Глухая железная ночь

Это случилось в ночь на 22 число месяца Высокого Солнца, которую называют Первой Железной. Три ночи этого месяца получили такое имя, потому что каждый год в эти ночи, словно по команде неведомого доисторического механизма, холодный и пронзительный ветер с запада начинал дуть по улицам Аберфалиса, напоминая о первых шагах осени. Эвар зябко поёжился. Тонкий плащ едва защищал обнажённые плечи и торс, и даже варварские штаны на ногах не особенно помогали. Хитрый ветер то морозил его ноги в сандалиях, то набирался наглости и прямо хватал за задницу сквозь тонкое полотно. Беспечное лето на улицах Аберфалиса пролетело, как пущенная стрела. Эвар ничего не скопил, ничего не достиг и приобрёл только сомнительные знакомства. Как и в первый день, он спал в тяжёлом песке возле пристаней, а зарабатывал на жизнь чем придётся, но в основном проституцией. От природы, несмотря на крепкое тело и завидное умение постоять за себя в драке, у него было что-то девичье — низкий рост, длинные тонкие руки, лицо с высокими скулами и пухлыми губами, которому очень шли платиново-белые волосы до плеч. Хотелось верить, что эта естественность не только привлекает клиентов — но и держит их в рамках. Парням без женственности во внешности приходилось хуже. Особенно тем, кто занимался этим без природной склонности, просто потому что больше ни на что не годились. Судя по разговорам, клиенты часто таких поколачивали. Некоторые даже не доводили дело до секса — им просто нравилось пороть, хлестать и издеваться. А вот Эвар мог позволить себе даже выбирать, с кем зарабатывать. И вообще предпочитал иметь дело с постоянными клиентами. Вот почему та встреча стала для него такой неожиданностью. Это случилось в сумерках, когда лавки на улице Чёрного Пса уже закрылись, и только два жёлтых фонаря таверны, что у моста пытаются бороться с темнотой. Эвар отирался там же, в поисках не покупок, но порока. Он знал, что именно в этот проклятый час у людей пробуждаются самые едкие и постыдные желания, сказочно вырастают доходы у борделей и наркоторговцев, а в переулках случаются драки с поножовщиной. Сегодня вечером он вроде бы и не собирался работать. Но зайти внутрь и глотать жидкое пиво задорого тоже не хотелось. Поэтому он просто стоял, впитывал в себя сырю вечернюю прохладу и позволял ветру перебирать его великолепно помытые волосы. Каждый день он отмывался полностью, вместе с головой, даже если не собирался работать. Это был единственный доступный ему шик. А Эвар был из тех, это предпочитает прожить день без еды, чем день без роскошных излишеств. Тот человек, который всё изменил, сперва показался ему случайным прохожим. Он шагал по улице вместе с тощим, увешанным какими-то тюками слугой и окованная железом трость так и щёлкала по пузатым камням мостовой. Эвар сходу предположил, что этот господин идёт к себе домой, и в трактир заворачивать не будет. Слишком мало походил этот ещё не старый мужчина на завсегдатая таких мест. Он явно был обеспечен, пользовался уважением всего этого гнилого города и наверняка спешил к себе домой с очередными удачными покупками. Но внезапно мужчина свернул к трактиру — причём его слуга так и остался ждать на прежнем месте. Эвар посторонился, пропуская незнакомца к дверям. Но тот не стал идти — а замер прямо на крыльце, повернув к юноше свой орлиный профиль. — Я тебя знаю,— произнёс незнакомый господин,— Сегодня ночью мне нужна твоя помощь. Эвар покопался в памяти, но ни одного достаточно похожего клиента в ней не нашёл. К тому же, сегодня ночью он был слишком сыт, чтобы ходить куда попало, пусть даже и с обеспеченными незнакомцами. Даже задница почти не свербела, не требовала своего. — Я полагаю, вы меня с кем-то перепутали,— пробормотал юноша и отступил на шаг. Он уже заранее готовый сбежать и спрятаться. — Я видел тебя на сцене. Ты играл служанку принцессы, отлично играл. Такая внешность делает тебя совсем незаменимым. У меня для тебя тоже есть роль. И если ты пойдёшь со мной, тебе не придётся больше играть на дешёвых подмостках. Эвар припомнил, как он действительно подрабатывал в каком-то балагане пару недель назад. И спектакль имел успех. Возможно, конечно, дело было в мастерстве остальной труппы, но ему это чем-то даже понравилось. Если бы это было возможно, он бы зарабатывал на жизнь именно так, а утехи плоти оставил для подработок. И при всей любви к покою и безделью, Эвар вовсе не собирался как можно скорее покидать сцену. Напротив, он был бы не прочь появиться там ещё несколько раз точка всегда приятно, когда тебе хлопают, даже если это шлепки по заднице. — А что нужно сделать?— торопливо спросил он. Но вперёд шагать не стал, готовясь к бегству — Тебе предстоит сыграть одну роль,— господин полез в кошель и в пальцах блеснула золотая монета. Эвар не видел таких ни разу в жизни. — Если мне предстоит роль жертвенного животного, я думаю, вам надо поискать кого-то другого,— на всякий случай предупредил юноша. — Это роль потомка благородного рода,— ответил мужчина.— Тебе предстоит только сидеть, улыбаться и разговаривать. Просто он не смог приехать на одно торжество, а ты поразительно на него похож. Если не против — я бы хотел предложить тебе исполнить его роль, потому что ваше сходство просто поразительно. — Но вдруг кто-то заподозрит, что я — беглый бастард?— предположил Эвар и насмешливо улыбнулся. Он пытался прислушаться к своим предчувствиям. Но предчувствия, сбитые с толку, отвечали что придётся. — Если ты и есть беглый бастард, то тем лучше для тебя,— произнёс незнакомец,— Ты и правда выглядишь по благородному. Иначе я бы тебя не заметил. И можешь быть уверен — тех, кто мне помогает, я награждаю щедро. Вот так и вышло что Эвар последовал за незнакомцем. Слуга тащился следом. А на тот случай, если это странный клиент окажется профессиональным мучителем или ещё кем похожим — у юноши был припасён верный нож. *** Как он и предполагал, их путь окончился на Золотой Горе. В том самом квартале особняков, что начинался сразу за рыночной площадью и расходился треугольником до самый городской стены. Здесь жили самые влиятельные семьи города, те кто мог позволить себе и роскошь, и безопасность. У Эвара было несколько клиентов из этих мест. Некоторые оказались кошмаром, но на других было и правда не за что жаловаться. Нужный особняк стоял среди новой застройки, прямо возле крепостной стены. Если древние особняки напоминали скорее небольшие крепости, то в этом небольшом доме преобладали роскошь и изящество. Две башенки поднимались над садом, неуловимые похожие на стволы грибов-поганок, а широкий балкон на фронтоне улыбался прохожим, словно зубы скелета. Хозяин, слуга и Эвар зашли, словно воры, через заднюю калитку, миновали небольшой сад, пугающе сумрачный и бесшумный. На пороге их ещё один слуга, — старый, бледный. Его лицо было исчерчено морщинами, а глаза сверкали, какие бывают у посвящённых в хозяйскую тайну. Однако Эвара никто пока посвящать не спешил. Впрочем, он уже привык к такому обращение. Человеку его занятий говорят, что его ждёт, всегда в последнюю очередь Слуга быстро и ловко обыскал его, избавив от ножа. Руки слуги оказались настолько неожиданно сильными, что юноша не успел даже опомниться, не говоря уже сопротивлении. Хозяин не произнёс при этом ни слова. Потом пошли коридорами вглубь особняка, поднялись по лестнице из чёрного дерева, где на опорных столбиках перил были вырезаны голову грифонов и очутились в некоем подобии девичьей спальни. На лёгком резном столике у стены стояли какие-то девичьи притирания, а рядом, на кровати с балдахином, раскинула кружевные рукава девичья ночная рубашка. — Насколько я понял,— нарушил тишину Эвар,— мне предстоит в это переодеться? Или в это должен переодеваться кто-то другой? — Это всё для тебя и только для тебя,— отозвался хозяин. Казалось, его дар речи пропадал где-то в начале пути — и только сейчас, наконец, вернулся,— Просто переодеться и веди себя как дома. Когда расцветёт, мы скажем, что делать дальше. — А трахаться-то будем,— осведомился юноша. — Это ни к чему. Не забивай себе голову. Тебе надо будет хорошо играть твою роль, а не кувыркаться в постели. — А сейчас зачем переодеваться? — Ты должен привыкнуть к своему новому облику.. Юноша понял намёк и заткнулся. Он слышал, что кому-то такое нравится — просто приказывать делать что-то унизительное и смотреть на процесс. Просто ни разу не сталкивался… Ну, вот и довелось столкнуться. Это не самое странное желание и уж точно не самое болезненное. Достаточно вспомнить господина Обоссаку или тощего коротышку по прозванию Кнут Непослушных Мальчишек. Их боялись даже самые выносливые, а уходили с ними только те, кому действительно податься было некуда. Эвар начал раздеваться, быстро и ловко, как привык. Всё тот же слуга сгрёб одежду и утащил её куда-то прочь из комнаты. И вот юноша уже разглаживал на себя нежную, обработанную под шёлк ткань ночнушки. — Мне нужно воды,— вдруг заявил он. — Зачем?— спросил хозяин Эвар картинно, как на сцене выставил руку — Я девочка и перед сном меня мучает жажда! Я приказываю подать мне воды! Кто я — молодая госпожа или нет? Хозяин дождался, когда вернётся старый слуга и что-то ему шепнул. Тот кивнул облезлой головой и снова исчез. Тем временем Эвар уселся на кровать и посмотрел в единственное окно. За окном был всё такой же незнакомый ночной сад, и от него веяло холодом. Снова показался слуга. Двумя руками он нёс бронзовый кувшин и широкую чашу. Поставил кувшин возле кровати и налил из него воды. Эвар отпил. Вода была подслащена шербетом, и в ней плавали какие-то цветочные лепестки. Юноша едва не поперхнулся — но потом допил чашу до дна. Получившийся напиток скорее ему понравилась. — Ещё небольшая деталь,— произнёс хозяин. Он достал из-за пояса кожаный кошель. Эвар невольно задумался — если ему будут платить сейчас, хотя бы авансом, то куда же он положит заработанные монеты? В ночнушке карманов нет. Не под подушку же их прятать! Но вместо монет хозяин извлёк полоску бумаги, покрытую не знакомыми письменами. И налепил юноше прямо на лоб, в пробор между длинных волос. Похоже, это была какая-то магия. Но юноша сперва даже не сообразил, в чём она заключается и на что действует. Он ощутил что-то неправильное, но долго сидел удивлённый, не в силах понять, что это было. Наконец, он догадался опустить взгляд и смог разглядеть, что у него под ночной рубашкой ясно проступила девичья грудь. Эвар удивился. Потрогал грудь рукой — пальцы ощутили его прежнее тело. Прислушался к себе и тоже не заметил ничего в районе груди. Но девичья грудь была ясно видна, и даже поддавалась, когда он пытался схватить её пальцами. Получается, это была иллюзия. Одна из тех странных, противоестественных магических иллюзий, от одной мысли о которых простому человеку делается не по себе. — Что это значит?— спросил Эвар, но ответа не было. Юноша огляделся и обнаружил, что он остался в спальне совсем один. И слуга, и хозяин пропали бесследно — может быть, вышли, а может, скрылись при помощи магии. От таких чернокнижников можно ждать чего угодно… *** Эвар подошёл к столику, где по прежнему трепетала сальная свеча. Только сейчас он заметил, что там, среди притираний, лежало бронзовое зеркало в костяной оправе. Юноша поднял зеркало, заглянул и увидел, что оттуда, из дымчатого сумрака бронзы, на него смотрит очаровательная белокурая девушка, которую так и хочется расцеловать. Эвар улыбнулся сам себе. Показал язык. Потом, опьянённый неожиданным восторгом, плюхнулся на кровать и принялся подпрыгивать на ней так, что чуть не задевал макушкой кисти балдахина. Быть очаровательной девицей — возможно, дочкой хозяина этого особняка — оказалось на удивление весело. Он нацедил себе ещё вкусной воды, с наслаждением выпил, рыгнул против всяких приличий. На донышке чаши оставалось ещё на один глоток — он плеснул этим остатком в сторону столика и погасил свечу. Теперь ночь окутывала его, — как совсем недавно плащ окутывал его голые плечи. Темнота скрыла углы комнаты, и только на кровать ложился отсвет луны. Эвар откинулся на подушки. Спать ещё не хотелось — повлияли волнения вечера и привычка к ночным приключениям. Не хотелось опускать полог и оставаться в неинтересной темноте. Не хотелось даже выпускать из рук то самое зеркальце, хотя теперь оно отражало только мутную пустоту. Юноша посмотрел в окошко, невольно залюбовавшись зарослями. Они походили на пятнистую шкуру, натянутую поверх лунного сияния, аккуратно очерченными высоким и узким силуэтом стрельчатого окна. И ещё — странная тишина царила в саду. Не слышно ни птиц, ни случайно заблудщих мелких зверьков, даже сторожевого пса незаметно. Только ночной ветерок и иногда просыпался, чтобы покачать листвой, без единого звука, так, что пятна на шкуре приходил в движение — а потом опять затихал. Ни звука не доносилось и с городских улиц. Конечно, сейчас уже ночь и квартал довольно тихий и респектабельный. Но город сам по себе — не так уж большой и в такую тишину любой шум должен разлетаться, как семена бешеного огурца. Если кто-то закричит, хотя ему уже ничто не поможет, или просто процокают копыта полуночного экипажа — как это должны слышать все. Он отлично помнил, как, лёжа в холодном песке, слышал перебранку у дверей кабака в приморском квартале — и, кажется, мог различать даже отдельные слова. А потом вместо выкриков начинались звуки ударов и топот погони — и всё опять затихвало.. Тем не менее, сейчас звуков не было. Это ощущалось необычно. Неужели за этим тоже стояла какая-то магия? Это звучало любопытно, как и всё, с чем он столкнулся этой ночь. Но Эвар всё равно не мог взять в толк — зачем употреблять магию на такие странные эффекты. Если кого-то так раздражает ночной шум — заткнуть его берушами и быстрее, и надёжнее. Но всё равно, лежать и размышлять было очень приятно. Ночная рубашка, на стоимость которой можно, наверное есть и пить не меньше пару недель, приятно облегала его тело, словно вода прохладного горного ручейка. Зеркало в руке тоже казалось чем-то волшебным. Заинтригованный тайной тишины, Эвар продолжал смотреть в окно и вслушиваться в первую Железную Ночь. Вот почему он сумел увидеть то, чего был видеть не должен. *** В спальне по-прежнему не было ни малейшего звука, — только движение. Что-то вдруг шевельнулось прямо перед окном — слишком быстро, так, что он не успел толком ничего разглядеть. Потом показались руки в чёрных шерстяных перчатках . Они вцепились в нижнюю кромку окна. За ними, что было уже предсказуемо, показалась голова и плечи, укрытые капюшоном лёгкого плаща. И вот уже нога перемахнула через край и тёмный силуэт пробрался в комнату. Эвар лежал неподвижно, скованный ужасом, словно льдом. Он не мог знать, что это был за человек — и насколько это вообще было человеком. Но было очевидно — порядочные люди не забираются по ночам в спальни к девицам, особенно с применением магии. А силуэт у окна замешкался. Видимо, его смутили поднятые пологи кровати — вдруг девушка ещё не спит? И тогда Эвар решился. Приподнял зеркало и врезал им в стену — так, что полетели костяные обломки, а отполированная бронзовая пластинка лопнула пополам, открывая острую кромку. Но звука не было. Как он мог забыть? Все звуки пропали... Тем временем, пришелец шагнул к кровати. Он явно не заметил ни звука, ни обломков. Интересно, ночной гость должен взять её живой или мёртвой? Эвар решил не выяснять этот вопрос. Своя шкура была как-то ближе к телу. Самое главное — что судя по сгустившейся тишине, ночной гость явно не собирался объясняться в любви. А значит, встретить злодея нужно как полагается! И прежде, чем тот успел достать какой-то оружие — Эвар прыгнул на него, как кот, и одним движением вогнал острый обломок зеркала под капюшон, туда, где должна была пульсировать шея. Хрипа не было. Криков тоже. Но юноша ощутил, как рванулись руки, вдрогнуло под плащом суровое, сильное тело, как заструилась под пальцами кровь — и из этого понял, что сделал всё правильно. Рванул обломок, чтобы перерезать горло наверняка — а потом отпустил уже бессильное тело. Пришелец повалился на пол, продолжая дергаться. Но сделать ничего уже не мог. Это была агония. Так вот для какой роли его наняли и переодели… На лице юноши заиграла торжествующая улыбка. Вот удивится хозяин, когда узнает, как лихо он сымпровизировал, исполняя роль девицы. Эвар поднял торжествующий взгляд — и на него опять обрушился ледяной вал смертельного ужаса. *** В проёме окна был ещё один силуэт. Незваных ночных гостей было двое! Второй был одет точно так же, как первый. Но этот успел сообразить, что присходит. Поэтому в правой руке был кинжал — короткий и смертоносный, незаменимое оружие воров и лазутчиков. Сейчас он набросится. А оружия у Эвара больше не было. И не было времени, чтобы искать смертоносный обломок зеркала в складках плаща у тела под ногами, пока это тело продолжает биться в агонии. Эвар отступил на шаг, споткнулся о кровать, повалился — и только потому уцелел. Кинжал рассёк воздух там, где должно было быть его лицо. Второй удар был в кровать — но Эвар наработанным движением уже перекатился на другую сторону, вскочил на ноги и заслонился столиком, как щитом. Он ощутил кожей, как бесшумно скатываются по столешнице на пол всевозможные девичьи притирания. Ухватился покрепче за ножки, чтобы выдержать натиск и приготовился ощутить удар кинжалом в столешницу и даже подумать, что клинок, наверное, завязнет и тогда, может быть, врага получится обезоружить. Но вместо этого сильная рука схватила за верхний край столика и рванула его вниз. Это было так сильно и так неожиданно, что столик полетел на пол, а Эвар, кувырком, вслед за ним. Столик грохнулся на пол кверху ножками. Эвар, сжившись, рухнул на оборотную сторону столешницы, не задев спиной острых краёв. Он успел увидеть, как склоняется над ним укрытая сбившимся плащом фигура, как заносит она кинжал для последнего удара… успел даже решить не поднимать руки и не закрывать глаза, чтобы напоследок заглянуть в лицо смерти… Но тут за фигурой вдруг вспыхнул ореол странного жёлтого сияния. В следующее мгновение фигура вдруг вздрогнула и замерла, а рука с кинжалом пошла куда-то вбок. Она попыталась всё же ударить, рванулась ещё — но кинжал вдруг выпал и бесшумно пропал в темноте, а фигура так и осталась на месте. Что-то жидкое закапало Эвару на лицо. Он лизнул — капли отдавали железом и солью. Никаких сомнений — это была кровь. Фигура качнулась и рухнула вбок. За её спиной стояла девушка в простом чёрном платье. В левой руке она держала фонарь — так вот откуда сияние! А в правой, судя по чёрной тени, что торчала из поверженной фигуры, только что была рапира. Эвар сразу узнал эту девушку — по высоким скулам и белым волосам. Сложно не узнать того, кого ты сам должен играть… Девушка упёрлась в умирающее тело ногой и с усилием вытащила рапиру. Потом опять повернулась к Эвару. Поставила орудие, прислонив к стене, наклонилась к Эвару и что-то сделала с его волосами — что-то, от чего он снова стал слышать шум ночного ветерка за окном. — Привет!— сказала девушка.— Кажется, сегодня ночью ты спас мне жизнь. Эвар улыбнулся, как мог, приветливо, хотя губы дрожали. И сказал: — Я готов спасать такую прекрасную и благородную деву, как вы, каждую ночь до самого конца моей жизни. — Если ты будешь спасать её таким способом,— девушка подняла фонарь, озаряя два мёртвых тела, осколки от флаконов и растерзанную кровать,— то этот конец очень близок. Поднимайся, пошли! Кажется, мы убили всех незваных гостей. Эвара не надо было упрашивать. Мгновение — и вот он уже на ногах, разглаживая ночную рубашку. Она повернулась к выходу, вместе с фонарём, и по разгромленной комнате протянулись длинные тени. Эвар последовал за ней — а за спиной, как он теперь слышал, продолжали дёргаться агонизирующие тела. *** Они спускались по той самой, уже знакомой Эвару лестнице с грифонами. На первом этаже из мрака возник уже знакомый облысевший слуга. — Их было двое,— бросила девушка, не сбавляя шаг,— Убиты все. Слуга не произнёс ни слова, только поклонился. А они свернули под лестницу и спустились ещё на один пролёт — по ступенькам, которые Эвар в первый раз не заметил. Теперь перед ними была огромная, окованная медью дверь. Девушка выставила руку, пробормотала неразборчивые слова древнего наречья — и дверь открыла проход в прохладную сырость винного погреба. Здесь было тесно от пахучих дубовых бочек с вином. Они громоздились слева и справа, а в проход посередине втиснулась девичья кровать, точь-в-точь такая же, как та, что строяла в спальне. Эвар предположил, что в этом сходстве мог быть какой-то магический смысл. Вдруг обе кровати умеют летать?.. Девушка уселась на кровать, поставила фонарь рядом, на пол, и выдохнула убирая волосы с лица. Эвар сел рядом — больше было некуда. Девушка снова на него посмотрела. Потом опять притянула руку и убрала со лба ту самую бумажку. Эвар ощутил, как пропала грудь, как заострились скулу и бёдра. Он снова был мальчиком — мальчиком до конца. Девушка при виде результата только усмехнулась. — А ты не стал хуже. Даже сходство не пропало. — Для меня большая честь изображать вас. — Когда я смотрю на тебя, то жалею, что у меня не было такого бесстрашного брата. Скажи, а у тебя есть братья или сёстры? — Нет. Всё это в прошлом. Я один в этом мире. — Вот, возьми, выпей. Откуда-то возникли чаши — вроде тех, из которых он пил воду с лепестками, но куда древнее, из потемневшей бронзы. Девушка потянулась к ближней бочке и наполнила их тяжёлым алым вином. Они пили вместе — невероятно вкусное, терпкое, головокружительное вино, какое не встретишь в самой лучшей из городских таверн. Девушка прикончила свою чашу одним залпом, откинув голову — а потом убрала руку и вдруг отяжелевшая чаша выпала на пол. Теперь в её глазах горели жгучие звёзды. — Вот смотрю на тебя и думаю…— прошептала она,— Скажи, неужели я такая же красивая? — Молодая госпожа намного прекрасней,— с улыбкой ответил Эвар. Он так и не узнал её имени. Возможно, ему и не дозволено было его знать… Она схватила его и повалила на кровать. Вдавила в матрац, как вдавливают скалку в тесто. Потом сорвала — он помогал ей как можно незаметней — с него эту теперь уже совсем нелепую девичью ночную рубашку. Теперь он лежал перед ней, полностью открытый и обнажённый, с головокружением от вина и уже вставшим членом. Девушка тем временем стаскивала через голову платье. Под ним ничего не было — только нежная, холёная, бледная плоть, крепкие мячики грудей и неожиданно широкие, упругие бёдра. Девушка оседлала его, словно всадница, впилась в плечи — и принялась двигаться, то быстрее, то медленнее, словно она и вправду выехала осматривать окрестности. Её руки на его плечах ритмично сжимались, коралловые губки трепетали, а полузакрытые глаза вспыхивали каждый раз, когда член входил достаточно глубоко. Странное это было удовольствие — одно из тех, с которыми среднему человеку не столкнуться за всю жизнь, и поэтому для него не придумано даже названия. Остаётся только покрепче ухватиться за гладкие, словно вырезанные из слоновой кости бёдра и впитывать в себя каждое мгновение, раз уже тебе выпал шанс его пережить. Это продолжалось долго. Невероятно, божественно долго... А потом дверь комнаты вдруг распахнулась и хозяин дома всё-таки их застукал — аккурат на месте преступления.