***
Дилан любил покурить вечерами. Распахнутое окно всегда приносило за собой прохладу и ночной запах росистых колосьев. Дилан не любил компании, когда курит. Дилана сжирали страх и тревога. И было очень удобно на все лето остаться одному в огромном блоке, курить сколько вздумается, и где вздумается. Дилану просто было некуда вернуться. Негде было «покурить», кроме как здесь. У Дилана не осталось никого, кроме самого себя и сигареты в зубах. И он искренне думал, что это лучший исход, что ему никто не нужен и намного проще оставаться в полном одиночестве и заточении собственного страха. И как известно, у Страха глаза велики, а у Любви слепы, и за руку ее водит господин Безумие.***
И в одну ночь все изменилось. Дилан снова курил. Он глядел в распахнутое окно, слегка опьяненный сигаретным дымом, но больше не был один. Он делил комнату с тем, кому был безразличен и сам не находил в нем интереса. Как минимум, разум Дилана, давно отвергающий какую-либо привязанность и близость, кроме формальной, ради святой «не сдохнуть, как в симсе, от недостатка общения», так считал. Сердце же его любило. Пускай, он бы никогда этого не выдал, он очень скучал в пустом блоке. Один. В окружении дыма и грязных тарелок… Он позволял себе показать свою «любовь» изредка, он показывал ее своеобразно, но все же глубокой ночью, в ожидании того, что Ло откроет глаза, он плакал. Плакал от осознания порочности этого гнилого мира. И порок этот в смертности. Он не верил, что больше никогда не увидит Брендона. Он не верил, что больше запах дрянного пота не заставит его закатить глаза. И он не верил, что может быть, голубой шарф останется лишь далеким воспоминанием о его первой и самой нежной любви. Любви, которую он не признал, о которой не рассказал тому, кому она была адресована изначально. Но Ло проснулся. А Брендон нет. И все понимали, насколько больно. И Дилан на похоронах, безмолвно глядя на могилу своего друга, заходился дрожью. Как же жесток этот мир. С ним. Со всеми… И Дилану было не с кем разделить горечь этой жестокости. Она сжирала его изнутри, поглощала, драла, как кота. Он гнил от этой безысходности. Наслаивались и тайны. Тайны, что приносил ему в своем шарфе Ло. До чёртиков красивый и загадочный, в своей голове Дилан сравнивал его с Эдвардом из «Сумерек» и хохотал, забыв о том, что в их паре, он — Белла. И эти тайны еще сильнее терзали Дилана, он словно девушка, что узнала о существовании вампиров, не находил себе места. Магия… Пропажи людей, стирание памяти. Он искал, рыскал, словно полицейский пес. Рыскал от тревоги, искал от поглощающего чувства страха информацию, что даст хоть каплю ясности. Когда ты один, если за твоей спиной нет фактов, то ты никто. Но даже при отсутствии правды на твоей стороне, когда ты искренне считаешь, что у тебя есть за спиной опора, ты будешь сильнее всех. И Дилану нужна эта сила. Когда-то брошенный и оставленный всем миром, поднятый на смех «друзьями», даже родителям не нужный, Дилан вбил себе, что вовсе не нуждается ни в ком. Что любое внимание ему чуждо и направлено оно лишь чтобы высмеять самого Дилана. Конечно, где-то в глубине души он питал надежду когда-нибудь довериться… Но травма и общая нелюдимость убивали эту надежду… Вплоть до появления Ло. Он оказался таким простым, таким прямолинейным и даже глупым, что даже шутки над ним были смешнее, а сам он интереснее. Ненормальный, с тайнами и заговорами, простой до чертиков и такой наглый, в Дилане Ло пробуждал неподдельный интерес… Он был похож на Дилана. Сам себе на уме, со своими мотивами… Он умел удивлять и использовать людей себе во благо. Это цепляло. И их ночные диалоги… Убедили Дилана в том, что в его сердце может жить любовь. Дилан просыпался ночами и курил прямо в комнате. Лололошке это никогда не мешало и со временем, Дилан стал ловить себя за ночными разговорами с Ло. — Почему ты не спишь ночами? — Дилан сел на подоконник и закурил, глядя в распахнутое окно В часа четыре утра уже собирались облака, предвещающие рассвет и роса оседала на траве. — Не знаю… Кошмары снятся. — Ло последовал примеру Дилана и вытянув из кармана пачку, не найдя зажигалки сунул сигарету в рот не поджигая, и оперся на подоконник, глядя куда-то вдаль. Его глаза без очков редко можно было увидеть. Дилан заметил это лишь сейчас. В сверкании Луны, запал, что скрывался за стеклами, гас, превращаясь в дымчатые складки безнадежности в оттенках коричневого турмалина. Загадки тонули в омуте глаз Лололошки, вместе с его приставучей личностью, превращая его в романтического героя. — Дать прикурить? — Дилан выдохнул колечки дыма, смешно надувая губы и вновь затянулся. Ло промолчал, лишь мягко ступая приблизился и в момент оказался так близко к лицу соседа, что заставил его на секунду обомлеть. Удивленный и растерянный, Дилан почувствовал жар чужого дыхания и разглядел на чужом лице веснушки… Ребячьи и совсем еще бледные, согретые солнцем точечки. Как их можно было не замечать? В какой-то момент, Дилан ощутил легкое прикосновение к сигарете на его губах. Лололошка «по-школьному», прикоснулся кончиком своей сигареты и подпалил ее, вдыхая ароматный яблочный дым и отстранился. Дилан дрогнул и отпрянул, залитый краской, он сам превратился в наливное яблоко. — Ты чего? — Лололошка поднял бровь и улыбнулся. Сигарета тлела на губах Дилана, он стряхнул пепел и отвел взгляд, будто бы смущенный такой простой вещью. На время, повисло молчание. Оно не было неловким, через время, Дилан и сам забыл, почему был смущен. Настолько красивая была ранняя заря, когда еще солнца не видно, но медленно, все пробуждается, как будто ждет будильника или контрольного выстрела для того, чтобы достигнуть своего пика и наконец-то продолжить дневную рутину. Дилан потушил окурок о пепельницу, что неизменно стоит на подоконнике и вздохнул, уже готовый снова отправиться спать. Но его остановили. Лололошка и сам не знал почему. Он просто схватил Дилана за руку и заглянул ему в душу, сквозь гущу серебристых ручьев и голубых речных долин, он достиг самого сердца и пронзил его насквозь. Горячая движущая сила, он перемолол и пережевал душу Дилана. Подал ее на блюдечке и по кусочкам поглотил, будто бы она и была ему предназначена. Биение сердца ощущалось ударами о черепную коробку. Оно звенело в ушах и тяжело отдавал в груди. Лололошка притянул Дилана к себе, сам не понимая, что им движет. Дилан упал на кровать Ло и потянул его за собой, сам не понимая, чья сила его манит. Тяжело дыша и чертыхаясь в одеялах, не находя себе места, пара соприкоснулась лбами и вжались в друг друга, будто бы сейчас они окружённые вьюгами, умирают от холода и страха, хотя на самом деле, изнемогая от жара и желания, они змеей вертелись по постели, пока наконец их губы не соединились… Дилан примкнул к Ло и приоткрыв собственный рот, не зная, что и делать, жадно целовал сухие губы превозмогая себя, взмокший и горячий, терпел трепет внизу живота и умирал, умирал от любви. Он на время забыл обо всем, что его терзало. Сейчас его волновали лишь глубокие глаза, цвета янтаря, лишь широкая грудь, что вжимала его в постель и сухие губы, что нежно и неумело, с той же жадностью целовали и кусали его губы. Все на время потеряло смысл и наконец, обрело покой…***
Дилан тяжело дыша, лежал на кровати весь взмокший и потерянный. Он прижимался к чужой груди и сам прижимал ее к себе, страстно стискивая в объятиях горячее тело Лололошки, его грудь вздымалась так же тяжко, как и грудь Дилана, а мокрая футболка напоминала о том, как страстно они провели остаток ночи. За окном уже было светло, а Дилан и его «сосед» так и не сомкнули глаз. Когда Дилан и Ло встали, сходили в душ и привели себя в порядок, лишь сдвинутая кровать напоминала о том, как долго они стискивали друга друга в объятиях и что сегодня они планируют делать вечером…