Для тебя, с любовью

      Пенелопа ненавидела цветы. — А ты, дорогуша, все чаще занимаешь мои мысли. Мне кажется, или я влюбился в тебя?       Ненавидела розы, и то, как они вьются на дне ее лёгких вспарывающими мясо шипами. Алые, роскошные. Бездушные. — Я люблю вас, миледи. Любил задолго до нашей первой встречи и буду любить после этой.       Ненавидела незабудки, которые вырывались вместе с кашлем и ее грязной, сгнившей кровью. Невинные, нежные. Двуличные. — Я верен вам, хозяйка. Моя жизнь посвящена вам.       Ненавидела вьюнок, душащий трахеи, выползающий наружу длинными стеблями. Так, что приходилось протаскивать пальцами оставшееся изнутри. Живучий, изящный. Паразитирующий. — ...я сожалею о том, как раньше относился к тебе. Но теперь ты правда важна мне.       Ненавидела пионы, которые забивают горло подобно вате, и порой не давали дышать. Стойкие, крепкие. Капризные. — Ты все ещё не моя сестра. Но ты можешь быть для меня кем-то другим.       Ненавидела лилии, которые ко всему прочему морили ее нутро ядом, отравляя и разморяя. Грациозные, прихотливые. Зависимые.       Пенелопа ненавидела цветы. И то, что она вынуждена умирать из-за них.       Она их ненавидела. — Кого вы ненавидете, госпожа....? — Любопытствует Эмили, стоит неопрометчевой брани сорваться с языка Пенелопы.       (на его корне уже чувствовались лепестки вьюнка. пионы душат горло, а сердце сжимают ревнивые шипы) — Неужели кронпринц удостоился ненависти моей госпожи? — Расплетает косы, снимает заколки-звезды, точно заботливый садовник обрезает сгнившие бутоны. Пенелопа с дергающейся бровью (и парой полноценных незабудок с соцветиями лилий в груди) закидывает голову и почти весело отвечает: — Что за глупости — я ненавижу всех в равной степени.       Глупо.       Глупо умирать из-за чьей-то одержимости. Вот так — становиться гниющей клумбой в корсете. А какой впечатляющей...       (Одна мысль о том, что Пенелопе придется ответить взаимностью хоть кому-то из этих убийц выворачивало ее расцветшие внутренности наружу)       Если честно, Пенелопа просто хотела жить.       Но, видно, кто-то свыше решил, что любовь сбрендивших мужчин ценнее ее жизни.       Какой-то безумный приказ на любовь. Но любить было отвратительно.       Пенелопа цветет — молодые ростки просачиваются сквозь кожу. Прорываются наружу, словно в жажде увидеть свою хозяйку. Она бледнеет — кровь высасывают мелкие корни — и уже просто выплевывать содержимое желудка не получается. Этого мало. Они требуют большего.       Пенелопа благоухает. Глупые аристократки хвалят за появившийся вкус к дорогому парфюму, а у той появляется лишь одно простое желание засунуть им в глотку пару десятков цветов, чтобы посмотреть, как им это понравится. Как они будут мямлить с забитым ртом и восторгаться непрошенной "л ю б о в ь ю".       Пенелопа увядает. Врачи смотрят на нее с безысходным ужасом — предлагают распороть грудь скальпелем и достать паразитов наружу. Пенелопа леденяще ухмыляется синими губами и смотрит глазами мертвого человека, который уже успел смириться: — Вы так хотите получить от меня прощальный букет, доктор?       На ее могиле — для всех чужой, для пятерых убийц необходимой — росли роскошные цветы. Алые розы, голубые незабудки, белые лилии, розовые пионы и в довершение ко всему трогательный вьюнок. Последний подарок, который она получила посмертно.       Покойная Пенелопа ненавидела цветы.