Scars.

Под светом единственной, тусклой лампы в углу комнаты, он осторожно касается шрамов на спине, слегка давит, лишь для того, чтобы услышать приглушенный в подушках вздох. Пальцы бродят по изгибам рубцов, и Марк благодарит всех богов мира за то, что может увидеть их, прикоснуться к ним, назвать своими так, словно он оставил их на нем как клеймо. Он вел пальцами вдоль тонких старых ран, как по линиям на карте, желая лицезреть то, что привело к этим неровностям на коже. Логан лежит на животе без верхней одежды. Только в джинсах немного жарко. Совсем рядом — Марк, в своем привычном деловом виде, костюме с галстуком и золотыми запонками на рукавах, касался спины лежащего вновь и вновь. — Я люблю тебя, — шепчет Марк, опуская ладонь на поясницу, и с минимальной силой вдавливая ногти в кожу, — так люблю. Логан чувствовал, что каждый его вдох был тяжелым. Он устал лежать на кровати, позволяя Хоффману просто наслаждаться видом его искалеченной когда-то спины, читая как молитву о своей безутешной любви. Нельсон давно перестал обращать внимание на свои шрамы и перестал думать о новых, воспринимая их как должную часть своей жизни. Каждая из этих ран имела свою историю — страшную (как те на спине, самые большие, которыми сейчас не мог насытиться Марк), трагичную (припоминается то время, когда его держали в заложниках, и оставляли глубокие раны на предплечьях, когда он отказывался отвечать на вопросы), а порой и глупую. Некоторые из них пришли от смелых прыжков с высоты, другие — от бессмысленных аварий на дороге. События, которые привели к этим шрамам, были разнообразны, и он не гордился ими. Вместо этого мужчина нес их, как тяжелое бремя, опасаясь, что окружающие могут отвергнуть его из-за этих рубцов. Эта тревожная мысль, что его тело ужаснет или вызовет отвращение, все еще оставалась в нем. Даже когда Марк без остановки утверждал, как же они ему нравятся. Со временем, эти шрамы стали такой же частью его самого, как сердцебиение или дыхание. Он даже забыл, как выглядел без всех этих "историй", и примирился с ними, как с вынужденной частью своей жизни. А Хоффман не прекращал. Он никогда не останавливался, и даже после расставания, детектив помнил каждую неровность тела доктора, ощупывая его с той точностью, с которой Логан обычно вскрывает трупы на своём операционном столе. Руки массируют, давят, гладят, сжимают то слабо, то посильнее. Губы целуют и оставляют только влажную дорожку, но никак не засосы. Жена увидит - убьет. Решит, что изменяет. По сути так и было. Нельсон смиренно молчит, когда чувствует, что руки переносятся со спины на таз снова. — Логан, я люблю тебя. А Логану тошно. Тошно оттого, что он тоже его любит. Даже после всех ссор, всех криков и разногласий. После всех разбитых бокалов с алкоголем, после всех разлитых кружек кофе, после выбитого ударом по лицу, зуба, Логан тоже его любит. И это не приносит того удовольствия, которое было когда-то давно. Не приносило удовольствия особенно в те моменты, когда Нельсон вспоминал про свою жену и дочь. Было ужасно принимать тот факт, что он изменяет Кристине, нагло врет ей в лицо, и в то же время старается поддержать статус хорошего мужа, отца, и в принципе человека. — Марк, прекрати. — Он не выдерживает и мнёт под собой подушку, чтобы наконец-то привстать и развернуться к нему лицом, облокотившись на спинку кровати. Хоффман явно огорчился, но старался не подавать виду. У него не вышло. — Мне пора, — с этими словами, док слепо ищет руками футболку, которая была отброшена в спешке. Марку это зрелище не доставляет особого удовольствия, и он, вставая с кровати, привлекает к себе внимание другого. Логан трезво ощущает, как его способность говорить что либо против постепенно, но с бешеной скоростью ускользает от него. Его глаза приоткрываются слегка шире, возможно, чтобы зацепиться за что нибудь, что может вытащить его отсюда, или же не для чего иного, кроме как видеть лишь Марка перед собой. Ноги его еле держат прямо, пока он удивляется тому, как вообще смог подняться с кровати, как может продолжать сопротивляться до сих пор. Это продолжится не долго, это никогда не занимало много времени, потому что детектив уже измельчил все возможности закончить их встречу прямо сейчас. Логан щурится от глухого удара затылком о стену. удар можно сравнить разве что с укусом комара, но он настолько пуст, что ощущение боли разрастается до практически невыносимого. Ткань пиджака Марка мнётся под чужими пальцами. и детектив так смотрит на эту вытянутую руку, словно это самая ничтожная граница, которую он ещё раз переступит. Ещё, ещё, и ещё, чтобы ощутить незаменимое. Логан не ощущает контраста - стена холодная, а человек поодаль, ещё холоднее. Но он так просит, такие слова говорит, и с таким трепетом вжимает доктора в стену, будто точно знает, что ломает что-то важное, и потому ломает осторожно. — Может быть тебе и пора, но ты навсегда останешься здесь, со мной, — Какое то время он занимает на то, чтобы рассмотреть искрящее эмоциями лицо доктора. такой, никакой, всё ещё хотящий вернуться домой. — Прошу, — Добавляет он, уже тише, намного тише, и эту просьбу закрепляет небрежным поцелуем в щеку. Логан прикрывает глаза, он раздражен своим состоянием, действительно пытается отвернуть голову в сторону но всё, что чувствует, так это руки Марка, любой ценой удерживающие его на месте, вжимающие его в эту стену, втаптывающие его сердце в землю снова и снова. — Марк, нет, сейчас же прекрати, — Он тоже хочет добавить, тоже хочет тихо прошептать «пожалуйста». не потому, что действительно хочет уйти, а потому, что сейчас развалиться, и хватка Хоффмана не будет достаточно крепка. — Скажи мне, что любишь, — Вспомнить последний момент, когда голос детектива был нерешительным, полным сомнения вряд ли выйдет, и даже сейчас, пока его слова оседают в горле Логана комком, они привычно спокойны, чётки и едки, — Скажи мне это потому что ты действительно так считаешь, — Льнёт к шее Логана, он совсем близок чтобы коснуться губами, но вместо этого он проводит шершавыми кончиками пальцев по ней. чувствует, как жизнь вбивается в его пальцы, как пульс неугомонно рвётся наружу. — Потому что ты сгораешь точно так же, как я, — Логан опускает свой взгляд в пол, моргает, и нет, не прогоняет слёз прочь. они возможно и постоят ещё секунды три, но выльются рекой. выльются, и Марк их не сотрет никогда. оставит прожигать кожу до самых костей. — Она потянет тебя вниз, Логан, — Пальцы его соскальзывают с шеи, но доктор хватает их, и сжимает. он пока что не решил и не придумал, для чего, но это выводит Марка из ряда мыслей на какой то момент, — А я потяну ещё дальше, — Первый поцелуй он оставляет на шее. расстояние между ними - никакое. возможно, отойди он на шаг назад, Нельсон повалится тут же на пол. — Но ведь я люблю тебя, — Резкий вдох это то, что позволяет детектива избавить себя от любых слёз преждевременно, — Я люблю тебя, — Шепчет, пока ищет ещё не поцелованный участок кожи. — Марк, — выдох, — ты знаешь, что мы не можем, — он произносит это на одном дыхании. Попытки сопротивляться он оставляет почти сразу же. Он знает, что это не поможет ему, а может и наоборот раззадорить фантазию Марка, сделав хуже (хотя Логан не уверен, хочет ли он этого или нет). — Ты прекрасно знаешь, что я не могу, — слова вбиваются в мозг как гвозди, проникая в самую глубь так ровно и идеально, что кажется, так и должно быть. Должно быть так, что Логан с оставшимися мыслями собирается, и слабо сжимает руку Хоффмана, чтобы в итоге отпустить ее, дать ей так привычно блуждать по телу, задевать край футболки, впиваться в предплечье и останавливаться на шее, чтобы после - спуститься вниз, и так по порочному кругу снова и снова. В такие моменты, когда детектив по особенному не хочет отпускать Нельсона, последний забывает о жене и дочери, отдаваясь порыву страсти и забытых ощущений. Он как чертов сексоголик, гоняющийся не за дозой оргазма, а за ощущениями, в которых можно забыться о всех проблемах. Как же Хоффман достал его. Достал выражаться так, что сносило крышу. Смотреть так, что теряешь голову. Шептать, убеждать, принуждать к действиям, или наоборот к бездействию. В недавно натянутой футболке становится до безумия жарко, тесно, потно и совсем неприятно. С Кристиной у него такого не было ни разу. Ее отталкивали его недостатки. Рубцы на теле, чрезмерная болтливость, в некоторой мере несерьезность в делах, где она нужна. Ее отталкивал характер Логана, его поведение и стиль жизни. Она с трудом доверяла ему подержать дочь на руках, уверяя, что если он сдвинется хоть на сантиметр - уронит. Жизнь с Кристиной не доставляла удовольствия, больше не доставляла. Казалось, что после Хоффмана - любой покажется ангелочком. Но дело было даже не в Кристине, которую не предупредили о странностях Логана, дело было в самом Логане, который засыпал с мыслью о том, как себя чувствует Хоффман, и не забыл ли он покормить кота? Марк словно игнорирует слова Нельсона, преследуя еле уловимое удовольствие от происходящего. Не ясно, вертит ли доктор головой, чтобы показать акт протеста, или наоборот, предоставить Хоффману больше пространства кожи для горьких поцелуев и пятен. — Зато я могу, Логан. — Голос отражается от стены и вбивается в самые уши. Заседают где-то в мозгу и не выходят оттуда. Он будет вспоминать это на работе, за семейным ужином, в кровати с женой. Он будет вспоминать напористые руки, уверенно водящие вдоль ребер. Будет вспоминать тембр голоса и темп дыхания. Будет вспоминать каждое сказанное слово и каждый сделанный жест, и ему будет стыдно. Но стыдиться он будет потом. Через час, или два, когда Нельсон все таки уйдет, оставив Марка одного. А пока что, детектив укладывает доктора обратно на гостиничную кровать. На глазах образовалась пелена, и первые слезинки скатились вниз по простыне, и Логан попытался скрыть это, повернув голову в сторону. Главное - не смотреть на Марка. А Хоффман никогда не возражал слезам. Наоборот, они ему даже нравились. Ему нравилось вытирать их пальцами, нравилось видеть как глаза краснеют, как веки дергаются, как губы дрожат и Логан шмыгает, умоляя, чтобы тот прекратил (или продолжал). Нельсон привык плакать. Привык, что его поддержат, успокоят, если не сделают еще хуже. Привык не стыдиться своих слез, привык их не сдерживать. А сейчас, если жена хоть каплю заметит в уголке его глаз, так он сразу слабак, не достойный быть отцом для их ребенка. Он и был слабаком, хорошо. Он признается в этом и отчаянно пытается сдержать поток слез, но с Марком он просто не может сдерживаться. Совсем нет. Он не знает, было ли это доверием или чем-то еще. Просто слезы для них как особый символ, означающий то ли любовь, то ли ненависть. В любом случае, они оба оставались довольны. Логана определенно успокаивался после того, как поплачет. Может по нему и не скажешь так, в начале, когда он чуть ли не задыхается от подступающих слез, но потом всегда становится легче. Марк склоняется над кроватью и поворачивает его голову на себя. Холодные запонки коснулись чужого лица, и те начали мокнуть от проливающихся слез. — Смотри на меня и плачь. — Поток слёз мгновенно усиливается. Они текут по пальцам, по ладони, по рукавам. Второй рукой детектив тянет футболку Логана вверх, стягивая её вновь, так же спешно отбрасывая в сторону. *** Свет в коридоре включается посреди глубокой ночи, а входная дверь захлопывается медленно. Сразу становится ясно, что вошедший хотел явиться в дом тихо. В остальных комнатах выключен свет. Только из детской горит ночник. И оттуда слышится детский плач. Мелисса. Твой отец - последняя скотина, недостойная тебя. Наглый лжец и эгоист. — Где ты шлялся? — голос Кристины прорывается сквозь крик, и та выходит из-за угла. На руках дочь, укутанная в сиреневое вязаное одеяльце. Вопрос Кристины - резкий. Она определенно хочет пристыдить его. Он знал, что так будет, потому не реагирует слишком эмоционально, а молча стягивает кожанку с плеч. — Ты меня слышишь? Желание отвечать дальше мгновенно исчезло. Кажется, она пару раз щелкнула пальцами. Слова застряли у него где-то в гортани. Он слышал ее всегда, но никогда не прислушивался. Это была его вина, когда он делал ей предложение в порыве эмоций, и теперь страдают все. Может, он и не любил её никогда по настоящему, а просто пытался заглушить боль новыми ощущениями. И всё же, его достало всё это. Достало то, что Кристина так к нему относится. Достало то, что всё не может быть как раньше. Достали домашние ссоры, достала разбитая посуда и колкие слова. Все это с ним уже происходило. С ним и Марком. Проблема в том, что Марка он все таки любил. Иначе он бы вернулся на несколько часов раньше, и может быть он поужинал бы дома. — Ты можешь побыть отцом хоть раз? Не ради меня, а ради Мелиссы. — Первым ощущением после этих слов стал гнев. Он сжал ключи в руках, и их металлическая часть впилась в кожу. Он чувствует, как жгучие слезы подступили на его глазах, снова. Нет, нет-нет-нет, только не в этот момент. Он не прольет слёз перед ней. Нет. Он сделает это только перед Марком. Покалывающие ощущения злости разлились по всему телу, и Логан почувствовал, как сдавливает легкие - будто тяжелым, мощным прессом. Да так резко, что кажется, он собирается выплюнуть все остатки кислорода за секунду. Стены ужасно давят, будто собираются схлопнуться. Кажется, Мелисса до сих пор плачет. Ему тесно. Ему тошно. Ему плохо. Слова формулируются в голове слишком быстро, а произнести он ничего не может. Все сливается в один большой клубок шерсти, с которыми обычно играют коты. Вытянуть нить логических мыслей трудно. Он хочет извиниться, признать, что он не прав. Хочет успокоить дочь, обнять жену, уверить, что все будет в порядке. Но Логан - человек честный, и врать не будет. Потому он не пообещает, что все будет хорошо. Только не между ними двоими и не в этой жизни. В голове что то переклинило, но на подсознательном уровне тот понимал, что стоит отступить, как он и делал всегда, да бы избежать с ней очередных ссор. — Кристина, прекрати. — Сдержанно промямлил он. Перед глазами Кристина - или пелена с нечеткостью зрения. Он мог бы закричать, мог бы ударить. Его разъяренное состояние спасла единственная мысль о методах Марка. Он ведь не такой. Логан бросает ключи на консольный столик, и с этого момента лишь этот звук прерывает тишину. Очень противоречиво выходит, однако. Хочет ли он избежать ссоры, или «поставить» ее на место? Нельсон и вправду не знал, чего хочет больше, и эти эмоции заставляли его метаться из стороны в сторону, как если бы он был всадником на глупом шоу с родео. Впрочем, все люди так или иначе состоят из противоречий. — Уходи, — он слышит, как ее голос надрывается. Кристина отворачивается от него, прижимая дочку к своец груди, и повторяет: — Уходи. Вина с тяжестью свалилась на него. Хорошо, что он ее осознает. Он виноват. в том, что завел семью и не позаботился о них. В том что изменяет Кристине. В том, что он ее не любит. В том, что Мелисса плачет. Она всего лишь мать, которая хочет жить счастливо. И только Логан мешает ее счастью. Она наверняка надеялась, что они будут счастливы вместе. Только сейчас он замечает ее уставший вид: она держит худыми руками ребенка. Волосы её - спутаны, но кажется она хотела заплести их в пучок. Кристина похожа на тех больших собак, которые всегда выглядят усталыми. Как какие нибудь сенбернары. Уголки их глаз спущены и имеют вокруг морщинки. У нее они такие же. Впалые, грустные, а острые скулы двигаются. Она от нервов кусает внутреннюю сторону щеки. Если бы был какой-то способ вернуть все как было, он бы им и воспользовался, и не сделал бы Кристине предложение. Дело не в ней, опять же, дело в нем. Мелисса, твой отец - бессовестный ублюдок. Кристина, твой муж - бездушный мерзавец. И ему ужасно стыдно за себя. Наверное, ему стоит сходить в церковь и исповедоваться. Его подтолкнет это к немногочисленным людям, скромно оставшимися подле аналоя с Евангелие, кающиеся в своих грехах. Возможно, он совершил ошибку еще тогда, когда встретился с ней, или познакомился с Марком. Или когда женился на ней а потом переспал с ним. Или когда решил, что Марк ему не нужен (или он не нужен Марку). Логан не знает этого, но точно понимает, что ему сейчас лучше всего сделать: уйти, как она и попросила. Кожанка снова пропадает с вешалки, а дверь захлопывается так же тихо. Она провожает его тяжелым взглядом, а Мелисса сонно всхлипывает под одеялом. *** Он не заводил машину. Он вообще не взял ключей от неё. Выйдя из дома, он решил, что нужно напиться в хлам. Логан всегда держался на большом расстоянии от кутежа неадекватных людей. Максимум пару кружек пива или бокалов шота. Это отличало его от знакомых, коллег и приятелей. Он свежее и рассудительнее. Ему не нравились слишком пьяные люди, или те, кто слишком много курил, а наркоманы так вообще, герои его кошмаров. Он считал их нездоровыми, как и на физическом, так и на моральном уровне. Но сейчас, он готов был примкнуть к ним и разорвать свой принцип, не думая о последствиях. Еще один хороший способ забытт о своих проблемах и разочарованиях в жизни. Бар совсем обычный, ничем не примечательный. Здесь играет джаз, а потом блюз. Здесь четверо или пятеро официантов, которые разносят только напитки. Закусок мало, а за барной стойкой как обычно несколько человек что-то бурно обсуждают. Здесь есть несколько столов для бильярда, в который охотно играют пару мужчин. Свет от мягких подсветок окутывает деревянные полы. Золотисто-бронзовые декорации, расположенные вдоль массивного стойла, мерцают как звезды. Выразительные стеклянные бокалы стоят на мраморной поверхности нескольких подносов. За барной стойкой бармен с невидимой легкостью делает трюки, переливая жидкость из одного стакана в другой. Звуки льда, тихий стук бокалов и громких смех посетителей. Все наслаждаются жизнью, и у всех улыбка на лице. Либо они и вправду счастливы, что весело проводят время здесь, либо они настолько пьяны, что совсем забыли о своих проблемах. Так же хочет и Логан. Бармен засуетился - стаканы застучали между собой, а Логан всё ещё держал свою недовольную рожу. — Коньяку — За стойкой полился крепкий напиток прямо в тот бокал, что со звоном приземляется на глянцевую поверхность стола. — Приве-ет, — девушка с золотыми локонами подсаживается к нему, поправляя платье с глубоким декольте. Она опирается на руку и глядит на Логана искрящимися глазами. Видно - выпила. Новые знакомства это не то, чего ожидает Нельсон от этого вечера, потому он старается не обращать внимания ни на нее, ни на её блестящие украшения. Она протягивает ему руку, но Логан ее не пожимает, а лишь окидывает неприятным взглядом. От новоиспеченной гостьи несет перегаром и кислотными духами, от которых кружится голова и тянет блевать. — Как тебя зовут, красавчик? — он снова не реагирует, потому говорящая вздыхает и подзывает бармена к себе, заказывая себе бокал вина. — Я Стефани, — не дожидаясь ответа от него, она представляется сама. Мужчина продолжает молчать, минуя ее слова мимо ушей. И её нудный голос ещё раз затрещал в ушах Логана. У последнего же возникло непоколебимое желание затрещать ей по голове. Но вместо этого, несколько неприличного жеста, с его рта вольно слетает недовольное — Шла бы ты отсюда, — Сплёвывает слова, при этом желая плюнуть ей в лицо. — Чего ты, красавчик, я знаю мотель тут совсем неподалеку, — Блондинистая бестолочь расплывается, буквально растекается в дурной улыбке. Да и сама она пошатывается так, словно сейчас стечет по барной стойке, либо же на крайний случай, на пол. — Выход там, — Небрежным жестом Логан указывает на дверь. А там, красуется ярко светящаяся, максимально, по мнению Нельсона, привлекательная для блондинки надпись: «ВЫХОД». Логан без особого энтузиазма отвечал ей, до тех пор, пока на плече он не почувствовал чужую руку, тяжелую и грубую. Оборачиваясь назад, перед ним встает фигура на вид не самого приятного мужчины. От него веет табаком так же сильно, как от его «собеседницы». Логан щурится, и уже хочет вернуться к своей выпивке, но рука на плече сильно давит, не позволяя Нельсону повернуться. — Какого хрена ты от неё хочешь? — незнакомец склоняется в сторону Стефани переведя на нее хмурый взгляд. — Ничего, — Логан отвечает коротко, но с такой интонацией, будто сам не знает ответа. Незнакомец отпускает его и качает головой в сторону, как бы намекая блондинке, чтобы та уходила. Она невинно хлопает ресницами и делает, как ей и сказали, забирая какой-то бокальчик с собою. «Наконец-то» - это единственное, о чем успевает подумать Нельсон, прежде чем получить кулаком в глаз. Пронизывающая боль сопровождалась сильной пульсацией. Логан чуть ли не упал на пол, но бокал, который он так крепко держал в руке, с треском разбивается, и осколки разлетаются, привлекая к себе всеобщее внимание. Логан успел схватиться за край стола одной рукой, другой же, из который выпал стакан, он прикрыл пострадавший глаз, который начал безостановочно слезиться. Мужчина бранит всё на свете, когда незнакомец пропадает из виду, а бармен постукивает пальцами по барной стойке, требуя от Логана компенсировать разбитый бокал. Ему ничего не остается, как оплатить. Кажется, это стало последней каплей. Точкой кипения и принятия не самых разумных решений. Глаз он так и не смог открыть в помещении: тот стал чувствителен к свету, а зрение чуть ухудшилось. Нельсон выходит из бара, захлопывая дверь, а глубокая ночь встречает его холодным ветром, который сразу «освежил» его. На телефоне мелькают много номеров, и Логан, кажется, принимает самое неверное решение в своей жизни, заказывая такси. Он не знает, пожалеет ли он потом об этом или нет, но движимый желанием быть кому-то нужным и бысть с кем-то, кто ему близок (и конечно же, алкоголем), он садится в машину называя адрес, параллельно ощупывая глаз. Неприятная боль постепенно начала отступать. Дорога не должна была быть слишком долгой, но за это время, Логан успел обдумать все свои решения и действия. Он словно плыл в потоке сомнений, а каждое сказанное слово, каждый сделанный шаг и каждый проделанный жест мог оказаться последним. Он колеблется слишком сильно, но когда машина останавливается, тому все же приходится выйти. Уверенность еще сильнее ослабла, когда он предстал перед такой знакомой дверью. Логан нервно постучал по ней несколько раз, надеясь, что ему откроют. Открывали ему всегда: не важно, какое время суток на улице, какая погода, какое настроение, он откроет ему при любом раскладе карт. Откроет даже если они поссорились или если кто-то по глупому держит обиду. Это не было похоже на любовь, это больше похоже на отчаянный поступок. И словами не описать, как сильно Логан ощущал свою жалость, а Хоффман - свое превосходство над ним. И если бы только что-то в их жизнях можно было поменять, какую нибудь черту характера или привычку. Может быть, ситуация не была не настолько безвыходной. Может быть, все переменилось бы к лучшему, и обстоятельства не возвращали бы Нельсона на порог этого дома. Марк откроет ему всегда: он знает, что Логан к нему вернется. Он всегда возвращался, как пес, и другой всегда открывал двери. Этот раз - не стал исключением из правил. Замок щелкнул, а дверь с коротким скрипом открылась вовнутрь. То, что сразу попалось на глаза Хоффману, стал раскрасневшийся глаз Логана, который хоть и перестал слезиться, все равно немного отек. Его глупая, слегка пьяная улыбка сбивала с толку, а глаза с напряжением и опаской заглядывали в чужие. Пальцы вокруг холодного металла сжались, движение и поза его были напряженными. На лице этот напряг не отображается ни коим образом - гадкая ухмылка тут же проступила на губах Марка. Оба молчали, хотя знали, что этим все и закончится. Хоффман схватил врача за лацкан рубашки, сминая ткань небрежным, размашистым движением. Он тянет Логана на себя рывком, и второму не нужно делать никаких усилий над тем, чтобы попасть за порог.