А меня нет

Я безучастно смотрела, как очередная отрубленная голова падает на грязную землю. Тело, будто пронзенное воспоминаниями о старых ощущениях, дернулось. Но душа и сердце оставались молчаливы и давно уже не отзывались на мои благородные порывы. Как же ощущается страх приближающейся смерти? Когда-то я знала наверняка. Но Версаль изменил меня раз и навсегда, когда совратил на первое убийство. И не кого-то там, а самой королевы! Я поклялась забрать эту тайну с собой в могилу. И еще одну. И еще. С момента, когда я вступила на престол в качестве полноправной королевы, я все сильнее захлебывалась в чужой крови. Но я всегда выплывала. Даже когда была на грани. Природная харизма, хитрость и навыки прошлой жизни помогали из любой передряги выходить сухой из воды. — Все кончилось, ma reine, — прошептал мне на ухо молодой гвардеец. Его усы приятно щекотали кожу, и я позволила себе улыбнуться. Обстановка не слишком располагающая, но кто меня осудит? — Parfait. Не знаешь, где принц? Он вновь не явился на казнь, хотя в этот раз обещал исправиться. — Наверняка резвится где-то на полянке, обскакивает лошадь… Или не лошадь… — гвардеец стрельнул глазками и придвинулся ко мне еще ближе. Я прислушалась к размеренно бьющемуся сердцу, стараясь расслышать намек на волнующее чувство. И… ничего. Пустота, уже многие месяцы раздирающая меня изнутри, не отступала и не уменьшалась, а только уходила в тень, когда мне в голову приходили разного рода забавы. Вот и сейчас мне захотелось отступить. По приезде в Версаль мы с гвардейцем затерялись в лабиринтах и поддались слепой, животной страсти. Двигаясь в заданном темпе, я всматривалась в глаза мужчины, блестящие от удовольствия и гордыни. Тот ли это гвардеец, которому я позволила зажать себя вчера? Может, интрижка в тайной комнате на прошлой неделе?.. Я давно потеряла счет любовников, и иногда мне казалось, что я сплю со всем Версалем. И каждый просто дожидается своей очереди. Это было унизительно, учитывая, какие слухи ползли по великолепному замку. Они омрачали мое существование, но добавляли веселья остальным придворным. А это было им крайне необходимо после скоропостижной кончины короля… Вот он, тот самый момент, когда солнце для меня окончательно погасло. Людовик был единственным человеком на этой земле, кого я любила без остатка, кому отдавалась вся в любое время дня и ночи и была счастлива, ради кого я готова была на все. Я не нашла в себе сил признаться, что я стала палачом его прошлой жены, его ближайшего советника и, признаться, еще многих его приближенных. Чаще во благо – знал бы этот мужчина, сколько охотников за головами плодились у него прямо под носом! Но иногда я действовала только из своего эгоизма. Стоило Людовику выказать особое внимание какой-либо даме, она очень удачно не просыпалась несколько дней спустя. Безжизненные личика некогда прелестных и веселых женщин вызывали в короле мелкое сочувствие, но никак не любовь. Используя свое тайное оружие, я уничтожала пешек одну за другой, не давая им превратиться в королев. Ведь я знала, что такое вполне возможно. За обедом объявился принц. Повзрослевший, широкоплечий, но неказистый и длинный, словно жираф, он слишком походил на мать, а потому безумно меня злил. Я чаяла найти в некогда милом мальчике утешение, мини-копию своей самой большой любви, а в итоге наткнулась на вечное напоминание о поступке, который навсегда меня изменил. Я воспринимала это как крест, который я должна нести во имя искупления. А потому я смиренно выносила любые его выходки и даже старалась вырастить из него достойного преемника и правителя Франции. Людовик, должно быть, и с того света должен гордиться сыном. — И где ты был, mon cher? — Я занимался верховой ездой, — буркнул недоросль, ковыряя вилкой горох. — И что за кобылку ты, прости меня, оседлал? — я резко бросила салфетку на стол. — На что вы намекаете? Какой возмущенный и требовательный тон. Я невольно улыбнулась, но постаралась быстро спрятать слабость за сурово сдвинутыми бровями и сморщенным носиком. Все же есть у милого мальчика что-то от Людовика – характер истинного правителя Франции. Сколько бы я не пыталась подражать их семейному тону, ничего внятного не выходило. Кажется, с этим просто нужно родиться. — Я не собираюсь присутствовать на казнях. — Очень жаль. Поучительное зрелище и закаляет характер, — коротко ответила я и взялась за бокал, чтоб отпить немного воды. Когда я оторвалась от хрусталя, во рту появился странный металлический привкус. Осторожно проведя языком по губам, я еле заметно вздохнула. Мельком взглянула на бокал – его внутренние стенки были испачканы кровавыми следами. Солнце, проходя сквозь хрусталь, заставляло его гореть и превращало в причудливый витраж. На несколько секунд я задумалась – или это сам Король Солнце с другого света плачет по своей любимой, или же Бог пытается выдать все мои секреты, рассказать о них всему свету. Теперь я не убегу. Я могу сколько угодно отмывать руки, застирывать платья, избавляться от орудий убийств, чтобы спрятать чужую кровь. Но ведь от своей не убежишь – она всегда рядом, преследует, напоминает, открывает неудобную правду. — Думаешь, я не знаю, кто отравил моего отца? — принц встал из-за стола и принялся расхаживать вокруг меня, словно хищник, выслеживающий жертву. — Мерзкая ведьма! Я слышала столько обвинений в свой адрес за всю свою жизнь. Многие из них едва ли можно назвать правдивыми. Но никогда еще чужая ложь не причиняла мне столько резкой, нахлынувшей боли. Я с непониманием уставилась на уже теперь молодого мужчину, что зазывал гвардейцев. И когда он успел так повзрослеть?.. Да и я уже не молода. Кожа сморщилась, платья, кокетливо открывающие все то, что обожал оголять Людовик и что мечтали оголить все остальные, уже не выглядели так эффектно и привлекательно. Волосы, моя истинная гордость и достоинство, потеряли блеск. И глаза… Они стали видеть значительно хуже. Вот она – цена времени. И все, что у меня теперь осталось – мое прошлое и яды. — Вы заблуждаетесь, принц. Я любила вашего отца больше жизни, я оберегала его и никогда не посмела бы отравить! Чистосердечная речь вырвалась из глубин моей души. Оказывается, во мне все еще можно было пробудить чувства. Стоит только упомянуть Людовика… — Ну да, — ухмыльнулся принц и коротко кивнул пришедшим на зов гвардейцам. — И мою мать ты тоже не трогала. И Александру нож в спину не втыкала. Верно? Я коротко сглотнула, затравленно наблюдая, как пришедшие на помощь воины покрепче запирают двери нашей семейной трапезной, разминают руки, достают из сумки маленький пузырек с каким-то порошком. Из-за плохого зрения я мало что могу рассмотреть в деталях. — Говори, salope! Говори! — в гневе принц не сдерживал эмоций. Мои уголки рта поползли вверх – ведь эмоциональность была присуща и Людовику. Однако виновник сегодняшнего торжества расценил мою полуулыбку как насмешку, и это еще больше его раззадорило. — Это ты его убила! Ты всех их убила! Ты потравила половину неугодного тебе Версаля! Я слегка потупила взгляд. Мне нечего было говорить. Ведь все это правда. Но как объяснить мальчишке, что все это ради его же блага и что я не трогала его отца? — И сегодня ты тоже умрешь! Где-то вдалеке заиграл оркестр. Веселая музыка изгнала едва зародившийся страх в полусгнившей душе. Я даже обрадовалась, узнав, что сейчас умру. Где-то на кончике языка еще теплился привкус крови. Гвардейцы заломили мне руки и бесцеремонно меня опщупали с ног до головы. Наверное, хотели удостовериться, что им я нож в спину воткнуть не смогу. Что ж, я и не собиралась… Зеленоглазый и длинноволосый гвардеец, кажется, спал со мной на прошлой неделе. А его напарник несколько часов назад зажимал меня в лабиринте. И как им не стыдно? Я, конечно, убийца, но у меня хотя бы есть принципы. Принц еще раз взглянул на меня глазами, полными ненависти. Я приняла его последнюю выходку с честью, будто бы предстала перед Богом. — Всех поработила… А меня нет! — радостно запричитал принц, слегка пританцовывая на месте в каком-то исступленном танце. — А меня нет! А меня нет! А меня нет! — все повторял и повторял он, пока в меня впихивали порошок. Спустя пару минут всем стало ясно, что что-то идет не так. В конце концов, когда гвардейцы использовали весь запас яда, а я стояла живее всех живых, да еще и могла говорить, принц поумерил свой пыл. — Вы просчитались, ваше высочество. И это вам простительно по неопытности. Многие при дворе еще до вас пытались меня отравить. Только вот я все эти годы сама себя травила, и обыкновенные яды вряд ли возьмут мою дьявольскую душу. В глазах принца смешался гнев и страх, он скривился, как его мать часто кривилась, когда я появлялась в поле ее зрения. Это меня позабавило. — Не волнуйтесь, милый принц. Я все просчитала. Не успеете обернуться – а меня нет. Немного помедлив, я добавила. — И вас тоже не будет.