Мы сектанты, мы сектанты, мы…

      Бим-бом. Настойчивый звон колокола       Бом-бим. Напоминание о том, что это не обычная еженедельная служба.       Сегодня с великого ясеня упал первы лист — значит, пора перебираться в Зимний Дом, и вот, я уже на площади среди людей, готовых к последнему в этом году полноценному поклонению божеству. Под новый удар я поворачиваюсь к ближайшему человеку и, как дань традициям и вежливости, протягиваю две руки. Человек, оказавшийся некой девушкой в светлой шали, отчего-то очень знакомой мне, с лёгким кивком принимает предложение, положив свои тонкие бледные руки на мои. А дальше без музыки. Я не вижу, попадаем ли мы под чужой ритм, и есть ли хоть какой-то ритм у этих общих движений, с лёгкой радостью следя лишь за собственными па. Шаг вперёд, шаг назад, шаг вперёд, шаг назад. Полуповорот и обратно, второй рукой. Всё просто. И так, под аккомпанемент из стука каблуков сапог о промёрзлую землю каждый сам себе, своей вере вытанцовывал благодарность за ещё один неплохой день в этой жизни.

***

      Эта ночь была беспокойной. Многие не спали, доделывая дела, невыполненные днём: переносили свои вещи с шалашей в Зимний Дом, раскидывали старые ветки хвои, стоящие ещё с лета, раскладывались в комнатах… После мягковатой земли с колючими ветками деревянный пол казался совсем неуютным. Ночи переездов не спящие. Они наполнены шорохами и шёпотом, беспокойными мыслями и рассказами детей о злых духах.       Я проснулась раньше положенного, и не просто так. Сегодня моя смена в воскресной школе. Утро я начала с подметания своих законных двух метров в комнате четырёх человек и переодевания. После вышла в коридор и двинулась по направлению к соответствующему помещению, чтобы приготовиться. Разложить писания, ещё раз перечитать «Колокольную Азбуку», проверить чтобы было чисто, полить цветы. Только после этого поднимаюсь по круговой лестнице на колокольню. Соблазн силён, и прежде чем позвонить в колокол, я высовываюсь в белёсый туман, через который уже отлично виден восход солнца, освещающий главную площадь. И ещё какие-то огни.       На мгновение замираю и, стараясь не слушать бешеный стук собственного сердца, вглядываюсь. Огни приближаются. Я уже отчётливо различаю конских наездников… с факелами. Бью в колокол много раз подряд. Уже не мягкая мелодия, а грохот, не слышный мне за каскадом панических мыслей. В Доме воцаряется беспорядок, шум, гам, крики. Я лечу вниз, кажется, дольше некуда. Уже у дверей. Вижу, как люди выбегают на улицу, прямо в объятья кавалерии с адским огнём и вспоминаю, что оставила в классе Писание. Я не оставлю имена богов на растерзание пламени. Я слышу радостные вопля армейцев и вижу проблески пламени, уже начавшего поглощать мой дом. Наш дом. Мои мысли охватила лишь одна мысль — никуда не уйду. По крайней мере, без моей веры. В классе царит практически гробовая тишина и я на секунду застываю, не веря, что прямо сейчас этого всего не будет. Не станет и всё. Но мой ступор нарушает обвалившаяся потолочная балка, с трещанием и грохотом летящая вниз. Я утыкаюсь носом в высокий воротник платья и пробираюсь к столу. И «Азбуку» я не утащу, поэтому ограничиваюсь лишь закрытием и тихим «Прости» в обложку, попутно надёжно пряча чуть меньшую книжицу за пазуху и прижимая ближе к сердцу. Сил бежать уже нет — иду, жмурясь от едкого дыма и громко топая, словно надеясь затоптать языки пламени, щекочущие пятки. Я почти не чувствую боли, за исключением полных лёгких дыма, вызывающего хриплый кашель. Огонь кусает подол платья, и я отрываю кусок юбки, надеясь хоть немного избавиться от окружающего меня ада. Зажмуриваю глаза, которые, кажется, разъел дым и устало опускаюсь на пол. Смысла сражаться дальше нет. Дверь близко, но мне не преодолеть огненную стену. Я не смогу. Остаётся лишь дать огню поглотить меня. Достаю Писание, прижимаюсь головой к его почерневшей обложке.       Боги, простите что я танцевала вам недостаточно искренне.