РукаЛицо

«Я ЖИВУ, КАК ХОЧУ, А ТЫ НЕ-Е-ЕТ РУКАЛИЦО! РУКАЛИЦО! ТВОЯ СУКА КИДАЕТ МНЕ ФОТО В ДИРЕ-Е-ЕКТ РУКАЛИЦО! РУКАЛИЦО!» Арсений вздрагивает и замирает от неожиданности, сидя голой задницей на лице Антона, пока звонит телефон. А когда наконец приходит в себя, чувствует шевеление его губ под собой. Арсений и хотел бы обмануть себя, что тот придумал новую технику вылизывания, да вот только этот говнюк нагло ржет, не стесняясь, и издавая самые несексуальные, постыдные звуки пердежа, которые Арсений хотел бы слышать во время секса с любимым человеком, примерно когда никогда. Он резким движением вскакивает с его лица, а затем и с кровати и остервенело подбирает с пола одежду, пытаясь различить, какие из двух пар черных трусов — его. Очевидно, те, что не застиранные. Он так зол, а еще у него горят щеки от стыда, как будто бы это не Антон «пердел» ему ртом в зад, а наоборот. Арсений даже думать об этом не хочет! Антон, лежа на спине, заливается бесстыдным ржачем и сквозь слезы пытается выговорить: — Ну, Арс! Ну куда ты? — и продолжает, сука, ржать. — Домой! — гавкает в ответ Арсений и пытается попасть ногой в трусы, чуть не падая. — Да это ж Скруджи… — начинает Антон, но Арсений перебивает его, не давая договорить. — Да хоть сама Поночка! — беснуется Арсений и вертит футболку, тщетно пытаясь разобраться, с какой стороны у нее перед, а с какой — зад. — Ну он мой друг, — Антон садится на кровати и, (вот это подвиг!) почти перестает ржать, — я же рассказывал. — Вот и дружите с ним свою дружную дружескую дружбу! — на каждом слове Арсений встряхивает бедную футболку. — А я предпочитаю, чтобы мне в зад плевали не от смеха, а от возбуждения! — и натягивает ее на себя все-таки задом наперед. — Ну че ты начинаешь? — продолжает веселиться Антон. — Ну у него трек новый вышел. Вот он и поставил мне его на звонок по приколу. «РукаЛицо» называется. Арсений надевает джинсы и почти плюется Антону в лицо, пытаясь вместе со слюной передать весь свой гнев: — Да хоть Рука-Лицо! Хоть Нога-Яйцо! Иди… — и не найдя нужных слов, просто добавляет, — к другу своему, — и неопределенно машет рукой даже не в сторону двери. — Подставь ему дружеское лицо и протяни свою дружескую руку. — Разворачивается и выходит в коридор. Антон, похрюкивая от смеха, неспешно выходит вслед за ним. Он-то в отличие от Арсения был полностью одетым, так как это, с его слов, очень горячо, когда Арсений весь такой голый будет елозить на лице полностью одетого Антона. Арсений и так смущался, решался на этот эксперимент почти месяц, готовился, выбривая себя во всех местах и краснея только от одной мысли о том, зачем он это делает. — Ну, Арс, — Антон тянет Арсения за руку и дергает на себя, прижимаясь к его спине. — Ну не обижайся, — шепчет куда-то в шею, обжигая дыханием. Арсению стыдно, и он все еще хочет, хотя возбуждение и спáло. Поэтому он поддается и ломается недолго — цепляется за руки Антона, обхватывающие его поперек живота, и бурчит куда-то в предплечье: — Ты же знаешь, — подрагивающим голосом, — я и так стесняюсь… — Арс, прости, — Антон целует его в шею и говорит уже абсолютно серьезным тоном. — Я правда просто забыл отключить звук. Так хотел тебя. Арсений от этих простых слов тает, как рафинад в горячей водичке. — Пойдем в спальню, — уговаривает его Антон и продолжает нацеловывать в шею, пока тянет, не выпуская из рук, обратно. Он садится на кровать и усаживает Арсения к себе на колени, все так же прижимая спиной к груди, и шепчет свои дурацкие пошлости, от которых Арсения унизительно ведет: — Разденешься для меня? Я так хочу тебя вылизать. Арсений в мгновение становится неловким и каким-то угловатым, — раскидывается локтями, пока стыдливо снимает футболку, застревает головой в ее вороте. Ну что Антон с ним творит лишь парой фраз? Он снова чувствует себя подростком, который впервые решил заняться взрослым сексом, и вместо того, чтобы сейчас раздеваться, хочет трусливо спрятать голову под подушкой — и пусть оно само как-нибудь разрулится и посексится. Но если тело Арсения его предает и становится по-юному неуклюжим, то разумом он понимает, что спрятать голову в песок не получится. Во всяком случае не свою. А Антон свою хочет спрятать исключительно в одном месте, и у Арсения от одних мыслей в этом направлении горят щеки и невольно опускается взгляд. Антон помогает спустить с него штаны и белье и тянет за собой на кровать. Ложится на спину и раскидывает руки в стороны, приглашая «к столу». Арсений смотрит на него и вздыхает — ну что за дурак. Хотя в данной конкретной ситуации это немного сбивает градус, и напряженности становится чуть меньше, — как будто это все шуточки, и Арсений, ну чисто по приколу, собирается Антону присесть на лицо. Замечая его заминку, Антон начинает махать руками, как бортпроводник, указывая запасные входы и выходы, и вот теперь Арсению его хочется действительно чем-нибудь заткнуть. И сесть на него кажется уже не такой плохой идеей. Антон, видимо, улавливает нотки возмущения на лице Арсения и, протягивая к нему руки, хрипло зовет: — Иди ко мне? Арсений на коленках, как неуклюжий пингвиненок, подползает к нему, и Антон сам (Арсений так ему за это благодарен) сажает его на лицо, притягивая за бедра. Арсений от переизбытка чувств, которых намешано немыслимо много, хватается за изголовье кровати и забывает, что он сейчас должен чувствовать. Неловкость утопает в предвкушении, а страх растворяется в нежности, с которой Антон поглаживает его бедра и шепчет, обдавая теплом, прямо в заветное место: — У тебя такие пушистые яички. Такие беззащитные и поджались, как будто хотят спрятаться. Арсений что есть силы жмурится и скулит от этих пошлых и смущающих слов. Антон со своим языком без костей — он им и в жопу залезет, и душу отворит. Арсений чувствует легкие прикосновения влажных горячих губ к мошонке и сжимается, представляя, какой сейчас Антону открывается вид. Антон не торопится, продолжает гладить бедра обеими руками, разгоняя непослушные мурашки, целует во все запретные ранее места почти невесомо, просто касается губами, но это ощущается еще более интимно, чем могло казаться. Арсений дышит прерывисто, выдыхает чаще, чем делает вдох, но глаза не открывает. В спальне выключен свет, потому что это было одним из его условий, когда он соглашался на эти извращения, но открыть глаза все равно страшно. Как будто тогда все разом узнают, какой он открытый, пошлый, обнаженный. Он чувствует себя не просто голым, а будто с него стянули кожу и вывернули все внутренности наизнанку. От малейшего прикосновения тело горит, как в лихорадке, и хочется вырваться из этих обжигающих рук и одновременно прижать к себе, чтобы не отпускали. Арсений во время занятий любовью с Антоном всегда себя чувствовал так, будто выходит в астрал. Это всегда было что-то невероятное. Он как будто терял свое Я, но в то же время находил себя настоящего. Но сейчас это было чем-то за гранью. Он чувствовал себя таким… нежным. Тёк прохладной водичкой среди горячих камней и ощущал себя самым желанным. Самым сексуальным. Самым любимым. Антон прижимается губами ко входу плотнее, чуть посасывая, и Арсений вздрагивает, не сдерживая всхлипа. Его колени, которыми он упирается в постель по обе стороны от лица Антона, уже не дрожат, а натурально трясутся. Ему кажется, что он сейчас не выдержит, упадет, но тут же чувствует крепкую хватку, одновременно заземляющую и оказывающую поддержку. Арсений сильнее вцепляется пальцами в изголовье кровати, а Антон проходится мокрым шершавым языком от копчика, мимолетно задевая края ануса, и спускается к сжавшимся яичкам. Боже, Арсений теперь весь вечер будет думать о том, что они у него пушистые. Он всегда знал, что привлекателен, но Антон такими вот словами, будто специально придуманными, чтобы Арсения смущать, умело снимал с него сразу все защиты, сдирал разом все слои из сомнений и немногочисленных комплексов касательно собственной внешности. Арсений в постели с Антоном становился таким чувствительным и тактильным, что иногда самому делалось страшно от того, какое влияние над ним имеет Антон. Но сейчас Арсений мог думать лишь о том, чтобы его пушистые яички оказались обласканы Антоновым языком. Антон его желание угадывает и плотно прижимается языком сначала к одному, а потом и к другому. Вбирает их по очереди в рот и посасывает безумно нежно. Арсения всего перетряхивает от того, как Антон в каждом своем движении языка и тела умеет передавать всю свою заботу и бережное отношение к нему. Арсению хочется плакать, но он только всхлипывает, запирая стон в горле. Антон выпускает его изо рта и посасывает кожицу у мошонки, прихватывая губами и слегка оттягивая. Это совсем немножко больно, но ещё больше приятно. Член Арсения, измученный и одинокий, шлепает ему по животу, размазывая смазку около пупка. Арсению хочется сжать себя, но если он отпустит руки, то рискует потеряться в этих чувствах окончательно. Антон тем временем, наконец, возвращается к анусу. Арсений выдыхает с облегчением и в то же время сожалением. Ему до искр из глаз хочется, чтобы Антон ему подрочил, но он ему доверяет. Антон обещал, что знает, как надо, и сделает Арсению приятно. Арсений Антону верит. И когда его язык кружит по складочкам сжатой дырки, Арсений начинает скулить. Антон вылизывает его, не проникая при этом внутрь, и Арсений, уже не выдерживая, елозит по его лицу. Он то ли пытается отстраниться, то ли хочет приклеиться к лицу Антона. Сам того не понимая, дергается на нём, пытаясь ухватить как можно больше ощущений. Хочется язык Антона внутри, хочется оказаться членом у него во рту. Хочется-хочется-хочется. Арсений ерзает, поводя бедрами вверх-вниз, в попытке урвать хоть какое-то трение членом, и тут его чуть приподнимают, чтобы сказать: — Сейчас я засуну в тебя язык. И буду лизать тебя так долго. Хочу посмотреть, как ты будешь дрыгать своими ножками и пытаться подрочить. И снова опускает бедра Арсения себе на лицо, проталкивая язык вглубь. Арсений распахивает глаза, но ничего не видит. Слова Антона пульсом отдаются в барабанную перепонку, пока он чувствует, как тот языком раздвигает напряженные стенки ануса. Арсений и хочет расслабиться, но напряжение звенит во всем теле, и его начинает по-настоящему сильно трясти. Антон фиксирует пальцами ягодицы и настойчиво толкается языком внутрь, будто с намерением засунуть его как можно глубже. Арсений хочет уже попросить просто подрочить ему, потому что справиться с таким спектром эмоций и ощущений он оказывается не готов. Но ему, конечно, не позволяют. Антон вылизывает его внутри, жадно чавкая, и эти звуки, такие отвратительные, такие ужасно-постыдные и такие возбуждающие, кажется, могут довести Арсения до пика. — Пожалуйста, — выскуливает он в надежде, что Антон поймёт хоть слово. — Антон, пожалуйста, — Арсений хнычет взаправду и ему бы постыдиться, но сейчас он не может думать ни о чем, кроме желания кончить. Ему это просто жизненно необходимо. — Ты такой вкусный, — бормочет Антон снизу, но его все равно слышно. Ужасно. Отвратительно. Еще. — Такой соленый и потный, — у Арсения поджимается живот, и он дрожит уже всем телом. — Попрыгай на мне, малыш? Хочу почувствовать, как твои яички будут шлепаться о мое лицо. Арсений мычит от безысходности и, стискивая зубы, начинает прыгать. Он старается делать это аккуратно, правильно рассчитывая силу. Чувствует, как на каждом толчке язык Антона упирается в дырку и чуть проникает внутрь. Как его нос утыкается Арсению в промежность, и он не может решить, что из этого более приятно. Яйца шлепают о кожу Антона, и Арсений старается еще сильнее, еще лучше. Он сгорает от стыда, но ему так хочется Антону угодить. И когда он слышит довольное «Да-а-а», приглушенное шлепками, никаких сил не остается, и он вопит: — Антон! — продолжая чуть ли не скакать на его лице, — Антон! Антон жадно и яростно впивается в его дырку, прижимая к себе руками. И Арсений бы подумал, как тот не задохнется, если бы мозг давно не отключился. Губы Антона присасываются к раскрывшейся дырке, а язык внутри творит что-то невозможное, оказываясь по ощущениям глубоко и везде. — Антон! — отчаянно кричит Арсений в последний раз и кончает, дергаясь вместе со спинкой кровати вперед. Он дрожащей рукой касается члена и проводит несколько раз в попытке настичь уходящий оргазм, и выплескивается по ощущениям, будто вечность. Антон прижимает его к себе с такой силой, что от его пальцев становится даже больно. Арсению хочется съехать вниз по его лицу и укутаться в одеяло. Но Антон добивает его своим низким шепотом: — Хочу потрогать твои пустые яички, — и действительно щупает пальцами, будто проверяя, после того, как усилием спускает Арсения вниз и укладывает на себя. Арсений фокусирует взгляд и замечает потеки собственной спермы на спинке кровати, на подушке и на волосах Антона. Тянется рукой стереть, но конечности не слушаются, и он обессилено укладывает голову Антону на грудь. Под щекой мягкая футболка, хотя сейчас Арсений предпочел бы теплую кожу Антона. Антон в свою очередь не успокаивается и сдвигает руку на член, ощупывая его, и говорит: — Мне так нравится, когда ты такой беззащитный. С вялым членом и расслабленной дыркой. — И в подтверждение своим словам дотрагивается и до нее. Арсений мычит пристыженно и утыкается лицом ему в подмышку. Переводя дыхание и пытаясь совладать с чувствами, Арсений не сразу распознает звук поворачивающегося ключа и шаги, а когда слышит голос Эда, понимает, что уже поздно: — Здарова, пацаны! — Арсений, не вытаскивая лица из подмышки Антона, чувствует, как тот набрасывает на него плед, прикрывая от чужих глаз и крепче обнимая руками, и ему становится чуть менее стыдно. — Мягкой посадки, Арс! — добавляет он, и Арсений готов убить Антона за его длинный язык. Но не сегодня. Сегодня он готов простить ему даже это.