Тем теплом на повторе Я удивляюсь, как ты меня помнишь Рисую картину «love story» Чтобы было потом о чем вспомнить
Солнце пылало алым огнем, утопая на горизонте бесконечного города, который с каждым годом лишь больше разрастался, настраивая многоэтажки друг на друга. С высоты они казались всего лишь коробочками, окутанными вечерней дымкой с пожаром в окнах от отражения закатных лучей. На крыше лежали двое парней, вглядываясь в цветное небо, где застыли оранжево-синие облака, что лишь иногда медленно перемещались по однородной поверхности, разрываясь и слепляясь с другими. – Нет, это облако абсолютно точно похоже на Пек Джея, где ты увидел там птицу? – недовольно бурчал Баджи, яростно тыкая пальцем в распростертое перед их взором небо, указывая на крупное облако. – Баджи, присмотрись, там же очевидно крылья! Это ворон. – Фыркает в ответ Мацуно, недовольно хмуря светлые брови, хоть его губы и были изогнуты в слабой улыбке. Такие мгновения, проведенные с Кейске, были для него самыми драгоценными. Только они вдвоем и свобода, которая запирает их в своих объятиях, заставляя забыть обо всех проблемах. – Да нет же! – выходит из себя Баджи, едва не подскакивая на месте, готовый доказывать свою правоту до последнего, до сорванного голоса или сбитых кулаков, как уж получится. Чифую на это лишь удивленно глаза переводит, а после смеется, продолжая валяться на пыльной крыше одного из тысячи заброшенных зданий их города. – Ладно, вижу, точно наш Пек Джей. – Смиренно соглашается Мацуно, наблюдая, как лицо Баджи тут же озаряется ликующей улыбкой, от которой внутри все сводит горячей истомой. Кейске всегда такой красивый, особенно когда в его карих глазах пылает огонь страсти к жизни, к победе за свои идеалы, даже если это обычный спор про глупые формы облаков, что растворяются у них над головами. На фоне закатных лучей, что обрамляют его черные вьющиеся локоны, Мацуно кажется, что он – это еще и воплощение любви, всепоглощающей, которая не даст и шанса на победу. Удовлетворенно хмыкнув, Кейске с усмешкой наблюдает за застывшим взором Чифую, который сам не замечает, как уже минуту не моргая пялится на своего друга. – Чифую, прием. – Смеется Баджи, нависая над парнем так, что темные локоны теперь щекочут щеки Мацуно, вызывая легкую дрожь и мурашки, постепенно покрывающие все тело. Парень отвисает и тут же замирает вновь, осознавая, в какой близости сейчас находится лицо Кейске. Краснея ярче, чем то самое уходящее солнце, Чифую нервно отворачивается, пытаясь за хмуростью скрыть охватившее его смущение. Сердце в груди уже и вовсе вырваться хочет, не то чтобы убежать подальше, не то чтобы прилипнуть к тому, кто его нагло украл, даже не прикасаясь. – Просто задумался немного. – Бубнит Мацуно, но Баджи почему-то не отстраняется, продолжая пытаться высмотреть что-то в светлых глазах. В них будто море бушует, переплетаясь с серым пасмурным небом, но Кейске, конечно, такие смазливые сравнения тут же из головы выбивает, хотя приторный привкус на языке все же остается. Глупые манги, которые так любит читать младший, все-таки оставили отпечаток. – И о чем же? – Хмыкает Кейске, опускаясь чуть ниже, упираясь одной рукой в крышу, рядом с грудью лежащего парня, а второй вдруг осторожно касается светлой челки, почти невесомо сбрасывая ее с лица Мацуно в сторону. Чифую от этого вздрагивает, и сжимается так, словно ожидает удара, но никак не таких нежных прикосновений. Что на него вообще нашло? Глупый и непредсказуемый Баджи Кейске. Молчание между ними становится все более тягучим, потому что Чифую слов подобрать не может, не правду же ему говорить в конце концов, а Баджи и без его слов все понятно. Кейске не глупый вовсе, как кажется, в людях умеет разбираться так, как никто другой, считывая по глазам человеческие души. От души Мацуно Чифую он бежал с исключительным упорством, но его все равно с головой накрыла бушующая волна, заставляя утонуть в своих бескрайних водах. Море Баджи, кстати, очень любил, а потому и отдался, смиряясь со своей участью. Осмеливаясь поднять на Баджи взгляд, Чифую едва не задыхается, ощущая невидимую петлю, стягивающее его горло. Солнечные лучи умирающего дня отражаются в расплавленном золоте миндалевидных глаз, и Мацуно клянется, что готов смотреть в них до последнего вздоха. А потом все и вовсе происходит странно и нелогично, как в хаотичных снах Чифую, что бесконечным потоком вертятся в его голове каждую ночь. Кейске вдруг разрывает последнее расстояние между ними и разум со звонким щелчком отключается, сосредотачиваясь на мягком прикосновении губ к губам, совсем осторожным. Мацуно, все еще сомневаясь в своей адекватности и реальности всего происходящего, пытается в ответ что-то сделать, едва поднимая голову. Баджи это за сигнал принимает и тут же на затылке появляется широкая ладонь, перебирающая коротко подстриженные волосы. Целуются они медленно и тягуче, пытаясь распробовать свои чувства и новые ощущения, пока Кейске игриво не кусает Мацуно за нижнюю губу, с ухмылкой отстраняясь. Чифую удивленно глаза распахивает, в которых растекается сладкое удовольствие, прерванное вспышкой внезапной боли, и хмуро смотрит на Баджи. Прикладывая мягкие подушечки пальцев к своим губам, он улыбается, закрывая глаза от радости, которая яркими фейерверками разлетается по его телу.Любил и любить буду Тебя – предел моих фантазий
Открыв глаза вновь, Мацуно видит пустые глаза на родном лице, собственную кровь на скулах Баджи и очередной замах кулака, который врезается в онемевшее от болевого шока лицо. Чифую не сопротивляется вовсе, потому что принимать боль от Кейске – это правильно и совсем не страшно. На подсознательном уровне Мацуно чувствует, что не умрет, эта нить безоговорочного доверия не разорвется никогда, как бы Баджи не путался в ней, пытаясь разрезать, только зря ножницы ломая. Чифую не слышит голоса вокруг, но принимая очередной удар, как должное, думает, что безумно хочет увидеть улыбку Кейске прямо сейчас, чтобы окончательно насытиться обезболивающим под именем своего возлюбленного. А Баджи не улыбается, и взгляд держит такой чужой, что внутри все переворачивается, обливаясь горечью. Мацуно пытается себя утешить, что это лишь напускное спокойствие, а что в голове Кейске творится – даже сам Кейске не разберет. Уплывая из этой реальности, Чифую видит перед собой расплавленное золото и яркую улыбку, выделяющую два острых клыка, так назойливо кусающие каждый раз его губы при поцелуе.Я просил бы запомнить меня на всю жизнь Но не хочу тебя мучать
– А ты любишь море? – Вдруг спрашивает Баджи, делая незаинтересованный вид, разглядывая пейзаж за школьным окном. Там, среди весенних цветов, догорает май, уже готовясь отдать свое место жаркому июню. Чифую удивляется такому вопросу, глядя сначала на парня, что уперся кулаком в щеку, а после на свою руку, что отбивала незамысловатый ритм на деревянной крышке школьной парты. – Люблю. Еще когда отец был жив, мы в моем детстве часто ездили к морю. – С тягучей ностальгией в голосе рассказывает Мацуно, а Кейске каждое слово ловит, впитывая их под кожу. В голове почему-то давно не щелкает мысль, что Чифую ему совсем-совсем не нужен и пусть вообще поскорее отстанет. – А меня на море мама плавать учила! Точнее бросила и отошла! – Решил так же поделиться своей историей Баджи, чтобы выбить из любимых глаз застывшую в них тоску. От эмоционального рассказа очки сбиваются, пока парень вовсе их не убирает на парту, чтобы продолжить, а Чифую звонко смеется, представляя, как маленький Кейске, отплевывая соленую воду, выползал на песок, впервые самостоятельно до берега кое-как доплыв. Первый раз, когда они оказались на море вместе, календарь показывал середину жаркого июля. Мотоциклы, на которые даже садиться было больно, настолько они нагревались под лучами летнего солнца, стояли сейчас в тени, пока их обладатели бегали по пляжу, каждый занимаясь своим делом. Баджи бы с удовольствием принял вызов Дракена и Мицуи на заплыв, вот только Чифую, с осторожностью кота касающийся прохладной воды, привлек его куда больше. Закидывая младшего на плечо, Баджи со смехом и брызгами бежит в воду, слегка замедляясь лишь тогда, когда она достала ему по талию. Мацуно на его плече продолжал недовольно вопить и брыкаться, слегка пихая локтями в спину, но Кейске от этого откровенно веселился сильнее. – Ты не сделаешь этого, Баджи! – С угрозой в голосе шипит Чифую, в эту же секунду улетая на дно, хлебая соленую воду до хриплого кашля и жжения в носу. Выныривая из воды, лохматый и охлажденный, Мацуно похож на разъяренного кота, которого против воли начали купать. – Да ладно теб… – не успевает Кейске договорить, как Чифую кидается на парня, заваливая того с головой под водную гладь, в шутку несколько секунд держа его голову внизу, отпуская сразу же, как только ощутил давление на руки. Баджи выглядел еще более взлохмаченным, чем Мацуно. – Утоплю. – Сквозь злую улыбку проскрежетал Кейске, пока Чифую, спотыкаясь и смеясь, от того убегал, а после и вовсе поплыл в ту же сторону, что и Дракен с Такаши, все никак не решившие, кто же победил, ведь до буйков было еще далеко. Поймав Чифую на глубине, Баджи не спешит ничего делать, кроме как прижать его за талию к себе, наклоняясь носом к уху, заставляя младшего краснеть так, словно он уже обгорел на июльском солнце. – Попался. – Со смешком выдыхает Кейске, пока Мацуно непроизвольно закусывает губу, смотря вниз, на собственное тело, наполовину скрытое водой. Показывать, что между ними что-то большее, нежели дружба, никто даже не думал. Это противоестественно и грязно, такое хранят, как порножурналы, далеко под кроватью и грудой коробок. Для всех они лучшие друзья, которые дурачатся и чувствуют друг друга на уровне мыслей. Мысли читать они начали не сразу, но после упорных стычек, долгих разговоров до сорванного голоса, обид и пониманий, все-таки получилось. Опускаясь под воду за руками Кейске, Мацуно ни капли не боится, хотя под ними темная пропасть, над которой они вместе зависли, лишь держа друг друга в объятиях. Уши закладывает, ни один звук не достигает мозга, кроме биения собственного сердца. Открыть глаза больно, режет соленая вода, однако Чифую все равно их распахивает, чтобы сквозь белые пузырьки, всплывающие к поверхности, увидеть ухмыляющегося Баджи. Прилипая к Мацуно, Кейске пытается его поцеловать, но выходит лишь неловкое прикосновение губ, после которого вместе с языком парня в рот вливается морская вода. Противно, солено и едко, но язык Баджи, почему-то, все еще кажется сладким. Воздух заканчивается еще быстрее, когда рядом тот, кто так отчаянно цепляется за тебя, и вот вы уже не одни во всем мире, а снова возвращаетесь в реальность. Жадно глотая воздух, оба парня пытаются делать вид, что просто боролись под водой подальше от берега, и этому верят все, кроме Майки, который слишком пристально смотрит на своих друзей. Майки умеет читать людей не хуже, чем Баджи, только ошибается чуть-чуть чаще.Еле сдерживая пустоту всей души Я спокоен снаружи
Второй раз они приехали на море в сентябре, на одном байке, так как Чифую все так же из транспорта имел лишь велосипед. В тот день погода как-то слишком разбушевалась, но внутри Баджи было не меньше хаоса, поэтому он лишь разделял тревожность бушующего моря. На пляже почти никого не было, парни ушли в самый укромный уголок, где лишь булыжники из-под земли торчали, да кривые пару деревьев росли, все еще держащие веточками слегка пожелтевшие листья. Баджи сел на один из таких валунов и поджал колени, серьезным взглядом рассматривая серую воду, бушующую, взмывающую пенистыми волнами ввысь, к такому же пасмурному небу. Оно шумело и кричало о чем-то, отчаянно разбиваясь о берег бурлящими брызгами, но никто не мог его понять. Кейске вдруг ощутил себя частью одинокого и неуслышанного моря. Чифую сел рядом, неловко боднул лбом плечо парня и заставил все-таки посмотреть в другое море, где отражалась чистая лазурь, и царил штиль. В глазах Мацуно хотелось утонуть, хотя Кейске никогда не был склонен к суициду. – У меня плохое предчувствие. – Вдруг говорит Баджи, хмуря смольные брови, переводя серьезный взгляд на море. Кажется, будто природа слилась воедино с душой парня, отзываясь на каждое ее изменение. – С чем оно связано? – слегка удивленно спрашивает Мацуно, продолжая смотреть на профиль Кейске, сдерживая желание коснуться темных волос и убрать вьющийся локон за ухо. – Пока еще не знаю. – Фыркает капитан первого отряда, вдруг заглушая внутри свой личный шторм, закрывая глаза. Веки парня чуть подрагивают, заставляя черные ресницы дрожать в такт нервно кружащим глазным яблокам. Между ними воцаряется недосказанность, но Чифую не лезет, не пытается разорвать рану, чтобы посмотреть, есть ли внутри что. Он молча прижимается к плечу Баджи, с трепетом ощущая, как тот в ответ кладет на его голову свою, все так же не открывая глаз. Море продолжает встревоженно бушевать, активнее биться о камни, с шелестом рассыпаясь. Поднимается холодный ветер, напоминающий о скором уходе тепла. Через месяц из колонии возвращается тот, кому Кейске старательно выводил письма на школьных переменах, спрашивая совета у Чифую. Последний лишь молчаливо переписывал иероглифы, с полуулыбкой стирая неправильные. Он даже и не догадывался, что все эти письма можно назвать посмертными. За Казуторой почему-то всегда следует шлейф тревоги и мрака, в который попадают все, кто хотя бы раз видел его пустые глаза.В городе сакуры сижу один Без намека на помощь
На могиле Шиничиро почти никогда не бывает пусто. Около бездушного камня всегда лежит что-то съестное, иногда появляются пачки сигарет или цветы, зависит от того, кто приходит. Баджи не приносит с собой ничего, уверенно садясь на колени перед выбитым именем, которое за собой держит только призрачный силуэт, со временем все больше растворяющийся в бесконечном течении времени. Кейске все еще не знает, что говорить, лишь хмуро смотрит на могилу старшего Сано и думает обо всем. Это как личная медитация, как психотерапия, но бесплатная. Жаль, что на этом сеансе никто мозги вправить не может – ни подзатыльником, ни советом. Баджи лишь на секунду задумывается, что может совсем скоро оказаться здесь же, среди мертвых камней с обезличенными именами. Эта мысль легко растворяется в череде других, не оставляя даже горького послевкусия. Ему всего пятнадцать, какая еще смерть, ее не существует. – Присмотри за мной. И за ними. – Едва слышно просит одними губами Кейске, поднимаясь с колен, отряхивая черные джинсы. Вокруг все такая же тишина, ведь мертвые не разговаривают. Мертвые вообще ничего, в прочем, не могут. Баджи хотелось бы, чтобы сейчас Шиничиро, как единственная братская фигура в его жизни, за которой он следовал, был бы рядом и дал совет, он всегда так делал. Но камень молчит, даже не дышит вслед, когда Кейске уходит, все так же безжалостно убивая в себе все сомнения. Он справится один, он точно не ошибается. Почему-то перед глазами опять всплывает образ Чифую, который без малейшего сомнения принимает не только удары, но и все гадкие решения Баджи, без единого сомнения доверяя ему свою жизнь. Махнув головой, чтобы отогнать навязчивые грезы, Кейске сжимает кулаки. Нет, ему точно не нужна ничья помощь.Я удивляюсь, как ты меня помнишь
Когда перед глазами наконец-то появляется образ Шиничиро, к которому Баджи так старательно взывал, почему-то радости в груди нет ни капли. Парень никогда не продумывал свои последние слова, не писал завещаний или записок, наивно веря, что является бессмертным. В прочем, как и все подростки. Сейчас Кейске эгоистично хочет, чтобы его никогда-никогда не забывали. Хочет, чтобы за ним остался хоть какой-то след, будь то воспоминания, его рисунки на стенах заброшек или школьный дневник. Умирать так страшно, но Баджи никогда в этом не признается. Его не утешают даже мелькающие воспоминания, что одно за другим сгорают вместе с умирающими нейронами мозга. Почему-то он думал, что перед смертью видят действительно значимые события, такие, может, как вручение медали за первый выигранный бой, или день рождения со множеством друзей за столом. На деле же Кейске вспоминает обычные мелочи, например солнечное додзе и шумного Майки, что на тренировки приходит побездельничать, вкусно пахнущую книгу, которую он откроет лишь для того, чтобы вкусить этот аромат, а после забудет до сдачи в библиотеку. Однако больше всего воспоминаний связанно с Чифую. С Чифую, который, стаскивая Пек Джея с подоконника, роняет любимый цветок Реко, Чифую, который сидит с ним на лестничной площадке, встречая с Кейске рассвет в тайне от их матерей. Его невозможно ясные глаза, в которых всегда плескалась неподдельная любовь. Прямо сейчас его теплые руки все еще рядом, Баджи ощущает все так ярко, словно жизнь издевательски пытается показать, как была прекрасна, обостряя все ощущения, а он, идиот, все это не ценил. Парень хочет взять его за руку в ответ, сказать что-то глупое, чтобы он улыбнулся, попросить не забывать его, поцеловать, успокоить,И по щекам все твои слезы в конце ноября Тогда так глупо тебя потерял
Мертвые и правда ничегошеньки сказать не могут. От них остается всего ничего – прах и выбитое на камне имя. Чифую считает, что все это так несправедливо, даже несмотря на то, что прошло много лет. Он, как гребаный Хатико, продолжает плакать у камня с родным именем, не желая уходить. В один из дней он приносит не только лапшу, но и запах моря, затерявшийся в широкой толстовке и небольшую ракушку. – Так ты услышишь море, надеюсь. – Обесцвеченным голосом шепчет Чифую, положив свой маленький подарок рядом с лапшой, съеденной лишь наполовину. Хочется верить, что ракушка и правда таит в себе кусочек моря, а не просто отражает эхо его собственной крови. – Знаешь, скоро освободят Казутору. Я не знаю, как простить его, но мне кажется, что я его понимаю. Мы обязательно поговорим с ним о том, как тебя воскресить, Баджи, я клянусь, что убью тебя второй раз за то, что ты провернул. Чифую сквозь слезы усмехается, утирая рукавом горячие капли. – В следующий раз мы придем сюда вместе. Наверняка ты будешь рад его видеть. – Шмыгает носом Мацуно, успокаиваясь и поднимаясь, ероша свои темные волосы. В кармане тихо шелестит письмо, адресованное Казуторе Ханемии, первое для них за все долгие годы его заключения.Рисую картину «love story» Чтобы было потом о чем вспомнить