Достучаться

— Милостивый государь, Ваш отец просил передать, что на следующей неделе будут смотрины. Вам нужно… — Хорошо, хорошо, не отвлекайте.       Пётр небрежно ведет рукой, не отрываясь от чтения, приказывая прислуге удалиться и не мешать. Бедный парнишка бета, нарушивший хрупкое уединение цесаревича, неловко откланивается, извиняясь и спешно скрываясь за тяжелыми дверьми библиотеки.       Конечно, он знал, что смотрины рано или поздно должны были случиться. Месяц назад он достиг официального совершеннолетия, а значит, оттягивать с выбором пары больше не было возможности. Хоть он и не хотел тратить столь драгоценное время на такую глупость, но традиции, согласно которым каждый член царской семьи обязан соблюсти церемонию смотрин сразу после достижения восемнадцати лет, вынуждали его подчиниться. И как бы Петра первое время это не напрягало, ведь это сколько времени придется провести не за учебой и не за приобщением к государственным делам, а рассматривая омег, в чем он абсолютно не был заинтересован. Его дело, его долг — быть императором, а значит он должен готовиться к вхождению на престол, а не личную жизнь устраивать. Но на все споры и пререкания отец отвечал четким: «Мы обязаны чтить традиции». Лишь на очередной тысячный эмоциональный монолог чересчур умного и трудолюбивого сына он как-то раскололся: — Знаешь, я ведь был таким же. Тоже не понимал, зачем мне, молодому и вольному, преданному своей родине и готовому положить жизнь за благополучие государства, какой-то там омега. А потом мне выбрали в пару твою мать, и я не скажу, что у нас случилась невероятная любовь или страсть, но она стала мне опорой и поддержкой на долгие годы. И она родила мне наследников. Прими эти смотрины как необходимость, которая через время может сыграть тебе на руку.       Тогда же Пётр подуспокоил свой юношеский максимализм и, не без труда, но все же, нашел хоть какую-то пользу в этих бредовых смотринах: ему самому не придется никого искать и тратить на это время. Достойного омегу, как ни странно, предложат ему на блюдечке, а омега нужен все равно, хотя бы для рождения наследника, он это понимает. Так что эта традиция, хоть и кажется ему несколько глупой, но во всяком случае не болезненной, как несколько лет назад.       Смотрины должны пройти все в их семье: для альф подбирают омег, для омег — альфу. На них съезжаются молодые парни и девушки со всех уголков государства, ведь любая семья только и мечтает о том, как их ненаглядное дитя очарует самого сына Великого государя императора и будет им всем тогда счастье. Такого, конечно, ни разу не случалось. Заблаговременно до самих смотрин гонцы собирают обращения по специальному образцу, ведь это только на первый взгляд кажется, что сам цесаревич выбирает из народа понравившегося омегу. На деле же, конечно, собирается целое собрание, которое эти самые обращения досконально изучает, выбирая лучшую пару для будущего императора и лишь озвучивая ему решение под убедительным ярлыком: «рекомендовано». Никакой красивой сказки тут нет, только холодный расчет: соотношение физических, физиологических, антропометрических и психологических данных. Впрочем, так ли это важно, если такая система за целые столетия еще ни разу не давала сбой?       В тот же вечер глашатаи проносятся по городам и поселениям с долгожданным и радостным для народа известием: цесаревич Пётр приглашает всех незамужних омег, достигших возраста согласия, любого сословия и любого происхождения во дворец на смотрины.

***

      Самая продолжительная часть смотрин — собственно, сами смотрины, когда все желающие омеги в отведенные три дня выстраиваются в очереди у ворот дворца, чтобы быстрее, как можно скорее провести свои законные три минуты с цесаревичем в якобы интимной обстановке. Петру иногда хочется искренне засмеяться в лицо омегам, что так старательно пытаются за эти три минуты объяснить, почему именно их должен выбрать цесаревич. Как будто это имеет значение. Наивные. Впрочем, чего там хочется Петру тоже никого не волнует, поэтому он обязан улыбаться каждой омеге садящийся напротив и усердно создавать видимость, что у каждого входящего есть шанс его впечатлить — ради поддержания духа народа. По крайней мере ему так сказали.       К концу последнего дня, очевидно, улыбаться уже не хочется. Но приходится, поэтому перед вновь подсевшим омегой он вымученно поднимает уголки губ, дежурно здоровается, спрашивая, откуда тот приехал и обязательно благодарит за проделанный ради него путь. Проверенная схема — любая омега тут же тает от незначительного проявления внимания столь значительного человека, и с благоговейным видом принимается расхваливать себя. Петру лишь нужно слушать, или хотя бы делать вид, что он слушает.       Все идет не так на самом последнем претенденте.       В большой зал, в котором сейчас только Пётр, длинный стол, два стула по разные его концы и десятки заинтересованных, что спрятались за потайными дверьми, заходит молодой омега. Парень, скорее всего его ровесник, светлые волосы, зеленые глаза, стройное, почти худощавое телосложение. Он ничем не отличается от сотен, если не тысяч остальных омег, что уже посетили этот зал. На первый взгляд. — Добрый вечер! — Пётр мгновенно натягивает маску и почти рефлекторно начинает говорить, только стоит омеге сесть на обитый мягкой тканью стул, — Безмерно рад Вас встретить сегодня! Как Вас зовут? — Евгений. — Евгений, спасибо, что приехали! Откуда Вы?       Парень несколько мгновений молча хлопает глазами, а после совершенно безразлично говорит: — Ваше высочество, — Пётр чуть не подавился: с таким пренебрежением к нему еще не обращались, — Вы здесь сидите с раннего утра, я качался в дороге несколько часов. К тому же, я прекрасно понимаю, что шанса у меня нет. Да и желания стать Вашим омегой тоже. У меня, если честно, никакого желания разговаривать, у Вас, я думаю, тоже. Поэтому, давайте просто помолчим?       Пётр изумленно открывает рот, переваривая услышанное. Омега дерзит и добровольно отказывается от смотрин — на такое поведение у него инструкции нет. Вдруг, наплевав на все манеры и правила проведения смотрин, он откидывается на спинку кресла, теряя свою королевскую осанку и скрещивает руки на груди: — Зачем приехал тогда, раз ни желания, ни шанса у тебя нет?       Омега нервно кусает губы — Пётр понимает, что попал вопросом в точку. — Вас это не касается. — Ну почему же, очень даже касается, — пожимает плечами Пётр, с вызовом склоняя голову вбок, — ты утверждаешь, что тебе это не нужно, но при этом проделываешь долгий путь и сейчас сидишь в этом зале. Интересно, почему? — Потому что не все в этой жизни происходит так, как мы хотим, — почти шипит омега, стискивая пальцы на оливке стула, — иногда нужно делать что-то ради других. Но Вам ведь этого не понять, Ваше Высочество… — Ты же хотел помолчать? — твердо перебивает Пётр. — А не затыкай меня!       В дверь зала вежливо три раза стучат — оповещение, что время истекает. Евгений тут же вскакивает со стула, задирает нос и уходит — не обернувшись, не попрощавшись, и, конечно, не откланявшись.       Пётр не обращает внимания и старается забыть этого странного омегу. Благо, он сегодня последний и теперь его мозг мгновенно переключается на другие вещи.

***

      Шумно. Впрочем, чего можно было ожидать, входя в зал, что буквально переполнен омегами. Пётр аккуратно приоткрывает потайную дверь, проскальзывая на свое место возле царя. Но его все равно замечают, и толпа тут же замолкает, лишь изредка перешептываясь и роняя восторженные вздохи.       Пётр уверен, что отец выберет ему в партию омегу из рода Мозалёвых. Светловолосый, голубоглазый, из приличной семьи, аристократ, идеально подходит ему по антропометрии — Пётр мельком читал его характеристику, где были указаны рост, вес, группа крови и прочие неприятные данные — и по характеру. Спокойный, аристократичный омега — именно то, что нужно для будущего правителя. Или среднюю дочь Щербаковых, с которой они довольно часто виделись на светских мероприятиях и прочих званых ужинах. Она юна и прелестна, у нее приятная внешность и блестящие манеры. Тоже неплохой вариант.       Отец наконец разворачивается от совещательного круга к ожидающим и собирается огласить вердикт. Пётр ждет, сложив руки за спиной и украдкой поглядывает на шеренгу омег, что стоят, нервно покачиваясь от волнения. Монарх собирается произнести поздравительную речь, как его бесцеремонно и бестактно, совершенно неподобающим образом, дергает за рукав Вероника Анатольевна — учитель Петра и его братьев, главный и самый уважаемый советник царя, а еще едва ли не единственная женщина при дворе, к тому же занимающая столь высокий пост (хоть и не совсем официально. Впрочем это не имеет значения, ведь абсолютно каждый приближенный понимает, кто является истинной правой рукой императора), что-то горячо и твердо ему втолковывая. Любому другому за такое поведение грозила бы едва ли не смертная казнь, но на своего верного слугу и мудрого компаньона отец смотрит с уважением, внимая каждому слову. Сначала брови монарха сводятся в неодобряющем жесте, но после он кивает головой в знак согласия и поворачивается к ожидающим — теперь уже, чтобы вынести окончательное решение.       Пётр не переживает. Ему, скорее, искренне любопытно. — Чтя традиции и законы нашего государства, чтя прошлое наших предков и будущее наших потомков, кладя руку на сердце и клянясь честью царя и царской семьи, и отца моего Великого царя, я величаю старшего сына Станислава Семененко, Евгения Семененко в женихи сыну моему, Петру! Да благословит их Бог! — Благословит их Бог!       Толпа подхватывает как один. Лишь двое молодых людей в ошеломлении безмолвно раскрывают рты — будущий царь, и будущий муж царя.