюшко. В ответ слышит только хныканье. — Все-таки что-то болит? Чонина, не молчи! — Бедро, упал больно, — хнычет и трет ногу, — надеюсь, ты не больно упал? — Ну, со мной все в порядке, а вот твое бедро нужно будет сейчас посмотреть, — смотрит на пакет из магазина, — а вино не разбилось… даже не знаю, хорошо ли это. Пойдем? — после тихого «угу» Сынмин закидывает руку друга себе на плечо, аккуратно обнимает его за талию и ведет. Тем временем один Ян Чонин сильно краснеет и молится, чтобы фонари не были слишком яркими, чтобы осветить его лицо, больше смахивающее на мякоть спелого арбуза. У двери их встречает Минхо, который в принципе не знает слова «стеснение»: — Сынмин, чего красный, как спелый помидор? И почему у Чонина лицо в слезах? — Сынмин? Я такой тяжелый? Прости-прости! Я дальше, — но хватка на талии становится крепче, — сам… — Или не сам. Не такой уж ты и тяжелый, я уверен, просто наш Минни, — тяжелый взгляд Сынмина разбивается о безразличие уже разговорившегося Минхо, — не привык ходить в обнимку с такими красавчиками, — подмигивает. — Что-то болит? — два кивка. — Лед в морозилке, полотенца на кухне чистые, ждем вас в гостиной. — Спасибо, Минхо хен! — Пожалуйста, вежливый лисенок. А Сынмину бы поучиться у тебя. Минхо подмигивает и исчезает в дверном проеме. — Раздевайся, я пока возьму лед. Пока Чонин отвлекся, Сынмин уже разделся и пошел на кухню, взяв вино. — Боги, как же смущает! — приложив руки к щекам, шепчет Чонин. Он раздевается и осторожно идет на кухню. Хоть боли и не чувствуется, но рисковать нет желания. Когда он заходит, Сынмин закрывает дверь и подвигает стул. — Раздевайся. — Что? Так быстро? — Ян Чонин! — ему кажется, или… Сынмин краснеет? Он умеет это? — Я прошу тебя снять штаны, чтобы я посмотрел бедро и понял, все ли там в порядке? Чертов студент-медик Ким Сынмин. Вздохнув, Чонин спускает брюки. И на его беду именно в момент, когда Сынмин встает перед ним на колени и прикладывает лед в полотенце к бедру, а Чонин держится за его голову, потому что холодно и не очень удобно, дверь открывается. На пороге стоит Джисон и присвистывает, пока Минхо врезается в спину своего парня. — Айщ, щибаль, Джисон! — потирает лоб Минхо и поднимает голову. — Оу! Вы такие… быстрые? Сынмин застывает со льдом у бедра Чонина, пока тот держит его за волосы. Картина многообещающая. — Ну, мы, наверное, пойдем, — тянет парня за руку Минхо. — Да, пойдем, — Джисон, забыв, что заставило его прийти на кухню, разворачивается, и, крепче взяв Минхо за руку, уходит. Тишину на кухне разбавляет тихое «блять» Сынмина. Чонин дергается от того, как неожиданно холод перестает соприкасаться с его бедром, но на том же месте внезапно оказываются чужие губы. В следующий момент слышится небольшое копошение и перед лицом парня вырастает Сынмин. — Надеюсь, синяк теперь быстро сойдет. Ходить не больно? — участливо интересуется. Чонин отрицательно машет головой, заливаясь краской, потому что при улыбке Сынмина вспоминает, как его губы касались бедра. Вроде простой поцелуй, но с какой нежностью он поцеловал бедро Чонина. И с какой скоростью теперь заходится его сердце. В кругу друзей они появляются только минут через пятнадцать, потому что Чонин долго собирается с мыслями и даже успевает пригубить то вино, которое они купили по пути. В комнате их встречают четыре понимающих взгляда и Чонин готов провалиться под землю прям на этом самом месте. Но его едва заметно приобнимает Сынмин и становится спокойнее. — Опоздавшим по штрафной! — переходя на визг вскрикивает Сакура. Парни улыбаются и садятся в круг на ковер. По всей комнате висят снежинки и мишура, возле окна стоит елка, а на окне висит гирлянда, светит холодным белым. Диван занят котами Минхо и подушками в смешных новогодних наволочках. На полу расположилась вся компания: Джисон почти лежит на Минхо и светится ярче елки, он так давно хотел касаться его без страха быть уличенным в чувствах, что не замечал таких же взглядов от него. Но теперь они все знают и счастливы. Сакура и Феликс хихикают, опираясь на диван, и гладят котов. Сынмин и Чонин садятся у шкафа, путаясь в ногах, из-за чего едва не сносят бокал Джисона, но Минхо успевает его отодвинуть. Упрекнув Джисона в невнимательности по отношению к его бокалу, он хитро смотрит на вновь прибывших и начинает говорить: — Дети мои, вы так пьяны? Но вы можете быть пьяны только по двум причинам: либо вы начали пить без нас, что предательство, либо вы пьяны любовью. Но с последним вопрос, потому что вы постоянно рядом, хоть и учитесь далеко друг от, — но свои мысли ему закончить не судьба, так как Сынмин прерывает его в моменте, когда Чонин уже краснее вина в своем бокале. — Хен. Хватит, не нужно. Не заставляй нас смущаться. Мы все тебе расскажем, если у нас появится кто-то на примете или если мы вступим в отношения. Минхо кивает, явно согласный со словами младшего. А Феликс и Джисон смеются из-за шутки Сакуры про лектора-сноба из ее университета. Дальше вечер идет веселее: пузырьки шампанского, выпитого в полночь, смешиваются со всем выпитым и приводят к игре в правду или действие. Пока бутылка шампанского указывает на Феликса и Джисон выбирает ему действие, Чонин встает и выходит из комнаты. Ему срочно нужно немного свежего воздуха. На пороге его догоняет Минхо. — Ты куда? — Подышать. — Куришь? — Нет, просто подышать. — А я просто покурить. Не против, если составлю компанию? — после слов согласия, Минхо берет куртку, и они выходят. Возле дома горит фонарь, и Чонин уходит вглубь двора, чтобы было темнее. — Знаю, что не должен тебе этого говорить, но твои чувства очень понятны всем, — прилетает в спину. — И что это меняет? — оборачивается Чонин и видит улыбку друга. — Я знаю, что между нами может быть только дружба, так что мне незачем на что-то надеяться. — Я тоже так думал, пока Джисон, чертовски напуганный тем, что меня едва не сбила машина, не проговорился о чувствах. Ты тоже собираешься ждать случайного момента? — Не то чтобы да. Минхо, пожалуйста, не сравнивай нас и вас, мы разные. Я очень боюсь потерять его. — А обманывать тем, что между вами только дружба и никаких чувств, тебя устраивает? — Нет. — Вот и ответ, Чонинка, — Минхо подходит ближе и треплет его волосы. — Пойдем домой, ты без шапки. Но, Чонина, не забывай, что старый хен видит и знает больше, чем говорит и показывает! В ответ Чонин только смеется. — Бедный Джисон, с таким дедом встречается, невероятно! — и бежит в дом, пока старый хен еще добрый. И пока Минхо бежит за ним в дом, Чонин думает о том, что, возможно, поговорить с Сынмином стоило бы. В комнате без ребят продолжается игра, о чем они узнают, подходя к двери. Их взору открывается интересная картина: Феликс сидит с бородой из взбитых сливок, Сынмин сидит без носков, Джисон лежит на полу и клянется больше никогда не выбирать «действие» у Сынмина, а Сакура сидит с сережками из елочных шаров на ушах. — Вау, вы не скучали! — восклицает Минхо и подает между Сакурой и Джисоном, пока Чонин садится между Сынмином и Феликсом. Пока Феликс смеется с очередной клятвы Джисона, Минхо крутит булылку, Сакура пальцем снимает часть бороды Феликса, пробует и громко кричит «вкусно», а Сынмин касается руки Чонина и спрашивает, все ли в порядке. Ответ Чонина прерывается кашлем Минхо. Бутылка указывает на Сынмина. — Действие. Все затихают. Минхо довольно улыбается и смотрит на Чонина. Кажется, затихают даже коты, сбежавшие в соседнюю комнату и устроившие там свою вечеринку. Тем временем Минхо снова смотрит на Сынмина. — Снимай свитер на три круга. Феликс присвистывает, а Чонин выдыхает. Но взгляд Минхо обещает, что пощады ждать не стоит. После пары кругов, за которые друзья узнают имя девушки Сакуры, сколько половых партнеров было у Джисона, какой кофе больше любит Феликс и сколько аниме просмотрел Минхо за последние пару недель, Чонин крутит бутылку. Она указывает на Сынмина. «Черт!» — проносится в голове. — Правда. «Я тебе нравлюсь?» «Ты пойдешь со мной поговорить о нас?» «ДАВАЙ ВСТРЕЧАТЬСЯ?» Все видят тяжелый мозговой штурм Чонина, он уверен в этом. Поэтому просто спрашивает: — Ты бы хотел завести кошку или собаку? — Собаку. К счастью Чонина, еще пару раз бутылка попадает то на Джисона, то на Сакуру, но когда ее крутит Феликс, она указывает на Чонина. — Действие. Чонин доверяет Феликсу, тот его не предаст. — Поцелуй соседа слева. Или предаст. — Ты отобрал мое действие! — восклицает Джисон, которого в этот же момент затыкает Минхо легким чмоком в губы. Сбоку смеется Сынмин. А Чонину и голову поворачивать страшно. Но нужно. — Чонина? Давай, не бойся, — слегка касаясь его руки, шепчет Сынмин. — Или я могу попросить их отстать от тебя? — Нет, все в порядке, — поворачивая голову тоже шепчет. — Все хорошо. А глаза Сынмина глубокие такие, в них очень хочется утонуть. И сидит он так близко. И губы прям вот… в паре сантиметров. — Давай, — шепчет Сынмин и крепче сжимает его руку. И Чонин решается. Свободной рукой берет друга за щеку и притягивает его лицо так близко, что даже воздух не поместится между ними, и целует. Где-то, кажется, взвизгнула Сакура и Джисон с Минхо выдохнули «наконец-то», по очереди давая «пять» Феликсу, но Чонин не уверен. Ему не до них, здесь губы Сынмина, которые так нежно и медленно сминают его, что хочется просто растаять. Что он и делает, тает под рукой Сынмина, который держит его за плечо. Их губы так идеально ощущаются друг на друге, и Чонин даже обратно перехватывает инициативу, сцеловывая смешинку с его губ. Сынмин отстраняется первым. Его взгляд размыт, но выглядит он таким довольным, будто всю сессию закрыл автоматом. Чонин ощущает себя примерно также. Когда Сынмин убирает свою руку с его плеча и немного отодвигается, до него наконец доходит, что он буквально только что поцеловал своего друга. «Пиздец, и что теперь?». Друзья, видя смятение Чонина, предлагают сворачивать игру и отправляться на кухню, выпить чая с пирожными, а то что все закуски да алкоголь? Сынмин и Чонин встают последними и, когда они остаются одни в комнате, Сынмин берет Чонина за руку. — Все в порядке? — Вообще да, но позже будет хуже. — Я сделал что-то не так? — Нет, все хорошо, просто давай обсудим все это, когда будем трезвы, потому что я хочу забыть обо всем насущном хотя бы до утра, — говорит Чонин, пытаясь обойти друга. — Тогда можно я тебя снова поцелую? Сердце Чонина пропускает удар, и он кивает. Губы Сынмина все еще очень мягкие и приятные, их хочется целовать и целовать. Незаметно для них обоих руки Чонина оказываются в волосах Сынмина, а его руки окольцовывают талию Чонина и притягивают его ближе, чтобы кожей к коже и навсегда запомнить. Когда они отстраняются друг от друга, Чонин понимает, что это тотальный пиздец, но ему так не хочется останавливаться. К друзьям они выходят держась за руки. Может, никто и не придал бы этому значения, если бы их взгляды не были такими довольными, а губы припухшими. Остаток ночи проходит относительно спокойно, Минхо и Джисон много рассказывают о своей совместной жизни в городе, Сакура рассказывает об учебе и клубах, которые успела посетить, Феликс предлагает сходить в кино на какую-то премьеру в ближайшие дни, а Сынмин и Чонин просто слушают, слипшись, как пельмешки, и периодически вставляют свои шуточки. Идиллия. Утром начинается метель. Друзья добираются домой на такси и решают встретиться только через неделю, так как всем хочется навестить родственников, проживающих поблизости, чтобы все остались довольны.***
После наступления нового года с самого утра первого января начинает лить дождь. Дождь льет, пока Чонин отмечает наступление новой поры с родными, льет вечером, льет всю ночь и последующие два дня. Третьего января Чонин просто не выдерживает того, что за окном третьи сутки льет дождь. В январе, черт возьми, третьи сутки продолжает лить дождь. Нервы Чонина сдали еще на вторых сутках, когда все планы испортила погода, и он, громко хлопнув дверью комнаты, упал на кровать и разрыдался. «Ну сколько можно?» Он проплакал половину дня, полностью игнорируя родных. Он так хотел встретиться с Сынмином и обсудить то, что между ними, потому что у них так и не было времени поговорить, а ему важно знать, что между ними! Еще Чонин хотел сходить в кино с друзьями, но из-за погоды они уже дважды перенесли эту встречу, так как не хотели простудиться. От очередного круга слез Чонина останавливает осторожный стук в дверь. — Я не хочу, есть, мам! Дверь приоткрывается, и знакомый голос тихо говорит: — Я, конечно, не мама, но еду принес. А есть ее, видимо, буду один. Чонин выпутывается из своего одеяльного кокона и смотрит на друга. — Ты откуда? Как ты? Почему ты не позвонил? — А я звонил. А ты не брал. Ну и мама твоя впустила. А ты? Впустишь? Утирая щеки, Чонин встал с кровати и открыл дверь, впуская Сынмина. — Как давно ты лежишь и наматываешь слезы на щеки? — он опускает пакет из пиццерии на стол и подходит к кровати, отодвигая одеяло и садясь. — Даже не знаю, не считал. — Врунишка. Сутки рыдаешь. Почему не позвонил? — берет Чонина за руку и притягивает к себе, утыкаясь ему в живот. — Глупышка, я бы тебя обязательно поддержал и поплакал вместе с тобой. — Сынмина, — обнимает его за голову, прижимая крепче, — спасибо. Спасибо, что пришел и остаешься. Они прижимаются друг к другу крепче. Спустя пару минут Сынмин встает, как только чувствует, что Чонина начинает трясти. Он жмется ближе, поднимает голову на друга и просит прощения за свою слабость. В ответ на его извинения, Сынмин едва касается его губ своими и просит сесть на кровать, пока он сходит за водой. На кухне готовила пирог мама Чонина. — Сынмин? Как он там? — Успокоился вроде, только теперь его знобит немного. Госпожа Ян, дайте, пожалуйста, стакан воды, хочу отнести ему. — Брось ты уже со своей «госпожа», — перекривляет Сынмина, — я не просила называть меня мамой Ян! Ох, Минни, младше ты был сговорчивее. — Простите, мама Ян! Женщина заулыбалась. — То-то же! Бери бокал и передавай Чонину, что грусть грустью, но через тридцать минут я жду вас на этой самой кухне пить чай! — Хорошо, госпожа Ян! — в спину Сынмину летит фраза «предатель ты, Минни!» — Обязательно передам! Когда дверь открывается, Чонин медленно встает с кровати и идет навстречу другу. — Сынмина, нам нужно кое-что обсудить… Друг в ответ лишь протягивает бокал воды. — Сначала выпей, потом обсудим. Чонин согласно кивает и берет бокал. На втором глотке его начинает потряхивать, и он перестает понимать, почему вдруг решил сказать Сынмину о чувствах, ведь между ними вроде итак все понятно, зачем усложнять. Но когда он допивает и смотрит на друга, то понимает, что тот тоже волнуется, а значит, все в порядке. — Я думаю, ты мне нравишься, — почти бесшумно произносит Чонин. Сынмин вздрагивает. Садится на кровать и смотрит прямо в глаза. Снизу вверх. Чонин ждет реакции, опирается на стол позади, но его друг молчит. — Сынмин? Я говорю, ты мне нравишься. И я считаю тебя больше, чем другом. Понимаешь? — Кажется, да, — он отводит взгляд в сторону и закрывает глаза. — Чонин, малыш, хотя нет, вообще не малыш. Лисенок мой, это так неожиданно и я вообще… — Я тебе не нравлюсь? — с вызовом говорит и ставит стакан на стол, раздается стук. — Я не это хотел сказать, — он игнорирует вопросительный взгляд Чонина. — Ты мне тоже нравишься. И я думал, что это видно, но ты, кажется, не замечал? Чонин улыбается и подходит к другу. — Ким Сынмин, если ты думал, что твои чувства видны, то ты мог видеть и мои? — Нет. — А жаль, — он зарывается пальцами в волосы Сынмину, пока тот обнимает его за талию и притягивает к себе, — а то я все ждал каких-то действий и слов любви, но ты все молчал и молчал, — Чонин целует в лоб. — Надеялся, что ты предложишь мне встречаться, черт, Сынмин, я столько мечтал об этом, ты не представляешь… Руки Сынмина с талии перемещаются на бедра, помогая удобно сесть на его бедра, пока Чонин прижимается своим лбом к его лбу и смотрит глаза в глаза, плавно перемещая руки с головы на плечи. — Я тебя последние два года ждал. Как только понял, что наша дружба как-то перешла за грань, так и начал ждать, пока ты заметишь, пока тоже поймешь… лисенок, я ведь даже не знал, что это взаимно, но? Ты будешь моим парнем? Чонин отстраняется и делает вид, что задумывается. Но позу великого мыслителя рушит шлепок по ягодице. — Ким Сынмин! На что виновник только смеется. — Так ты будешь моим парнем? Отвечай быстрее, твоя мама ждет нас на пирог, помнишь же? — Да буду, буду! Пойдем есть, — Чонин чмокает в губы теперь своего парня и слезает с его бедер. Он подходит к столу, что стоит напротив кровати, берет кружку и смотрит в окно, которое так удачно выходит на улицу. Там светит фонарь и сыплет снег. Но все еще с дождем. А дождь в душе Чонина заменяется большими и пушистыми снежинками, которые так спокойно падают с неба… а эту магию создают всего лишь объятия Сынмина, подкравшегося и обнявшего со спины. Так тепло и хорошо. И только с ним. — Так мы идем? — нежный шепот в самое ухо. До мурашек. Но нужно что-то ответить. А что ответить? — Да, конечно.***
Пирог мамы Ян оказывается невероятно вкусным, беседа об учебе и жизни в городе интересной, но у парней есть столько всего, что нужно обсудить, что они стараются максимально быстро закончить каждую тему. На все их попытки госпожа Ян смеется и отпускает их отдохнуть вместе, обещая упаковать часть пирога и передать родителям Сынмина. В комнате парни, не сговариваясь, игнорируют выключатель и идут сразу к кровати, садясь у изголовья. И, пока Сынмин по памяти находит выключатели от каждой гирлянды на стене, Чонин рассматривает его профиль. С каждой включающейся гирляндой сердце Чонина готово остановиться. Лицо Сынмина идеально при любом освещении: и при свете с улицы, проникающем через окно, и при свете на кухне, и при свете каждой гирлянды. И этих шариков, что висят возле шкафа, и звездочек, что украшают стенд с фотографиями, и бабочек, что висят над кроватью… Сынмин прекрасен всегда. — Ты так смотришь, будто холодный кофе увидел. Чонин сглатывает. — Спасибо, теперь хочу его. — Заказать? — Да к черту. Давай лучше обсудим наши отношения, нужно же понимать, куда двигаться дальше. А дальше обсуждение вопроса «кому рассказать, а кому нет», потом «насколько все серьезно», и последним выдвигается вопрос конкретно признания родителям, которые если что-то и подозревают, то, скорее всего, предпочли бы узнать такое от своих детей, а не от других людей. — Может, соберемся семьями и посидим? — Не знаю. Мои родители ни разу не говорили ничего о своем отношении к таким отношениям, поэтому мне просто страшно? — Сынмин смотрит с грустью и отчаянием. — Я боюсь, что они меня не примут. Хотя они всегда принимали. Но я даже не знаю, как сообщить им об этом. — Сынмина, — Чонин обнимает его за плечи и притягивает к себе. — Они же твои родители, они обязательно будут на твоей стороне. А если и нет, то, — Сынмин поднимает голову и смотрит с отчаянием, — просто мои родители станут и твоими. Понимаешь? — А твои точно не будут против нас? — Умоляю, они уже шутили, что я просто скрываю от них парня, ведь не просто так я избегаю девушек и даже намеков на отношения с ними. — Не впечатляет. Чонин хмыкает и зовет Сынмина лечь, потому что «спина уже затекла». Сынмин со смехом принимает предложение, и они ложатся. Там Сынмин нежно целует Чонина, а тот в ответ лишь жмется крепче. После поцелуя слышится много «люблю тебя», «я так рад, что это ты» и «ты такой красивый»…***
В какой-то момент дверь отворяется, а за ней тишина и свет гирлянд. Госпожа Ян проходит в комнату и улыбается представившейся перед ней картине: ее сын с парнем лежат в обнимку и спят. Самая красивая картина. Она осторожно достает телефон, чтобы сделать фото. Улыбка не сходит с ее лица, она давно догадывалась, что между ее сыном и сыном госпожи Ким что-то есть, но никогда не лезла в их взаимоотношения. Но именно сейчас ей кажется, что они начали встречаться. Тихо притворив за собой дверь, она спускается на кухню, где ее ждет госпожа Ким, которая приехала забрать сына. Ян Сыльги подходит к столу и кладет телефон перед подругой. — Мне кажется, они недавно начали встречаться. Ким Ёнджи берет в руки телефон. — Они такие милые, я буду рада, если это правда. — Я тоже. Женщины до поздней ночи пьют чай и обмениваются последними новостями, после чего Ёнджи уезжает домой, не решаясь будить сына. А Сыльги пишет мужу, который отправился в срочную командировку, что его сын, кажется, начал встречаться с другом. Отец лишь смеется и замечает, что Чонин столько времени молчал, что даже интересно, когда и как он решит сознаться. В ту ночь пять человек заснули счастливыми, потому что стали чуточку счастливее, чем до нового года. А ведь и правда, зима бывает такой чудесной…