***
Снова быстрые удары метронома. Вновь бомбы летят на окруженный город. Свист слышится над городом. Но Ленинград не двигался с места. Он знал, что надо бежать, идти, ползти в убежище, надо скрыться, но он не мог. Библиотека, в которую он приходил каждый день после работы в Смольном, грозилась стать его последним пристанищем. Еще пару недель назад Саша в прострации отметил, что ноги немеют сильнее обычного. Однако он заставил себя выйти на улицу. Ему нужно было двигаться, необходимо доказывать ленинградцам, что город жив, что он не сдался, что есть за что бороться. В Смольном ждали новые доклады с фронта... В ходе последней операции прорвать кольцо не удалось, но и Ленинград все еще стоял. Хоть и с удавкой на шее, но он был. После Саша долго обдумывал свое положения, сидя в библиотеке. Его обычное место было в закутке, он заменял библиотекаря, который недавно скончался от голода. Ноги заболели неожиданно и с такой силой, что встать, казалось, приравнялось к смерти. Очередная бомба ударила четко в основание главной улицы. Фугасная бомба попала в Аничков мост, причиняя новую нестерпимую волну боли в районе сердца. Саша тихо заскулил. Люди нестройной линией тянулись к выходу. Саша сквозь пелену провожал каждого, молясь, чтобы они выжили. Они в эту страшную минуту не думали об Александре. Они устали. Они хотели, чтобы все кончилось. Они хотели жить. Только маленький мальчик с книгой сказок подмышкой случайно завернул за один из стеллажей и заметил Невского, который сжимал бумаги, пытаясь унять дрожь. Мальчик как мог быстро подошел к Саше. - Дядя Саша, Вставайте! Вставайте, пожалуйста! – ребенок, не отпуская книги, схватился за Сашу, пытаясь его поднять. Они были знакомы. Именно Саша научил его читать здесь, в библиотеке. Невский часто подсказывал ему, где лежат самые интересные сказки и не раз подкармливал маленького читателя. - Коленька... – губы еле шевелились, – иди. Прячься. Оставь меня... - Александр Петрович, – по нездоровым, худым щекам ребенка покатились слезы. Саше казалось, что слезы это что-то, что закончилось давно. Что-то, показывающие эмоции, а не оболочку... – Вставайте! Пожалуйста, Вы у меня ОДИН остались! Кто если не Вы! Прошу, пойдемте! И Саша встал. Несмотря дикую боль, что туманила разум. Он встал и пошел, ради Коленьки... Николай, подхватил Александра под руку, и они вместе покинули библиотеку.***
- Понимаешь, Миша? Он меня не оставил... он меня поднял... – Саша надолго замолчал. Его взгляд был расфокусирован, так что казалось, что он смотрит в себя. Миша проникся глубоким уважением и благодарностью к маленькому жителю Ленинграда, который помог его любимому пережить блокаду... - Сашур, а ... что с ним стало? – Миша знал, что это опасный вопрос, но он хотел знать. - Ммм.. кажется, в 43 я посадил его в машину... и его увезли из Ленинграда... дни без него стали невыносимы, но я надеялся, что ему станет лучше... – Саша глубоко вздохнул, – он оставил мне эту книжку с самыми любимыми сказками, – Он с нежностью провел пальцами по потрепанному переплету, – ту самую, в руках с которой он меня спас... даже подписал. Саша с некоторым благоговением открыл книгу, на пустой странице неровным, дрожащим почерком было выведено:«Александр Петрович, Вы – Великий Ленинград! Держитесь! Вставайте, пожалуйста. Живите. Люблю Вас. Николай»
- Он знал, что ты город? - Конечно. После того дня я забрал его к себе. Он не раз снимал мои приступы от бомбежек или смертей... – Саша неуверенно посмотрел на Мишу. В его взгляде отчетливо читался страх, – я просто не мог не сказать, понимаешь? – Миша успокаивающе кивнул. Он хоть и не любил, когда города раскрывают свою личность перед простыми людьми, но Коленька не был простым. – А он как будто бы знал... - Сашур, что было дальше? С ним? - ленинградская болезнь... миша, он умер от болезни названной в честь меня, – Саша шептал, он не мог говорить громко о своей боли. – Врачи ничего не смогли сделать. Он не выдержал. Он умер, Миша. Он же покинул блокадный город.... но не пережил последствия... Эта книга все, что у меня осталось от маленького героя. Санкт-Петербург не говорит о блокаде. Не говорит о своих потерях. Но он все помнит. Он всех помнит.