woodstock

      размалёванный фургон мчит, разрывая душащую атмосферу воздуха. знак мира красуется на капоте, блестит от лучей светила; нарисованные в ручную розы украшают дверцы автомобиля, окна которого открыты и выпускают на волю музыку. ту, которая несёт в себе голоса любви, жизни и беззаботности.       внутри фургона разносится запах травки, — раз учуял, никогда не забудешь, — хохот и подрыгивания в такт мелодии, сиплые голоса, пытающиеся вытянуть ноты — всё это их маленький мир с кучей радостей. рядом несутся такие же машины, пассажиры вытягивают руки из окон, выставляя указательный и средний палец, получая в ответ тот же жест. знак мира.       — вудсток, жди нас! — резво кричит рубен на полу, запрокидывая голову назад. тело его подводит, и он почти заваливается спиной на ноги нели. та успевает его придержать, но его весёлый крик ничего не может прервать.       — дай дунуть, — просит водитель. сидящий рядом с максом валера высовывает портсигар, вытягивает самокрутку и с приборной панели тянет спички. щелчок, треск, вдох — манипуляции господ, разврата и кайфа. три всадника блаженства сие дня, пока другие думают о чужих проблемах, больше чем о себе: они берут, подминают под себя ситуацию и чхать хотят на всё.        — вот если мы въедем в кого-то и разобьёмся, я буду винить вас двоих, придурки, — неля поправляет шнурок на шеe, на котором висит какая-та руна, — значений она не знает, взяла чисто из-за притягательного вида, — да уголки губ тянет.       — лучше приехать в кондиции навеселе, чем с хмурым видом и багажом нотаций, — бодро вещает шабанов, прибавляя газу, тем самым обогнав тачку без крыши и полувдатых юношей, — давай, расслабься, плюс не тебе ли знать, как я хорош в вождении? — он на секунду отнимает взгляд с дороги, чтоб с напыщенным упрёком обдать нелю.       — вот именно, что мне лучше всех знать, — девушка отмахивается от своего парня, поправляет бандану на голове, вытягивает ноги вперёд, — чуть пиная полового жителя, — всё же следуя совету. да и какое наслаждение от поездки, в которой ты как курица наседка — правильно, никакого.       вдали виднеются вышки, на них, скорее всего, расположены огромные динамики, чтобы в каждом уголке фестиваля можно было услышать музыку, вытекающую из-под струн электрогитары и бойких ударов по барабанам. а чем ближе вудсток, тем больше народу. некоторые идут вдоль трассы, отчаявшись найти своей машине место на поляне. компания: рубен, неля, макс и валера не из таких. они втиснут в любую щель фургон, лишь бы он был рядом с ними. на это точно не влияет его баснословная стоимость и перебежки лёгкими перекусами в своё время.       — надо найти место прям возле сцены, — выпаливает свою мысль валера, поглядывая на скопление людей, которое тоже собирается действовать по такому плану.       — ага, только потом, если на тебя ночью кто наблюёт, — вклинивается рубен, — или пройдётся по яйцам, не вини никого, — на самом деле парень не переживает за здоровье валеры, наоборот, посмотрел бы на все стадии ада с удовольствием. ну а что? тот ему всё ещё батончик со злаками должен.       — не гунди, — лагода осматривается вокруг, примечает валяющуюся на полу салфетку, поднимает и отправляет точно в лицо испанца. как только та попадает прямиком меж глаз, он заливается хохотом, а неля тихо похихикивает, лишь бы и на себя беду не навлечь.       простирались они с получаса; неторопливые машины и их водители выстроились в очередь к раю, кто-то подбирал пешых, протягивая их ослабевшим телам чашку с прохладной водой. максим свернул в сторону большой поляны, где хаотично выстроились фургоны и легковые автомобили, — к сцене проехать ему настрого запретили, — а некоторые выстраивались вкруг, создавая что-то на подобии маленькой общины. на самом деле это удобно: забыл что-то? возможно у твоего временного соседа это есть, да и идти далеко не понадобится — чудо.       шабанов глушит мотор, ставит машину на ручник, хлопает по рулю и заявляет:       — мы на месте! вон с борта! — парень распахивает дверцу, выпрямляет позвоночник, а руки тянет к солнцу, невольно правая ползёт выше, — господи, как же спина затекла, — он сгибается в три погибели, аки замерзшая гусеница. валера обходит его, похлопывает по спине, а глаза прикрывает козырьком из ладони.       рубен вместе с нелей выходят, придерживая покрывало, подняв дворники, они застилают лобовое стекло, дабы салон не прогрелся внутри. ребята осматриваются вокруг, народ прибывает толпищами, а по правую сторону от них уже подъезжает новая компания. водитель им машет, параллельно аккуратно паркуясь.       — а во сколько начинается концерт? — спрашивает неля, обнимая максима. голову укладывает на плечо, чувствует, как её руки тёплые, но сухие обнимают, заворачивая в кокон. валера кривится от нежностей, а рубен завидует белой завистью. не было никогда у него таких эмоций чистых, да так, что другим хочется отдать, не стесняясь.       — ближе к вечеру, а вот завтра уже с десяти будут, — вспоминая, что писали в газетах, отвечает рубен. он теребит плетенные фенечки, пальцем поддевает, каждый раз опасаясь, что расплетётся хвалённый морской узел, высвобождая его запястья.       компания ещё несколько десятков минут озирается по сторонам, понимая, что выберутся из западни и окружения только тараня остальных, либо самыми последними и то, к утру следующего дня. незнакомые друг с другом до этого люди, спустя пару фраз и громких смешков попивают чай из термосов. наблюдая за всей этой непринужденностью, витающей лёгкостью в воздухе, ребята пришли к выводу, что и им не помешало бы с кем-то пообщаться. кажется, пусть их и много, но они маленькая община белых ворон среди быстрых и подвижных колибри.       неля, подхватив под руку макса, отправляется в сторону сцены, там скорее всего расположились в основном музыкальные личности, а может даже те, кто будут выступать. девушка это осознает, а потому не хочет, чтоб макс упустил возможность узнать, как всё обстоит за ширмой известности и пресловутого фанатизма.       валера чуть мнётся, а после похлопывает рубена по плечу и скрывается за фургонами. парень прослеживает траекторию походку лагоды, примечая, как тот уходит за рыжей макушкой. и вот рубен один в нескончаемом потоке, ладони намокают от пота, а узкие зрачки бегают за каждым мельтешением вокруг себя.       он не то чтобы боится людей — но давка, которая, кажется, токмо сильнее сгущается, окольцовывает его дурманом диким. воздух не давая прогнать через лёгкие, — чёрт чёрт чёрт, — своими мыслями рубен сам себе делает хуже. он теряется в пространстве, хотя буквально мгновение назад твёрдо стоял на ногах, с прямой спиной и вздёрнутым подбородком.       блять.       но из мутного потока, его вырывает жгучая распространяющаяся боль; грудь согревается, рубен тормошит головой. зрение возвращается, сорвав пелену тернистую, фокусируется на лице пред ним. неизвестный матерится под носом, тянет его гавайское поло, иногда выкидывая в воздух слова извинения.       — подожди, — рубен цепляет его руку, смотрит вниз на себя. там красуется пятно, в руках парня он замечает пластмассовый стаканчик. по запаху, донёсшегося до ноздрей — чай, причём какой-то ягодный. но ладонь чужая не унимается, вырывается из хватки и вновь продолжает круги по груди водить, — да стой ты, только хуже сделаешь, — и не врёт для того, чтобы тот перестал. рубен вздыхает, тот вроде хотел как лучше, но пятно теперь напоминает грязную лужу, в которой дети прыгают в резиновых сапожках.       — сука, ну всё не слава богу, — парень прекращает исправлять ситуацию, — прости, я не заметил, как дурак под ноги глядел, — он кидает последний взор на оплошность, а затем украдкой мажет взором по рубенову лицу. пару раз ещё кидает, будто никто не заметит, каждый раз задерживая очи на пару секунд дольше, — могу дать какую-нибудь из своих рубашек, — задумывается, — правда, те, наверное, будут малы…       — не переживай ты так, — рубен перемещает свои ладони на узкие плечи парня, — на самом деле, ты мне даже помог, хрен с этой рубашкой, — он дёргает головой в сторону, — у меня таких ещё полно, — он замечает, как в чужом взоре, на глубине тягучих бездн, облегчение овладевает виной. но этого недостаточно, дабы успокоить взвинченного парня, сразу ясно как день, что такие стычки с людьми, — или предметами мебели, — случались часто.       рубен мнётся. он вновь берётся за браслетики на запястье, отчего-то непонятного хочется остановить собирающегося уйти парня. а по какой причине? тот пролил на него чай, и, по-хорошему, ему наверное стоило бы разозлиться, как многие это делают на несчастных официанток. но в отличии от них, у парня трепещущая нежность скрыта угловатыми чертами лица, которые многие воспринимают за грубость самого человека.       упускать незнакомца рубен не хочет, а потому задерживает его протянутой рукой и выпаливает не слишком громко:       — пахнет вкусно, ягодный? — указательным пальцем водит круг вокруг пятна. парень кивает и протягивает свою руку.       — вова, — рубен пожимает ладонь, — всё же, позволь тебя хоть чаем угостить, раз понравился, — он встаёт по правую сторону от испанца, закидывает руку на плечо и ведёт в только ему веданную сторону. а рубен и даёт себя увести. что-то трепетное есть в том, как вова пытался всеми способами, которые ему были даны, исправить ситуацию, а как только получил возможность, то будто бы и не было ничего.       и это послевкусие легкости подкупает рубена, особенно, когда ему это необходимо, — кажется, головокружение только стало отпускать.       — ты как сюда добрался? не бось ещё не все подбирать хотели? — спрашивает вова, веляя между складными стульями дальше вглубь.       — м, да нет, — рубен вскидывает плечи, головой отрицательно мотает, как болванчик, — я с друзьями на фургоне сюда, — замолкает на пару секунд, — погоди, ты автостопом что ли? — удивляется рубен. место не шибко далёкое от города, но, смотря на вову, его чуть бледную кожу, он явно с северной части штатов, а это минимум трое суток в дороге.       — ага, — вова чуть прибавляет шагу. рубен замечает большую палатку с выставленным стулом снаружи входа, — много хороших чуваков попадались, последние почти до конца довезли, но им свернуть надо было. сюда, можно сказать, я уже сам дошёл, — парень пропускает гостя вперёд, тот падает на надутый матрас в ожидании.       — и ты не боишься вот так палатку оставить? — рубен оглядывается: большой походный рюкзак, рядом с ним располагается чемодан на колёсиках. как же это всё влезло? нет, другой вопрос, как он не упал без сил ещё на середине пути.       — а чего тут красть? максимум у меня отожмут палатку только, но, смотря на то, какие тут люди, они если и завалятся ко мне, то только в пьяном угаре по случайности, — вова пожимает плечами, выуживая средней высоты термос.       парень заливает стаканчик, такой же как у него, доверху. пар несётся вверх, а яркий аромат заливается в ноздри. рубен перенимает чай, глубоко вдыхая, делая первый глоток на пробу. смесь из земляники и малины тягуче мажет по языку, а после обдаёт жаром горло. в такую погоду не самое лучшее решение, но вкус затмевает собой такую нелепость.       — боже, — рубен прикрывает от неги веки тонкие, — если ради него тебе надо будет ещё раз меня облить, я буду согласен, — и делает большой глоток, после выдыхая пылкий воздух. вова смеётся, он хотел было налить и себе, но понимает, что по дороге где-то посеял свой стаканчик. парень даже не удивлён.       — расскажешь, как доехал? — спрашивает рубен. ему правда интересно. вова не выглядит так, как будто бы у него нет друзей, он запросто завёл общение с незнакомцем, — рубеном, — да и честно, испанец иногда промышлял попробовать прелести дорожного путешествия с неизвестными попутчиками. рубена останавливало и останавливает тот факт, о котором пишут в газетах: убийцы. как бы не был прекрасен этот мир, но и на изъяны нельзя закрыть глаза.       — ох, зря ты спросил, это надолго, — вова вышел на пару секунд и вернулся со стулом. ставит его напротив гостя, садится и рот разевает, — короче, попалась мне сначала пара пожилая, так я по дороге, кажется, пару футов чуть не прибавил…       рубен слушал внимательно, задавая иногда вопросы. убийц испанец затронул, на что вова ему сказал: — если всего бояться, то так и дома всю жизнь можно прожить. рубена это подкупило; ему эти слова разъясняли суть жизни, но он всё равно не мог быть их приверженцем — а вова мог. рубен смеялся с того, как вова подавал ту или иную историю. но испанец в стороне не оставался, рассказывал про родину; про то, как с друзьями колесили по стране. вова, конечно, вставлял свои десять центов, но почти что не отвлекался. рубен был признателен.       наступает время вечера, а там и первый концерт. в газетах почти ничего не писали насчёт того, во сколько будут выступления, но в последствии указали, что в первый день не более двух часов, дабы на следующее утро и до самой ночи бить по барабанам и срывать горло. но рубену уходить не хочется от слова совсем, и, как ему кажется, вова и сам никуда не планирует уходить.       — ты не пойдёшь? — испанец неоднозначно дёргает головой в сторону выхода. вова хмурится поначалу, не поняв, о чём идёт речь. но после машет ладонью, словно открещиваясь от предложения.       — не, я всё равно недалеко от вышки, услышим. да и смысл сегодня идти, если завтра вначале эти же песни будут, но я смогу прийти на них выспавшимся, а не усталым от двухчасового стояния, — вова перемещается к нему на матрас, растягиваясь во всю длину, — а завтра с утра и до ночи, так лучше будет, гораздо, — вова поворачивает профиль на рубена, проходится взглядом по его лицу; скользит по носу и к губам, задерживается и заползает вверх, приковывая к чужим очам. из-за плохого освещения, — на них светят уставшие лучи солнца, которые скоро скроются за горизонтом, — те кажутся совсем тёмными, словно ядрёный экспрессо. вова любит пробирающий вкус кофе до костей.       — тогда, ещё посидим? — возможно, как думалось рубену, его уже заждались друзья. но вставать сейчас, когда приятный человек лежит под боком, глядит на него большими глазами и от смеха его легко, как и просто от его нахождения рядом — кощунство.       — конечно, а че, свинтить уже удумал? — хмыкает, а после умолкает, заслышав первые пробежки по струнам, а после первые тихие связанные между собой ноты. вова прислушивается, даже принимает положение сидя, а затем хватает рубена за руку и поднимает его с сидения, — черти, сразу с моей любимой начали.       вова отпускает руку, но не отходит от рубена, наоборот поближе придвигается. парень плавно качает головой, его расслабленное тело ведёт из стороны в сторону, а руки болтаются в свободных движениях: захотят, лягут на бока; захотят, заманят в свои объятия. первые слова песни просты, мужчина распевает, но не до уровня мирового масштаба. однако здесь, в их маленькой палатке, в их маленьком мире этого и не надо. рубен копирует движения парня напротив, улыбка тянется во все уста. испанец делает шаг назад — вова наступает, а после они почти теряют дистанцию меж собой.       завывания гармошки смешат рубена, а вова же веки прикрывает и несётся всеми фибрами по мелодии, проносится вихрем по нотному стану и не сносит ноты, наоборот, добавляет в них живость, яркость и любовь. его не волнует то, как странно он может выглядеть со стороны, но рубен скажет, что выглядит тот вдохновляюще. ранимо. спокойно. как птенец, ощутивший рывок свободы и обдувающего ветра.       рубен хочет отдаться той волне, погрязнуть в её объятии, но взгляда от вовы оторвать не может. а тот чувствует взор пристальный, один глаз приоткрывает, тихо смеётся. ладони проворные ползут испанцу на плечи, вова к себе притягивает знакомого, утыкается лбом тому в плечо и тихо мычит мелодию, раздающуюся по динамикам.       внутри всё трепещет и пылает, юным огнём озаряется сердце, что в бешеном такте, не свойственным тому, заходится. рубен не знав, куда себя деть, кладёт руки на чужую талию. всё непонятно и быстро. но так до плохого хорошо, что румянец пунцовый не сгущает тучи, а рассеивает надвигающийся гром. испанец фалангами водит вверх и вниз, вызывая у вовы мурашки и томящие покалывания.       — знаешь, — шёпотом молвит вова, — ты первый, с кем я могу быть настолько откровенным, — натянутые струны души выдают чистый звук, — там, у себя, ты думаешь, я вот так беру и танцую? беру и ничего не страшусь? — волнительно проговаривает парень, — нет. там у меня окружение другое, — рубен слушает его, прижимая крепче, — оно посчитает меня странным, если увидит, как я танцую. смеяться будут, если выйду в том, что захочу — потому я здесь и один, потому я и поехал автостопом, — дыхание его чуть сбивается, но в тот же миг приходит в норму, — мне не место среди них, кто не может принять меня за мои любимые «странности».       музыка не становится тише, но можно уловить, как та приближается к своему логическому завершению.       — я чувствую рядом с тобой свободу, она окружает тебя, — рубен перемещает ладонь на грудь вовы, к сердцу, — она внутри тебя. ты и есть свобода. ты вырвался из мрака, клетки, тем самым заняв её место, — его слова несутся от разума к солнечному сплетению, ударяются пару раз и выныривают, западая к вове в душу.       музыка стихла.       — спасибо тебе за танец, — вова отпускает его, а глаза блестят от подступающего лунного света.       — спасибо тебе за чай, — рубен мнется. что-то хочется сделать, что-то важное… он пальцами поддевает одну из фенечек, сжимает её и передаёт вове. тот ставится несколько секунд в никуда, буквально немного и верёвочка висит на его кисти, а губа слегка закушена, — завтра увидимся?       — конечно, куда ж ты денешься, — вова хмыкает, а украшенную аксессуаром руку к груди прижимает.

***

      рубен приближается к фургончику — кругом слепят фары. парень стучит пару раз по дверце, слышит, как по металлическому полу раздаются шаги и дверь распахивается. пред ним стоит неля, удивлённо взирает на него, рука её хватает испанца за плечо и утягивает во внутрь машины-дома.       — ахринеть, а мы думали, ждать тебя или уже ладно, — на сиденье, где восседала днём неля, теперь сидит валера. его взгляд окидывает рубена, заостряя внимание на щеках, — а ну-ка, чего такие довольные? — лагода ухмыляется, скрещивая руки на груди.       по рубену читается полное недоумение, ладони ползут на собственные щёки: пылающий жар касается фаланг. парень тушуется, отпрянывает от кожи и, кажется, заходится в большем смущении, чем до того, как он прознал о нём.       — ну что ты докопался, — неля отмахивается от валеры, опускается на лавку напротив. под бок её тут же протискивается макс, заваливаясь на неё всем весом. девушка игриво отпихивает его, но через пару секунд запускает ладонь в волосы, массируя макушку.       рубен благодарно смотрит на неё, отворачивается и падает за пассажирское место спереди. откидывает до максимума спинку, ноги на приборную панель закидывает, а глаза прикрывает. он не видит ночных звёзд, не видит мерцания луны, но видит чужие лёгкие движения и тихую музыку.       по пробуждению рубену кажется, — или это было вправду? — что сквозь сон его пытались допросить о том, где он был и от кого пришёл такими воодушевлённым. конечно, как только ноги коснулись на утро пола, рубен стянул грязную футболку и кинул куда-то в конец фургона. оглядев ребят, что ещё спали, он вышел на улицу.       солнце только стало выползать из-за горизонта; рубен поправляет успевшее сползти за ночь покрывало, дабы лучи не успели скользнуть по лицам ребят, и те немного да поспали. от ветра чистая лёгкая цветочная рубашка раздувается на нём, а шов на плечах ниже нужного. предположить, сколько до официального начала фестиваля, испанец не может, но не думает, что осталось много времени. и пусть.       поляна пусть и заставлена транспортом, но не кишит людьми, что словно в муравейнике шебаршили и метались прошлым днём. а потому рубен совестно утаскивает чей-то оставленный снаружи стул и выставляет рядом с входом в его, — и друзей, конечно, — логово.       резкое желание пройтись до вовы приходит к нему, как только чувствует под собой твёрдую пластмассу. рубен, почти не мешкаясь, хотел было встать, но осознает, что вова, по его мнению, всё ещё валяется в мире Морфея, а потому прерывать сладостный момент каждого человека, парень не собирается. просто теперь мысли ведут его не к вове, а в охваченный светом круг, в центре которого вова, но перешагнуть контур нельзя.       он может сказать, что в течение всего диалога с ним, испанец ни разу не почувствовал себя некомфортно, не было такого ощущения, которое преследует тебя, пока идёшь под руку с человеком, а желание сбежать и тревога не уступают друг другу в схватке. обычно на линию врывается страх и тот, очевидно, побеждает. рубен взирает наверх — облака сгущаются над поляной.       пальцы проходятся по запястью и ощущают, что чего-то да не хватает. воспоминание, как рубен отдаёт один из браслетов, которые сам плетёт, отзывается теплом, отчего даже уши алеют. как дурак, ей богу, — думается рубену. но нет отторжения или последующих протестов, наоборот, возникает искра сплести ещё один, только уже из любимых вовиных цветов.       позади на плечо опускается ладонь, рубен вздрагивает и оборачивается. неля, накинувшая на себя один из пледов, с растрёпанными волосами смотрит на него, а во взгляде чутких глаз читается фраза — я всё понимаю, и добрая улыбка расцветает на её устах.       — допрашивать не буду, честно, — она поправляет лямку, — макс тоже встал, пади скоро к сцене пойдём, так что давай, прихорашивайся и побежали, — рубен прыскает, но с места даже и не думает двигаться — и так нормально. ну, может он чуть пригладил волосы в тот момент, не суть.       когда тучи начали приобретать серый оттенок, а в воздухе повысилась влажность — они выдвинулись в сторону сцены. валера натянул на нос солнцезащитные очки, которые весь их путь так и норовили соскользнуть. неля взяла слегка подранную сумку, в которой болтаются батончики и небольшая бутылка с водой. а шабанов с гандерсеном шли как короли, налегке. и чем ближе компания пробиралась, тем гуще становился лес. к самой сцене, как им мечталось, они уже пробиться не успевали, зато ныне стоят посреди толпища и им открывается полный вид на театр музыки.       — спасибо всем, кто смог приехать! мы рады объявить вам о том, что фестиваль вудсток, — мужчина тянет гласную, — официально открыт! — толпа заходится в счастливом рёве: валера свистит, неля и рубен хлопают, а максим же кричит.       первая мелодия разносится из-под пальцев, что перебирают струны акустической гитары. постепенно ту подхватывает флейта, она тихо-тихо резонирует с ветром, дополняя гитару тонкостью звучания. неля покачивается в такт, на её плечах лежит рука максима. удары по тарелкам от барабанщика напоминают чем-то вступление одну из песен группы Queen.       рубен озирается по сторонам. они с вовой, конечно, молодцы. как среди сие толпы и давки, они смогут найти друг друга? поиски займут день, и то не факт, что те увенчаются успехом. расстроенные чувства одолевают его, но раскисать на фестивале своей мечты, имея с собой друзей — скотство. пусть против зверей ничего и не имел.       «найдётся. увижу. сердцем чую.» — думает рубен, тщательнее всматриваясь в толпу, но не отрывая уха от сцены и исполнителей. а там уже с новым, резвым настроением заходится гитара, затыкая собой флейту.       чувство беспокойства мешается с будоражащим дрожанием и экстазом от исполнения. от переизбытка чувств и эмоций, у некоторых людей по щекам струятся линии солёных дорог; кто-то не может оставить силы на конец дня и отрывается уже сейчас. и всё это люди. люди сильные существа, но под гнётом чего-то совершенного — ломаются, но им так даже больше нравится.       но с каждой песней тучи всё гуще; небо темнее, чем далекие холодные воды, а ветер поднимается неконтролируемой стихией. но музыка продолжается, она и дальше будет идти. она пронесётся сквозь невзгоды и года, оставляя после себя поколения и миллионы воспоминаний.       первые капли ударяются о земь, а после осыпаются метеоритами на людей. кто-то разочаровано стонет, такие как неля. а кто-то посылает великую силы и подбадривает музыкантов. нет, музыка не кончится. человек может быть и иссякнет, но не звук. громкоговорители оповещают о том, что команда отыграет ещё пару песен, а после, ради своей же безопасности, нужно будет обязательно вернуться в свои авто.       первые дёрганья струн — рубен узнает песню. он разевает рот от удивления. сalifornia dreamin — то, под что рубен впервые осознал, что его ждёт его впереди. первые разочарования, удачи и моменты полного отчаяния.       — рубен! — раздаётся крик позади.       испанец поворачивается. лица чужие размыты от влаги, подступающей с лба. но его он видит отчётливо, как никогда. вова машет ему рукой, парня толкают срывающиеся с места люди. рубен кидается в его сторону, извиняется за случайные столкновения, кидается к вове и утягивает в объятия.       — я уже думал, что не ссышимся, — честно признаётся рубен, заглядывая в большие глаза. вова хитро улыбается и прижимается сильнее к чужому тёплому телу. сердце трепыхается, рвётся и тянется сквозь клетку к вове. время застывает. рубен взирает на тонкие вовины губы, пара мгновений — он сминает их своими.       капли текут по щекам, давят на тонкие ресницы. те падают точно на сплетение языков. руки испанца стягивают сильнее, вжимают почти что в себя, лишь бы только не унесло его течением в никуда. вова отвечает на поцелуй трепетно, но с каждым рваным вздохом, каждым толчком в спину, он всё требовательнее надавливает на чужие уста. бегает по кромке зубов, переплетает языки в самбо.       сalifornia dreamin — то, под что рубен влюбился. окончательно.