Где-то там
даже дьявол может плакать,
потеряв тех, кого любит
Молоденький крупье в пиджаке цвета индиго ловко жонглирует колодой из 52 карт. Глянцевый картон изящно скользит в атласных перчатках, шелестя, словно листья на ветру. На бархатном столе хаотично разбросаны фишки, игральные карты, разноцветные кости и стопки купюр, туго обвязанные на два оборота резинками. Атмосфера, господствующая за круглым столом, кажется густой, осязаемой, а сами игроки, будто находятся под стеклянным куполом. Они — неприкасаемые и одновременно уязвимые, изолированные от внешнего мира. В неоновом помещении с мраморными колоннами и стенами, обтянутыми как кожей багровым велюром, клубится дым от кубинских сигар, витает терпкий запах пота и виски. На фоне играют плавные мотивы из шестидесятых, звенят форменные бокалы, своим звоном гармонично сливаясь с громким басом посетителей. Худой мужчина с козлиной бородкой достает из переднего кармана пиджака шелковый платок и нервно вытирает выступивший пот со лба. Еще один — с выбритыми висками и татуировкой на шее отстукивает пальцами незамысловатый ритм по деревянному краю стола. У каждого, абсолютно у каждого, сидящего за круглым столом, ни один мускул не дрогнет. Их лица застыли в хладнокровном безразличии, и лишь незначительные невербальные жесты выдают волнение и предвкушение от предстоящей партии. Крупье раскидывает карты рубашкой вверх по поверхности стола, обтянутой сукном. Карты, словно подтаявшее масло на сковородке, плавно скользят в руки игрокам. Мужчины в острых шляпах, дорогих перстнях на пальцах и строгих костюмах «тройка» терпеливо ожидают, когда на стол упадет последняя карта. Они молча изучают уже имеющийся веер из четырех карт на руках, анализируя в уме, каким будет следующий ход соперника. — Господа, ваши ставки, — крупье откладывает оставшуюся колоду карт в сторону и прячет руки за спиной. — Повышаю. — Удваиваю. — Пас, — мужчина с перстнем, обвивающим его безымянный палец как змея, небрежно скидывает карты на стол. Феликс пробегается быстрым взглядом по его картам: два вальта, две пятерки и двойка. Итого — «Две пары». Он прыскает в кулак. Смехотворно. Мужчина в белой рубашке с татуировками на предплечьях и уродливым шрамом над бровью двигает все фишки в общий фонд. Присутствующие бросают на него удивленный взгляд; кто-то в моменте расслабляет галстук, кто-то ухмыляется, поглаживая перстни на узловатых пальцах. Стоящий позади него Феликс, завидев комбинацию карт, растягивает губы в хищной улыбке. У крупье легкая рука. Они с Крисом будут жать до конца. Он невесомо скользит пятерней по спине Бана, дразнит мурашками, тем самым одобряя его ставку. — Не боишься выйти отсюда с голой жопой? — мужчина с сигарой во рту блефует, сверля острым взглядом Криса. Их осталось трое. Остальные игроки скинули карты в предыдущих партиях. — Завались. Твоя очередь вскрываться, — не церемонясь, огрызается Феликс. Мужчина с сигарой окидывает хмурым взглядом паренька, стоящего позади мужчины со шрамом: щуплый, наглый, не прирученный щенок с едва прорезавшимися клыками. Он усмехается чему-то своему и кривит улыбкой, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. — Твой хозяин плохо тебе воспитал. Знай свое место, шавка. Феликс бросает быстрый взгляд на Криса. Его спокойное лицо по-прежнему ничего не выражает, но свободная рука, лежащая аккурат возле кобуры, рефлекторно сжимается и разжимается в кулак. Ли хмыкает и переводит безразличный взгляд на мужчину с сигарой. — Может отрезать твой поганый язык? — Ли достает из заднего кармана кожаных штанов кортик и показательно прокручивает его на пальце. Крупье, стоящий от него по правую сторону, предупредительно кашляет в кулак. Феликс закатывает глаза и прячет нож обратно в карман. — Расслабьтесь, — он вскидывает вверх открытые ладони, — шучу. Просто шучу. — Стрит-флэш, — будучи уверенным в своей победе, мужчина с сигарой швыряет карты на стол, расслабленно откидываясь на мягкую спинку кресла. Он закидывает одну ногу на колено и снимает шляпу, чтобы провести свободной рукой по лысине. Феликс готов поспорить, что в его макушке можно увидеть свое отражение. Без единой эмоции на лице, Кристофер ответно скидывает веер карт на стол. Пиковые туз, король, дама, валет и десятка. «Флэш-рояль». Фанфары. Занавес. — Какого хрена? — возмущается лысый мужчина с сигарой. — Дилетант, — безразлично заключает Ли, закуривая сигарету, любезно протянутую и подожженную Крисом. Обыкновенный «Чапмен» со вкусом вишни. Ему ни к чему весь этот лоск и фарс. — Чертов жулик! — Джонни, кажется так зовут лысого мужчину, резко подскакивает за столом, чуть не опрокидывая кресло назад, достает пистолет из кармана и направляет дуло в сторону Криса. — Сэр, — крупье делает руками жест «успокойтесь», — уберите оружие. — Заткнись! — Джонни рычит и трясет пистолетом. — Он жульничал! Проверьте записи с камер. Я ни за что не поверю, что грязный отпрыск из клана Ли честно играл! — Научись достойно проигрывать, Джонни! — Феликс хохочет, запрокинув голову назад. Его длинные черные локоны струящимся водопадом рассыпаются по плечам. — Я Дункан, жалкий ты кусок дерьма, Дункан Янг! Запомни мое имя. — Он переводит взгляд на Криса и хмурится. — Твой хозяин оглох? Он хоть что-то скажет в свое оправдание? — Нет, не оглох, — Ли хлопает Криса по плечу, призывая подняться с места. — Виски за мой счет, господа. Охладите свое траханье, Джонни! — Щенок! — Дункан спускает курок, делая предупредительный выстрел. Пуля со свистом пролетает мимо Феликса, рассекая острую скулу. Шум за игральным столом привлекает внимание посетителей. Светская болтовня обо всем и ни о чем моментально стихает, бокалы перестают звенеть. Зрители замерли в ожидании грандиозного представления. — А вот это ты зря, Джонни… — Ли юрко запрыгивает на бархатный стол, быстро пересекает расстояние до Джонни-Дункана и приставляет складной нож-бабочку к его горлу. — Видимо, ты не слышал, какие слухи ходят о «шавке» семейства Ли. — Он наклоняется ближе, скалясь как зверь. — Или мне напомнить, сколько глоток, у таких отбросов как ты, он перерезал? — Господа, успокойтесь, — проигравший мужчина, который оставался с ними в последнем кону, с елейной улыбкой разводит руками, — не окрашивайте кровью столь прекрасный вечер. Феликс шипит сквозь зубы, но отстраняется от Янга, пряча лезвие в сапог. Джонни, который Дункан, агрессивно запихивает пистолет во внутренний карман пиджака и демонстрирует присутствующим пустые ладони. Внезапно повисшая тишина вновь погружается в бурные разговоры. Нет зрелища — нет и зрителей. Феликс спрыгивает со стола, кивает Крису в сторону выхода, и, перед тем, как покинуть заведение, бросает крупье стопку купюр и просит записать выигрыш на счет господина Ли. Присутствующие провожают их многозначными взглядами. Те, кому однажды посчастливилось иметь дела с кланом Ли, мысленно зачитали Джонни-Дункану Янгу Псалтирь. — Ублюдок! Скотобаза! — выйдя из душного пространства, Феликс швыряет в неизвестность потухший окурок и оскорбления. — Джонни, мать его, Янг! — он хмурится и цедит слова сквозь зубы. — Ты его знаешь? Кристофер отстраненно пожимает плечами, его внимание больше занимает подсохшая кровь на щеке Ли. Он становится напротив Феликса, на что тот в удивлении вскидывает хмурыми бровями, и аккуратно, взяв двумя пальцами за подбородок, стирает кровь. — Не волнуйся. — Феликс замечает в глазах напротив едва уловимое беспокойство. — Просто царапина. Кристофер убирает руку и смотрит с укором. — Ладно-ладно, — отмахивается руками и беспечностью Феликс, — поехали домой, хозяин. — Зевнув, он тянется на носочках к небу и мечтательно добавляет: — Хочу напиться и проваляться ве-е-есь день в кровати. Одним ловким движением руки, Крис набирает сообщение Виктору — их личному водителю — и уже через пять минут, разделив с Феликсом одну сигарету на двоих, к казино с неоновой вывеской «Криптонит» подъезжает глянцевый лимузин. До особняка клана Ли они едут молча. Феликс, облокотившись головой на плечо Криса, задумчиво играется с ножом-бабочкой в руке, между делом насвистывая мотив мелодии. Кажется, так звучит «Реквием» Моцарта. А, может быть, и вовсе «Собачий вальс». Кристофер разглядывает его длинные ресницы, россыпь веснушек на щеках, маленький, но уже остывший порез на скуле, затем опускает взгляд ниже на кожаную безрукавку, худые руки, умело крутящие между пальцев нож, и поражается, как столько смелости и бесстрашия умещается в настолько хрупком создании. Роберт Ли — бывший глава семейства Ли, однажды вызвал Кристофера к себе в кабинет и поставил перед фактом: охранять и защищать ценой своей жизни будущего наследника клана. Кристофер даже не смог возразить в тот день. Он в принципе не мог говорить. Поначалу идея оберегать какого-то мальчишку не вызвала в нем восторга. Феликс тогда еще был совсем «зеленым» и наивным, о гангстерах он узнавал разве что через фильмы и книги, понятия не имея, как на самом деле обстоят дела в преступном мире. Мафия — это не детская игра «Монополия», в которую захотел — поиграл час-другой, захотел — закинул в чулан. Если ты вступил на кровавый путь, добровольно или обстоятельно — неважно, то должен преданно следовать ему до конца. Выйти можно лишь одним способом, — умерев. Мафиозные тайны остаются тайнами навсегда. Их забирают с собой в могилы, как фамильные драгоценности, как любимую вещь, под Траурный марш и брехливые слезы. Мертвецы по своей природе поразительно молчаливые ребята. Либо ты принимаешь диктуемые правила на добровольной основе, либо... Тебя заставляют навсегда замолчать. Праведный гнев и кровь — две переменные, составляющие уравнение преступного мира. Мира, окрашенного в ярко-багровые краски. Однако… До чего же здесь убийственно красивые закаты! Дрессировка на пост будущего главы клана проходила успешно; Феликс схватывал все налету, к восемнадцати годам в совершенстве овладев холодным оружием. Бездушным револьверам Ли предпочитал маленькие складные ножи. Если его хорошенько встряхнуть вверх тормашками, то как минимум шесть выпадет из карманов и один из сапога. Ли доверяет быстрой смерти. Четко в сонную артерию, только ловкость рук и никакого мошенничества. Будто предчувствуя дыхание костлявой в затылок, отец Феликса заблаговременно позаботился о том, чтобы усилить охрану вокруг единственного наследника. Наверное, это было особым чувством, приобретенным впоследствии теми, кто так или иначе был связан с преступным миром. Это чувство в совершенстве развивает бдительность, мнимость, осторожность и сноровку. Роберт научился чутко спать с револьвером и оглядываться по сторонам. Это был Эффект «Моны Лизы»; когда кажется, что за тобой, будто повсюду наблюдают: из-за углов, из-под половиц, на небесах, через форточку. Лукавый никогда не дремлет. Он знает о нас больше, чем мы сами. Роберт знал, как минимум догадывался, что рано или поздно доиграется и закусит на обед свинцом. Как жаль, что Роберт оказался прав. Только вместо обещанного свинца, он наглотался дыма, сгорев заживо. Два года назад, некий мерзавец под псевдонимом «Инферно», в ночь на двадцать седьмое сентября, как сейчас помнит Феликс, поджег фамильный особняк клана Ли. В тот адский вечер чудом спаслись только Феликс и стеклянная банка с пустотой. Или это было его сердце. Теперь уже вряд ли он узнает. Сердце давно разбилось. Банка пылится на чердаке. К сожалению, в преступном мире границы между жестокостью и милосердием стираются, как тонкие крылья бабочки. Ли мечтал лишь об одном: отомстить за свою семью. Опьяненный жаждой мести, Феликс решил кардинально измениться. От улыбчивого мальчика в желтой рубашке остались только воспоминания и фотографии. У него не было другого выбора, ему пришлось стать сильнее. Потому что слабые умирают первыми. В кругу беззакония Феликса торжественно наградили титулом «Дьявол». Дьявол, который, пригревшись на шее у Бога, сеял хаос. Его руки крепко держали поводья четырех Всадников апокалипсиса. Людей нельзя винить в их трусости, слабости и смертности; в том, что само «имя» Феликса внушает первобытный страх. Людям проще поверить в существование исполинского зла, чем в распятого мужика в простыне. По сей день, никто не знает истинного облика Дьявола, но, не скупясь, смело разбрасывается догадками. Одни заявляют, что Дьявол выглядит, как сама Сатана — двухметровый амбал, с выпученными и залитыми кровью глазами, с пневматикой на перевес. Другие считают, что Дьявол ест на завтрак сырое мясо, держит на поводке Уссурийского тигра и убивает абсолютно каждого, кто случайно подвернется ему на пути. Третьи с пеной у рта утверждают, что Дьявол — это плод случайной связи с проституткой из Амстердама. Каждая версия приятно забавляет истинного Дьявола во плоти. Столько внимания к его скромной персоне просто не может не льстить. Настоящий Дьявол клана Ли не носит Prada, и уже тем более не ест на завтрак сырое мясо. В его карманах прячутся остро заточенные ножи и один кольт М1911 сорок пятого калибра. Он обожает звёздочки Kosmostars и своего верного Цербера. Их союз обусловлен кровавой печатью. Они делят одну постель на двоих. Это было их танго на краю обрыва. Как славно, что танго — это танец для двоих. Уютную тишину салона хоронит внезапная трель телефона. По одной только бешеной мелодии, разрывающей динамик, Ли догадывается, кто ему так настойчиво звонит. — Слушаю. — Феликс нехотя отдирает щеку от плеча Криса, охрипшим голосом отвечая на звонок. — Ну... — он оборачивается на окно: за тонированным стеклом мелькают пышущие заводы, сырость и тоска, тусклые звезды едва проглядываются сквозь тучи. Близится гроза, — да, где-то в двадцати минутах от вас. — Ли машинально кивает, хоть абонент этого не видит, — сейчас? Ладно. Скоро будем. Феликс сбрасывает звонок, небрежно откидывая телефон на пустую часть сидения, и переводит усталый взгляд на Кристофера. — Есть работенка, Цербер. — Ли выдавливает из себя, как из тюбика пасту, улыбку. — Готов размяться? Кристофер копирует его фальшивую улыбку и уверенно кивает. — Виктор. — Ли перебирается через сиденье ближе к водителю, хлопая того по плечу. Виктор Макаров служит верой и правдой клану Ли уже долгие мохнатые годы. Его глаза повидали множество событий: и горе утраты, и улыбки, и даже смерть. Он и сам когда-то сеял семена разрушения, благо старость вовремя подкралась. Для своего возраста Макаров хорошо сохранился. У него по доброму, совсем не свойственно обстоятельствам, сияют глаза и забавно вьются кончики седых усов. Своей внешностью он напоминает Хопкинса или… Лектора. Все зависело от ситуации и освещения. — На втором съезде сворачивай направо — в порт Эмпайер-Бэй. Минхо нас встретит, — объясняет Ли, попутно проверяя наличие всех ножей в карманах. Макаров кивает и плавно выруливает на главную дорогу, задумчиво потирая вьющийся ус между двумя пальцами. Кристофер молча наблюдает за сосредоточенным лицом юного господина, улавливая в его движениях едва заметное волнение и... Сомнения. Вечер перестает быть томным. Город засыпает, просыпается мафия.✞✞✞
Черный лимузин медленно въезжает в порт Эмпайер-Бэй. Вокруг темно так, что черт ногу сломит, лишь мигающий свет фонаря освещает дорогу, ведущую к заброшенному зданию. Раньше на месте порта размещался старый речной вокзал. Когда-то через него переправляли товар на торговых судах и организовывали круизы на частных яхтах. Со временем деревянный дебаркадер забросили и отбуксировали на сушу. Некогда роскошное здание, выполненное в стиле неоклассицизма, обросло многолетним мхом и перекосилось на один бок, став неофициально местом для пересчета костей. Возле заброшенного здания уже стояли два припаркованных автомобиля: элегантный Порш и массивный Додж, принадлежащий Минхо. Ли Минхо, так же известный, как «Рипер», облокотившись на глянцевый капот автомобиля, расслаблено курил, пуская колечки дыма в небо. Заметив приближающихся Криса и Феликса, он ярко улыбнулся и помахал им, зажав сигарету между губами. Снаружи было подозрительно тихо и спокойно. Даже не верится, что каждую ночь здесь вершится правосудие и кровавая расправа. Феликс выкуривает вместе с Минхо еще одну сигарету, наполняя организм мнимым умиротворением и разглядывая окрестности Эмпайер-Бэй. Мутные воды едва колышут привязанные к пирсу лодочки, лунный свет, отражающийся в речной глади, придает окружению неуместно романтичное настроение. Чудесно и немного тоскливо. Это все кажется настолько далеким и призрачным, что дурацкое чувство обреченности, как горячее тавро, больно прижигает хрупкое человеческое сердце. Взгляд у Феликса был тяжелый, но ясный и спокойный. Направлен этот взгляд был не прямо на то, что он рассматривал впереди, а скользил по окружению почти незаметно, как лучи заходящего солнца, сквозь того, на что он был направлен. Это пугает, и кажется, что причиной тому была не его слабость, которую он тщательно скрывал от посторонних, не страх, не притворство, а постоянные, вытесняющие все другие чувства, тяга к саморазрушению. На периферии слабо гудит лебедка, рассекая тишину прибрежного порта. С одной стороны без остановки тараторит Минхо, с другой громко молчит Кристофер. — Марка нашли в его квартире, — щелчком отправив в дальний полет окурок, говорит Минхо. — Возможно, это как-то связано с Инферно, — он достает из кармана зажигалку с потрепанной запиской и передает их Ли. — Сукин сын... — Феликс комкает лист бумаги, пытаясь усмирить предательскую дрожь в руках. Два года они пытаются выйти на след некоего «Инферно». Безуспешно. Это превращается в бесконечный круг Сансары. Они приближаются на шаг, Инферно отдаляется на два. Он, подобно величайшему гроссмейстеру, угадывает их каждый ход наперед. На месте убийства Инферно всегда оставляет после себя записку «с любовью, Инферно», обугленные тела и зажигалку. Минхо как-то раз сделал довольно смелое и логичное предположение: в клане завелась крыса. Иначе никак нельзя было объяснить расчетливость ублюдка Инферно. И это больше всего пугало, если подозрения Минхо все-таки оправдаются, — Феликс ни за что не простит предательство. — Мы найдем его, босс. — Минхо ободряюще хлопает Ли по плечу, обнадеживая очередным обещанием. Его взгляд сверкает и видит перед собой светлое, безоблачное будущее, в то время, как Феликса постепенно угасает. Каждый раз происходит одно и тоже. Как же он устал бежать в никуда. — Вот увидишь. Ли отстраненно кивает. По-другому никак. Он отомстит за отца, за матушку, за сестер. Он клянется небесами, чего бы ему этого не стоило. Придерживая тугую заржавевшую дверь, Минхо пропускает внутрь Феликса и Кристофера. Со второго этажа раздаются мужские голоса, под ногами скрипят старые отсыревшие половицы. Кристофер аккуратно ступает вслед за Ли, бдительно осматривая внутренности здания. Феликс уверенно шагает впереди, изредка прислушиваясь к шуму, доносившемуся над ними. Дебаркадер находится в полуразрушенном состоянии, ветхое здание буквально доживает свой великолепный век. Стены украшают красные пентаграммы, в одном из углов лежат использованные свечи и кости, видимо, до прихода клана Ли, здесь развлекались сатанисты. Повсюду разбросаны деревянные доски, на полу валяются стулья с окровавленными и оторванными ножками. За разбитыми стеклами шумит вода, сквозняк путешествует под плинтусами. Но, несмотря на всю разруху, отсюда открывается потрясающий вид на пирс и причал. Снаружи и воздух чище. В отличие от стен, он еще не успел пропитаться запахом крови, металла и пороха. Возле лестницы, ведущей на второй этаж, их ожидает Чанбин — низкий, но крупный мужчина с кожаной повязкой на глазу. Он быстро докладывает обстановку, вежливо кланяется юному господину и, напоследок, протягивает руку Кристоферу, крепко ту сжимая. На втором этаже их встречают еще несколько человек. Хенджин стоит по правую сторону от двери; его выкрашенные в красный волосы, даже в полумраке ярко контрастируют с обстановкой. Ноа монотонно курит в форточку, Чонин бездельно ковыряет катаной отсыревшие доски, насвистывая под нос колыбельную. — Сынмин вышел на след. Картера поймали, — кратко и по существу докладывает Хенджин, когда Феликс и Крис подходят к нему. — Молчит, как партизан. Мы его немного приукрасили к вашему прибытию. «Приукрасили» — это еще слабо сказано. Когда Феликс заходит в комнату, перед ним привязанный к стулу сидит не человек, а полуживая груша для битья. На его лице пестрят разноцветные гематомы, из носа течет густая дорожка крови, он медленно моргает и хрипит от боли, периодически сплевывая себе под ноги слюну, перемешанную с ошметками крови. Мутный взгляд выражает ужас и смирение. Завидев в дверном проеме Феликса, мужчина напрягается — по его душу пришел сам Дьявол. Мужчина почувствовал, как воздух вокруг наэлектризовался. Начался обратный отсчет. — Выйдите. — Феликс берет свободный стул, разворачивает его к себе и садится, как на коня. Еще два человека вместе с Хваном беспрекословно подчиняются его приказу и молча, один за другим, покидают комнату. Кристофер предусмотрительно остается внутри. Взгляд спокойный, непроницаемый, но рука на кобуре. — Поговорим? Щелчок зажигалки разрывает натянутую струной тишину. Феликс поджигает сигарету и грубо запихивает ее в окровавленный рот мужчине. Незнакомец давится, но не выплевывает подачку, поднимая затуманенный взгляд на Ли. Фигура Феликса предстает перед ним в расплывчатом состоянии. Налившиеся кровью глазницы искажают образ правосудия. Ответа не следует. Ни через пять минут, ни через десять. Мужчина молчит, пока сигарета медленно тлеет между его опухших губ. Ли не выдерживает и резко хватает его за волосы. — Так и будем играть в гляделки? — Ли вертит в руках зажигалку. Металлический предмет, с рисунком выграненного дракона неприятно холодит подушечки пальцев, — или ты застеснялся? — Феликса потряхивает. Не от холода, а от злости. Тошнота подкатывает к горлу, противно облизывая стенки слизистой. — Поздно пить боржоми, Картер. Надо было раньше думать, когда ты копал под нас. Зрачки Картера расширяются от удивления. Он не верит своим ушам. Откуда они узнали? Откуда Ли узнал его настоящее имя? — Вижу ты удивлен. — Феликс прочитал во взгляде немое замешательство. — Но, знаешь, что еще удивительней? Дай-ка подумать… — Ли прячет зажигалку в карман и прикладывает указательный палец к губам, — как думаешь, что скажет Анна, когда узнает об измене горячо любимого мужа? О! А дети? Они — чудесные! И как только у такого мусора могли родиться настолько прекрасные близняшки? Будет жестоко, если они узнают, что папа сегодня не вернется домой. — Не смей трогать мою семью! Они здесь ни при чем… — такую реакцию Феликс и ждал. В голосе Картера прорезалось отчаяние. Жалкий человечишка поддался эмоциям. В их опасном мире привязанность становится помехой. Феликс знает. Обжигался. Ли обыкновенно потешается над ним, жадно впитывает гнев, сочащийся из мужчины. Грубо встряхнув Картера за волосы, он отпускает его и складывает руки на спинку сидения. Смотрит пронзительно, прямо в душу, выискивает хоть что-то, напоминающее о человечности. И сколько же всего происходит в глазах напротив: там плещется ненависть, трясется страх и, кажется, тлеет маленькая надежда. Надежда на что? Ха! Неужели Картер надеется на снисхождение? — Я не убийца, Картер, — Феликс придает голосу драматизма, — ты настолько плохого мнения обо мне? — Ты — Дьявол! — гневно, вместе с кровью, выплевывает Картер, — Убийца! Грязный отпрыск из клана Ли! — О! — Феликса склоняет голову на бок в заинтересованности. Его мгновенно осеняет, — так ты подстилка Джонни? — Не знаю никакого Джонни. — Картер дергается на стуле, пытаясь выпутаться из веревок. Кристофер подходит со спины к Феликсу и хлопком по плечу призывает обернуться. — Дункан. — Он вырисовывает в воздухе невидимые буквы. — А, точно! — Феликс снова переводит взгляд на Картера. — Дункан. Дункан Янг твой босс? Картер цепенеет и отводит взгляд в сторону. — Хочешь спросить, откуда я узнал? — благодаря долгому взаимодействию с Крисом, Феликс научился мастерски считывать невербальные знаки оппонентов, — так ты сам только что сказал! — Ли забавляется. Сама ситуация ничего, кроме смеха в нем не вызывает. И как только Картер дожил до сегодня? — Круто, да? То, как внимательность влияет на переговоры. Картер облажался, когда назвал Ли «грязным отпрыском». Феликс лишь сделал дерзкое предположение. Однако своей реакцией Картер выдал себя с потрохами. — Короче, — Феликс перестает улыбаться, резко делаясь серьезным, — ты мне все рассказываешь, я тебя отпускаю. Такой расклад устраивает? — Я не могу… — отчаянно отзывается Картер. Либо его убьет Феликс, либо Дункан перережет всю его семью. Картер связан по рукам и ногам. Буквально. — Это твое окончательное решение? — Феликс встает со стула и вытаскивает из кармана нож. Картер молчит. Он сделал свой выбор. Несмотря на всю ситуацию, Феликс им тихонько восхищается. Не каждый выберет семью, и уж тем более пожертвует собой. Это похвально. Картер только что стал героем своего времени. О нем должны слагать легенды... Жаль, что после, о нем даже никто не вспомнит. — Кстати, меня зовут Феликс. Феликс Ли. — Зачем ты говоришь мне свое имя? — Кто знает… — Ли хмыкает и аккуратно, едва касаясь, проводит лезвием по щеке Картера. — Мы с тобой похожи, Картер. Ты и я. Мы оба выбрали семью, а не свою безопасность. — Ли хищно оскаливается и, без предупреждения, одним размашистым движениям бьет с ноги Картера под дых. Картер корчится от резкой боли, но стойко выдерживает удар. Придя в чувства, он стреляет в Феликса гневным взглядом и, собрав во рту слюну, плюет ему в лицо. — Видит Бог, я не хотел этого… — Феликс ухмыляется, по-дьявольски. В его зрачках танцуют огненные черти. Дальше все происходит, как в тумане, если наблюдать за событиями со стороны Картера. Феликс остервенело стирает с щеки кровь и вновь дергает мужчину за волосы. Бьет кулаком в скулу, над бровью, в разбитые и давно опухшие губы; валит на пол и добивает, уродует, делает из его лица фарш. Удар за мать — в лицо брызжет кровь. Удар за отца — на костяшках появляются первые ссадины. Удар за Рейчел, маленькую Оливию, за себя. За каждого, кто поставил на кон свою жизнь ради его мести. Ли спятил. Он топит в керосине бушующее пламя. Внутри него закипает неконтролируемая агрессия, находящая свой выход в беспорядочной череде ударов. Кристофер подрывается с места, еле успевая оттащить его от Картера. Феликс брыкается в его хватке, пытается дотянутся до мужчины ногами, но Бан оттаскивает его к двери, укрывая в теплые объятия. Феликс хватает ртом воздух, дышит часто и рвано. Сильнее прижимается спиной к крепкой груди и, кажется, сам пугается монстра, вырвавшегося из него на свободу. Его руки испачкались в чужой крови, на костяшках щипали мелкие ссадины. Крис нежно обхватывает его ладони, фиксирует в своих и, поднеся к губам, сцеловывает раны. Он исцеляет, любит, обнадеживает. Обещает, что все теперь будет в порядке. Если бы Крис мог говорить, он попросил бы Ли успокоиться. Прошептал ласковые слова на ушко, опаляя горячим дыханием кожу. Но иногда слов недостаточно, чтобы в полной мере описать все чувства, что копятся внутри. Иногда хватает простых объятий, которые говорят громче, чем любые слова. Феликс постепенно успокаивается, сдувается в его руках, как воздушный шарик. Он разворачивается лицом к Бану и зарывается холодным носом в шею. Кристофер проводит по его спине пятерней и чувствует, как Ли мелко подрагивает. — Я переборщил? — Феликс отстраняется и медленно поднимает виноватый взгляд на Криса. В двух шагах от него лежит замаринованный кусок мяса. Полуфабрикат не первой свежести. Даже на корм собакам не сгодится. От Картера остались только имя и кровь на костяшках. Остальное нужно расчленить, затолкать в целлофановые пакеты и выбросить в реку. Глядишь, доплывет до Китая. И там начнет новую жизнь. Крис отрицательно мотает головой. Даже, если и перестарался, он никогда его в этом не упрекнет. — Я хочу домой, Крис, — голос Феликса дрожит. Он просит… Нет, он почти умоляет. — Пойдем домой? Пойдем в наш дом? Кристофер кивает, и в эти же минуты он хочет спрятать его от всего мира. Держась за руки, они молча покидают комнату. На них никто не оборачивается, никто не осуждает, лишь провожают понимающими взглядами до двери. Уже на выходе раздается выстрел. Картера убили. Завтра его мертвое тело обнаружит Дункан на своем любимом газоне.✞✞✞
В особняк Феликс влетает разъяренной фурией, чуть не сбивая с ног дворецкого. Он небрежно скидывает грязные сапоги у порога, швыряет кожаную жилетку в новенького дворецкого Хана, и пулей ретируется на второй этаж, оставляя после себя на мраморном полу цепочку из кровавых следов. Джисон переводит шокированный взгляд на Криса, который, в свою очередь, выглядит спокойным. Привыкшим. — Плохой день. Не обращай внимание. — Кое-как объясняет Бан на языке жестов, поднимаясь на второй этаж вслед за Ли. — Пытаюсь... — нервно усмехается Джисон, прикидывая в уме, сколько времени займет уборка мраморного пола. Говорила же ему матушка устраиваться на работу по специальности. Джисон не послушался. И вот куда привела его алчность. — Ничего себе! — присвистывая, заходит следом в особняк Минхо, — кто это тут у нас? — Он обращается к Хану, облизывая взглядом с ног до головы. — Дворецкий Хан Джисон к вашим услугам, — представляется Джисон и тут же вздрагивает. Минхо бесцеремонно шлепает его по заднице. И когда он только успел телепортироваться за спину? — Очень приятно, Хан-щи. — Минхо толкает язык во внутреннюю сторону щеки, все еще бесстыдно разглядывая фигуру дворецкого. — К вашим услугам, говоришь? Джисон вытягивается по струнке, над чем Ли откровенно потешается. Со второго этажа внезапно раздается звон, от чего Хан вздрагивает, испуганно хлопая большими глазами. — Это надолго, — Минхо кивает в сторону лестницы, — сообрази-ка нам кофе на двоих, дворецкий Хан. И, все-таки, матушка была права. Джисон связался с плохой компанией.✞✞✞
Если ты подойдешь ближе,
я никогда тебя не отпущу.
— К черту! — будто раненный тигр в клетке Феликс мечется туда-сюда, — два года коту под хвост! — он срывает с себя майку, отшвыривает в сторону штаны, случайно задевая ими лампу и роняя ту на пол. — К черту Минхо, клан, Инферно. К черту их всех! — освещенный холодным сиянием луны он резко замирает посреди комнаты. Ветер едва колышет прозрачные шторы, из открытого окна в комнату влетают свежий запах петрикора и шум дождя. — Что мне делать, Крис? Как поступить? Феликс хватается за голову, впиваясь ногтями в кожу, словно пытается выдавить из себя эти болезненные эмоции. — Я так устал… — звучит приглушенно, из глубины души. Кристофер аккуратно так, чтобы не спугнуть, снимает жилетку, откладывает в сторону ремень с кобурой и подходит к Ли. Он обнимает его со спины, от чего Феликс вздрагивает, но не отстраняется, машинально прижимаясь сильнее, ближе, вплотную. Он впитывает необходимое тепло, чувствуя в объятиях Криса дом и поддержку. Тишину темной комнаты внезапно прерывает отдаленный звук с неба, точно похожий на лопнувшую струну, — печальный и жалобный. Чернильное небо озаряется яркой вспышкой, вдалеке раздаются раскаты грома, дождь усиливается, каплями разбиваясь об широкие листья под окнами. Затем снова наступает тишина. И только слышно, как где-то скулит заблудшая душа. — Давай выпьем какую-нибудь дурацкую хрень, и ты скажешь мне, что все будет в порядке? — шепчет Ли. Кристофер разворачивает Феликса и прижимает к сердцу, чтобы слышал и знал, что не только его сходит с ума. — Спасибо. — Феликс на ощупь находит его скулы, проводит рукой по щеке, бабочками добирается до шрама и мягко обводит неровности. — Спасибо, что терпишь все это. Спасибо, что не оставляешь меня, — он не плачет, но звучит надрывно, — спасибо Минхо, ребятам. Спасибо тебе. Они изящно избавляются от оставшейся одежды, будто вальсируют в парящем танце. Феликс помогает Крису расправиться с маленькими пуговицами на рубашке; его руки дрожат, но делает он это с таким невозмутимым и серьезным видом, что Бан невольно умиляется. Ему нравится такой Феликс. Ли хмурится, замечая капли крови на хлопчатой ткани. Кристофер отвлекает его поцелуями над бровью, тем самым прося не обращать внимание. Бан медленно отстраняется и считает веснушки на его щеках, снова сокращает расстояние, зарываясь носом в макушку и тихонько принюхиваясь. Ли пахнет дождем, чем-то теплым, будто молочным, отдаленно сигаретами и кровью. Он хочет смыть этот запах, оставить только тот, что по праву принадлежит Феликсу. Скользящими движениями вдоль позвоночника Бан подхватывает Ли под ягодицами и, сплетаясь в новом поцелуе, уносит в сторону ванной комнаты. В ванной Кристофер усаживает Феликса на туалетный столик и, пока они нежно целуются, на ощупь включает воду. Феликс скрещивает на его пояснице лодыжки и притягивает ближе, фиксируя между разведенных ног. Это горячо. И непонятно, из-за чего горячее больше: от долгожданной близости или льющейся воды, нагревающей комнату. Глянцевая поверхность стола на контрасте приятно холодит кожу; Феликс тянет Криса за осветленные волосы и мягко улыбается в очередной поцелуй. — Мне нравится, — отстраняясь, признается Феликс. Он пропускает его локоны через пальцы на манер расчески. Это не больно, наоборот, очень приятно. Крис почти мурлычет, — белые, как снег. Или молоко. Их близость всегда разная. Феликс неуправляемый ураган, маленький дефектный динамит в неумелых руках. Его бросает то в жар, то в холод. Его действия граничат с дьявольским безумием, но, иногда, например, как сейчас, он ведет себя так, будто влюблен. Он глиняная скульптура, слепленная из чувств. Кристофер в тайне надеется, что между ними есть нечто большее, чем одержимость. Может быть так, что Кристофер и есть тот самый скульптор? Может быть так, что в его власти слепить Феликса заново? — Хочу… — Феликс не договаривает; его просьбу заглушает собственный стон. Бан скользит языком по шее, оставляя мокрые дорожки вдоль пульсирующей вены. — Хочу тебя. Сейчас. — Давай сначала все смоем, — отстраняясь и жестикулируя, предлагает Крис. Основной свет они не включают, зажигая несколько свечей и расставляя их вокруг ванной. Не торопясь, они помогают друг другу смыть остатки грязи, выскребанная мочалкой кровь окрашивает воду в бледно-розовый цвет. Феликс приглаживает назад мокрые волосы Криса, снова восхищаясь их оттенком. Бан робко целует его в покрасневшее от трения мочалкой плечо, щекоча улыбкой кожу. Феликс скользит руками по его ключицам, твердой груди, по крестовидному шраму над сердцем, невесомо обводит и расслабляет мышцы пресса, опуская руки все ниже и ниже. Кристофер вздрагивает от неожиданности, когда Ли обхватывает его одной рукой. — Ты всегда так реагируешь на мои прикосновения. — Феликс наклоняется ближе и опаляет горячим дыханием щеку, продолжая плавно двигать рукой. — Очень ярко. Только для меня. «По-другому никак» думает Крис. У них каждый раз, как первый. Стук в дверь прерывает их интимную близость. Джисон в поклоне извиняется, не глядя, практически на ощупь, заходит внутрь, оставляет на тумбочке поднос с двумя бокалами и бутылкой вина, быстро выбегая из комнаты. Феликс смеется почти невесомо, разливая вино по бокалам. Несколько капель разбиваются о белый кафель, смешиваясь витиеватыми узорами с брызгами воды. Возбуждение понемногу стихает. Из-за открытого окна, вода постепенно остывает и приятно охлаждает разгоряченные тела. Феликс откидывается на грудь Криса, расслабленно прикрывая веки. Сейчас ему хорошо, он дома, гнев выветрился через форточку вместе с давящим чувством одиночества. Кристофер его персональный детонатор. Счетчик замер, красные цифры больше не мигают. — … И мне вдруг стало грустно, — разглядывая багровую жидкость в бокале, рассказывает Ли. — Я так долго их подкармливал, а они просто взяли и улетели. Крис, — он отставляет бокал на край ванны и поворачивается к нему, — почему в этом мире ничто не вечно? Почему даже утки меня оставили? — Но я все еще здесь, — Кристофер кладет руку ему на щеку и нежно поглаживает большим пальцем порез на скуле. — И всегда буду. — Ты мой верный Цербер, верно? — Феликс смеется, но не насмехается. — Я твой, — Кристофер указывает на себя, — а ты — мой, — затем на Феликса, — Навсегда, — скрепляет руки в замок, невербально закрепляя их союз печатью. «Навсегда» звучит идеально. Синоним к слову «вечность». Они еще немного разделяют время в объятиях воды и друг друга, после чего, изнеженными и мягкими падают на кровать. Феликс седлает бедра Криса и вгрызается изголодавшимся поцелуем в губы. Будто они только что не делили одно дыхание на двоих, будто его впервые подпустили к желанному телу. Кристофер позволяет ему руководить процессом; исследовать губами кожу, кусать и тут же слизывать маленькие капли боли. Время замирает, комната превращается в рай. Дьявол вернулся домой, наглотавшись пепла в аду. Феликс отрывается от шеи Криса и, склонив голову набок, одним взглядом просит о... Бан понимает его без слов и кивает, на что Феликс, совсем по-детски хлопнув в ладоши, тянется к прикроватной тумбочке. Он достает из верхнего ящика смазку и тонкий ошейник, влюбленно поглаживая кожаный материал в руках. Затем щелчком закрепляет украшение на шее Кристофера, любуясь результатом. «Ему идет». — Тебе идет, — все-таки озвучивает вслух Ли, смещаясь вниз и останавливаясь напротив паха. Кристофер цедит воздух через зубы, когда Феликс одним размашистый движением слизывает влагу с покрасневшей головки. Ли на ощупь находит его руку, сжимающую простынь, и перехватив за запястья, кладет себе на макушку. Говорит «Сожми, потяни, сделаем мне больно», и Крис — безвольный, но давно прирученный человеком дикий зверь, цепляет Феликса за отросшие локоны, сильнее прижимая к себе. Ли утробно стонет, будучи заполненный по самые гланды, пуская вибрацию по стволу. Он задает неторопливый темп. Подглядывает из-под опущенных ресниц со лживой невинностью, отстраняется, чтобы поправить за ухо выпавшую прядь, и вновь припадает мокрыми губами. Кристофер смыкает челюсть, сдерживая стоны. Они у него нелепые, надрывные, будто его горло разодрали наждачкой. Феликс делает несколько глубоких движений вверх-вниз, слюна скапливается в уголках губ и скатывается по подбородку, выпускает член из влажного плена и хмурит брови. — Не сдерживайся. — Он пихает в руки Бану одноразовый пакетик со смазкой и, приблизившись, подцепляет указательным пальцем ошейник. Притягивает вплотную, чтобы глаза в глаза, кожа к коже, давит властью, которую только он имеет над ним. — Хочу слышать тебя, — выдыхает в губы и лукаво ухмыляется. Рыкнув, Кристофер врезается в его губы, целует жадно и беспорядочно, покусывая припухшие от долгих поцелуев губы. Феликс охает, впуская в рот юркий язык, зарывается пятерней в белые локоны на затылке, оттягивает, тоже хочет причинить немного сладкой боли. В звенящей тишине их стоны звучат непозволительно громко и отчаянно. Ни на секунду не отстраняясь от Кристофера, Ли меняет их местами, тянет вниз, а по ощущениям в бездну. Бан нависает над Феликсом, с пошлым звуком отстранившись от губ, вылизывает подбородок, шею, спускается ниже, клеймя отметинами ключицы. Утром они покраснеют и расцветут дорогим ожерельем. Это настоящее безумие, настолько погрязнуть в человеке. Если Феликс — это бушующее море, то Кристофер человек, который не умеет плавать. Когда Бан потонет, то с улыбкой уйдет на дно. Рядом с Феликсом его инстинкт самосохранения приравнивается к нулю. Он беспомощный, но счастливый. Естественно счастливый. Глядя на Феликса — румяного, с горящими глазами, Кристофер думает, что одержимость не такой уж и плохой сценарий для их маленькой истории. Может быть их одержимость — это иной способ проявления чувств, известный только им двоим. В таком случае, Кристофер ни о чем не жалеет. Ли однажды доверился ему и раскрыл свои цели, тело и душу. Он перед ним открыт, не колеблется, не боится. И, кажется, это у них чертовски взаимно. Кристофер аккуратно целует его за ухом и, перехватив зубами пакетик смазки, одним рывком отрывает уголок. Феликс податливый и раскрепощенный, но первое проникновение встречает сжатыми в тонкую линию губами. Крис короткими поцелуями заглушает неприятные ощущение, потому что не может иначе, не хочет причинять боль, даже, когда ее так отчаянно желают. Стук двоих сердец синхронизируется на одну частоту. В какой-то момент Крис отвлекается и снова оказывается на спине. Ли заводит его обмазанную смазкой руку себе за спину и с тягучим стоном снова опускается на пальцы. Ерзает, притирается, хлюпая смазкой, утоляет свою и чужую жажду. Страсть между вспыхивает еще ярче, на мгновение кажется, будто вся комната горит в адском пламени. Ли просит еще, просит надавить, поцарапать и укусить. Через боль Феликс ощущает себя живым. Это его персональный ад. В аду холодно, но Феликсу жарко. По его вискам скатываются капли пота, разбиваясь о грудь Бана. Ли открыт в своих желаниях, он заставляет Кристофера сжать его шею, пометить и пережать сильнее, но не задушить, по крайне мере не сейчас. Ему нравится, Крис ясно видит это в потемневших от желания глазах, поэтому беспрекословно выполняет любую, даже самую безумную просьбу, но не забывает чередовать боль с нежностью. Феликс сам насаживается и задает медленный темп, разглядывая глубоко дышащего под собой Криса. Он скользит руками по предплечья, пальцами прощупывая черные и еще немного вздутые узоры, поднимается выше, цепляется крепче за плечи и, привыкнув к новым ощущениям, начинает увереннее двигать бедрами. Медленный темп постепенно перерастает в бешеный, Ли насаживается до упора, поднимается на дрожащих коленях и рывком опускается снова вниз. Кристофер помогает ему, придерживая за мягкие ягодицы и раздвигая их шире для лучшего проникновения. Дождь за окном стихает. Теперь их звуки больше ничего лишнего не заглушает. Они прислушиваются только к друг другу, к частому дыханию, движениям тел и стуку сердца. Оба безумно улыбаются, потому что нравится, потому что все-таки влюблены. Феликс просит взять его сзади и Кристофер подчиняется; говорит двигаться резче и Кристофер снова не может ему отказать. Время для них останавливается. В объятиях друг друга они находят вечность. Луна за окном служит им интимным источником света, шелест листвы музыкой для души.✞✞✞
Ленивое утро встречает не первыми лучами солнца, не прохладой, скользящей мурашками по коже. Кристофера вырывает из сна не утренний поцелуй в щеку, даже не кофе в постель, а громкий, доносящийся, судя по звону посуды, крик с кухни. Он смаргивает искры из глаз и лениво потягивается на кровати. Возле себя рукой он нащупывает пустоту и хранящее тепло скомканное одеяло. Крис неохотно сдирает себя с постели, натягивая на голое тело майку и штаны. Очередной крик Феликса заставляет его напрячься, окончательно проснуться и, спотыкаясь, ринуться вниз по лестнице. — Это катастрофа! Крис! Феликс мечется из стороны в сторону, судорожно что-то выискивая по всем полкам. На нем болтается растянутая после вчерашнего безумства майка, шея вся усыпана красными пятнами. — Что случилось? — еще сонный, жестикулирует Бан. — Я этого не переживу… — Ли театрально кладет на лоб тыльную сторону ладони и оседает на стул за барной стойкой, — звездочки Kosmostars закончились… И смотрит на Криса так жалобно, будто на его глазах утопили котенка. Кристофер, усмехаясь, понимает: этот Дьявол забрал его душу.Не думай о том, чего лишился.
Думай о том, что отдал.