Бешенная

Рейнольд окружающий мир ненавидит: ярко, громко с вульгарными высказываниями, и нарушением тысячи и одного правил. За что невиданное множество раз получала наказания, но даже синие отметины на коже не помешали ей с истериками гнать учителей по теме «соулмейтов». Тот самый окружающий мир, где «прилюдные оргии» — нет Отец, я не собираюсь этот разврат называть «встречей судеб», — это норма; где постоянные соблазнения, и извращённые игры являются синонимом слова «романтика» и «любовь». Ей противны чаепития молодых дам, где все обсуждают свои ощущения, когда их «дорогой наречённый» смеётся. На чаепития она перестала ходить в тринадцать лет, когда в одно утро проснулась с испачканными в крови простынями и одеждой. Потому что именно тогда возрасте устанавливается связь с соулмейтом. Рейнольд, до этого, никогда не верующая в бога стояла в комнате пропавшей младшей сестры и молилась. Слёзно умоляла чтобы связь не проявлялась, что ей противно только от одной мысли о таких ощущениях. Ей страшно, впервые страшнее, чем когда отец узнаёт о том, что она не посещает, и гонит учителей подальше от себя. Даже онемевшие от часовой переписи книги по этикету, и синие отметины на коже не подавляли её страха. Рейнольд молодая, яркая, громкая. Когда на знатных вечерах к ней подходит какой-то сын барона, или маркиза, не важно, и пытается её рассмешить, и смотрел так, словно ожидая реакции. Ей всего пятнадцать, но она вырывает клок волос этому зазнайке, ощущая такое отвращение. А мелкий пёс смотрел так, словно она виновата. Словно не оправдала чужих, не нужных лично ей, ожиданий. Как же мерзко, тошно и просто отвратительно. В тот вечер она повторяет это очень часто, и даже в слух, сжимаясь в комочек в карете по дороге домой, и сама того не понимая плача. Ни отец, ни брат ничего не говорили по поводу того случая, но она заведомо получает наказание: неделю ей запрещено покидать комнату, кроме приёмов пищи, и похода в уборную. Занятия тоже отменили. Пускай это и наказание, но Рейнольд была рада, ведь у неё появилась возможность побыть наедине с собой, собственными мыслями и отдохнуть. А когда срок наказания закончился, отец вызвал её в кабинет и сообщил, что с сегодняшнего дня, она освобождена от занятий с учителем по «соулмейтам». Тогда в пятнадцать лет, то казалось самым лучшим подарком, чем которые она получала за все предыдущие дни рождения. — Если хочешь, можешь начать официально углублённо изучать бои на мечах, — говорит тогда отец, и она невольно задумывается, ни сон ли это. Но, спешит сразу ответить чтобы не лишать себя подобной возможности: — Хочу! — и быстро кланяется, демонстрируя то, что она тоже умеет быть леди. — Спасибо огромное отец! У Герцога, взгляд спокойный, уставший, но на дне есть подобие тепла и вины. Мужчина больше ничего не говорит, и опускает взгляд обратно на бумаги, давая понять, что разговор окончен. Рейнольд выходит из кабинета отца до неприличия счастливая, и идя до своей комнаты не по-девичьи радостно подпрыгивает, вызывая скрытые улыбки у слуг. В конце концов, молодая госпожа редко проявляла радость, — все в поместье прекрасно понимали, почему молодая госпожа ходит хмурая, и постоянно язвит. А потому тема «соулмейтов» в поместье стала не запретной, просто об этом говорят только за закрытыми дверьми, и шёпотом. Письма от ухажёров, с предложением брака, а также на чаепития сжигаются, по личному указу Молодого господина, с личного согласия Герцога. Рейнольд окружающий мир всё также ненавидит, но теперь у неё есть любимое занятие: бои на мечах, и тренировки в компании рыцарей, которым она как сестра, а вовсе не девушка. Теперь ей даже как-то легче существовать в этом отвратительном мире.