В этом заключается его свобода

— Казалось, что мой мир абсолютно жесток, и в нём не может быть света. Но это не так. Волки обречены на свободу, иначе их сердце разорвётся от нескончаемой тоски. Мы должны развивать скорость, должны догонять добычу. Именно так устроена наша природа. Однажды, ещё будучи волчонком, я понял, что добыча, трепещущая в моих зубах, вкус крови, растекающейся по пасти — не приносят мне удовольствия. Я обращаюсь, только чтобы бежать, чтобы ощущать свободу обращения...       Она коснулась ладонью его плеча, и Морис вздрогнул, словно разговаривал всё это время не с ней, продолжая смотреть на эти бесконечные облака. Их место бесконечной любви. Такой же бесконечной, как и это небо. И бесконечной вражды, которая никогда не закончится, потому что он волк, а она человек.       Шапочка запустила пальцы в его белоснежные волосы, и он закрыл глаза, подставляя их лучам солнца. — Тебе двадцать. Вестара больше нет. И ты можешь всё изменить. — Я не хочу... Не могу управлять стаей. Никогда не мог. И я не смогу без тебя, — сказав это Морис зажмурился. Мотал головой, отрицая всё то, что она могла сказать ему, и то, о чём он мог подумать. — Пожалуйста, — прошептала девушка, обнимая его, а её губы проскользнули по его уху. — Морис, мы должны покончить с этим. Ты стал вожаком. Теперь город вернётся нам. А вы обретёте свободу.       Морис распахнул свои глаза. Она выросла, так же как и он. И боролась за свою правду, за свой город, за людей и за то, что принадлежит им по праву. И сейчас она прогоняла его в лес, взмахивая их любовью, как флагом. Зная, что он ещё в детстве пал к её ногам. — Харди был прав... — Я не понимаю, что ты творишь, Морис! Я знаю, что ты с ней общаешься.               Харди толкнул его к стене, и он почувствовал, как лопатки холодит чёрный влажный камень. Он смотрел на него своим пронзительным взглядом, да так, что у Мориса кровь начала сворачиваться в венах. — Ты же видишься с ней?! Я знаю это. — Ты следишь за мной? — проговорил Морис. — Нет, но я чувствую её. — Он вдохнул запах, ареалом идущий за ним. — Ты пахнешь ею. Морис, однажды она убьёт нас всех, — прошептал Харди. — Она не такая. — Она волкобой. В её крови течёт кровь её отца. Который убил твоего. И она уже не девчонка, она воин. И она делает всё, чтобы нас уничтожить. Как ты этого не понимаешь, щенок? — его голос разнёсся, словно кубарем прокатился, и эхом повторился под сводами потолка.       Морис смотрел в глаза Харди. В них была тьма, но и правда таилась где-то в глубине них. И он знал, что Шапочка жаждет свободы. Она несёт в своём сердце память своего отца. А волки её враги. Ничего не изменилось. — Харди был прав? — переспросила она.       Шапка села рядом. Её руки соскользнули с его плеч. Морис пытался найти её взгляд, но она отвернулась, смотря в бесконечное небо. — В моё день рождения, много лет назад, я приняла выбор и отпустила своего отца. Тогда я приняла мир таким, каким он есть. И поняла, что ты, Морис, мне больше, чем друг, но мы были детьми... Ты принял свой выбор, а я свой. И ты уехал с Вестаром. — Я уехал, чтобы вернуться. Тогда я не мог по-другому. — А я могу? — Она повернулась и посмотрела на него. Так пронзительно, что Морис почувствовал, как слова исчезают с его языка. — Все должны обрести свободу, волки порабощают нас. — Харди сдержал своё слово, того, что было — нет. Налоги не повышаются, никого не обирают, никто не страдает и войны больше нет. — Ну и свободы нет. — Это неправда. — Морис, это правда!       Шапочка встала. Она стояла, широко расставив ноги и сжимая кулаки. Нахмурившись, умалчивала все слова, которые хотела сказать. — Теперь ты вожак и спрос с тебя. — Что ты хочешь от меня? — спросил Морис и отвернулся, перебирая пальцами шелковистые травинки. — Ты же знаешь, что я на всё соглашусь. Но я не уверен, что за мной пойдут. Мне никто не верит и... — Тебя не свергли, не убили. Вестар не изменил своё решение. Тебе поверили, Морис. И я тебе верю, — её голос был слишком громким и ему хотелось зажмуриться и закрыть уши. — Что ты хочешь от меня? — снова повторил он и услышал её шаги.       Она отдалялась от него. Уходила, чтобы вскоре перейти на бег. И тогда Морис встал. Он расправил плечи и вскинул голову, чтобы посмотреть на облака, которые плыли откуда-то и куда-то. Детство ушло, а Шапка приняла свой выбор, как и он когда-то. Пути назад не было, и, усмехнувшись, он развернулся, чтобы в очередной раз её догнать.       Они вместе. Навсегда.       А бег — это свобода. И пусть, что она его плен, и ему придётся принять её выбор, но когда он бежит, то чувствует её запах, ощущает её впереди и в этом заключается его свобода. Морис так решил с самого детства. — Стой, — крикнул он. — От меня не уйдёшь.       Морис развивал свой бег, чтобы через несколько секунд белоснежные лапы коснулись шелковистой зелёной травы. Он услышал её смех. Знал, что она ему поддаётся и в этом была его свобода.