i wanted to be one that you could understand

робин прижимается к ее голой, горячей коже. целует небрежно, мажет губами, плавится под чужим дыханием. ей настолько хорошо, спокойно и нежно, что она даже не пытается думать. отдается лишь чувствам и позывом тела, ластится к осторожным рукам нэнси. она наконец-то получила то, что хотела, наконец-то она может целовать, не боясь, любить, не страдая и разглядывать, не останавливаясь. маленький мир робин, куда вход был разрешен только уиллер, уже давно был разрушен, но теперь его растоптали окончательно. не осталось ничего, никто не выжил. ни одинокие надежды, ни горящие чувства, ни наивные мечты. а растоптала его нэнси. нэнси, которая была единственной, кому она доверяла все, с кем она почувствовала себя в безопастности, поэтому и пустила в себя, не задумываясь о последствиях. мир был растоптан официальным подтверждением отношений между нэнси и джонатоном. робин понимала ее в какой-то степени: отношения с девушкой в такое время не каждый потянет, да и сам джонатон был очень даже хорошим вариантом для нее: спокойный, простодушный, тихий. и бакли это понимала, поэтому ненавидела себя, джонатана и весь этот мир еще больше. держаться за руки — чудесно, но когда делаешь это именно с ней, то в животе приятно тянет, а широкая улыбка появляется сама. губы буквально зудят от желания прикоснуться к чужим, но одновременно таким родным губам. руки у нэнси достаточно сухие и никакие крема, даже с волшебным запахом вишни, ей не помогали, но робин было откровенно все равно. это были самые желанные руки на свете. как и слегка обкусанные губы, которые почти всегда пахли какими-то ягодами и мягкие, пушистые волосы. это просто была нэнси. со своими порой странными привычками, с теплым, звенящим смехом, с иногда серьезными, но при этом нежными взглядами. нэнси была родной, любимой, желанной. джонатан обнимает уиллер, робин кажется, что ее вот-вот вырвет. он трогает ее замечательные волосы, которые вообще-то предназначены только для бакли, касается с такой осторожностью ее розоватой щеки. ей даже хочется возмутиться: какого черта он себе позволяет? но потом она спрашивает себя: «а какого черта позволяешь себе ты?» и молчит с прискорбным выражением лица. он целует нэнси. все так-же отвратно-нежно. тогда уже даже робин не выдерживает и отводит взгляд, то ли из-за рвотного рефлекса, то ли из-за горьких слез, собирающихся в уголках ее глаз. она отворачивается. не хочется дышать, не хочется это видеть, не хочется это ощущать. иногда робин задавалась вопросами по типу: «а она все еще скучает по мне?», «любит ли?», «может. представляет меня на месте джонатана?». но никогда не находила ответа, несмотря на то, что он был на поверхности. она не хотела в это верить. возможность касаться нэнси осталась лишь в безнадежных снах, глупых мечтах и невозможных надеждах.