Её звали Вики

      Её звали Вики.       Ви-ки – имя легко перекатывалось на языке, простое, совсем не великое. Неполноценная, урезанная версия «Виктории», победительницы. Такой она и была, эта Вики. Ничего из себя не представляющая девчонка, занимающаяся самым бесполезным занятием, которое только можно было выдумать.       Маль злился. Кровь, такая же, как у него, текла в ней – кровь его родителей. Ослабшая с поколениями, но живая, настоящая, порождённая их необъяснимой любовью друг к другу, куда большей, чем Маль мог бы себе представить.       Он знал, что любовь, в какую не верят, на самом деле есть: родители любили его так сильно, что убили чужого ребёнка, чтобы сберечь своего; любили так сильно друг друга, что нарушили все запреты, отказались от всех сил и способностей и стали ничем – песчинками в потоке времени, – только бы быть вместе. Их любовь стала причиной всех его страданий, Маль это знал. Маль ненавидел любовь.       Поэтому, когда Вики – имя красиво перекатывалось на языке, как мягкий струящийся шёлк – впервые умерла, и много позже, когда она, оставив за плечами закованного в камень Шепфа, потеряв мать и друзей, улыбалась ему, Мальбонте презирал всё своё существо, чувствуя ответное тепло в груди. Всё, что оставалось в нём светлого, всё, чем был Бонт, тянулось к ней, жаждало дать ласку и заботу, которую Вики заслуживала.       Она пожертвовала всем, что имела. Он не мог пожертвовать своим гневом.       Он ненавидел себя и ненавидел любовь к ней, которую испытывал. Века, проведённые в мучениях, не смогли заглушить то, что вложили родители, как драгоценное семя, в его сердце: оно рвалось и рвалось из него, но Мальбонте всегда умел держать себя в руках.       Любовь. Она была причиной всех бед. Мальбонте не хотел чувствовать любовь, хотя и признавал её силу: он никогда не недооценивал своих противников.       Когда он вновь мучился от кошмаров, наполненных шёпотом Шепфамалума, Вики будила его своей прохладной, узкой ладонью, гладила лицо и улыбалась так, будто знала, через что он проходит. И он ненавидел это, она ничего не знала, но чудовище внутри покорялось её рукам. Шёпот затихал.       — Он имеет над тобой такую власть, потому что в тебе сейчас больше тьмы, чем света, — говорила она. — Тебе незачем воевать с добром внутри себя. Это не битва. Это просто ты.       Просто ты. Мальбонте убил Бога. Он сделал это тьмой. И не было в этом ничего простого.       — Когда ты примешь Бонта, тебе станет легче.       Её глаза сияли, красивые, добрые. Вики – имя перекатывалось на языке, короткое, но до странного ей подходящее, победительнице, которой для победы необходима помощь – вся такой была, красивой и доброй. Ещё маленькой, глупой, несдержанной. Но великой – Мальбонте был её.       Он отвернулся, глубоко вздохнув. Кулак, зажавший сердце в тиски, до того ослаб, что Мальбонте больше не чувствовал его давления. Мальбонте не хотел любить её. Он злился, злился – но она растворяла эту злобу как утренний туман. Всё уродливое, убогое, что было в нём, она обращала в пепел. Он ненавидел и это.       Когда Чума заперла Вики в камере на три долгих месяца, а потом велела привести, до страшного худую, измождённую, покрытую более никогда не заживающими шрамами, Мальбонте понял, что он не знал ненависти. Он познал её теперь.       В глазах Вики не было страха, ужаса, отчаяния – всего, что её живое лицо выражало бы раньше. Одно лишь неверие осталось. Она смотрела на него так, будто видела впервые. Чудовище внутри рвало когтями грудь: она была здесь, её нужно было защитить, а Мальбонте стоял на месте. Он отвёл глаза, не в силах видеть разочарование во взгляде напротив.       Вики сделала несколько шагов. Её лёгкая, пружинистая, как у воина, походка, превратилась в немощные неловкие движения. Она упала. Он оказался подле неё быстрее, чем осознал свой порыв.       Чума закричала. Мальбонте что-то ответил ей; он и не задумался, что. Только Вики, весящая, как ребёнок, овладела его вниманием. Он злился, и гнев, казалось, очернил его кровь. Мысленно он молил Вики: молчи, стой смирно и слушайся, я спасу тебя.       Но Вики – имя героини перекатилось на языке как заточенный клинок – не нуждалась в его спасении. Она обратилась к каждому из всех, кого знала и кому доверяла, встретив только глухую стену в ответ; они понимали, что другого выбора и не было, но она, полубезумная от длительного заключения во тьме, не могла этого понимать.       Вики задрожала. Кончики крыльев, мягкие, Мальбонте помнил, как пушок детских ангельских перьев, колыхались в воздухе, вибрируя в ответ на силу, что Вики старалась призвать из глубин истощённого тела.       Она делала глупость. Мальбонте не мог остановить её. Сейчас она лишит себя преимущества перед Чумой, подставится, и как же он сможет помочь ей в будущем? Как её защитит? Как сохранит эти ладони, дарящие покой, и эту душу, знающую любовь?       — Не могу… — прошептала она. Голос подводил её. Мальбонте хотелось одолжить ей свой.       — Что, птенчик? Говори громче, твой голосок не слышен, — Чума же, напротив, говорила звонко и отчётливо. Мальбонте ненавидел этот звук.       — Не могу с этим смириться, — сказала Вики.       Мальбонте показалось, что его лёгкие сжались, лишая его возможности дышать. Чудовище, Маль, Бонт – каждая частица его существа воспротивилась происходящему, он вскинул руку, но было поздно.       Вики всегда понимала его. Он не смог понять её вовремя.       Тёмное сияние охватило её ладонь, но направилось не вперёд, как ждала Чума, а в собственную грудь.       — Нет! — Чума вскрикнула, метнулась вперёд, но сила Мальбонте, таящаяся в маленькой Вики, была много могущественней её крохотного тела. Никто бы не успел.       Она погибла в то же мгновение. Зияющая рана, обугленная по краям, имела форму её узкой ладони.       Мир затих.       Всадница, наверное, визжала: Мальбонте не слышал. Он всё ещё не мог дышать. Шёпот заполонил его голову, сдавил виски, но перед ним было лишь тело Вики – имя, которое Мальбонте больше ни одной душе не позволит перекатывать на своём языке, – осевшее на пол. Её красивые глаза больше не выражали доброту. На живом лице застыла смерть.       Он почувствовал на себе крепкую хватку чужой руки. Слишком широкая, слишком горячая, она не была рукой Вики. Злость снова охватила его, чернь залила зрачки. Он едва не прожёг эту руку насквозь, сдержавшись в последний момент.       То был Люцифер. Он удержал его, поставил ровнее, а затем ударил в живот. Воздух вышел из лёгких, и Мальбонте вздохнул.       — Не смотри. Дыши, — коротко, отрывисто сказал бывший Сатана. Его смуглая кожа стала зеленоватой, на лбу выступила испарина.       Мальбонте хотелось уничтожить Люцифера. Мальбонте хотелось заплакать. Мальбонте не знал, чего ему хотелось, но гнев всегда побеждал там, где печаль проигрывала.       Сила заструилась по его венам, готовясь выплеснуться, но Люцифер вновь ударил его – грубо, по-человечески, кулаком в челюсть, – сбивая всю сосредоточенность. Красные глаза выглядели жалкими и влажными. Будто Люцифер имел право на слёзы.       — Хочешь за ней? Вперёд. Лишишься шанса отомстить. Закуют, как собаку, вот что будет, — шипел он.       Мальбонте прикрыл глаза. Спина ослабла, плечи опустились.       Чума исчезла. Всё пошло не по её плану.       Вики умерла.       Мальбонте возвёл глаза к высокому сводчатому потолку. Бесчисленное количество часов он провёл с ней в этом зале: они решали проблемы, думали над сводом законов. Вечерами Вики украдкой шептала, что хотела бы когда-нибудь детей. Вики любила бы их так, как родители Мальбонте любили его самого. Может, сильнее: её не ведающее страха сердце билось за десятерых.       Мальбонте презирал любовь всю свою жизнь – единственную силу, что была у Вики. Но сколь бы ненависти не было в его душе, он не мог не любить Вики. Разве был бы он, если бы не было этого чувства? Он так любил её, всё ещё любил, просто теперь не знал, что это вообще значит.       Лишь одно он знал точно.       Её звали Вики. И он никому не позволит забыть это имя.