***
Двалин уважал Оина больше, чем кого-либо другого, но это отнюдь не означало, что он смотрел на комнаты исцеления с чем-то другим, помимо отвращения. Даже хорошо обставленные, они оставались местом поражения. Сейчас Эребор был лишь руинами: разбитый и сломленный, такой же, как и его король. Его кожа покрылась мурашками при одной лишь мысли о неправильности всего этого. На поле битвы Двалин с силой и уверенностью держал в ладонях рукоятки топоров. Он знал, что будет дальше, и мог с лёгкостью всё контролировать. Здесь же, в этой каменной ловушке, он был ничем иным, как тенью, витающей вдоль стен комнаты и молчаливо наблюдающей за Оином, ведущего собственную войну против разрушительной инфекции и трещин на костях. Тем не менее, даже если целитель победит — даже если он сможет вырвать наследников Дурина из лап смерти — это будет пустая победа. Ни один из них никогда не будет прежним. Ни в теле, ни в разуме. В лучшем случае они изменятся. В худшем… Двалин тяжело вздохнул и прислонился спиной к стене. Воспоминания походили на первые лучи весеннего солнца, впервые видимые после продолжительной зимы. Когда-то они с Торином были молоды и безрассудны, и в их разговорах было меньше смысла, чем в разговорах Кили и Фили. Они были дерзки и твёрдо уверены в том, что одержат победу в схватке с судьбой, обретя собственный путь. Осталось слишком мало юношеских убеждений, которых они оба всё ещё придерживались, но одному Двалин и Торин оставались верны. Лучше погибнуть смертью героя, убитого на поле боя, чем умереть через несколько дней или недель от ран. Лучше сразу же отправиться в славные залы Махала, чем задержаться на пороге, то выныривая, то снова погружаясь во тьму. И всё же, пока они были живы — они могли выбирать. А смерть? Она не давала никакого выбора вообще. Поэтому Двалину не оставалось ничего другого, кроме как ждать, наблюдать за тем, как творятся чудеса и готовить себя к тому, что лежит впереди.***
— Двалин… — низкий голос Торина звучал наполовину как мольба, наполовину как угроза. — Хочешь, чтобы Оин содрал с меня шкуру? — Двалин сложил руки на груди и покачал головой. Это была долгая, тяжёлая зима, но Торин и его племянники пережили её. Да, в будущем они могут стать отличными воинами и достойными лидерами, но на данный момент все трое оставались ужасными пациентами. Суетливыми, нетерпеливыми и откровенно не подчиняющимися прямым приказам Главного Целителя. Оин, само собой, принял всё это сходу, но остальные? Слабаки. Торина со всех сторон окружали документы, любезно предоставленные Балином, он был одет в приличную одежду благодаря Дори, и сыт по горло незаконной выпечкой, контрабандой притащенной Бомбуром с кухни. Оин, в свою очередь, разрешил Торину вставать с кровати, но ограничился комнатами исцеления. Это подразумевало под собой запрет на прогулки вокруг Горы и проведение заседаний Совета. Это также означало абсолютное отсутствие спаррингов. — Один час. Не более того. Если я не выберусь из этой комнаты и не окажусь под открытым небом… — Торин замолчал и слегка покачал головой. — Несколько мгновений в тренировочном зале. Это всё, что мне нужно. Двалин должен был отказаться. Если бы Торин использовал своё звание короля и превратил просьбу в приказ — Двалин бы так и поступил. Без малейших колебаний. Но это был не Торин-твой-король, а Торин-твой-друг. Брат по оружию, который нуждался в помощи. Двалин прекрасно знал, что стоит за этой просьбой: страх потери власти над собственным телом и боязнь того, что придётся полагаться на других ради собственной безопасности. В этом плане все гномы были одинаковы. Двалин недовольно проворчал пару крепких словечек себе под нос, зная, что если он не согласится, то Торин попросит кого-нибудь из членов Компании помочь в побеге. Лучше это будет он сам, знающий, чего стоит ожидать от Торина, чем Ори, который всё ещё кланялся каждый раз при входе в комнату. — Один час, — наконец согласился Двалин и закатил глаза, когда Торин улыбнулся, вместо того, чтобы ответить тем же. Хотя, по правде говоря, было приятно видеть счастье на лице своего старого друга. Сколько лет Двалин молча наблюдал, не в силах ничего изменить, как его брат, отягощённый бременем их изгнания, стареет раньше времени? Комнаты исцеления располагались недалеко от тренировочного зала. Тем не менее, несмотря на небольшое расстояние, Торин двигался как гном, который был уже одной ногой в могиле: медленно, с трудом сдерживая стоны боли. Двалин изо всех сил старался не замечать собственное сердце, громко стучащее о рёбра, и отдающее дурью желание о предложении помощи, которое горькой полынью осело на языке, так и не будучи высказанным. Ушла в небытие грация его друга — крепкие, уверенные движения сменились болезненными и слабыми. Вернётся ли всё это в один день, или Торин будет вынужден провести остаток жизни калекой? Широкие просторы тренировочного двора замаячили перед ними. Ни души, что было совсем не удивительно. Тренировки были роскошью, которую практически никто из обитателей Горы не мог себе позволить. Все были слишком заняты восстановлением либо себя, либо Эребора. И это отнюдь не сыграло на руку Двалину, так как зрители могли бы заставить Торина сдержать себя. Он не был из числа тех, кто охотно выставлял себя на всеобщее обозрение. Само собой, в категорию тех, чьего внимания хотел бы избежать Торин, не входил Двалин. Они слишком долго знали друг друга, несмотря на всё дерзкое хвастовство и глупые ошибки. Они были свидетелями лучших и худших времён жизней друг друга. Торин глубоко вдохнул и закрыл глаза, наслаждаясь весенним ветром. Чистый и прохладный, он мазнул Двалина по щекам и, заливисто хохоча, скрылся за ближайшим поворотом, разнося вокруг мелодию предстоящего дождя, который клубился тёмными серыми тучами где-то у самой кромки горизонта. Если Торину и было холодно, то он никак это не показал. Лишь крепко сжал кулаки и подставил лицо ветру, который, в отличие от него самого, не был пленён искалеченным телом. — Как странно. Я скучал по этому. — Ты слишком долго пробыл над землёй, — пробормотал Двалин. — И слишком привязался к небу и облакам. Торин хрипло рассмеялся. — Как будто ты не чувствуешь того же, старый друг. Двалин хмыкнул. Не то чтобы он мог поспорить с этим. Гномы были далеко не такими затворниками, как говорили слухи, но большинство и вправду предпочитало горные залы открытым дорогам и ясному небу. Возможно, если бы Эребор остался прежним, блестел и искрился в своей былой славе, как до дракона — они были бы такими же. Но им предстоит пройти долгий путь, прежде чем они смогут вернуть себе дни роскоши и комфорта. — Положи это, — прорычал Двалин, когда его выдернул из собственных размышлений яркий солнечный луч, отразившийся от тусклого металла. Торин несколько раз взмахнул тренировочным мечом, который ещё мгновение назад висел на одной из стоек для оружия, разбросанных по всему периметру зала. Хотя, по правде говоря, клинок в руках Торина едва ли можно было назвать оружием. Ржавый и грубоватый, он выглядел таким же бесполезным, каким чувствовал себя Двалин. — Мне не поздоровится, когда Оин об этом узнает. — Ну, если мы всё равно попадём в беду… — Двалин застонал. Прошло более ста лет с тех самых пор, как Торин в последний раз произнёс эту фразу, но воспоминания были всё такими же чёткими и яркими, как будто это случилось только вчера. Двалин помнил их; молодых, глупых и беззаботных, крадущих угощения из кухни. Разумеется, с подачи Торина. Двалин практически ощущал вкус сладкой мягкой выпечки на языке. Тот Торин, яркий, улыбающийся и озорной, практически исчез, что наяву, что в памяти Двалина, давно похороненной под долгами и бременем их скитаний. И всё же блеклая тень того, прежнего Торина, стояла прямо перед Двалином, размахивая тренировочным мечом. Дух Дурина было не так-то и просто вытравить из его потомков. — При условии, что ты примешь на себя справедливую долю гнева Оина. Торин слегка склонил голову в знак согласия. — Само собой. Двалин фыркнул и покачал головой, прежде чем достать тренировочный меч из стойки. Нужно отдать должное Торину, тот всегда брал на себя ответственность за все их безумные поступки. Возможно, он и был одним из тех, кто втягивал Двалина в неприятности чуть ли не каждый день, но он никогда не оставлял его наедине с последствиями, как могли бы поступить другие юнцы королевского рода. — Не переусердствуй, — грубо произнёс Двалин, всё же не удержавшись от напутствия. — Ворчание Оина — это одно, но если ты потревожишь старые раны и твои кишки вылезут наружу, изгваздав кровищей весь пол… — Я не буду. Если бы это было сказано беззаботно или пренебрежительно, то Двалин сразу же отступил бы назад, но Торин говорил со всей серьёзностью короля, обещавшего сделать всё возможное для престола, на который претендовал. Тренировки были естественной вещью для них обоих, а движения, выбитые отцами и учителями на костях, выучены телом на уровне инстинктов. Они впервые взяли в руки топоры и клинки, когда стали достаточно взрослыми для того, чтобы стоять самостоятельно, поэтому движения приходили откуда-то из-за пределов сознания. Они текли из Двалина, как кровь из раны, так легко, как только могли. В отличие от Торина. Тело гнома помнило, что нужно делать, но оно было изранено и не могло с прежней лёгкостью подстраиваться под желания своего хозяина. Не раз и не два клинок в руках Торина колебался, прежде чем сделать следующее движение. Двалин замедлил свой темп, чтобы соответствовать скорости Торина; пот струился по его спине, а мышцы протестовали против малейшего движения, со скрипом подстраиваясь под своего хозяина. Лезвия едва слышно звенели, встречаясь друг с другом, без какой-либо реальной силы. Цель состояла не в том, чтобы сражаться друг с другом, а в том, чтобы напомнить телу, что значит держать меч в руках. Двалин ожидал, что характер Торина покажет себя, но его глаза так и не потемнели от разочарования. На этот раз он, казалось, принял свои пределы. Возможности Торина были ограничены израненным телом, но Двалин всё равно оказался впечатлён. По правде говоря, он не ожидал, что Торин сможет просто поднять клинок, не говоря уже о том, чтобы им владеть. Но не только это заставило гордость за брата расцвести в груди Двалина. Торин походил на ржавые петли столетних дверей, которые уже забыли, каково это — быть открытыми, и теперь с трудом сбрасывали с себя ржавчину, чтобы доказать миру, что ещё рано было списывать их со счетов. О-о, пройдёт ещё много месяцев, прежде чем Торин сможет сражаться с той же силой и умением, которыми он обладал в те времена, когда они только вернули себе Гору. И всё же, впервые за всё это время, Двалин чувствовал проблеск надежды. — Хватит, — наконец провозгласил Торин, тяжело дыша и вытирая пот со лба. И с аккуратностью, скорее всего, даже не отдавая себе в этом отчёта, стёр пыль с клинка рукавом рубашки. От старых привычек весьма трудно избавиться. Двалин знал об этом лучше, чем кто-либо. Это было вбито в их разум на уровне инстинктов — стирать кровь с металла. Возможно, в сегодняшней битве не было пролито ни капли крови, и велась она не на поле боя, а в тренировочном зале, но для Торина это была победа. Торин сделал первый шаг к восстановлению своих сил, и Двалин наконец-то сможет вздохнуть полной грудью. — Дай сюда, — приказал Двалин, протягивая руку, чтобы повесить оба клинка обратно на стойку. Когда он повернулся, то увидел Торина, сидящего возле стены и подставлявшего лицо тёплым солнечным лучам. Двалин умыл лицо и руки в одном из каналов, пронизывавших весь Эребор, и набрал воды в глиняную чашу, что стояла рядом, прежде чем подойти к Торину. — Выпей, — Двалин всунул чашу в руки Торина и уселся рядом с ним у стены. Торин не встретился с ним взглядом и не произнёс ни слова, но в этом и не было необходимости. Двалин всё знал и так. Несмотря на все приказы Оина, Торину был нужен этот побег — шанс доказать самому себе, что он на верном пути, чтобы снова стать гномом, которым он когда-то был — и Двалин подарил ему такую возможность. Торин отложил чашу в сторону и впился взглядом куда-то в безбрежную синеву неба, на которой появились первые пёстрые тучи — предвестники скорого дождя. С такого ракурса Эребор казался огромным. Монолитной скалой, которая может с лёгкостью защитить всех своих детей от бури, но только спустя несколько мгновений Двалин понял, куда на самом деле смотрел Торин. С этого расстояния это был похоже всего лишь на вспышку яркого света на западе: золотые волосы и маленькая, даже для гнома, фигура. Хоббит опирался на одну из балюстрад, окружающих крепостные валы, и, казалось, наслаждался открывающимся перед ним видом. Зная Взломщика — тот, скорее всего, наслаждался одиночеством. Тень омрачила черты Торина. Не гнев или презрение, как в начале их путешествия, а раскаяние и тоска, вперемешку с сожалением и болью. Двалин мысленно вздохнул. Он предпочел бы столкнуться с десятком орков в одиночку, чем иметь дело с этим, но у судьбы, как всегда, были свои планы. Он видел, как все изменилось между Бильбо и Торином во время их путешествия, от антагонизма к вежливости и дальше, до чего-то грубого и неровного, не успевшего обрести ясные черты. — Всё исцеляется, — начал Двалин, сложив руки на груди, когда вокруг них поднялся ветер, предвещающий весеннюю бурю. — Всё будет так же, как и раньше. Ещё до того, как ты успеешь понять это, Торин, — Двалин слегка кивнул в сторону Бильбо. — И если ты сделаешь всё правильно, то получишь намного больше, чем Гору и народ. Двалин улыбнулся, когда на щеках Торина появился лёгкий румянец. Его король был способным малым, но дела сердечные никогда не были сильной стороной Торина. Тем не менее, он не стал заикаться и оправдываться так же, как он это делал, будучи юнцом. Возможно, наконец Торин понял, что любовь не была слабостью, которую нужно было стесняться. Первая капля дождя сорвалась с неба, затерявшись среди пыли тренировочного зала, а через мгновение ровный тихий стук заполнил собой всё вокруг. Двалин с рычанием поднялся на ноги одним слитным движением, прежде чем протянуть руку. Торин принял помощь без малейших возражений. Гном слегка споткнулся, измученный усилиями, но в его глазах снова появился свет жизни, и это было самым главным. Ради этого Двалин был готов рискнуть всем. Даже возможностью получить вполне настоящих тумаков со стороны Оина. — Что дальше? Возможно, Торин ожидал, что его отправят обратно в комнаты исцеления. Судя по взгляду, который он послал Двалину, он не ожидал, что ему самому дадут шанс выбрать следующий пункт назначения. Сотни эмоций сменяли друг друга на его лице в течение нескольких секунд: борьба между желанием и здравым смыслом. Использовать свободу по максимуму или потратить время на восстановление? — Давай вернёмся к Оину, — решил он, наконец. — Пусть он суетится, ругается и видит, что наша вылазка не причинила мне ни малейшего вреда. — А потом? Торин оглянулся через плечо, снова на Гору и опустевший вал. Но на этот раз на его лице не было грусти. Вместо этого там было твёрдое намерение, которое и привело их через всё Средиземье и вырвало Эребор из загребущих лап Смауга. — Посмотрим. Двалин молча кивнул в ответ. Что бы ни планировал Торин, какое бы будущее ни выбрал для них, Двалин будет рядом с ним. Братья во всём, за исключением крови.Конец