Im the one u hated.

Никита рядом с другом своим идёт, да руки в карманах холодных сжимает, в которых ветер задувает вечно. пальцы немеют, а губы тот еле чувствует, поджимая их часто и носом шмыгая. брюнет мурашками покрывается, когда снег в ботинки попадает нечаянно, от чего домой ещё больше хочется, погреться, заснуть, в плед завернувшись тонкий. внутри всё от холода дикого сжимается, особенно когда ветер чуть ли капюшон с головы тёмной не сдувает, руки вынуждая из "убежища" вынуть, дабы одежду сверху поправить. а Артёму нормально даже. вроде. пальцы из-за температуры подрагивают изредка, синевой постепенно покрываясь, пятнами синевато-серыми, которые в местах появляются случайных, пока концы фалангов тончайших немеют медленно. на улицах, снегом заваленых, темнеть мгновенно начинает, а гул машин проезжих где-то вдалеке, приглушённым становится резко, от чего в ушах звон эхом раздаётся. щёки с носом Никитины, румянцем пунцовым покрылись давно, пока парень лицо не осязает почти, ощущая, как холод меж рёбер проходит, в душу саму залезая и холоду её обнажая. в голове мыслей куча крутится, аж тошно моментами становится, выстрелить себе в висок посреди дороги узкой желание возникает, но, на ничтожность свою не смотря, о той, что думает постоянно, куда подальше такие идеи навязчивые откидывает, брови к переносице сводя потихоньку. — холодно. — вполголоса, будто себе самому Лыткин бормочет, под ноги смотря. от того, что засматривается, всё перед глазами плывёт, а каша из снега, смешанной с грязью, что пред глазами мечила секунды считанные назад, в дорогу ровную превращается. — да немного ещё осталось. — спокойно Ануфриев отвечает, вперёд смотря. тот паузу краткую берёт, потом продолжая, — мёрзнешь постоянно ты.. блять, одевайся нормально хоть, а не в херь эту. ты в тряпке этой, круглый год ходишь не снимая. — последние слова в полу-шутку выдаёт, от чего Лыткин улыбается чутка. слова эти, в голове заедают, повторяясь бесконечно, в памяти застревая где-то, трепетом особым отличаясь от слов других, похожих, что Артём говорил ему когда-либо. по телу бледноватому мурашки проходят, то-ли от температуры низкой, то-ли от предложения, что приятель выдал. минут пару ещё в тишине идут, русый либо просто промолчал, либо дошло, что речь свою, видимо, от слова совсем не контролировал, а говорил не думая. выдыхает шумно, шаг выравнивая так, чтобы почти ногу в ногу идти с брюнетом рядом. снова молчит, обдумывая то, что время некоторое назад, те около тела бездыханного находились, шутя язвительно. да смеясь, в принципе так же. мысль параноидальная, о том что лицезреть кто-нибудь посторонний действо это мог, в груди Ануфриева беспокойством раздаётся, но виду не подаёт. — руку давай. — светлый проговаривает, сам свою руку из кармана нагретого доставая, в сторону другого поглядывая. у брюнета дыхание перехватывает, не верит ушам своим, всё таки, в капюшоне ещё идёт, мало ли что послышаться могло, да и замечтался, может. когда в Тёмину сторону смотреть начинает, видит, что ладонь он вытащил, сердце удар аж пропустило, прохлада, будто в животе глубоко заиграла, от волнения резко нахлынувшего. тупит время некоторое, заставляя друга только ждать, но после руку достаёт, к чужой протягивая неловко, пальцев кончиками сначала до других касаясь медленно. у того кожа тёплая, приятная. Лыткин аккуратно действует, когда дело заходит до такого. медленно пальцы чужие со своими переплетает, сжимая ладонь чужую, кратко проведя большим по тыльной стороне. от контакта с кожей тёплой, по спине мурашки пробегают, об батарею горячую обжигается будто, но не отпускает. парестезия накрывает, ощущение неприятное вызывая колюще-режущее. темноволосый взгляд на ноги свои устремляет, нервничает чуть, губу как всегда нижнюю до крови алой кусая, которая при свете редком поблёскивала, кожу сдирая, что как раз зажила недавно. Ануфриев же взаимно пятерню стискивает, покрепче лишь хватаясь, да в карман нагретый засовывая, за собой конечность чужую утягивая. Никита, от жеста такого, в плечах вздрагивает чуть, носом в ворот куртки утыкается бесшумно, уголки губ приподнимая.

i'm the one you hated

now you say you like me

do you really mean it¿