Все пройдет

      – Папуль, я на свидание пойду с Пашей, буду поздно. – Антон и не заметил, как быстро пролетело время с момента, как он водил еще маленькую Лерку в садик, а сейчас это уже его взрослая доченька. Работает где-то удаленно, учиться успевает, встречается с хорошим парнем, вроде все даже серьезно, Шастун с ним несколько раз общался, молодой человек оказался приятным, галантным. Это, пожалуй, устраивает.       – Хорошо, если что звони, я всегда на связи. – Они оба знают: если что-то пойдет не так, Антон примчится по первому же сигналу, и за свою звездочку голову любому оторвет. С возрастом он стал более осторожен, купил себе на всякий случай травмат, перцовку, да и Леру самообороне научил, Пашка даже пожаловался как-то. «Я просто хотел обнять ее со спины, Антон Андреевич, она меня через бедро бросила, и глазом не моргнув, сказала, чтобы не пугал.»       Шаст тогда похихикал, а на душе тепло было невероятно. Он ведь учил, на себе это когда-то тоже прочувствовал, пусть лучше так, чем его золотце оцепенеет в стрессовой ситуации.              – Все будет клево, пап, он меня заберет и вернет в целости и сохранности. Кстати, я хотела с тобой одну вещь обсудить, но давай уже завтра, ладно? Мне кажется, это много времени займет.  – Вот ведь и вся в мать. Интригу повесила и упорхнула к своему благоверному. Намекнула бы хоть, а так даже ниточки не оставила.       Весь оставшийся вечер Антон старался отвлечься, все равно мыслями немного возвращаясь к не завершившемуся разговору. На сколько он будет серьезный, что вообще сейчас требует такого подхода?       Нет, утра он точно не дождется, его же любопытство заживо сожрет, поэтому решает вспомнить старое, включает консоль и берет в руки джойстик, возвращаясь во времена, когда еще дурка внутри играла, кровь кипела, да и в целом жизнь была беззаботнее. Это сейчас он большой серьезный дяденька, ответственный за блага своей жизни и жизни Леры. Еще двадцать пять лет назад, когда он еще даже не планировал отцом становиться, тогда был просто пожар. Голова пустая, шалая, мысли только с кем бы выпить да пообжиматься в очередном клубе.       Если бы он знал, что уже через два года он начнет строить отношения, чтобы далеко и надолго, чтобы семья, свадьба, не менял бы ничего все равно. Было потом и больно, и плохо, и Даша, уже давно бывшая жена, уехала с другим навсегда, оставив ребенка Антону. И он не злился тогда, не злится и сейчас. Понимали все оба. Лерка этого всего стоила. Он всегда выбирал ее, и будет выбирать.       Выбирал, когда вставал по ночам по каждому вскрику, менял подгузники и делал смесь, наутро отсыпаясь на работе.       Выбирал, когда с этой работы ушел на более низкооплачиваемую, лишь бы удаленно, лишь бы ей дать достаточно внимания.       В деньгах он тогда потерял чувствительно, но не критично, все же ситуация поправилась быстро.       Выбирал, когда жизнь оставшуюся тусовочную разом оборвал, потерял многие знакомства, переместился зато на кухню своей квартиры съемной, где собирались только близкие. Где подруги помогали с малышкой, учили как лучше, а пацаны поднимали боевой дух, когда уже совсем нестерпимо, когда зубки резались, и у самого Антона от безысходности слезы градом.       Выбирал, когда на своей личной жизни крест поставил. Да и не нужно ему это особо было. После Даши в его жизни ничего серьезного и не существовало.       Выбирал, когда днями и ночами листал книги рецептов и мамские форумы, чтобы теперь уже они оба могли нормально питаться.       Он и не заметил, как упал в мысли, только звук тихо открывающейся двери и появившаяся на пороге Лера понемногу привели его в чувства.       – Пап? А ты чего не спишь? Все ок? –Стоит, счастливая, с букетом, на диван к нему подсаживается и в глаза заглядывает. – Я ща, цветочки поставлю и вернусь. Смотри, какие красивые, пап! – И вопреки словам она букет только крепче к себе прижимает, обнимает практически. А из-под обертки виднеется немного ромашек. И правда красиво.       – Конечно, родная, ты не голодная хоть? У нас еще блинчики остались…       – Неа, меня Паша отвез в грузинский рестик, там были такие хинкали, что мне даже уходить не хотелось! – Антон за ней на кухню идет и о косяк опирается, наблюдая с теплой улыбкой за всеми хлопотами. Цветы и правда красивые, только веточка с ромашками иголками в душу впивается неприятно.       Об этом времени лучше и не вспоминать. Как гремучая ива, близко не надо подходить. Он правила соблюдает, он уже давно ответственный взрослый.       – Я рад, что ты пришла в таком настроении и у вас все хорошо. Ты же знаешь, когда ты счастлива, я тоже. – Обнимает дочь и в макушку светлую целует, качаясь из стороны в сторону. Лучший анестетик от всего. Но Лера как-то непривычно тушуется, отодвигается осторожно и за стол садится. Антон от неожиданности на нее смотрит удивленно, но садится рядом с выжидающим взглядом.       – О нас с Пашей я и хотела поговорить. Ты не переживай только, все правда очень хорошо, просто… Пап, мы второй год вместе уже – Антон начинает понимать, к чему все может идти, и он, безусловно, всеми руками и ногами за ее счастье, но в голове сразу миллион злостей жизни, и ему хочется для дочери самый легкий путь в жизни проложить, что, если он уже где-то накосячил, недоглядел?       – Паша предложил съехаться, и по секрету, я у него в куртке сегодня кольцо нашла. Только не сказала ничего, но я бы согласилась. Я его очень люблю, пап. Что думаешь? – И смотрит чисто так, искренне, Антон только и может что улыбнуться и за руку ее взять. Нахуй эти мысли лишние. Если он где-то в воспитании и свернул не туда, исправлять уже давно поздно, он может только предложить свою помощь.       – Лерка, блин, вы такие молодцы! Живите, конечно, раз так все серьезно, только ты не забывай, в любой момент, что бы ни произошло, я рядом и сделаю все для тебя. Но ты же и сама понимаешь, есть моменты, которые стоит обсудить. Как насчет совместного ужина? Там можно будет все окончательно обговорить. Обещаю твоего не запугивать, ты и сама справляешься хорошо. – Они хихикают сидят, у Леры глаза мокрые и счастливые такие, она сама теперь в объятия к нему падает и содрогается от слез. От счастья.       Он и сам таким был когда-то давно, жаль что потеряно. И снова стоит отвлечься. Реальность, ему туда. Не в прошлое.       – Давай, может быть тогда семьями сразу познакомимся? Обещаю умалчивать о кольце и сделать удивленно-счастливый вид, когда момент настанет! – Антон воодушевлен. Антон счастье разделяет. Вот и пришло время, когда уже взрослая, когда уже сама решения принимает.       И он бы мог спросить, не рано ли замуж в двадцать, еще сто раз уверена ли, но там по глазам влюбленным горящим и так все ясно, не имеют эти слова смысла сейчас. Поэтому остается радоваться и верить в Леру. В то, что даже если это – ошибка, вкус ее не будет отравлять всю оставшуюся жизнь, что потом болеть и жалить фантомами не будет.       Пусть живут, пока любят, пока полыхают, а он спасет, если что. Как умеет, но постарается.       – А вообще ты прав, надо будет это обсудить с ним. А то вы в глаза друг друга не видели, а тут, вроде как, в тему будет. Но только лучше поскорее, хочется успеть до предложения, наверное.       – Хорошо, тогда осталось договориться и все. Малышка моя, как же я все-таки за вас рад, любите, пока любится. – Улыбается уже отстраненно слегка, голова тяжелая становится. Он сегодня с ностальгией переборщил все-таки, надо это на другую жизнь оставить и куда-нибудь подальше припрятать.       Они до трех ночи пьют чай и болтают, Антон детство Леркино вспоминает, как они в первый раз на море поехали, а когда она побольше стала, на горнолыжку. С дочкой всегда хорошо было, хотя и проблем тоже с ее появлением прибавилось немало. Какие же это мелочи, боже. Он воспитал ее хорошим человеком, и это главное, только бы она была счастлива, только бы не разочаровалась в жизни.

***

      Они договариваются встретиться в квартире у Шастунов, и Антон запекает курицу с картошкой к ужину, ну и надеется, что все пройдет хорошо, конечно. Лера надевает новое платье, волосы закручивает. Красотка выросла невероятная, Паше с ней повезло, и не дай бог он ее серьезно обидит. Пиздец ему тогда.       Ровно в шесть раздается звонок в дверь, Лера идет открывать, а Антон как раз заканчивает сервировать стол и даже не успевает выйти к гостям, как заходит Паша и его родители.       Попов. Попов Павел Арсеньевич. Вот она главная шутка жизни.       Его бьет в грудь воспоминаниями и мир вокруг существовать перестает на ближайшую минуту. Только разговоры вокруг и восторженные отзывы о квартире Антона возвращают.       Тут Арсений. Арсений, которого выпиздили из дома на втором курсе, который завалился в шастуновскую комнату неженкой, что тараканов не видел ни разу и просил выгнать каждый раз, повыше куда-нибудь забирался. Потом только привык понемногу.       Арсений, который на тусовку общажную напросился в первый раз с Антоном, чтобы хоть раз увидеть, как это проходит в действительности. Дешево и откровенно. Которому Антон тогда волосы держал после домашнего вина, с которым тот перебрал.       Потом их первая пьянка вдвоем, чтобы день рождения в большой компании не отмечать. Поцелуи долгие, когда почти до секса дошло и в последний момент одумались. На кухне сидели, картошку жареную доедали из сковороды прямо, молчали.       Даже забить пытались первое время, но не получилось как-то, все равно друг к другу тянуло.       И все развивалось то стремительно, то медленно, но неизменно необъятно хорошо.       Арсений, который подарил ему ромашки когда-то. Первый и последний букет в жизни Антона.       Квартира, которую снял Арсений, в которую позвал Антона, где они ютились вместе еще два года, где обещали друг другу много чего. Где доверяли.       Где планировали, что выучат новый язык, где планировали переехать и пожениться тайно. Где любили. Открыто, не стесняясь.       Арсений, который сейчас глазами своими яркими светит, с женой рядом. С той, к которой когда-то давно ушел.       Потому что им хорошо вместе было, любили они искренне, но серьезного, Антош, ничего не построишь, а если этот брак состоится, меня родня обратно примет. И деньги будут, и жизнь нормальная.       Как у всех чтобы. От общества прятаться всю жизнь трудно, противостоять ему тем более. Я только тебя люблю, но одной любви, кажется, становится мало. И если сможешь когда-нибудь – прости, но я многого не прошу, и сам знаю, что поступаю с тобой хуево.       Шаст в тот же день съехал. По друзьям первое время мотался, из ночных клубов не вылазил, трахался напропалую, только с каждым днем будто еще больше хуевило. По ночам рыдал по синьке, диплом защитил еле-еле и от жизни отключился окончательно.       Потом только Дашка постоянно с ним носиться стала, вытягивала как-то, из жалости пожить предложила, отчитывала даже иногда, но от души все. Она влюблена была, Антон знал это прекрасно. А она знала, что взаимности, которой хочет, не добьется, но все равно пыталась.       Антон знает, что не идеален. И тогда был, и сейчас. Только из-под палки Дашкиной на работу пошел и узрел нормальную общечеловеческую жизнь. Бухать так часто перестал, деньги им приносил в квартиру, все ей отдавал.       Семья без свидетельства о браке и была. Даша знала, что Антон не уйдет никуда от нее, но и любить сможет только по-человечески, никаких тебе искрящихся взглядов, обычный среднестатистический секс. Пусть заботливо, осторожно и нежно, но без страсти.       Антон ей был благодарен тогда бесконечно, делал все, что мог. Только полюбить не мог искренне, пусть и пытался.       Все все знали. Просто Даша оторвала пластырь однажды вместе с кожей. Антон ее понимал и понимает до сих пор. Было и было.       Только сейчас Антон вежливо извиняется и сбегает в ванную, где умывается ледяной водой, дышит часто, губу нижнюю судорожно закусывает. Он же забывал, старался хотя бы. И теперь отец будущего мужа его дочери – его же бывший возлюбленный, похуй, любимый человек. Теперь слезы льются из его глаз. Он понимает – Арсений первая и единственная его искренняя любовь, только не сложилось уже когда-то, но режет почему-то как раньше, будто не было всей этой тонны времени.       Арсений ведь единственным мужчиной в его жизни был. Первым и последним. Потом Даша, ребенок, и деваться некуда. Ответственность, никого, кроме Лерки, зато сейчас будто кол осиновый в сердце вставили. Слишком больно.       Нестерпимо.       Это все сон, неправда, ему точно показалось, не может ведь так жизнь издеваться. Только с очередным похлопыванием лица ледяными пальцами наваждение не сходит. Антону плохо, Антона рвет в унитаз.       Он в истерике, только этого показать нельзя, да и зачем?       Только он тут поломанный, побитый. И бог с ним. Если от этой встречи зависит счастье его дочери, он выдержит. Пройдет все это, утопит, лишь бы Лера жила счастливо. Его счастье ушло когда-то, пусть молния не ударит в одно место дважды, пусть!       Полотенцем вытирается и выходит на кухню с улыбкой до ушей. Даже с Арсеньевских шуток посмеиваеится, хотя от каждого его слова внутри умирает.       Они обсуждают главные моменты с переездом и Антон сливается уже через час: на работу вызвали, мне так жаль, проведите оставшийся вечер хорошо.       По городу на машине катается, вспоминает. Хотя и зря. Уже под утро возвращается, все уехали, только Лерка не спит. Выходит к нему и смотрит с жалостью какой-то, одними глазами просит поделиться, что за хуйня произошла.       – Это плохая идея была, Лер, я что-то поплыл слишк…       – Никто тебя на работу даже вызвать не мог. Я же знаю. Расскажешь? – Губы поджимает, мнется и не понимает, лучше было спросить или промолчать.       Антон лицо руками закрывает, дышит тяжело: все равно не отпустило. Смотрит на дочь украдкой и кивает.       – Сейчас, разденусь только. – Та все понимает, выполняет его просьбу безоговорочно. Уже ощутила: все не так, даже спорить желания нет. Антон сначала на кухню заходит и достает коньяк с двумя бокалами, только потом к дочери идет, садится с ней рядом, уже более собранный внешне, хотя внутри все равно дыра зияет, когда-то давно так и не запаянная. Она никогда закрыта не будет, и Антон это принял. Со звоном на кофейный столик все ставит и предлагает молча ей. Лера кивает.       – Все даже хуже, чем я думала, да? – Кивок. – Прямо на столько, что коллекционный достал? – Еще один. – У тебя все время мира, пап, я подожду.       Антон разливает на два пальца и залпом выпивает сразу. Внутри все и ничего одновременно, затылком на спинку дивана падает, делает пару вздохов, дежурно больше. Все равно расскажет. Лера не маленькая давно, Антон знает – она все поймет. Сидит с бокалом и отпивает немного, по предплечью его рукой гладит.       – В общем-то ничего смертельного, ты не думай, это мои только тараканы, просто переклинило. Когда-то я был на втором курсе…       И рассказывает, чтобы не так эмоционально все выглядело, понимает, что не вышло, когда у мелкой глаза на мокром месте уже.       – Ну я тут вообще-то не сериал пишу, чтобы публика плакала, ты чего. Просто было и было. Я сам виноват, что пройти это нормально не смог, а Арсений хорошо живет сейчас. Семья, все дела. Я рад, что у него получилось добиться того, о чем он мечтал.       – Папа, не надо тут, хочу и плачу, ты сам учил, просто это все… – Она сама себя обнимает и Антон обнимает ее сверху тоже.       – Ты чего? Все ведь живы, у меня ты появилась. Самое большое счастье моей жизни. Так надо было значит.       – Это значит, ты больше так не любил. – Антон пытается возразить, что за Леру жизнь готов отдать, тему перевести, но она будто мысли его читает, стопорит. – Не не не, я не считаюсь, не сливайся с темы. Просто это… В голове не укладывается.       – Да. У меня тоже. Но ничего, пройдет, Лер. Главное, чтобы у вас с Пашкой все нормально было. Никогда себя в обиду не давай.       – Конечно нет. Тем более у меня есть такой защитник, от него никто не скороется. Антон Андреевич зовут, но ты его не знаешь. Ему-то я точно всегда могу довериться. – Лера улыбается широко и отца обнимает тоже. А на улице уже рассвет. День закончился, прошлое должно остаться только в прошлом, алкоголь Антона заставляет пойти спать. Леру забирает Паша.       И ему лучше не знать больше и не видеть, что где-то недалеко Арсений засыпает который год в своей отдельной спальне, достает их старую полароидную фотографию из книги и до скрежета в зубах жалеет. Он бы согласился все поменять, согласился бы тысячу раз. Но уже давно в чудо не верит.       Еще когда разговаривали сидели на кухне, когда глаза мокрые у обоих были, не мог себе этого простить. С годами не поменялось ничего. И вряд-ли поменяется. Останется только фотография, где они молодые и счастливые.