Ты нужна мне, как вода всей планете...

Она ничего не стоит, потому что бесценна. Она служит всему миру, потому что свободна. Её сила в мягкости, её совершенство в простоте. Да она действительно мягкая и податливая она способна смыть грязь человека, в этом и проявляется её гуманность. "У неё одно имя, но множество обликов", говорил, в I веке нашей эры, римский учёный Гай Плиний старший. Жизнь – это вода, время – это вода, вечность – это вода. Величайший химик, физик, геолог, воздухоплаватель, нефтяник, педагог и в общем, чуть ли не самый известный, русский учёный-энциклопедист Дмитрий Иванович Менделеев говорил: "Капля воды дороже алмаза". Вода всегда прокладывает себе путь даже через камень. Оказавшись в западне, вода найдёт, куда просочится. "Вода! У тебя нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха, тебя не опишешь, тобою наслаждаешься, не понимая, что ты такое.Ты не просто необходима для жизни, ты и есть жизнь. С тобой во всем существе разливается блаженство, которое не объяснить только нашими пятью чувствами. Ты возвращаешь нам силы и свойства, на которые мы поставили уже было крест." Именно так говорил французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери. Нет ничего мягче и гибче, чем вода, но попробуйте оказать ей сопротивление. Её величие бесспорно, но постигать его бессмысленно. Люди не знают с чем имеют дело...                                             *** Полдень. Клод Фролло метался по своей келье, изнеможённый чарами цыганки. Он в глубоком смятении, совершенно не представляет, что ему предпринять. Признаться ли цыганке в своих бескрайних, и с каждой минутой разгорающихся в по истине адское пламя, чувствах или же сгорать инкогнито и не делиться внутренними переживаниями ни с кем. Священник, конечно, больше всего склонялся ко второму варианту, но любовь, как ему казалось, была настолько сильна, что долго сдерживать её в себе просто-напросто не выйдет. К тому же, Эсмеральда давала ему повод для этой бесконечной любви каждый день. И по мере того, как летели дни, становилось всё сложнее и сложнее. В конечном итоге, он сел за стол и погрузился в довольно продолжительное мышление. Густые чёрные брови сдвинулись к переносице, создавая глубокую морщину между ними. Казалось, что эта морщина уже вросла посерёдке лба, так часто он хмурился. Нервно потирая висок, Клод невольно выдохнул. Возможно он уже решился признаться девушке в своих чувствах, но как это сделать совершенно себе не представлял. В голову приходили бредовые мысли, Фролло плохо представлял, как он подходит к ней и изливает всю свою душу и от этого ему становилось плохо. Это, как ему казалось, тоже самое, что тонуть в луже: малейший поворот не туда и ты задохнулся, любовь также жестока и также мягка, как вода. В его голове, взрослому мужчине подойти к девчонке и мямлить что-то о любви, выглядело настолько глупо и не правильно, что Клоду уже, ещё не встретившись с Эсмеральдой, хотелось провалиться под землю. Некоторое время спустя, священник всё-таки придумал, как с ней поговорить. Он сел за стол и начал писать ей письмо. Конечно, он понимал, что письмо от него она примет вряд ли, поэтому подписался, как тайный поклонник. От этой подписи, которая звучала так, словно это письмо отправлял мальчишка, влюбившийся в девочку из состоятельной семьи, его передёрнуло. Но делать было нечего, так или иначе цыганка не согласилась бы с ним встретиться, если бы он подписался своим именем. Хотя... Кто знает, может она будет сохранять свою гордость и всё равно не придёт.                                          ***           Священник удивился, что возле Сены, куда он пригласил Эсмеральду, в назначенное время стояла сама девушка и оглядывалась, скорее всего разыскивая того, кто её сюда пригласил. Она была одета в свой повседневный наряд, в котором Клод видел её каждый день около собора. При ней, конечно же, была её мужененавистная козочка и верный кинжал. Священник уже видел, как этот кинжал будет торчать рукояткой из его горла, сердца и вообще откуда угодно после того, как она только краем глаза увидит священника. Сам Фролло спрятался за каким-то каменным домиком, собираясь с мыслями, чтобы выйти к ней. Встречу он назначил в восемь вечера, так что было уже довольно темно. На улице стояла ранняя зима, только начался декабрь. И Клод немного опешил, когда понял, как же легко одета цыганка. Сам он был одет в осеннюю сутану с лёгким подшёрстком и сверху накинул плащ, но даже этого было недостаточно, так что он то и дело передёргивался от настигающего холода. И вот он уже вышел из-за дома и направился к Эсмеральде, но она, завидев знакомую приближающуюся фигуру, схватила свой нож и встала в обороняющуюся стойку. Священник моментально выставил руки вперёд, давая понять, что не хочет причинить ей никакого вреда. Её, конечно, это не особо убедило, но кинжал она опустила, хотя на место и не убрала. Между ними было примерно метра два. Клод сделал два внушительных шага и значительно уменьшил расстояние. Эсмеральда нервно сжимала край платья, но стояла, гордо задрав подбородок вверх. Безусловно, слёзы страха выступили на её глазах, но произошло то, что заставило Эсмеральду впасть в ступор. Клод резко упал на колени перед ней, отчего она отпрыгнула, будто её кто-то отдёрнул, на пару шагов. —Я люблю тебя! — крикнул священник, а наступающие слёзы Эсмеральды куда-то испарились. Она смотрела на священника тупым взглядом. Он же пожирал ее пламенным. —Слышишь? Я люблю тебя! — еще раз закричал он. —Что же это за любовь такая! — прошептала девушка, дрогнув от собственных слов. Он продолжал: —Любовь обреченного грешника. Оба несколько секунд молчали, подавленные тяжестью своих чувств. Он — обезумевший, она — совершенно отупевшая. — Слушай, — заговорил наконец священник, к которому вернулось странное спокойствие. — Сейчас ты узнаешь всё. Я тебе признаюсь в том, в чем до сих пор едва решался признаться самому себе, вопрошая свою совесть в те поздние часы, когда мрак так глубок, что сам Бог, кажется, не видит нас. Слушай. До встречи с тобой, девушка, я был счастлив... –И я тоже! — со слабым вздохом прошептала она. —Не перебивай меня... Да, я был счастлив, по крайней мере, я так думал. На душе у меня было ясно и светло. Никто не держал голову так высоко, как я. Священники учились у меня целомудрию, доктора — науке. Да, наука была для меня всем! Кроме нее, мне никого не было нужно. Между тем с годами мне стали приходить другие мысли. Не раз моя плоть волновалась, когда я видел проходившую мимо женщину. Не раз волнение крови, которое я, безумный, считал подавленным навеки, судорожно потрясало железные обеты, приковывавшие меня, презренного, к холодным плитам алтаря. Но пост, молитва, занятия, умерщвление плоти снова вернули душе господство над телом. Я избегал женщин. Пока дьявол посылал, чтобы меня искушать, лишь неясные женские образы, мелькавшие мимо меня поодиночке то в храме, то на улице, то где-нибудь вблизи и лишь слегка тревожившие меня во сне, — я легко побеждал дьявола. Увы! Если победа осталась не за мной — виноват Бог, давший неодинаковые силы дьяволу и человеку... Слёзы вновь подступили к горлу бедной девушки. Струйка солёной воды медленно скатилась по её щеке, огибая уголок губ, скатываясь до подбородка, и завершая свой путь, падая на землю. –Ты нужна мне, слышишь?! Как сердцу биение нужна! – не унимался священник, уже возвышаясь над своей возлюбленной. И предательски близко расположенная река, нисколько не смущала его, но это было ненадолго. Эсмеральда смотрела на него блестящими от слёз глазами. В них чётко прояснялась бушующая ненависть к Клоду. Он же смотрел на неё, словно выжидая того, что она ответит. Но цыганка ничего не собиралась говорить. Осознав то, что цыганка не собирается с ним говорить, он схватил её за руку. –Ответь мне! Скажи, что тоже любишь! – Его глаза безумно сверкнули, что-то такое вспыхнуло в них, что заставило сердце девушки биться чаще. Сильно испугавшись мёртвой хватки священника, она влепила ему звонкую пощёчину, отчего Клод отшатнулся и отпустил её руку. В нём закипела злоба и не успела Эсмеральда опомниться после своих действий, как в ответ на них отхватила более весомую дозу. Да, он ударил её в ответ. Кровь прилипла к щеке и она начала неприятно гореть. Слёзы ручьём полилась из глаз, не давая щекам просохнуть от тоненьких дорожек. В порыве гнева и страха, она вытолкнула его прямо в замёрзшую Сену. Сама, страшно этому удивившись, убежала прочь Спина священника с лёгкостью пробила чуть проявившийся лёд. Хоть река имела довольно хорошее течение, пятнадцати градусов мороза было достаточно, чтобы образовать четырёхсантиметровую корку. Ледяная вода мгновенно пробрала всё тело до костей. Клод попытался ухватиться за край проруби, которую сам же и образовал. У него получилось, но не надолго. Властная вода понесла его, не сильно массивное, тело по течению. Всеми своими силами он пытался пробить дыру в проклятой западне, а воздуха в лёгких  становилось всё меньше. Изрезав костяшки пальцев, которые начинали  неметь от холода, об острые ледяные выросты, ему всё-таки удалось сделать небольшую пробоину. Ухватившись за края, он начал их обламывать, чтобы подогнать дыру под свой размер. Течение сильно мешало двигаться, и холод практически сковал его тело, но Фролло не сдавался. И вот, аккуратно взявшись за край, он высунул голову и вдохнул, как ему показалось на тот момент, самый чистый и свежий воздух. Хотя Клод и был печально худ, краешек не выдержал его веса и обломился. Священника снова понесло по течению, но казалось, что гораздо быстрее. Холод взял верх. Он практически полностью обездвижил его тело. И несмотря на то, как он боролся за жизнь пять секунд назад, Фролло сдался. Его мозг уже почти замёрз и потому смутно соображал. Последнее, что пришло в голову, самая запоздалая мысль, которая только могла прийти к нему – Эсмеральда. Он понял, что совершил самую глупую ошибку в своей жизни. Понял, что, стоя там в своей келье, и размышляя о том, как же ему поступить, нужно было выбрать второй вариант и сгорать по ней в одиночестве. Ведь всё же лучше, нежели тонуть в реке. С этими мыслями из носа и приоткрытого рта пошли пузыри в, и без того бушующей, реке. Вряд ли, в ближайшее время, его тело кто-то разыщет. Да и в соборе отсутствие Клода никто не воспримет за странность, ведь он часто скрывался в своей келье от чужих глаз, дабы уединиться со своими мыслями. С кем не бывает, утонул и утонул, что в этом такого? Погрустят (а может и нет) и забудут. Что же насчёт самого пострадавшего? А ничего! Башкой думать надо было. Ну, как оказалось, любовь, в некотором смысле, точно такая же, как и великая французская Сена: неимоверно быстротечна.