***
22 февраля 2024 г. в 08:51
ноябрь 2013
Чимин говорит с Юнги, а Юнги не говорит с Чимином как следует
Юнги застал Чимина за просмотром порно. Само по себе это не удивляло: кто из них не смотрит порно? Удивляло другое: Чимин не закрыл дверь студии.
— Намджуни-хён отошел, и я пока тут решил проверить... — попытался оправдаться он.
— Так вы еще и вдвоем тут дрочили? — притворно возмутился Юнги.
На самом деле все совпадало: вряд ли Чимин пришел бы сюда без компании, а комп для порнухи у них был только один. У них вообще для всего был один комп.
— Мы не дрочили! — Чимин покраснел до самых кончиков ушей, краска разлилась по груди в вырезе футболки. — Я просто хотел узнать...
— Пф, мог бы просто спросить. Клитор находится... — не успокаивался Юнги.
— Не про это! — Чимин в ужасе зажал уши руками, и Юнги смилостивился, не стал продолжать.
Заметив, что он замолчал, Чимин отнял ладони и как-то обреченно произнес:
— Я не хочу про это знать. Мне вообще женщины не нравятся.
— Зачем тогда про них смотрел?
На экране Юнги успел заметить яркие губы и мягкие очертания груди с крупными выпуклыми сосками. Такое ни с чем не спутаешь.
— Проверял, — объяснил Чимин. — Не нравятся.
Юнги всегда тащился от девочек: они милые, невысокие, хорошо пахнут, говорят нежным голосом и легко смущаются. И еще эти ноги, когда юбка почти ничего не скрывает. Ноги, да. Юнги не знал, что тут сказать. «Вообще не понимаю, как это, но ладно» и потом, может, «бро, шит хэппенс»?
— А парни вроде как нравятся, — уточнил Чимин и уставился в пол.
Ого.
Как они к этому пришли? То есть понятно, как. Но не обязательно же было признаваться. Ну соврал бы, что дрочит, подумаешь. Сказал бы, что девушки не нравятся, и остановился на этом. Юнги бы другое порно посоветовал. Может, Чимин просто еще не открыл в себе кинк на европеек или, скажем, на связывание. Ладно, ему могло просто не нравиться порно — стоило попробовать с живой женщиной. Или низкое либидо в конце концов. А когда ты полдня в зале, желания трахаться и вовсе не останется. Но чтобы так.
И почему надо было вываливать это именно на Юнги? Намджун бы отнесся к услышанному проще. Тэхён с Чонгуком Чимину были явно ближе. Почему все-таки Юнги?
— Извини, — тупо выдал он.
Чимин вскинул голову.
— Что? За что? — А потом на его лице проступил страх: — Ты сейчас скажешь что-то плохое, да?
На самом деле Юнги так и хотел продолжить этим своим «не понимаю, но ладно», но испуг в глазах Чимина будто резал его по живому. Юнги помотал головой.
— Я вспомнил ту фотку, где ты у меня вместо стиральной доски. И когда я в душе тебя пугал. И за шутки на фанмитингах. — Вообще-то Юнги на той самой фанвстрече спасал положение, потому что Чимин затупил и никак не мог придумать связный ответ на простой вопрос, кто в его вкусе. Теперь хотя бы было понятно, что за затруднения у него возникли. А тогда пришлось сказать, что это он, Юнги, во вкусе Чимина. И Чимин не только не возразил, но и очень трогательно огорчился. — Наверное... некомфортно было.
— А. — Чимин ощутимо расслабился. — Ну. Так себе, конечно. Но и не ужасно. Забей.
Юнги поболтал остатками льда на дне кофейного стаканчика. Если Чимин не обижался — оно и к лучшему.
— Тебе нормально, хён, что я?..
Произнести это второй раз Чимин уже не решился. Юнги пожал плечами:
— Нормально, конечно. Или что я, по-твоему, мог сделать? Испугаться и заорать «фу, вон с моей койки» или что?
— Не знаю, мало ли.
Чимин взъерошил волосы обеими руками. Он бы и лицо потер, наверное, — Юнги увидел этот микроскопический жест, когда он потянулся и тут же передумал — макияж еще был нужен до вечера.
— Давай, выключай свои сиськи, пока Намджун не пришел. — Юнги мотнул головой в сторону монитора. — А то он вернется, увидит и все, дальше никакой работы.
Чимин хихикнул и потянулся к мыши. Опасность миновала.
Позже Юнги думал, что, наверное, сделал что-нибудь не так. Поддержал недостаточно. Чимин ему доверился — а он отшутился. С другой стороны, что еще он мог предложить? Ободряющую лекцию о равенстве? Чимин почувствовал бы фальшь: вот голос его Юнги хвалил совершенно искренне, а тут? Ну норм ему и норм, что тут еще скажешь. Объятия? Смешно. Юнги даже не понимал до конца суть проблемы, чтобы действительно посочувствовать. Чимину, скорее всего, именно сочувствие и не было нужно. Лучше просто вести себя как обычно, так ведь говорили на лекциях по этике? На некоторых, правда, Юнги дремал. Может, зря.
Или Чимину нужна была какая-то другая поддержка? Юнги все никак не мог перестать чувствовать себя виноватым, но, что делать теперь, тоже толком не знал.
июнь 2014
Бан Шихек говорит со всеми, а Юнги — с Чимином
Их постоянно спрашивали про девушек: какие вам нравятся? Какая длина волос? Какой тон кожи? Какие качества самые важные? А что вы замечаете первым делом? Смогли бы вы встречаться с фанаткой? На вопросы полагалось отвечать расплывчато, говорить о душе и о том, что они любят всех своих поклонниц.
Узнай менеджмент, их наверняка бы отругали: перед очередным интервью они решили вытянуть бумажки. Кого корейское общество ненавидит больше всего? Высоких, полных, загорелых, самостоятельных. Упомянуть нужно было всех.
— О, давайте я избавлю вас от мучений, — еще на подходе фыркнул Джин. — Выдайте мне самый смертный грех.
Так оказалось, что ему нравятся пухленькие дамы, знающие толк в готовке. Высокие и спортивные достались Чонгуку. Самостоятельные и волевые — Хосоку. Намджун просто пояснял за концепцию.
Чимин поднял взгляд от своей пустой бумажки и беспомощно посмотрел на Юнги.
— Скажи, что нравятся милые, да и все. Самый простой ответ. Всем нравятся милые.
— А тебе? — уточнил Чимин, как будто это было важно.
— И мне. Я же говорю — всем.
— Но тогда мы будем повторяться?
— Я знаю много синонимов, — вздохнул Юнги. — Милый, нежный, очаровательный, очарование.
Их везли на интервью, и пока остальные пытались повторять знакомые китайские слова — интервью было для китайских фанатов, — у Юнги оставалось целых двадцать пять минут для того, чтобы вздремнуть перед гримом, и он собирался использовать это время с толком, но помешал тихий разговор позади.
— А вот если...
— Тэхён, это невежливо, — зашипел Чимин.
— Да я же не предлагаю ничего делать! Просто представь. Гипотетически. Ну красивая же, да? И вид такой суровый. Как даст сейчас кисточкой по лбу! Будь она помладше, позвал бы на свидание? — Речь, видимо шла об одной из нун, отвечавших за макияж, вечно недовольной, густо накрашенной женщине с тонкими чертами лица. — А на рамен?
— Ты только на словах смелый, — досадливо ответил Чимин. — И нам нельзя встречаться, если ты вдруг забыл. Про рамен я вообще молчу.
Он даже задыхался от возмущения. Юнги улыбнулся себе под нос, представив его надутые щеки. Тэхён наоборот чему-то обрадовался:
— Конечно! На деле я бы давно от стыда под землю провалился. Я бы и двух слов при ней связать не мог. Но помечтать-то можно?
Чимин раздраженно вздохнул.
— Никуда бы я ее не позвал. Мне нравятся другие.
— Какие? — немедленно заинтересовался Тэхён.
— Другие, — отрезал Чимин.
— Ну какие, какие, какие? — заканючил Тэхён. — Только на самом деле. А не то что тебе Юнги-хён придумал.
Отвязаться от него в этом взбудораженном состоянии всегда было сложновато. Похоже, Чимина пора было спасать. Юнги громко прокашлялся, развернулся и уставился через щель между сиденьями прямо на Тэхёна.
— Кто меня звал?
— Ой, — тут же смешался Тэхён.
— Я тут пытаюсь отдохнуть от бренного мира, — сказал он. — Можете заткнуться хоть ненадолго?
— Все, хён, мы молчим, — пообещал Тэхён и тут же притворился практически мертвым.
— А для рамена, мелкий, хорошо бы заиметь свою хату, чтобы не обжиматься по туалетам, — добавил Юнги для надежности.
В наступившей тишине заснуть он так и не смог. Смотрел в окно на проплывающие мимо витрины магазинчиков на нижних этажах зданий, гаснущие фонари, утренних прохожих и думал. Выходит, Чимин даже Тэхену не рассказал про то, что никакие нуны из стаффа ему не нравятся и понравиться никак не могут. А ведь уже прошло так много времени. Стоило поговорить с Чимином еще раз? Наверняка ведь не знали остальные, и уж точно не знали родители. С кем он вообще мог обсудить все, кроме полного вирусов компьютера в студии?
К моменту, когда они подъехали к зданию канала, шепотки с заднего ряда раздались снова.
— Еще слово, — раздраженно отчитывал Тэхёна Чимин, — и я отвечу: «такие миленькие, тупенькие, странненькие, суют свой нос куда не надо».
Чимин на два шага вперед явно не думал, потому что Тэхена таким было не испугать.
— Ты про меня? Это про меня? О, я так тронут! Попрошу пиди-нима, чтобы тебя ко мне в пару поставили вместо Хосоки-хена, хочешь?
— Иди к черту! — возмутился Чимин.
Юнги завел руку назад, чтобы хлопнуть по подголовнику сиденья и прекратить уже это дурацкое препирательство.
Пиди-ним побарабанил по столу пальцами. В угрожающей тишине было слышно, как Намджун чесал щеку.
— Я даже рад, — произнес пиди-ним, — что вы не решились все это озвучить.
Стопка листочков, забытых впопыхах и найденных менеджером, лежала теперь прямо перед ним. Они и правда сказали не все. Лучше всех справился, как обычно, Чонгук.
— Полагаю, вы руководствовались лучшими побуждениями, но я хочу вам напомнить, что вы не имеете права на ложь. Вам нужно верить в то, что вы говорите — хотя бы отчасти и хотя бы в определенных обстоятельствах.
— Я не понял, — признался Тэхён. Непосредственности ему было не занимать. — А если я совру, тогда что?
— Ты должен отвечать за свои слова. Чем чувствительнее тема — тем сильнее отдача. — Видя замешательство Тэхёна, пиди-ним продолжил: — Я переведу для тебя: если ты говоришь, что тебе нравятся девушки плюс сайз, а потом тебя застают с сорокакилограммовой девочкой из женской группы, то ты обидишь этим сразу всех, а некоторых — дважды.
— Но кому-то ведь могут нравиться девушки плюс сайз? Почему нет? — вскинулся Тэхён, похоже, не уловив посыла. — Вот ваша деву...
Намджун смачно пнул его в щиколотку под столом, но и без окончания все было понятно.
— Моя девушка, — вздохнул пиди-ним, — любит меня за размер кошелька, а не за размер одежды. И совершенно этого не скрывает.
Краем глаза Юнги заметил, как вздрогнул Чимин. Ему и самому сделалось неприятно. Он помнил ее, девушку пиди-нима, и недолюбливал — выходит, небезосновательно.
— Кроме того, она не дает интервью, — продолжал пиди-ним. — А вот ты, Ким Тэхён, даешь. И если ты однажды что-то ляпнешь, потом тебе придется в это поверить самому. Искренне. От всей души.
Помолчав, Тэхён уточнил:
— А если я поменяю мнение. Люди же меняют мнение иногда?
— Не часто. Не быстро. Не так сильно. Не в таких вопросах. Я повторюсь: ты точно хочешь дать кому-то надежду, а потом ее разрушить?
Тэхён поджал губы, и Юнги почудился в этом признак грядущего непослушания. Оставалось надеяться, что у него хватит мозгов не поднимать какую-нибудь действительно серьезную тему.
Юнги столкнулся с Чимином на выходе из здания — тот, похоже, пытался улизнуть в парк, даже не в танцзал по своему обыкновению. И судя по тому, как он прятал глаза, им было, что обсудить.
— Эй, ты чего? Что случилось?
Чимин только дернул плечом. Вместе они перешли через дорогу, и Юнги, ухватив за рукав, потащил его в сторону одинокой лавочки, спрятанной в кустах.
— Давай же, расскажи. Я не буду смеяться.
Чимин посмотрел на него совершенно остекленевшим взглядом.
— Выходит, мне должны нравиться милые девушки? Я ведь уже сказал про это. Сам.
— Нет, — ответил Юнги, — не должны.
Но Чимин, похоже, его не слушал. Он прижал ладонь к груди под ключицами и смотрел, широко распахнув глаза, куда-то в пустоту.
— Я представил, как это, и мне... Я не хочу! Это так... Я не хочу! Но я все равно не смог бы сказать правду, выходит, мне нужно научиться?..
— О господи, — пробормотал Юнги.
Он, конечно, бывало, жаловался на возраст, но все-таки не собирался так рано становиться многодетным папашей. Сейчас объясняй этим, откуда берутся дети, почему нельзя разбрасывать носки и что имел в виду пиди-ним. В конце концов, Юнги и сам только недавно узнал, почему нельзя разбрасывать носки. От Хосока.
— Вот представь, — попробовал Юнги, — что твоя мама примерила платье. И спрашивает: «Чимин-а, ну как, мне идет?» А ей не идет. Что ты ей ответишь?
Чимин хлопал глазами.
— Ну не будешь же говорить «фу, гадость», правильно? Скажешь что-то вроде «то синее тебе больше шло» или вообще «да, мам, идет». Ну нравится ей ходить в некрасивом платье, ну и пусть. Может, ее это радует.
— О чем ты?
— Я имею в виду...
Мысль как-то ускользала, нужно было срочно искать подходящие слова. Юнги вдруг пришло в голову, что Чимин мог бы принять кое-что и на свой счет. Вроде: Юнги просто не мог сказать ему «фу, пидор», пришлось ответить обтекаемым «извини». Ох, черт, нет же.
— Смотри. — Как бы теперь и не напугать его слишком сильно, и не дать лишней надежды. — Есть вещи, которые нельзя говорить прямо. По разным причинам. Это может быть опасно, это может быть неуважительно, это может кого-то обидеть. Тебе все равно придется врать или говорить полуправду. Или отвечать что-то вежливое и бессмысленное. Это наша работа.
— Я думал, петь и танцевать — наша работа.
— А я думал — что музыку сочинять. Нет. От тебя захотят сразу всего. Включая быть вежливым, смешным, обаятельным и нравиться другим. Быть искренним. Мы развлекаем публику, вот наша работа.
Юнги сам не так давно до этого дошел, и не сказать, чтобы знание далось ему безболезненно. Недостаточно было выпустить хорошую песню, чтобы заработать бонсан. Недостаточно было снять на нее дорогой клип со спецэффектами и сложной хореографией. Интерес зрителей зависел от многого — и не в последнюю очередь от них самих.
— Но... — Чимин попытался возразить, но так и замолчал, не найдя подходящих слов.
— Тут два варианта. Или ты хорошо играешь, или сам веришь в то, что говоришь. И не все тут хорошие актеры. Врать довольно сложно, и чтобы не запутаться и не попасть в неприятную ситуацию, если есть возможность не врать — специально лучше так не делать. Вот о чем говорил пиди-ним.
Кому он вообще это рассказывал. Врать Чимин не умел совершенно.
— А если нет возможности?
— Избегай темы, шути. Говори общими фразами. В конце концов иногда все понимают, что не услышат ничего важного — и ничего от тебя не ждут. С этими интервью ведь так же. Никто из нас не будет встречаться еще года четыре. Минимум. Так что какая вообще разница, что за девушки нравятся нам сейчас.
— Девушки, — пробормотал Чимин неубежденно.
— Хорошо, — Юнги хлопнул себя по коленям и развернулся к Чимину всем телом, перекинув ногу через скамью, — давай скажем часть правды? Может, тебе так будет проще?
— Это как?..
— Какие парни тебе нравятся?
Чимин заозирался по сторонам, но вокруг было все так же пустынно.
— Ну, — произнес он неуверенно, когда собрался с духом. — Мужественные? С бородой, и усами, и... спортивные, наверное.
Чимин как-то странно взмахнул руками, и Юнги пришло в голову, что это движение меча. Чимин ведь кендо занимался? Или... чем там занимаются все красивые мужественные герои дорам и манги с бородой и усами? Ну конечно. У Чимина под подушкой хранился томик Ван Писа.
— Я не знаю, — вдруг поник Чимин. — Я, конечно, говорю, а вдруг это на самом деле не важно? Я и не встречался ни с кем никогда.
— Ну вот видишь. — Юнги дотянулся и потрепал его по плечу. — Это все болтовня.
Некоторое время Чимин молча думал, а потом Юнги подтолкнул его:
— А если, как ты и сказал, твой парень будет милым, тебе как?
— Нормально, — ответил Чимин, глядя Юнги куда-то в лоб. — Милый, очаровательный. Невысокий. Хотя бы не выше меня. Подойдет.
Юнги все-таки разобрал смех.
— Вот это падение стандартов!
— Хён, ты злой, — пожаловался Чимин.
— Я не злой, — вздохнул Юнги. — Я же сижу тут с тобой, а не у себя в подвале.
— Как будто тебе так сильно нравится подвал, — буркнул Чимин.
Проблеме Чимина они вроде бы нашли решение, пусть оно и походило на попытку скотчем залепить трещину в борту корабля. Но Юнги, не желая отпускать его просто так, повел Чимина сначала поесть в ресторанчик напротив, а потом побегать вокруг парка, чтобы их небольшое восстание против диеты не было заметно так сильно.
И если так подумать — да, Юнги тоже иногда искал повод выйти.
август 2014
Юнги говорит с соперниками
Перелет из Бразилии всем дался с трудом: если туда они прыгали от одного города к другому, сначала Берлин, потом Стокгольм, и только потом Сан-Паулу, то обратно это были одни бесконечные томительные сутки с короткой пересадкой.
Юнги мучил текст, ему нужно было что-то для сайфера. Выебнуться — стандартная тема для рэпера, но каждый следующий раз нужно было делать это по-новому. Юнги потеребил листок лежащего перед ним блокнота. Он уже успел зачеркнуть пару банальностей вроде «мой рэп — лучшее, что вы слышали в этой жизни». «Жалкой» предусмотрительно было зачеркнуто дважды. «Вы окажетесь в раю, услышав его». Тоже как-то... не только претенциозно, но и противоречит всей логике существования Юнги. Где его рэп, из которого постоянно вырезают мат на предпродакшне, а где небеса. Лучше будет спуститься на землю, обратно к пищевым цепочкам и дыханию жизни.
Сонный, насупленный Чимин вернулся из туалета и рухнул в соседнее кресло. Возможно, стоит посмотреть шире. Чем он хорош? Юнги далековато до мускулистых красавчиков с мечом, зато вот его рэп нравится Чимину. Нравится же?
Юнги закусил кончик карандаша и на несколько минут погрузился в фантазии, где он весь будто только сошел с обложки исторической дорамы: двойник короля, воин-тень. А потом — в момент кульминации — бороться он будет сам с собой, потому что лучше него никого и нет. Из этого куска он сохранил примерно половину, решив кое-что оставить до лучших времен.
Потом шла обязательная часть, где Юнги возил противников в грязи и рекомендовал им отсосать. Так просто, конечно, не скажешь, но можно поменять одну букву...
Следующая ассоциация оказалась практически неизбежной: «от моего рэпа вы обкончаетесь». Где-то на периферии зрения завозился в своем кресле и зевнул Чимин. Повертев карандаш, Юнги внес правку: «неважно, девушка ты или парень, ты обкончаешься от...». Достаточно провокационно, сейчас еще чуть больше иносказаний, и готово.
— Хён, — тихо позвал Чимин, — ты скалишься так, будто младенца сожрал.
— Ням, — ответил Юнги и сыто пошлепал губами.
— Только не возмущайся сильно, — предупредил Чимин, опустил подлокотник и подполз ближе к нему. — Можно, я посмотрю?
Стоило ли спрашивать, если он уже все увидел?
Чимин ткнул пальцем в последнюю строчку, где Юнги как раз вез своих слушателей в Гонконг.
— Ты не боишься? Тут можно всякое подумать про тебя.
— Ну и пусть думают, это их проблема.
Несколько секунд Чимин сосредоточенно размышлял.
— Но ты все-таки намекаешь? — спросил он в итоге.
— Может, и намекаю. Но гарантировать не могу.
— А помнишь наш тот разговор? — поинтересовался Чимин уже осторожнее. — Про то, как говорить и не говорить правду?
Еще бы Юнги не помнил. Он даже немного гордился собой, как он обстоятельно все донес.
— Так я ни в чем не соврал. Я уверен, где-то в мире есть фанбои, которые подрачивают... — Юнги повернулся туда, где через проход от них сном младенца спал Тэхён. — Да даже ходить далеко не надо.
— Но ты-то не будешь готов им ответить, — упрямо сказал Чимин, требуя объяснений.
— Как и двум миллионам остальных поклонников и поклонниц. Все равно я кого-нибудь да разочарую. И я не обещал им отвечать, я просто отметил то, что я им нравлюсь. Вот если бы я вышел на сцену и сказал, что в будущем мечтаю выйти замуж за двухметрового качка и требую срочного узаконивания гей-браков — тогда да, вот это было бы заявление.
— Ладно, я, кажется, начинаю понимать, как это работает, — вздохнул Чимин и подтянул коленки к груди. Он склонился опасно близко и уперся подбородком Юнги в плечо. Шевелить рукой стало неудобно.
— Если не хочешь, чтобы в нашем следующем альбоме было всего три песни, не мешай, — предупредил Юнги. Текст еще не был дописан.
март 2015
Юнги говорит о себе, а Намджун боится с ним разговаривать
С некоторым облегчением Юнги понял, что Чимин сживается со своей ролью: он перестал бояться двусмысленных шуток, дразнил хёнов напару с Тэхёном и все еще успешно придерживался легенды о чем-то миленьком и маленьком — теперь в эту категорию время от времени попадал Чонгук.
А потом вышло так, что Юнги не планировал ничего специально, работа над новым альбомом — куда более попсовым альбомом — и без того сожрала не меньше половины его мозга. Все случилось само собой.
Сначала было японское интервью, которое перевели дважды неправильно, и вот уже Юнги говорит не о том, что в человеке важнее душа — любом человеке, — а о том, что ему не так уж важно, будет его крашем девушка или нет.
Еще через пару месяцев на очередном радио-шоу на вопрос о собственной внешности он, шутя, ответил почти совсем честно: жалкое зрелище, в свои семь он был куда более здоровым и симпатичным — по сравнению с собой двадцатитрехлетним, невысыпающимся, замученным, тощим и нескладным. Он почти ждал следующего вопроса. А каким бы он хотел быть? Про себя самого он ничего особенного не думал и потому перевел: как бы он описал кого-то привлекательного? Какого мужчину он посчитал бы приятным? Такие щекотливые вопросы он обсуждал пока только с Чимином, и его же ответ Юнги повторил, почти не задумываясь. Мужественный, с бородой и усами, спортивный. Достаточно обтекаемо, и достаточно понятно, осталось только назвать пару имен каких-нибудь известных актеров. Юнги было весело все интервью, но почему-то именно сейчас он замялся и озвучил напоследок эту тревожную мысль: вот уж на кого ему не стать похожим — никогда.
Эпиляцию он уже сделал, так что красивых волос на лице не предвиделось. У него часто не было сил даже на то, чтобы поесть — не говоря уже о том, чтобы побриться. «Надо поесть, чтобы поесть», — ржал над ним Джин и имел в виду вовсе не неизбежность процесса. Иногда он тайком от остальных впихивал Юнги конфету, чтобы у него появлялись силы прожевать следом уже нормальный завтрак. Хотя блендер, умеющий превращать еду в кашицеобразную субстанцию, все еще выручал его время от времени. Юнги проводил в танцзале все часы, не занятые студией, а мускулы на ногах так и не появились. В общем, жалкое зрелище. Вот и все, что он имел в виду, но отрывки и выдернутые из контекста фразы где-то там в море домыслов и слухов уже успели удачно сложиться в одну картинку: Шуга из Бантан, возможно, не натурал. Может быть, он вообще любитель мужчин постарше. Есть такая вероятность.
— Ты как? — спросил Чимин, коснувшись его плеча.
Пока он подпирал стену коридора, в соседней комнате редакторы вместе с пиди-нимом ожесточенно спорили, то ли сбавить обороты с фансервисом, то ли наоборот поднажать, раз уж тема ориентации Юнги неожиданно всех заинтересовала. На встрече даже присутствовали какие-то посторонние специалисты по анализу медиапространства — и это внушало дополнительные опасения.
— Никак.
Были дела и поважнее его самочувствия. Жизнь вообще стремительно менялась. Новый альбом, кажется, выстрелил. На выручку компания перевозила их в новую общагу. Сразу за успешным альбомом потребуется еще один — и чтобы ничуть не хуже.
— Ты сказал неправду, и теперь столкнулся с последствиями? — спросил Чимин с удивительной непосредственностью. От Тэхёна понабрался?
— Я не сказал ни слова неправды. То, что они подумали — не моя проблема.
Чимин мотнул головой на дверь.
— Теперь твоя.
И зачем-то взял Юнги за мизинец.
Юнги был не в духе последнее время, но ни с какими интервью это не было связано. Он просто был злой. Намджун вообще боялся подходить к нему лишний раз. Буквально позавчера Юнги невольно стал свидетелем удручающего разговора. Стены в здании все еще были тонкие и, кажется, дырявые, поэтому Юнги, даже сидя в студии, услышал.
— Эй, погоди, — сказал Намджун кому-то, грохочущему по коридору.
Бег приостановился.
— А? — ответили запыхавшимся голосом, стало понятно, что это Чимин.
— Можешь передать? — попросил Намджун подозрительно ласково. Похоже, заходить внутрь ему и правда очень не хотелось. — Юнги будет отказываться, а у меня нет времени его уговаривать, — очень неубедительно соврал Намджун и сбежал.
Юнги был уверен почти на двести процентов, что именно сегодня Намджун совершенно свободен и планирует если не отсыпаться, то изучать наследие мирового хип-хопа.
Через секунду в дверь постучали, и на пороге студии показался Чимин с упакованной половинкой магазинного кимбапа в руках. На Намджуна Юнги бы наорал — тот топтался под дверью, создавал шум и мешал работать. Наорать на Чимина Юнги бы не решился — вот кто мог обидеться по-настоящему сильно.
И уж конечно Юнги попытался успокоиться сейчас, когда Чимин так старается его поддержать.
— Меня вообще не волнует, кем они меня там считают, — повторил Юнги. — Главное, что не торчком. Геем? Вообще проблемы не вижу. Единственное, что мне не...
Он высвободил мизинец, перехватил пальцы Чимина — и именно в этот момент из кабинета вышел пиди-ним. Осмотрел их, держащихся за руки, кажется, с ног до головы и сказал, обращаясь сразу ко всем присутствующим — и в комнате, и в коридоре:
— Мы планируем активное взаимодействие Чимина с Чонгуком для международного промо, а с Чимином и Юнги попробуем на японском контенте.
Голова неумолимо потяжелела, как будто внутрь кинули свинцовый шар, и тот теперь медленно опускался на дно черепной коробки.
— Все, идите, — сказал пиди-ним, — чего тут стоять.
— Извини, — сказал Юнги, когда они завернули за угол. — Теперь тебе придется...
— Мне в любом случае пришлось бы, — оборвал его Чимин. — Не с тобой — значит, с кем-то другим. Или просто корчил бы рожи в два раза чаще.
У руководства были большие планы на фансервис с ним — на этот раз фансервис другой, без разорванных маек, шести или восьми кубиков — и без щек. Фансервис, включающий несколько участников.
— Так что ты говорил, тебе не нравится?
— Об этом и говорил. Что нам с тобой придется...
— Нам, — снова перебил его Чимин. Частью нового плана стала диета, и непрекращающийся голод не шел на пользу его характеру. Обидчивым он тоже сделался неспроста. — Тебе неприятно что-то изображать со мной?
Его мнительность раздражала Юнги совершенно взаимно.
— Ты давно по жопе не получал или что, Пак Чимин? Может, тебе самому неприятно?
— Нет, — озадачился Чимин.
— И мне нет. Но это ра-бо-та, — произнес по слогам Юнги. Взял себя за щеки и растянул лицо в подобии улыбки. — Эмоциональное усилие. Преувеличенная демонстрация чувств. Развлечение зрителей актерствованием. Так понятней? И мне это сложно. Я устал.
Чимин неубежденно кивнул. Юнги вздохнул:
— Если хочешь пообниматься со мной, давай я лучше обниму тебя просто так, без лишних свидетелей.
— О, — произнес Чимин и тут же оказался на шаг ближе.
— О нет, — Юнги зажмурился и шепотом заорал в притворном ужасе. — Все, я хочу обратно к себе в подвал. Зачем я только сказал это?
Полсекунды ничего не происходило, и он приоткрыл один глаз, чтобы убедиться, что он не испугал Чимина, и тот не передумал.
Юнги хотел его объятий: обниматься с Чимином было хорошо — и совсем не так, как с остальными. Чонгук от радости мог не рассчитать силу. Тэхён постоянно пытался вытянуть из Юнги какую-то реакцию, и каждое взаимодействие с ним было частью игры, в которой Юнги совершенно не хотел проигрывать. Объятия Хосока всегда казались доброжелательно-формальными и, надо сказать, Юнги это ценил. С Намджуном и Джином он вообще не обнимался особо, разве что в дни больших премий, — и желанием не горел.
Объятия Чимина были очень... личными. Они выражали чувства, и Юнги каждый раз знал, что за послание ему предназначалось. Наверное, потому Чимин так не любил делать это на публике — хотя безусловно мог — и обычно нервничал, когда обнимали его самого. Внимание компании к фансервису с ним выглядело иронично жестоким.
— Зачем я выдал свой страшный секрет? — драматически прошептал Юнги для убедительности.
Чимин смотрел на него с улыбкой:
— Хён, ты смешной, — сообщил он — а потом наконец-то преодолел последние полшага между ними и очень осторожно сомкнул руки у него на спине.
сентябрь 2017
Юнги не говорит с терапевтом, зато Чимин говорит с остальными
К моменту, когда Юнги показалось, что жизнь стала совсем уж невыносимой, компания организовала для них сеансы групповой терапии. После первого занятия планировался полупраздничный ужин и выходной. Но посередине круга вопросов «какое у вас настроение сегодня?» Юнги, не выдержав, ушел, хлопнув дверью. Просто поднялся и вышел.
Чимин нагнал его в коридоре. Ну конечно, кого же еще могли за ним послать. Интересно только, будет Чимин спрашивать, что произошло, или попытается отчитать — потому что очень некрасиво так бросать других, а они ведь хотели поделиться чем-то важным... Нет, не интересно.
— Хён, ты куда? Тебе стало плохо?
Именно. Ему было очень, очень плохо. И он не хотел разговаривать. Он вообще не испытывал сейчас ничего, кроме ненависти, такой огромной, что захлебнулся бы в ней, открой рот перед терапевтом.
Юнги молча продолжал свой путь к выходу из здания, а Чимин, не отставая, следовал за ним.
— Хён, ответь.
— Отъебись.
— Я не отстану.
— Отъебись!
— Я же помочь хочу, — уже обиженным тоном сообщил Чимин.
Этот звук всегда действовал на Юнги отрезвляюще, но одной фразы в этот раз было недостаточно. Он притормозил у выхода на лестницу.
— Ты совсем тупой?
— Да, — легко согласился Чимин и воспользовался замешательством Юнги, чтобы обхватить его со спины, сцепив руки на животе.
Юнги хотел высвободиться, ударить локтем под ребра — безуспешно.
— Я сильнее, хён, не надо.
Еще некоторое время Юнги извивался в его руках, дергался в попытках схватить его хоть как-то, наступить на ногу. Сил у него совсем не было, он выдохся очень быстро.
— Успокойся, хён, пожалуйста.
— Дал бы мне полчаса — я бы сам успокоился. Я просто хотел побыть один. Нет, нужно развести цирк с беготней.
— Если я отпущу тебя — не убежишь снова? Все равно мы уже разговариваем.
Юнги понял, что ему не отвертеться.
— Нет, — вздохнул он.
Чимин действительно отнял руки и мягко повернул Юнги к себе.
— Так что случилось?
— Знаешь, как все это для меня выглядит?
Вопрос был риторическим, но Чимин честно помотал головой.
— По окончании испытаний, — сказал Юнги, — вы получите тортик и возможность выговориться перед дипломированным сочувствующим слушателем.
— Я ничего не понял, хён. Какой тортик? Какие испытания?
Юнги прекрасно знал, что Чимин не распознает цитату, но все равно мстительно выплюнул:
— Погугли.
— Мне вообще не страшно показаться тупым, хён. Объясни.
И от того, что Чимин не пытался защититься, ему вдруг сделалось горько.
— Я имею в виду, — сказал Юнги. — Вот ты работаешь так, что не хватает времени на сон. Годами. А тебе в награду предлагают тортик и разговор с человеком, которому на тебя похуй. Как ты думаешь, достаточно этого? Стоило оно того?
Чимин покачал головой, готовясь возразить, но Юнги уже продолжил:
— Эта херня, — он мотнул головой в сторону переговорки, где шел сеанс, — выглядит как подачка. Никому не интересно, как мы себя чувствуем, пока мы продолжаем работать. И что это за вопросы «как ваше настроение»? Ужин? Выходной? Держите ваши два часа сна и отправляйтесь пахать дальше.
— Пиди-ним сказал... — начал Чимин.
— Знаю я, что он сказал. «Вы не сможете изображать счастье на сцене, если не будете счастливы сами». То есть зачем нам быть счастливыми? Правильно, чтобы работать. Набивать кошелек пиди-нима, чтобы удовлетворить его девушку.
Чимин передернул плечами от ее упоминания — Юнги точно знал, что это сработает, — но возразил все равно:
— Он сам предложил нам большой отпуск.
— На который мы не можем согласиться, — заметил Юнги.
Слишком глупый план исчезать на полгода, когда ты становишься все успешнее и успешнее.
Где-то далеко послышался чужой приглушенный разговор. Чимин встал ближе и теперь заговорил почти шепотом, вцепишись в рубашку Юнги, как будто он все еще собирался бежать при первой же возможности:
— А ты разве не хочешь и то, и другое? Работать и быть счастливым? Ты же первый из нас начнешь скучать без музыки.
Чимин был не просто прав — Юнги уже скучал без нее. Он не мог ничего написать последнее время, и даже когда ему приходила в голову мысль, будто он хочет, в итоге оказывалось, что не выходит ровным счетом ничего.
— Хочу, — признал Юнги.
— Тогда я опять не понимаю. Какая разница, почему нам что-то предлагают? Сделай, как лучше тебе самому. Выбери то, что подходит.
Юнги нервно пожевал губу изнутри и, досчитав до пяти, попытался объяснить снова:
— Один тортик, один ужин, один выходной — этого недостаточно.
— Но отказываться-то зачем? — спросил Чимин с искренним недоумением.
— Потому что все решат, что все в порядке. И этот терапевт — он выглядит как психолог после курсов. Сколько ему лет вообще, двадцать пять?
— Ты ему не доверяешь, — понял Чимин.
— Он мне не нравится.
— Так понятнее, хён, да, — сказал Чимин, и как-то неожиданно оказалось, что он уже держит Юнги за руку, обхватив ее двумя своими ладонями, и гладит ее. Это Юнги потянулся? Это Чимин сам захотел? — Давай поговорим с Намджун-хёном об этом. Потом. Тебе нужно отдохнуть, наверное.
— Я и собирался, — заметил Юнги.
— Ты не... — Чимин бросил взгляд в сторону, где они оставили переговорку. Юнги скривился: даже если они вернутся к ужину, неважно, будут остальные обижаться или жалеть его, он просто не хотел иметь дела с этими эмоциями. Ему ведь придется на них реагировать. Он не хотел никого видеть, уже одного Чимина хватило ему за глаза. Сложно. Сложно. Сложно. — Давай я отвезу тебя в общежитие.
Юнги пожал плечами: хочет — пусть провожает, ему же проще.
— Тебе нужно в студию за чем-то, или я сразу водителя вызову? — спросил Чимин.
После недолгих размышлений Юнги выдал:
— Наушники.
Пока они вместе спускались к нужному этажу, Чимин так и не отпустил его руки, свободной набирая кому-то сообщение.
Наушники оказались на самом видном месте, но, когда Юнги окинул взглядом весь хлам, желание немедленно прибраться вдруг стало нестерпимым. Не так уж много было способов выместить фрустрацию, не прибегая к чему-то деструктивному, сексу или спортзалу. Первое Юнги не мог себе позволить, со вторым были сложности, а третье выглядело слишком уж утомительным.
Он пошевелил запястьем, но Чимин тут же откликнулся:
— Не отпущу.
— Тогда держи.
Юнги сунул ему ручку мусорного пакета и принялся скидывать туда пустые банки от кофе и газировки.
— Я чувствую себя на съемках «Рана», — сказал Чимин.
— Ты сам так решил.
У Юнги была свободна правая рука, у Чимина — левая. Убрать банки и стаканы получилось сносно, даже надеть второй пакет поверх первого на случай, если что-то протечет. Сгрести ручки и огрызки карандашей — совсем просто. Чимин тактично отвернулся, пока Юнги собирал в стопки мятые черновики разного калибра и степени рваности и засовывал их в ящик стола, который запирал на ключ отдельно. Кладбище черновиков. Протирал стол от крошек тоже Юнги. Чимин терпеливо ждал, пока он выключит работающее с утра оборудование. Труднее было с одеждой и особенно — с пледами. На каждом сложении они договаривались, кто сейчас будет двигать рукой, кто зажимать край, а кто — ловить свободно повисший сгиб. И там, где ты один, скорее всего, перехватил бы ткань в воздухе, здесь на всякий случай приходилось сначала класть на пол, проверять на складки и только потом сворачивать.
— Пойдем? Нас ждут на парковке, — подсказал Чимин, пока Юнги оглядывал чуть более чистую студию.
У Юнги все еще не было настроения ни на что, но Чимин улыбался все время, пока они возились с уборкой, и негодование внутри постепенно утихало.
Юнги спал весь свой единственный выходной, накрывшись с головой, а на утро следующего дня Джин сунул ему под одеяло шоколадный батончик и только потом спросил:
— Могу я поговорить с тобой?
Юнги сообразил, что у него за это время разрядился телефон, и если ему звонил или писал менеджер, то сейчас все это в пропущенных. Наверняка он уже куда-то опоздал. Или нет, если Джин не торопит его.
Юнги высунул голову наружу и, сопя, принялся распечатывать подношение.
— Сочту за согласие. Сейчас двенадцать тридцать, ты знаешь об этом?
— Неа, — сказал Юнги с набитым ртом.
— Намджун в компании, обсуждает изменения в расписании. Твое вышлют вечером. Директор рекомендует тебе воздержаться от студии в ближайшую неделю.
Юнги замер. Что?
— Закрывать они, конечно, не стали...
— Что за хуйня?
— Но лучше тебе не попадаться.
— А то, что я всегда могу писать дома? — зачем-то спросил Юнги.
— Это будет на твоей совести.
— Наказание отстранением от работы? Потрясающе.
Юнги ничего толкового за последнее время не написал и обычно сидел в студии для того, чтобы помучить себя и совесть, но Джину знать об этом было не обязательно.
— Еще тебе поставили психотерапевта раз в три дня. Ты бы сходил, потому что стоимость вычитается из твоей зарплаты.
Юнги сел в постели.
— Они там совсем охуели? Они всерьез думают, что принудительные занятия кому-то пойдут на пользу?
Джин отвернулся и неловко потер шею.
— Да это понятно, но ты хоть раз попробуй, а дальше решишь сам, спать там будешь на этих сеансах или что.
Ну, если у него не было другого выбора — может, именно так и стоило поступить.
— А где Чимин? — спросил Юнги.
Последнее время такие новости приносил только он.
— Что, уже привык к своей личной няньке?
— Я скину тебя с кровати, — сухо заметил Юнги. — Это все еще моя кровать.
— И мой шоколадный батончик в тебе, неблагодарный юнец, — возмутился Джин, но ответил: — Спит, наверное. Ты, может, не слышал, но он тоже психанул с утра.
— Что такое?
— Нам выслали предварительное расписание и рекомендации по съемкам. А он сказал, что он тоже человек, и что он гей, и что ему эти обнимашки в жопу не уперлись, он вообще-то к такому относится довольно серьезно. Намджун так удивился и испугался за него, что пообещал обсудить это...
Юнги представил себе разозленного, краснеющего Чимина с глазами на мокром месте. Отказать ему такому было довольно сложно.
— А потом еще взял это расписание и почти закричал, что оно ничем не отличается от старого, и что к концу года ты будешь вообще на людей бросаться, а Куки так и продолжит падать в обмороки и вообще-то нога у Намджуна до сих пор побаливает... Короче, после этого Намджун и поехал в офис.
Юнги прикрыл лицо ладонью. Пак Чимин. Стратегическое использование информации.
— А ты знал? — спросил Джин.
— Что?
— Про Чимина.
— Да. Давно.
— Ну, значит я не сказал ничего лишнего. Хотя я был уверен, что ты знаешь.
Наверняка для такой мысли были основания, но Юнги стало интересно спросить:
— Почему?
— Я тебя умоляю, — вздохнул Джин. — Если ты однажды решишь поселиться под столом, то он за тобой горшок будет выносить. Я думаю, такой степени близости вполне достаточно, чтобы делиться всеми своими секретиками.
Слова Джина царапнули где-то в носоглотке, за небом, сжались комком в горле. Поселиться под столом?
— Я настолько плох? — спросил Юнги ошарашенно.
— Ну, на съемках держишься, или когда люди вокруг и что-то интересное происходит, а потом хоп, — Джин щелкнул пальцами, — и становишься просто куском говна. Уж прости за честность.
Он хлопнул себя по коленям и поднялся с кровати. Наверное, немедленно о честности пожалел. Юнги смотрел ему вслед — как он огибает стеллаж, как садится перед клеткой с летягами — и думал, что и правда стоит сходить к тому психотерапевту. Если Юнги убедится, что он ужасный, можно же будет найти другого в конце концов.
февраль 2018
Юнги все-таки говорит с терапевтом, а потом говорит вместо Намджуна
Юнги часто бывал благодарен Намджуну за его осмотрительность и осторожность в словах, особенно когда они высказывались публично — но не сейчас.
Все еще были сонные, немного помятые даже под слоем макияжа, и они с Намджуном отдувались вдвоем. Когда речь зашла про смерть Джонхёна... Юнги понимал, что Намджуну не хочется говорить. Похороны, казалось, были только вчера, и все они до сих пор сохраняли это тревожное и подавленное состояние.
Но самому Юнги говорить хотелось.
Мы рождаемся и умираем в одиночестве, непонятые. Жизнь полна скорби и страданий. Почему бы не высказаться, если есть хоть маленький шанс быть услышанным?
— Надеюсь, мы сможем создать такую среду, чтобы ты мог попросить о помощи и рассказать, что тебе сложно — когда действительно сложно. Сказать, что скучаешь по кому-то — когда скучаешь.
Вот как он теперь заговорил.
Господину Чхве оказалось не двадцать пять, а все-таки гораздо больше.
— Юнги-ши, — сказал он проникновенно, когда Юнги все-таки пришел к нему на первый сеанс. — Я вам не нравлюсь, не так ли? Это очень хорошо.
Юнги приподнял бровь, ожидая объяснений.
— Вы не будете слепо доверять мне, критически отнесетесь к моим словам. Возможно, обратитесь к научной литературе. Это лучшая работа над собой, которую только можно представить.
Еще его можно было игнорировать. Что вообще нужно отвечать на такое?
— Позвольте рассказать о себе. Я окончил медицинский колледж Сеульского национального университета по специальности «психиатрия» и стажировался в Германии...
На перечислении всех стадий его дополнительного образования Юнги чуть не заснул. Разговаривать никакого желания не было, в итоге ему просто вручили листок и цветные карандаши. Следующие два месяца он приходил к господину Чхве исключительно порисовать, спрашивая иногда:
— Вы же понимаете, что я могу специально изобразить вам полянку с единорогами, будто у меня все окей?
Вариантов ответа было три: «Это немного не так работает», «У меня все еще есть ваши первые рисунки» и «А вы точно хотите именно изобразить, что у вас все хорошо?» Юнги даже попробовал поискать, как должны выглядеть рисунки психически благополучных людей, но быстро запутался, потому что любая деталь что-нибудь да означала, и перестал бороться с желанием нарисовать черную кляксу с глазами. И с желанием все-таки поговорить.
Еще три месяца занятий сделали из него вполне уравновешенного человека, а потом они узнали о Джонхёне. Чимин тогда примчался к нему в комнату с совершенно дикими глазами. Он еще ничего не произнес, но весь его вид кричал: «я испугался, что это мог быть ты».
— Не мог бы. Не мог бы, — повторял Юнги, прижимая его к себе. — Ни в коем случае.
Он мог выглядеть и вести себя, как кусок депрессивного говна, но в жизни не смог бы отказаться от черной карточки, от того, что его песни ставят на радио, от того, что, если он переедет жить под стол, горшок за ним выносить все-таки будут. Вот от своего лица на обложках журналов он бы отказался — но это были мелочи.
Позже выяснилось, что у Чимина была своя терапия. И вообще у каждого своя, со своим отдельным врачом, просто Юнги достался самый дипломированный специалист и самый жесткий график. Впрочем, трудно было не признать, что польза от этого была. Потому что сейчас Юнги сидит на интервью и может словами сказать, что открыто пожаловаться на жизнь — это тоже иногда полезно.
Как этот разговор пришел к теме твита пятилетней давности было не особо понятно. Возможно, раз уж речь зашла об открытости в высказываниях.
— ...означает, что любовь одинаковая. Мне просто понравилась песня, — очень обтекаемо сказал Намджун. Нет, определенно пять лет назад он звучал куда увереннее.
Юнги мог его понять — сейчас их аудитория стала больше, цена каждого неверного шага выросла. Но и не мог.
— Ничего неправильного в этом нет, — в итоге сказал уже он сам. — Все равны.
Зря что ли Чимин делал свой камин-аут? Чтобы выслушивать потом «мне просто понравилась песня»?
У Юнги уже сложилась репутация прямолинейного человека. Даже если его упрекнут позже — это все еще будет высказывание в его духе. Аура квирности вокруг него тоже никуда не делась, подкрепленная ролью Юнджи. Вот почему в женское переодевались все они, а титул мисс Корея пытались нацепить именно на него? И все эти видео про «десять признаков того, что ваш любимый айдол наверняка гей»? Юнги они не особенно беспокоили, тем более что такие разборы всегда успешно отвлекали общественность от личной жизни Чимина. Хотя ютуб все же стоило смотреть поменьше.
Миновав этот напряженный момент, очень скоро разговор вернулся к последним альбомам, к «было и стало», к общажным историям, и Юнги тоже постарался переключиться.
После интервью — расписание на сегодня еще не было окончено — их отвезли обратно в компанию. В коридоре Чимин поймал его за руку — снова этот редкий, несвойственный ему жест. Раньше, кажется, они держались за руки куда чаще. Сейчас — только по особенным поводам.
— Спасибо, хён, — пробормотал Чимин едва слышно, и Юнги пожал его ладонь в ответ. В том, что он сказал, ничего особенного на самом-то деле и не было.
Мимо них пробежала, кланяясь на ходу, толпа танцоров во главе с Сон Сондыком. С одним из этих мальчиков то ли встречался, то ли не встречался Чимин. Юнги заметил его короткий кивок. Не ожидай Юнги этого жеста, никогда не обратил бы внимания.
— Я знаю, что тебе он не нравится, — сказал Чимин немного позже, когда они пытались поесть перед вечерней съемкой рекламы.
— Да брось, просто будь осторожен и все, — вздохнул Юнги.
Этот недобойфренд Чимина ему и правда не нравился каким-то совершенно иррациональным образом. Возможно, потому, что Юнги не был уверен в нем. Свалит при первой же возникшей сложности, при первом же вопросе компании. С другой стороны, как они с Чимином называли свои отношения, роли здесь вообще не играло. Он одинаково легко мог исчезнуть, назвавшись Чимину хоть бойфрендом, хоть другом, хоть мужем.
— Кого бы ты выбрал на моем месте?
— Это так не работает, — проворчал Юнги. — Человек или нравится, или нет. И нам с тобой нравятся разные люди.
— Я имею в виду, — сказал Чимин. — Есть наш стафф, есть другие группы, есть друзья детства, есть поклонники. С кем, по-твоему, лучше было бы встречаться?
— С оператором, — не раздумывая, сообщил Юнги. — Постоянно с тобой. Никто не знает его в лицо. Потому что это он стоит за твоей камерой. И все видят тебя его глазами.
— Удобно, — влез Чонгук, успевший подслушать их разговор. — Только оператор — это обычно накачанный мужик, который может с камерой пробежать пару километров без остановки. Хотя Чимину, может, и зашло бы.
Чимин поджал губы.
— Это только у тебя такие операторы, — заметил Юнги.
Младшим действительно отдавали самых крепких, а Юнги не без основания считался медлительным и тихим, и с ним чаще, чем с другими, работали девушки.
— Ты не шутишь, — понял Чимин. — Ты и правда... Которая из них?
— Не скажу, — улыбнулся Юнги. — Вы ведь не обращали внимания? Не обращайте и дальше.
Та, о ком шла речь, в компании уже не работала. Секс с ней был... очень дружеским, а расставание таким же легким, как встреча. Юнги никогда не думал, что ему понравится с кем-то настолько неженственным, но ему понравилось. Она была старше, ничего особенного от него не ждала и с той же легкостью сообщила, что не ждет, пока Юнги будет на таблетках. Разумеется, он показал ей, насколько хорошо умеет пользоваться пальцами и языком — но больше из спортивного интереса. Ему нравился сам процесс и нравилось, как она реагирует, но теперь, выбирая из множества дел, он определенно отдал бы предпочтение сну.
май 2018
Чимин говорит с родителями, Юнги — с ним, а Джин — с летягами
Недовольство Чимином совершенно естественным образом выливалось в их беззлобные переругивания. Юнги спускал пар, Чимин тешил свое эго, совершенно забыв про вежливые обращения, остальным было весело. Сплошная польза.
Не все ссоры, впрочем, были настолько незначительными.
Юнги тогда зашел в туалет, даже не отлить, а просто помыть руки — и увидел Чимина с этим его недопарнем в процессе... Как это называется, когда один человек пытается сожрать другому лицо? Часть Юнги хотела немедленно скрыться, извиниться за вторжение или вовсе постараться уйти незамеченным, чтобы никого не смущать. Вторая, злая, испуганная, велела прокашляться и произнести:
— А если бы вас застал кто-то другой?
Они даже не отскочили друг от друга. Недопарень, крепкий, даже широкий, с ультракороткой прической и ползущими из-под воротника стрелками татуировок, медленно и как-то растерянно убрал руки из-под футболки Чимина. Юнги не мог вспомнить, как его зовут. Чимин тыльной стороной ладони отер зацелованные губы и только потом сообразил, что происходит. Но вместо всех извинений и объяснений произнес:
— Я не буду оправдываться.
— Мне насрать на оправдания. Подумай, чем ты рискуешь, — процедил Юнги. — Успехом альбома? Группой? Своим местом... Я даже думать об этом не хочу. Есть вещи, от которых просто так не отмажут. Лучше бы ты, я не знаю... бухал? бил машины? не здоровался со старшими?
— Чем что? — Лицо Чимина закаменело. — Чем спал с мужчинами?
Он все это время был уверен, что Юнги не нравится сам факт того, что они мужчины, а не женщины?
— Чем был таким долбоебом, блядь! — вспыхнув, заорал Юнги вполголоса. — Тебе же проще, чем мне. Назови его своим другом и хоть за руку с ним ходи! Выкладывай общие фотки в инстаграме. Зови в музей. Зови выпить. Зови в гости. Вы работаете вместе, это нормально. Только не трахайся на людях. Что такого сложного?
Юнги перевел дыхание и уже спокойнее продолжил.
— Помнишь, что я вам говорил про обжимания в туалетах? Купи себе квартиру.
Чимин молча играл желваками. Недопарень стоял у него за спиной и смотрел в пол. Юнги злился на него, даже больше, чем на Чимина — за то, что молчит, не лезет, не пытается защитить. А потом до Юнги дошло, что он, должно быть, младше их обоих. И если Чимин зол, то он, скорее всего, просто до одури напуган сейчас.
— Я тебя услышал, — произнес Чимин через силу.
— Прекрасно, — выплюнул Юнги и быстрым шагом покинул туалет. Руки он так и не вымыл.
Они не разговаривали еще дня три, едва ли встречаясь даже в общаге. Юнги поменял время ежедневных тренировок, чтобы пересечься теперь уже с Хосоком. Общих съемок пока тоже не планировалось, но Юнги с некоторым опасением думал, будет ли им с Чимином теперь некомфортно вместе. Проверять самостоятельно не спешил.
На четвертый день Чимин сам появился на пороге его комнаты.
В новой общаге почти у каждого комната была своя, так что они с Чимином были одни — не считая летяг. Джин куда-то уехал на полночи и перевез их клетку к Юнги, «чтобы никому из вас не было одиноко». Летяги смешно прыгали по жердочкам, тихо шуршали и не создавали никаких неудобств, поэтому Юнги не сопротивлялся.
Он положил на живот раскрытую книгу, глядя, как Чимин мнется у двери. Будь Юнги чуть более сердит и чуть более злопамятен, наверное, припомнил бы: ты же не хотел оправдываться. Но история Земли во времена ледникового периода, дождь за окном и мирное копошение зверьков под ухом настроили его на мирный лад. Он не хотел запускать второй виток ссоры, и если Чимин пришел что-то сказать, конечно же, он выслушает. Юнги чуть сдвинулся и хлопнул по постели рядом с собой. Этого простого жеста оказалось достаточно, чтобы лицо Чимина просветлело. Он ведь тоже наверняка боялся и тоже ждал какого-то знака от Юнги — злится ли? хочет ли идти на контакт?
Чимин оказался неожиданно близко. Он подлез Юнги под бок и почти свернулся, накрыв себя краем одеяла. Свободным оставался только один угол, поэтому ткани едва хватило, чтобы накрыть ступни и кусок задницы.
— Что такое? — все же спросил Юнги, потому что Чимин не торопился говорить первым.
— Я рассказал родителям.
Это действительно было неожиданно. Юнги дернулся от беспокойства, но тут же осадил себя. Состояние Чимина проще всего было описать словами «легкий ступор» — не отчаяние, ужас или паника. Ничего непоправимого наверняка не случилось.
— Вроде все нормально, — действительно произнес Чимин после недолгой паузы. — И я знал. Но меня все равно аж потряхивает до сих пор. Странно, да?
Не странно. С тех пор, как Чимин признался ему самому, прошла, кажется, вечность, и Юнги успел за это время кое-что погуглить, начиная с советов «как реагировать, если ваш племянник сказал, что он гей» и заканчивая фанфикшн, просто чтобы... как-то понять его? Он отложил книгу и развернулся к Чимину лицом.
— Ты волнуешься перед выходом на сцену? — спросил Юнги.
— Конечно!
Чимин волновался постоянно, и с годами это волнение почти не ослабевало.
— Хотя знаешь, что люди в зале тебя любят и очень ждут.
— Но я могу ошибиться, — возмущенно возразил Чимин, — споткнуться, налажать. Сбиться, когда поём вживую. Не взять нот...
— И этого никто не заметит. А если заметит, то и не важно. Потому что на концерты ходят за другим. — Юнги поправил прядь, упавшую на глаза Чимину. — На каком последнем концерте ты был до того, как попал в агентство?
— Биг Бэнг в двенадцатом, — неуверенно ответил Чимин.
— Записал в книжечку все ошибки Тэяна?
— Я вообще не... — Чимин остановился и вздохнул.
— Я к тому, что люди волнуются иногда, — сказал Юнги, — хотя вроде и не стоило. Просто бывает и все. Ничего такого.
Чимин хмыкнул куда-то в подушку, а потом произнес:
— Папа молчал, наверное, целую минуту.
Это же очень долго, подумал Юнги, Чимин, наверное, успел весь известись.
— Четверть песни, — перевел он в понятную ему величину.
— Да. Точно больше, чем данс-брейк, — согласился Чимин. — Или целый трейлер.
— А потом?
— А потом сказал, что немного удивился, я же всегда ладил с девочками, но он все равно... в общем, все нормально. Спросил, может я хочу приехать к ним на выходной. Спросил, передать маме или я сам ей расскажу.
— А ты?
Чимин мокро фыркнул.
— Еще один раз я бы не выдержал.
Юнги потянул его на себя, и Чимин спрятал покрасневшее лицо у него на плече.
— Поедешь к ним?
— Ага.
Некоторое время Юнги молча гладил его по спине, а потом спросил:
— Ты это из-за меня? Или из-за того мальчика?
— Нет, — шмыгнул носом Чимин. — Да. Отчасти. И то, и то. Не знаю даже.
Юнги сунул ему салфетку, и Чимин послушно высморкался.
— Я подумал, если вдруг что-то случится... лучше пусть родители узнают от меня. Ну и — вроде как теперь есть доказательства.
— Это какие?
— Джэрок... — начал Чимин. Вот как, оказывается, звали недопарня.
— То есть, по-твоему, недостаточно сказать «я люблю Гогена», надо обвешать все репродукциями, а лучше купить оригинал? Эх, Пак Чимин.
Юнги потрепал его по спине, чтобы не звучать слишком уж укоризненно.
— Ну, чтобы не сказали «это просто увлечение, ты еще оценишь классическое искусство» — так надежнее, да.
Тэхён, недавно получив от Намджуна огромное подарочное издание про живопись второй половины девятнадцатого века, уже успел засмотреть его до дыр и незаметно вовлек в этот процесс всех окружающих.
— Боюсь, никакой Джэрок их не остановит. Все равно скажут.
Юнги учился играть на фортепиано — родители считали музыку глупостью. Юнги уже продавал свои биты — родители считали музыку глупостью. Вышли первые несколько альбомов — родители все еще говорили: «Когда ваша компания разорится, приезжай домой, найдем тебе работу». Иногда дело было вовсе не в доказательствах, скорее уж в готовности их принять.
— Ладно, извини, — спохватился Юнги. — Так ты повезешь его показывать родителям?
Чимин помотал головой.
— Вы хоть встречаетесь?
— Неа.
Он тебе вообще нравится, хотел спросить Юнги — и заставил себя остановиться. Вариантов, почему так вышло, были сотни. Начиная с «экспериментировал», «потрахались по пьяни на вечеринке компании, и как-то само вышло», «решил взять, пока предлагают, может, ничего лучше уже не случится» на одном конце и заканчивая «я долго ухаживал за ним и теперь стесняюсь признаться, хотя мы уже давно переспали» на другом. Юнги хорошо понимал, как это. Их ситуации — до того, как Юнги согласился на медикаментозную терапию, — скорее были схожи, чем отличались: ты не понимаешь, как лучше будет поступить, когда запрещены любые отношения — а тебе чуть за двадцать, встает от любого случайного касания, и ты вынужден каждый день петь про любовь, шутить про нее, сочинять песни.
У самого Юнги хватило ума не экспериментировать, не пить слишком много — по крайней мере при посторонних — и ответить отказом и на первое, и на второе, и на многие следующие предложения переспать. Иногда ему казалось, что где-то там есть листок с очередью: молодые ассистентки, нуны из стаффа, даже девочки-трейни. Он никогда не считал себя особенно привлекательным, искал подвох в этих нечастых, но нескончаемых вопросах и остановился в итоге на том варианте, который выглядел самым безопасным.
— Расскажешь? — спросил Юнги, вынырнув из размышлений.
— Не хочу, хён, — ответил Чимин.
— Ладно, — легко согласился Юнги. Нет так нет. Он не очень хотел что-то знать про этого сомнительного Джэрока, если на то пошло. — А что хочешь?
— Можно я так еще полежу?
— Можешь поспать со мной, — щедро предложил Юнги. Было уже заполночь. Поспать в целом было неплохой идеей. — Ложись только под одеяло.
Чимин быстро перебрался к нему, вспомнил:
— Надо еще раз зубы почистить.
— Ты чистил после ужина?
— Да.
— Ну вот и все. Спи.
Юнги дотянулся до выключателя у кровати, и комната плавно погрузилась в темноту. Чимин, повозившись рядом, прижался к плечу горячей щекой и подозрительно быстро затих.
Проснулся Юнги, разбуженный копошением. Джин вернулся в общагу под утро, и теперь в свете телефонного фонарика укладывал спать летяг. У него был целый ритуал. Сначала надо было дать малышам облегчиться, потом накормить их, согреть в сомкнутых ладонях, а когда они задремлют — упаковать в носок для сна и уложить в клетку. Им нравились маленькие мягкие норки.
— Тише, вы, — бормотал Джин, пытаясь спеленать, кажется, обоих сразу.
В глухой предрассветной тишине даже эти звуки были слишком громкими. Чимин тоже начал просыпаться и вздрогнул, когда понял, что они с Юнги не одни в комнате.
— Мне уйти? — спросил он шепотом, едва слышно, глядя на Юнги снизу вверх.
Как будто Джина, пьяного Джина в пять утра хоть что-то в этой жизни могло смутить, тем более такая глупость, как Чимин, пришедший поспать в гости.
— Тише, ты, — повторил за Джином Юнги. Сегодня он уже позволил Чимину облегчиться. Теперь он обнимет его, согреет и упакует в одеяло. — Все хорошо. Спи.
март 2020
Юнги говорит с Чимином, но остается неуслышанным
Юнги был почти уверен, что еще накануне отмены концертов у Чимина кто-то был. И потом, позже, когда все они отправились на вынужденную самоизоляцию, — тоже, но, кажется, кто-то другой. Юнги не спрашивал. Чимин упоминал о них вскользь. Неохотно, редко, но все же упоминал. Непонятно только было: он проверяет, успел ли Юнги свыкнуться с этой частью его жизни? хвастается, но с осторожностью? показывает, что все у него в порядке?
А потом Чимин начал звонить каждый день и уже на пятый сознался:
— Он увез все вещи.
Юнги замер напротив открытой сушильной машины. Черная простыня на резинке глядела на него маленькими розовыми цветочками — самое компромиссное белье, которое нашлось в квартире Джина. Юнги подумывал принести какое-нибудь другое из общаги, но довольно быстро признал: цветочки ему даже нравились.
Все участники теперь были собраны по кучкам: Намджун с Чимином в одном жилом комплексе; Хосок с Чонгуком в одном здании; Тэхён проводил карантин с Ёнтаном; Юнги оказалось удобнее пожить у Джина.
— Расстроен? — спросил Юнги.
Сюда напрашивалось какое-то другое слово, но он не знал, что у Чимина были за отношения с тем человеком, который увез вещи.
— Мне обидно, — признал Чимин, — но больше потому, что он забрал письма.
— Письма? Физические?
— Да, — произнес Чимин даже как-то отстраненно.
— Бумажные письма? — неверяще повторил Юнги. — Вы писали друг другу бумажные письма?
Юнги гипнотизировал взглядом простыню. Потянул ее за край — и оттуда, прямо на пол, выпала наволочка. Стирать еще раз или и так сойдет?
— Он писал. Не я. Ты же знаешь, как плохо у меня с письмами. Три строчки за пять часов.
Юнги нахмурился. Обмен посланиями, казалось ему всегда, — это двустороннее движение. Или многостороннее, если вспоминать все те случаи, когда они в группе делали это на камеру.
Чимин в его наушнике цокнул языком.
— Я знаю, что ты хочешь сказать: просто он нравился мне недостаточно сильно, неудивительно, что сбежал.
— Ты сам так сказал. Я не... — попытался возразить Юнги. Нет, он сходу мог бы придумать пяток объяснений, почему не писать писем в ответ совершенно нормально, — но на самом деле в глубине души был согласен. Он подобрал наволочку и отряхнул ее. А потом отряхнул еще раз.
— Может, и так, — неожиданно спокойно сказал Чимин. — Он нравился мне недостаточно сильно.
— Значит, — сказал Юнги, — теперь у тебя есть время отдохнуть. А письма... лучше не держать их при себе. Возможно, он не хотел обременять тебя ими, вот и забрал. Одно дело, если их найдут у него. И совсем другое — если у тебя.
Конспиролог из Чимина все еще был... хуже среднего.
— Да. Но, думаю, причина была другая. Это ведь я делал ему больнее. Скорее он забрал их ради себя. И все-таки, знаешь. Как будто у тебя отняли доказательство...
Доказательство чего? Того, что ты был кем-то любим? Того, что ты был кому-то важен?
В таких случаях всегда хочется сразу напомнить, какое бесконечно огромное число людей, поклонников, тебя любят. Но есть и очевидное возражение — тот ли это ты? Юнги проходил это каждый, абсолютно каждый раз, когда сомневался в себе — или когда сомневался в себе кто-то из группы. С Чимином, так чувствительно зависящим от чужого мнения, и вовсе не стоило эту тему поднимать.
— То есть ты трясешься над доказательствами от человека, который тебе вроде и не очень-то важен? — спросил Юнги. — Спросил бы лучше... ну хоть у своей мамы. У хёнов. У меня на худой конец.
Это все еще было не то же самое. Но у Юнги были и другие аргументы. Дальше речь могла зайти о романтической привлекательности — и тогда Юнги рассказал бы про всех тех мужчин-интервьюеров, особенно иностранных, которые не могли сдержать глупой улыбки, стоило им встретиться глазами с Чимином. Их трудно было назвать фанбоями. Таких знаменитостей они расспрашивали о жизни по дюжине в неделю, но на его жесты реагировали однозначно и ярко. Этот пример был первым и далеко не последним. Юнги уже продумывал свои следующие шаги, но Чимин отчего-то все еще молчал.
— Чимин-а?
— Спрашиваю, — произнес Чимин. — Спрашиваю прямо сейчас.
Юнги осторожно прикрыл дверь в ванную. Вряд ли Джин мог слышать их разговор из другой части квартиры, но происходящее теперь стало слишком личным. Юнги хотелось спрятаться и от всех, и от себя, и от необходимости выражать чувства, и от Чимина, ожидавшего его ответа. На чем они закончили? Что озвучил бы Юнги в качестве собственного доказательства?
Он сполз по закрытой двери спиной и сел на пол.
— Ты ведь знаешь о том, что ты для нас самый особенный?
— Для тебя, — поправил Чимин с упрямством в голосе.
— И для меня, — легко согласился Юнги. — Могу написать перечень твоих профессиональных и личных качеств, которые мне нравятся больше всего.
— Не... — попытался возразить Чимин на такую очевидную иронию, но Юнги еще не закончил.
— Но дело не в этом, а в том, что я буду любить тебя даже тогда, когда ты состаришься, сморщишься и облысеешь. Да ладно, я тебя люблю даже после того, как ты наблевал в мой шкаф, и мне пришлось менять его. — К чести Юнги, он не припоминал Чимину этот абсолютно позорный эпизод одной из совместных пьянок в его новом доме вплоть до сегодняшнего дня, да и дальше не собирался. Хотя порой очень хотелось. — Я видел тебя в соплях, и как ты спал с открытым ртом и пускал слюни. И даже тот самый прыщик сам-знаешь-где. И все равно не стану любить тебя меньше.
— А хорошее-то что-нибудь во мне есть? — уронил Чимин.
Вот черт. Вот это Юнги ошибся.
— Ты целиком очень хороший. Весь, — немедленно ответил он. — Когда я говорил про перечень, я имел в виду очень длинный список. С чего бы начать? С того, какой ты талантливый, или с того, какой ты добрый? Какой непосредственный и милый? Самый очаровательный...
— Стой, — выдохнул Чимин. — Извини. Извини-извини-извини... Прости, что я такой надоедливый. Взял и заставил тебя делать мне комплименты.
— Зачем ты... — пробормотал Юнги, неожиданно остро уязвленный. Это были не просто комплименты, и уж точно Чимин не мог бы заставить Юнги говорить то, что он не думает на самом деле. И ему тоже непросто дались эти слова, а теперь от них отмахнулись. Или, может, Чимин считал, что Юнги под пытками ему напридумывает что угодно?
— Спасибо и извини, — повторил Чимин еще раз.
В наушнике послышались короткие гудки, а потом мелодия, кажется, вечность назад прерванная звонком Чимина. Гитара, флейта и «...тебе интересно: правда ли я забочусь о тебе? или ты просто составляешь мне компанию?» Юнги читал перевод, когда искал себе для референсов подходящий фолк. Он не сказал бы, что подошло — но песням всегда нужно несколько прослушиваний, чтобы улечься в голове. Да и не только песням.
Он вытянул телефон из кармана и попробовал возобновить звонок. Чимин не брал трубку. Был и другой вариант. Юнги отыскал контакт Намджуна.
— Ты дома? Можешь сходить к Чимину, проверить его?
Намджун был дома, в соседнем от Чимина здании, ничем даже особо не занятый.
— Что-то случилось? — уточнил он осторожно.
— Скорее да, чем нет, — ответил Юнги, глядя на пыльную наволочку, которую так и держал, скомканную, в руках.
Следующим вечером Чимин сам вышел на связь. Юнги думал, это продлится дольше, но, видимо, их бесконечные тренировки решать личные проблемы друг с другом все-таки приносили плоды.
— Привет, — прохрипел Чимин в трубке. — Не обращай внимания на голос, это я кричал на Намджуни-хёна.
Ничего себе «не обращай внимания».
— Я могу, — согласился Юнги. — Но это потребует усилий.
— Мы уже все решили. Я пытался сломать какие-нибудь вещи, а хён пытался меня остановить. Но ты же знаешь хёна.
Юнги знал.
— Что пострадало?
— Кухонный гарнитур.
— Неплохо, — решил Юнги. Чего-то такого он и ожидал — особенно если за дело взялся Намджун.
— Да всего пару дверец. И микроволновку придется заменить. Посуду я уже сам разбил. Ну, — закончил Чимин оптимистично, — теперь мне будет чем заняться еще пару недель. Выберу новые.
— Не порезались?
Многозначительное молчание сообщило все за Чимина.
— Сильно?
— Да не особо. Не беспокойся.
— Я могу тебе помочь? — спросил Юнги с тяжелым сердцем.
Его методы плохо работали, вот бы Чимин сам дал ему какую-нибудь зацепку. Но если нет — наверное, подойдет и разгромленная кухня.
— Да там просто царапины...
— Ты знаешь, о чем я.
Вовсе не об осколках. В трубке послышался стук, щелчки, раздался тихий рокот кондиционера, как будто Чимин отложил телефон и поставил его на громкую связь. Его напускная жизнерадостность лопнула, как воздушный шарик, повстречавшийся с иголкой.
— Наверное, это просто надо пережить. Не знаю, что тут еще сделать.
— Пройдет совсем немного времени, и ты уже забудешь про того тупого парня.
— Он не тупой, не надо так, — немедленно вскинулся Чимин. — Просто все сразу. Он ушел. Мы сидим тут поодиночке. Расписание отменили. Концерты. И то, что ты мне сказал... Не делай так больше, ладно?
Юнги нахмурился. Выходит, он еще и виноват. Или Чимин о том, что не стоило вспоминать про шкаф с прыщиком? Кажется, и правда было лишним.
— Намджун-хён велел сказать тебе прямо, — перебил Чимин поток его мыслей. — Если бы мы оказались в одной комнате, то ходили бы сейчас, взявшись за руки. Он, конечно, прав, мне надо нормально объяснить, но. Но я не... В общем, я хочу попросить. Не говори мне так больше.
— Как? — выдавил Юнги.
— Не говори, что... не хвали так? Это все равно будет неправдой, так что не надо давать мне повода.
Какого повода?
— Чимин. Ты понимаешь, что сейчас уже ты обижаешь меня? — через силу произнес Юнги. — Снова. Я имел в виду каждое слово. Если я считаю тебя замечательным, значит так и есть. Если тебе плевать, и ты не хотел знать, что я думаю, зачем тогда спросил? Еще и обвиняешь меня в том, что я вру тебе. Если ты не заметил, я не каждому засранцу такое говорю.
Ему показалось, Чимин подавился воздухом.
— Юнги, нет. Нет. Нет. Я не это имел в виду, — зачастил он. — Я не это имел в виду, хён, не обижайся. Прости. Я совсем не это...
Он не сразу вспомнил о вежливости. Да, он любил дразнить Юнги, но больше напоказ, когда точно знал, что Юнги разве что посмеется. И то, как судорожно он исправлял себя, тоже наводило на мысли.
— Что тогда?
Чимин дышал в трубку, и Юнги ясно мог представить, как он кривится и тянет себя за волосы, соображая, как объясниться. Яркий приступ обиды отступил, и Юнги подумал, что, может, стоило уже оставить эту тему. В сущности, он же услышал то, что хотел: Чимин беспокоится, Чимин извиняется, он хотел сказать что-то другое, и наверняка дело было в его неуверенности в себе, а не в недоверии Юнги — в таком состоянии похвала для него звучит, может, и не ложью, но грузом ожиданий, которые страшно не оправдать. Стоит поговорить с ним позже, когда он успокоится. Когда успокоится сам Юнги. Он ведь уже высказался — и стало легче.
— Я не хотел тебя обижать, — сказал Чимин. — Просто это было слишком. Настолько слишком.
— Хорошо. — Юнги постарался звучать мягче и повторил, успокаивая и Чимина, и себя заодно: — Все хорошо. Я тебя понял.
— Я правда...
— Все в порядке, Чимин. — И, чтобы он не начал оправдываться заново, Юнги перевел тему: — Что вы с Намджуном разбили на кухне? Родители недавно делали ремонт, и теперь у меня есть ссылки на какие угодно магазины. Литье стекла на заказ. Мебель по вашим эскизам. Распродажи всякого стаффа из разорившихся ресторанов. Вроде не так много времени прошло, но их уже куча, представляешь?
— Ага, — тихо сказал Чимин.
— Постеры. Доставка картин из-за рубежа. Редизайн жилого пространства. Триста видов декоративного мха. Собачьи домики в виде гамбургера. Как выбрать бесшумный проектор. Люстры в форме Ктулху и других смешных животных. Вязаные шторы — кому вообще нужна эта херня? — Юнги не выдержал: — Я буду осторожнее в словах, Чимин, хорошо?
— Я тоже, — выдохнул Чимин. — Я тоже.
октябрь 2020
Юнги говорит себе стоп
— Классные кеды, — заметил Чимин.
За кедами в июне пришлось ехать лично. Юнги, конечно, мог бы попросить кого-то, но забрать самому было честнее. Потом Юнги надолго забыл про них и вспомнил гораздо позже, когда успех их англоязычных песен привел к неизбежному появлению в сети комментариев «я, конечно, не гей, но Чимин тако-ой горячий». Ну, или: «я увидел Чимина и как-то призадумался о своей ориентации». Коробку с логотипом прайд-коллекции он нашел только после онлайн-концертов, но, когда кеды все же надел, заинтересованные лица сфотографировали его, запостили, заретвитили и залайкали, куда и сколько нужно.
— Знал, что тебе понравится.
— Какие у вас с Джин-хёном планы на ближайшую неделю? — спросил Чимин.
Сейчас, когда концерты прошли, у него снова оказалось слишком много свободного времени, которое легко было потратить на алкоголь, телефонные игры и, для разнообразия, изучение романтического кинематографа.
Чимин вообще справлялся гораздо хуже со своей самоизоляцией и со своим расставанием, чем Юнги ожидал изначально. Чем все ожидали.
Весной в ежедневный набор входил звонок от Хосока, проверявшего, не превратилась ли квартира Чимина в свалку. Видеозвонок от младших, проверявших, не загнулся ли Чимин от тоски. Личный визит от Намджуна шел раз в два-три дня и включал в себя настолки и альбомы. Джин звонил куда реже, но, слыша, как Чимин каждый раз беззастенчиво ржет над его тупыми шутками, Юнги успокаивался. Сам он Чимину почти не звонил — но исключительно потому, что тот старался звонить первым.
К лету, когда все их расписания установились, стало гораздо проще. Но прямо сейчас с ним снова остался растерянный Чимин, не представляющий, куда потратить остаток своего месячного отпуска.
— Приезжай, — сказал Юнги, наплевав на мнение компании о том, что это яйцо должно лежать в другой корзинке. — Ничего особенного не планировали.
Джин, разумеется, отказался их кормить. Он просто уселся за бар со словами:
— Ну, у вас же наберутся две нормальные руки на двоих? У тебя, — он кивнул Чимину, — каждую считаем за половинку. У тебя, — посмотрел на Юнги, — одна правая. Вместе готовый повар.
Джин очевидно шутил, но левое плечо и правда ныло после перегрузки. Юнги так обрадовался возможности выйти на сцену, что переусердствовал с тренировками после перерыва. На операцию он решился уже довольно давно, но пока что продолжал пробовать другие способы. Впрочем, физиотерапия не спасла его от очередной серии уколов до и после концертов.
— Я могу побыть твоей левой рукой, хён. — Чимин сцепил их пальцы, а свободную, наоборот, в готовности поднял. — Что делать?
— Для начала неплохо бы эти руки помыть, — сказал Юнги.
Он думал, Чимин отпустит его, и через пару минут они начнут заново, но тот потянул его к раковине, коснулся дозатора жидкого мыла и выжидающе посмотрел на Юнги:
— Давай, подставляй.
Мыть чужую руку одной своей было ужасно странно — но она была знакомая, теплая. Чимин был без колец, и Юнги совсем ничто не мешало намыливать и мять чужие пальцы. Кроме самого хихикающего Чимина, конечно.
— Смешно вам, да? — спросил Джин. — Кому я доверяю свое пищевое благополучие.
Юнги оглянулся — но тот не следил за ними, сидел в телефоне и отстукивал по столу какой-то незамысловатый ритм чистой ложкой. Как будто уже требовал еды с минуты на минуту.
С водой, лапшой, грибами, специями и даже овощами все обошлось не так уж сложно, но, когда они дошли до мяса, Юнги задумался всерьез. Говядина оказалась довольно жесткой, так что резать ее было неудобно. По-хорошему стоило еще и отбить — но этого он делать точно не собирался.
— Давай теперь я все-таки сам, — предложил Юнги.
— Да нормально же получалось, — помотал головой Чимин.
Ему доставалось в основном придерживать продукты, когда Юнги резал, и придерживать сковороду, когда Юнги помешивал. Посуды дома у Джина было много самой разной, и Юнги выбрал тяжелую, большую, с высокими стенками.
— Тогда держи пальцы подальше. Совсем далеко.
Чимин послушно ухватился за кусок и даже поджал ногти.
— Ладно, — вздохнул Юнги.
Главным в этом деле было определить, какие их с Чимином усилия уравновешивали друг друга.
Он все делал медленно и аккуратно, и почему-то эта возня с Чимином совершенно его не раздражала. Он в целом стал куда спокойнее за эти годы, но именно сейчас отметил, что не испытывает даже скуки, которая часто сопровождала его на съемках очередного бессмысленного, но очень прибыльного ролика. Ему нравилось.
Пока мясо тушилось, делать было особо нечего, но Чимин снова отказался отлепляться, и Юнги пришлось смириться с его сегодняшним настроением. И только когда он сказал: «Все, готово», — Чимин наконец отпустил его ладонь.
Почему Юнги решил поднять сковороду левой, неподвижной до того рукой, он и сам не знал. Просто поднял и уже развернулся, чтобы донести ее до обеденного стола, попробовал чуть перехватить — а потом в плече прострелило, и Юнги увидел, как со страшным грохотом сковорода падает на пол, вываливается все ее содержимое. У его руки как будто отключили возможность двигаться именно в том направлении, в котором нужно. А ведь она недавно была. Он точно помнил.
— Что случилось? — подскочил на своем месте Джин. — Вы все-таки оставили меня без ужина?
— Юнги! — подбежал к нему Чимин. — Не обжегся?
Юнги покачал головой: нет, не обжегся, удачно он в закрытых тапочках и штанах.
— Я... — Рука все еще не хотела двигаться, как надо, и Юнги, поморщившись, взялся за плечо. — Не рассчитал.
— Больно? — взволнованно спросил Чимин, и Юнги кивнул. Отпираться смысла не было.
— Вызову тебе нашего физиотерапевта, — решил Джин.
— Не бу...
— Я не принимаю возражений, — оборвал он.
— Я хотел сказать: я не буду возражать, — вздохнул Юнги.
Даже больше, чем снова поврежденную руку, ему было жалко рагу, разлитое сейчас по всей кухне.
— Пойдем, — подтолкнул Чимин, — ты сядешь, а я уберусь здесь. И закажу что-нибудь.
Наверное, это был знак, подумал Юнги. Им уже в который раз дают огромный отпуск, а он все никак не может ничего сделать со своим здоровьем. Убеждая себя, что вот сейчас-то пока не вовремя. Но когда вовремя, если ближайший год они наверняка все еще будут сидеть по домам и проводить трансляции? А сидеть дома и проводить трансляции с рукой на перевязи наверняка гораздо приятнее, чем мотаться из страны в страну и из отеля в отель с точно такой же рукой.
— Сорок минут подождешь? — спросил Джин, оторвавшись от телефонной трубки. — Обезбол дать? Что у тебя с лицом?
— Задумался, — ответил Юнги честно.
— Ну что, — ощутимо расслабился Джин, — если мозги еще работают, то прогноз выжить у тебя неплохой.
январь 2021
Чимин говорит открыто
Чимин позвонил ему перед операцией и звонил потом — каждый день. Так сильно переживал? Или это стало для него такой же частью рутины, которой он пытался занять себя, чтобы оставаться в норме? Или в нем жил давний перенесенный на Юнги страх одиночества? Но Юнги не было так уж одиноко. Приезжал менеджер, приезжал стафф, не занятый в новогодних съемках, приезжал директор. Клиника, где он проходил реабилитацию, больше походила на курорт для пожилых и спортсменов. Юнги в чем-то был ближе ко вторым, хотя, разумеется, шутили друзья о первых. И даже здесь он предпочел бы избежать лишнего внимания соседей.
Очень скоро он переехал из своей люксовой палаты, больше похожей на номер отеля, обратно к Джину. Теперь практически главной его проблемой стало убедить всех, что ему не нужна помощь ни с мытьем, ни с подтягиванием штанов. Хотя ходить в туалет и правда было страшно неудобно.
Ортез, эту кошмарную штуку, мешающую делать решительно все, сняли еще через месяц. Интересным побочным эффектом реабилитации, который возник позже, стало появление мышц — не только той небольшой части, которая должна была поддерживать плечо, но и всех красивых выпуклых штук, которые обычно выдавали любителей спортзала. Теперь, когда Юнги умел танцевать с мечом, он и правда мог бы сойти за одного из этих героев сёнэн-манги с катанами и пушками. Ну или за актера, который мог бы сыграть их в лайв-экшн. В шутку он именно этим оправдывал то, что случилось дальше, хотя и прекрасно понимал — изменения в отношениях с Чимином он заметил очень, очень давно.
Чимин приехал без предупреждения. Почти сразу следом за Юнги, вернувшимся с их общих съемок.
— Все нормально? — спросил Юнги, встретив его на пороге.
— Я соскучился, — заявил Чимин и потянулся обнять, не успев даже разуться.
Его ладони легли под лопатки Юнги, холодная щека коснулась уха и исчезла снова — Чимин заглянул ему в лицо.
Они виделись полчаса назад.
— Быстро ты.
Чимин рассеянно пожал плечами.
— Ты мог бы позвонить. Ты все еще звонишь почти каждый день, — напомнил Юнги.
— Не те ощущения, — не сдавался Чимин. — Мне нравится, какой ты стал мягонький.
Во время реабилитации Юнги, кроме мышц, успел нарастить еще и небольшой жировой слой, который, разумеется, очень понравился врачам и родителям, мемберам, желавшим его ущипнуть, и даже стилисткам, отметившим, что кожа стала лучше — но все равно подлежал устранению.
— Мне следует расценивать это как оскорбление? — улыбнулся Юнги.
— Нет. Эти щечки... Ты такой милый. Такой милый, что у меня болит сердце.
Это были странные слова. И глядел Чимин тоже странно. Проникновенно, отчаянно, как будто не шутил вовсе.
Юнги удивленно приподнял брови и тут же сморщился в безуспешной попытке защититься от рук, потянувшихся к его щекам. Секунды шли, но за этим не последовало ни смешка, ни шутки, ни попытки потискать. Чимин просто держал его лицо в ладонях и был так близко — он мог бы поцеловать его, если бы хотел. А мог бы сказать, как они обычно это делали, когда накатывали чувства: давайте будем вместе долго-долго, до самой старости. Тэхён однажды ляпнул: хочу увидеть, как вырастут ваши дети.
Юнги показалось, Чимин хотел сказать что-то еще, но замер в нерешительности. Тогда он сунул ему руки под куртку, погладил в ответ, чтобы подбодрить, — и Чимин все-таки произнес:
— Я люблю тебя.
— Я тебя тоже, — без промедления ответил Юнги.
— Нет... Я люблю тебя в том самом смысле, — сказал Чимин. — Только не извиняйся, ладно? Я все понимаю.
— Ладно, — сказал Юнги.
Он не знал, что еще отвечать, мотнул головой, освобождая лицо, и просто привлек Чимина ближе к себе. Теперь ему казалось, что он знал это очень давно, задолго до того, как Чимин решил признаться. Уже прошлой весной все стало бы понятно, будь Юнги хоть немного внимательнее.
— Я еще кое-что хочу сказать. Попросить, — произнес Чимин ему в шею.
— Может, ты все-таки пройдешь в дом? — предложил Юнги. Его не беспокоило стоять у порога, но чужая куртка мешала. И еще — он немного боялся просьб Чимина, самую малость. В прошлый раз Юнги вспылил. Пусть это казалось оправданным, ему не понравилось.
— Неа, — вцепился в него Чимин. — Ты все еще можешь выгнать меня.
— Я не выгнал бы тебя в любом случае, — заметил Юнги. — Почему ты вообще так решил?
— Мне страшно.
— Все в порядке. Ты можешь рассказать, — пообещал Юнги.
— У тебя ведь никого нет сейчас? — начал Чимин.
— Ты так решил, потому что...
Юнги про отношения старался никому не рассказывать, даже менеджеру, которому, случись что, придется прикрывать его жопу. Вряд ли кто-то действительно мог знать наверняка.
— Спрашивал у Джина, — объяснил Чимин, смутившись. — Не может быть, чтобы ты ни разу не привел ее домой, если ты постоянно дома.
— Ну, это не точно, — сказал Юнги. Варианты встретиться были разные, хотя этот действительно самый простой. — Но да, у меня никого нет. Почему ты спросил?
Чимин судорожно выдохнул и через несколько мгновений тишины произнес:
— Ты разрешишь мне остаться с тобой? Просто быть рядом. Я знаю, что ты никогда меня не захочешь, и я готов, только, пожалуйста... Пожалуйста, разреши...
Юнги остановил эту бессвязную речь, уложив ладонь ему на загривок. Сжал пальцами тыльную сторону шеи у основания черепа. Короткие, мягкие волоски щекотали пальцы.
Пак Чимин, большой эгоистичный ребенок, требующий любви. Тот же самый Чимин, который трогательно смущался, застигнутый за просмотром неприличных видео. Чимин с его сладкими духами и маленькими ладонями.
Его предложение было соблазнительным. Юнги никак не ожидал от себя, но ему ужасно хотелось согласиться. Возможно, потому что он желал Чимина рядом: слышать его голос, обнимать, знать, что никакой недопарень не расстроит его своими письмами. Письма Юнги мог бы писать и сам. Только будет ли этого достаточно?
— Я готов разрешить тебе очень многое, — ответил Юнги. — Только скажи, чего действительно хочешь. Ты ведь не будешь готов смотреть на моих любовниц?
— Я ненавижу каждого твоего оператора, — с жаром сказал Чимин. — И каждую камеру, которая на тебя смотрит.
Юнги успокаивающе погладил его по шее.
— Ты готов жить без секса, но наверняка все равно хочешь, чтобы я отнесся к тебе... иначе. Чтобы я спрашивал твоего мнения в первую очередь. Чтобы я к тебе первому приходил со своими проблемами. Чтобы я скучал, оставшись без тебя на несколько дней и радовался твоему возвращению. Чтобы ты был особенным для меня. Больше, чем дружба. Ты хотел бы встречаться со мной.
— Ты не обяз... — начал Чимин.
— Но ты хочешь?
— Да, — произнес он одними губами.
Чимин, почти рыдающий у него на шее от ужасной мысли, что мог бы его потерять. Чимин, утешавший его перед многотысячной толпой, пока Юнги не мог подняться с колен, увидев в зале своих родителей. Чимин в коротких шортах с рельефом мышц под кожей. Эти ноги... Чем это отличалось бы для Юнги? Разве многим? Особенно сейчас, когда из всех развлечений мира секс интересовал его в последнюю очередь.
— Чтобы все было честно, — сказал Юнги. — Встречаться мы можем, и у меня не будет никого другого. Но я не могу обещать тебе тех же чувств, которые ты испытываешь ко...
Он не успел договорить, захваченный водоворотом коротких осторожных поцелуев: в лоб, виски, щеки, нос. Он зажмурился — в закрытые веки. Юнги заулыбался почти против воли, и Чимин спросил:
— А в губы поцеловать можно? Тебе не будет неприятно?
— Можно, — фыркнул Юнги.
И к его губам немедленно прижались чужие — мягкие и теплые.
— Расскажешь мне, почему сейчас? — спросил Юнги, когда Чимин успокоился.
— Ну, я не профессор психологии, — ощутимо смутился тот.
— Я тоже.
— Ты утром стоял и крутил запястьем, и в руках у тебя был этот шарик. Тренажер. Ты перебирал его в пальцах и подкидывал. Не совсем уверенно, но когда Чонгук подставил руки и предложил: «Давай подстрахую», — ты сказал, что разберешься без всяких сопливых мелких помощников. Но мы же видели, что тебе приятно. Даже если немного. Даже если помощь не настолько нужна. И до меня вдруг дошло, что все это время, вместо того, чтобы просто звонить и держаться на расстоянии, пока ты приходишь в себя, я мог бы мыть тебе голову и застегивать ширинку. Если мы встречаемся, будет этого достаточно, чтобы ты все-таки разрешил?..
Юнги разобрал смех, но в глубине души он понимал — да, пожалуй, достаточно. В конце концов он и сам хочет, чтобы ему носили чай в постель и салфетки под стол, когда он переберется туда жить, просто признаться в этом готов далеко не каждому.
апрель 2021
Чимин интересуется некоторыми вопросами
Встречаться с Чимином мало чем отличалось от того, чтобы дружить с ним. Теперь они жили вместе — но так бывало и раньше. Они спали в одной кровати — но и такое случалось время от времени. Юнги даже на всякий случай спросил у Чимина, не убежден ли он в том, что делить постель — обязанность каждой пары. Но в итоге оказалось, что Чимину просто нравится компания в любое время суток. Необходимость состыковать графики сна, к его удивлению, пошла на пользу им обоим. Юнги начал больше спать, Чимин стал засыпать раньше.
Вместе они ели и кормили друг друга, сидели каждый в своем телефоне, бегали по утрам вокруг дома, гуляли с собакой менеджера, строили песочный замок в маленьком надувном бассейне, принимали ванну, прибирались в подвале, заказывали станок для домашнего зала, почти полностью занятого Чимином, зеркала, потолочное украшение из мха номер шестьдесят пять — и самый бесшумный проектор. Делали друг другу массаж. Играли в бильярд и бирпонг гигиенично помытыми шариками на продезинфицированном столе. Слушали черновики треков Юнги. Принимали гостей. И из всего этого на отношения больше всего тянул розовый песочный замок.
Порой Юнги задумывался, насколько они уже были близки, если он почти не почувствовал изменений. Отличалась разве что... интенсивность, продолжительность, обособленность их контактов. Редкие сухие поцелуи. То, как Чимин перестал уходить от прикосновений. И то, насколько много стал знать Юнги: в его доме было пять разных ванных, но Чимин пользовался ближайшей к спальне, и время от времени казалось, что его голос слышен сквозь шум воды. Обнимая, Чимин мог неожиданно сбежать и через пару минут вернуться. Юнги хорошо понимал, почему. Но это, как ни странно, совсем его не беспокоило.
Конечно же, у Чимина возникли вопросы про секс. Юнги ожидал этого, но, наверное, не так рано, не так подробно, не так прямолинейно. Хотя в этом был весь Чимин — так что ничего удивительного и не было.
— Я мог бы переодеться для тебя, — предложил он. — Знаешь, платье, чулки, парик...
Юнги оторвался от раздела лекции про дофаминовые пути — и от банана. Они завтракали перед работой, когда Чимин неожиданно решил поделиться своими идеями.
— Накраситься по-женски...
Юнги забавлялся в глубине души и не останавливал его, ожидая следующих вариантов.
— Анальный секс не должен сильно отличаться, но если тебе такое не нравится, то бывают накладные... накладные... — Чимин поднял глаза на молчащего Юнги, вспыхнул и неуверенно добавил: — Могу и оппой тебя назвать.
— О господи, фу, — все же не выдержал Юнги. — Ты сейчас серьезно? Накладные... кстати, что накладное? Грудь?
— Вагина. Хотя грудь тоже. Я и забыл про нее. — Чимин отвернулся. — Не знаю. Наверное.
Юнги попытался представить Чимина в костюме женщины. Правда, накладная вагина виделась ему как-то смутно. Выглядело... непротиворечиво, только неудобно, наверное. Еще ему стало любопытно: Чимину и правда было бы нормально такое надеть? Сам он без проблем соглашался когда-то на парик и юбку, даже не одну, но не на то, чтобы заправлять член в какие-то резиновые трусы с дыркой. Но спрашивать он, конечно же, не стал, чтобы не подогревать и без того растущую неуверенность Чимина.
— Не надо ничего накладного, — сказал Юнги. — Если ты вдруг не помнишь, я бывал с тобой в душе. И в ванне. Буквально на прошлой неделе. Видел и твой член, и все остальное. Не думаю, что смогу забыть об этом в ближайшие лет сто. Кроме того, я на таблетках сейчас. Так что.
— О. — Чимин осознавал частями. — И ты... У тебя не вста... Или как вообще?
— Я просто не хочу, — объяснил Юнги. — Я даже дрочить не хочу. Мне и так нормально.
Чимин смотрел на него большими глазами.
— Сочувствую?..
— Да нет, на самом деле довольно удобно, — пожал он плечами.
Его ответ заставил Чимина на ближайшие полдня погрузиться в настолько глубокие размышления, что на съемках в квизе он не смог угадать ни одной подсказки, и Юнги пришлось делиться с ним своей едой.
— Ты никогда не думал спать с кем-то еще, кто не я? — как-то спросил Юнги у Чимина.
Они смотрели ночное шоу, к которому оба довольно быстро потеряли интерес. И, пока участники перебирались через грязевые завалы в скользких костюмах в надежде прийти первыми и заработать миллион вон и кусок торта, Юнги рассеянно гладил Чимина по ключицам и глядел в ночное небо за окном.
Чимин хмыкнул.
— Что смешного?
— Я натрахался уже с ними. Хватит, — ответил он с досадой.
— Да? — переспросил Юнги осторожно.
— Да. Если это не ты, какой тогда смысл. Помнишь... — Теперь в голосе Чимина проскользнула неуверенность. — Помнишь того парня с письмами? И нашу ссору?
Юнги чуть сильнее нажал большим пальцем, обогнул выпуклую косточку. Еще бы он не помнил.
— И ты еще такой добрый: «я буду любить тебя даже лысым и сморщенным»...
— Извини.
Юнги иногда вспоминал те слова, и каждый раз это воспоминание его огорчало.
— Нет, я не шучу. — Чимин обхватил его запястье и теснее прижал к груди. — Я был очень тронут. Очень. И этим, и тем, что ты сказал дальше. Но я не мог слушать, меня просто разрывало от отчаяния, потому что я знал: ты говоришь это мне только как другу. И любишь по-дружески.
Значит, вот что это было.
— Намджун-хён правду сказал тогда, — продолжал Чимин, — дальше будет только больнее. Мне вообще не стоило врать себе, думать, что все остальные как-то заменят... Я честно старался поверить каждый раз и каждый раз не мог. Нужно было сказать тебе раньше. Я слишком долго не решался. А потом ты пропал на эти месяцы, я снова оказался без тебя и понял, что не хочу так снова.
Чимин извернулся в его руках, чтобы лечь лицом:
— У меня до сих пор есть этот страх, что с тобой что-нибудь случится, а меня даже не будет рядом, чтобы помочь.
— Ничего со мной не случится, — пробормотал Юнги непослушными губами. Внутри разлилось болезненное чувство неловкости и вместе с этим неясное что-то еще. Благодарность? Как же сложно с ним тогда было. И это все равно не оттолкнуло Чимина — напротив. — Не думай так.
Чимин не стал с ним спорить, но обоим понятно было — слова сейчас ничего не изменят.
— А еще, — сказал он уже бодрее, явно пытаясь все перевести в шутку. — Если бы я все-таки решил с кем-то потрахаться, ты бы голову ему открутил. Сразу, как узнал.
— Ну, я мог бы и не узнать, — возразил Юнги для галочки.
Он не мог не согласиться: ему бы не понравилось. И если раньше спрашивать о безымянных недопарнях Чимина Юнги не имел ни права, ни желания — и старался думать о них меньше, — то сейчас одна мысль о совершенно гипотетическом любовнике вызвала у него глухое болезненное раздражение. Даже несмотря на то, что он сам начал этот разговор.
— Серьезно? — улыбнулся Чимин.
— Нет.
Вряд ли у Чимина получилось бы хранить свою связь в тайне. Вряд ли Юнги не заметил бы — и уж точно не смог бы закрыть на это глаза.
— Чимини мой. Никому его не отдам, — со вздохом припомнил он свои старые-старые слова, и Чимин тихо, мелодично засмеялся.
Юнги притянул его ближе к себе, поцеловал в лоб.
— Знаешь, что ужасно? — прошептал Чимин. — Ты говоришь мне все эти вещи. Мы встречаемся. По-настоящему встречаемся. Но мне все равно иногда становится так тоскливо... У меня есть какие угодно сладости. И даже крем и бисквит. Карамель. Банка с цветной посыпкой. Но мне почему-то все равно нужен именно торт целиком. Готовый. Как будто мне мало. Ты и так дал мне очень многое. Черт, прости.
Юнги хорошо помнил, на чем они остановились в том самом разговоре, к которому возвращались снова и снова, как будто вечно недоговорив. Теперь у него были новые аргументы.
Он погладил шею Чимина под линией роста волос. Ниже, под воротником, кожа была ужасно мягкой. Еще вглубь — и можно было бы пересчитать все ребра.
— Что ты делаешь? — завозился Чимин. — Ты ведь знаешь, что я... Я ведь только что...
Юнги поцеловал его под подбородком, медленно, широко лизнул языком. От кожи пахло средством для снятия макияжа и вечерним кремом.
— Юнги, не надо, — произнес Чимин, и не думая его отталкивать, но Юнги замер все равно.
— Ты покажешь мне, что бывает дальше? Мне не будет неприятно. Наоборот, — пообещал Юнги. — Пожалуйста.
Чимин глядел на него снизу вверх. В широко распахнутых глазах плясали отблески работающего телевизора. Юнги видел, как быстро темнеет его взгляд, влажно раскрываются губы, появляется и исчезает острый кончик языка. Чимин осторожно кивнул.
Чимин потянул вниз молнию худи, обнажая грудь, где только последнее время начали снова появляться мышцы. Юнги протянул руку, и он прижался щекой к его ладони.
Вы ведь хотите секса не только ради секса, верно? Или как сказать лучше? Смотря что называть сексом. Не только ради физического контакта тел.
Юнги аккуратно провел большим пальцем по брови Чимина.
И если тебя не хочет партнер, дело не только в том, что у вас нет этого контакта тел, дело в вопросе, которым ты неизбежно задаешься...
— Ты очень привлекательный, Чимин, — произнес Юнги, глядя, как он скользит ладонью по открывшейся коже. Сжимает и разжимает пальцы. Гладит себя по животу и ниже. — И я считаю тебя очень привлекательным. И все эти мужчины.
Чимин шумно сглотнул, схватившись за пах, а потом медленно потянул резинку треников вниз, так и продолжая вжиматься щекой в ладонь Юнги.
— Я знаю, о чем говорю. Ты бы видел, как интервьюеры всегда пожирают тебя глазами. И эти парни в клубах. Даже наши сотрудники порой. Бедняги, работают с тобой постоянно. Твое тело — влажная мечта любого... кого угодно. И я польщен...
Чимин вздрогнул, сжав себя в кулаке. Он смотрел Юнги в рот, смотрел, как движутся его губы, и Юнги нарочно облизал их, прежде чем продолжить:
— Я польщен, что все это ты решил подарить мне.
Чимин дрочил быстрыми, рваными движениями. Вздрагивал. Шумно дышал. Между пальцев мелькала розовая влажная головка. Юнги произнес:
— Не стесняйся, прошу. — И, кончая, Чимин издал тихий, жалобный стон.
июль 2021
Юнги говорит терапевту, а потом становится не до разговоров
Это было странно. С другой стороны, что вообще в его жизни не было странным? Ставшие обыденностью четырнадцатичасовые перелеты? Страх и слезы из-за того что он стал слишком, невыносимо популярен, и теперь слава погребет его под собой? Замок из липкого розового песка в детском надувном бассейне посреди гостиной? Их с Чимином односторонний секс?
— Как вы смотрите на то, чтобы понизить дозу препарата?
Не первый раз, когда терапевт спрашивал его, но первый, когда Юнги задумался всерьез.
— Или же постепенно прекратить прием?
У Юнги больше не было ощущения, что ему так уж нужны таблетки. Просто он жил, и ему было нормально. Удобно. Он даже мог пить — в пределах разумного, — хотя после операции редко позволял себе даже кофе.
Теперь он думал только о том, что отказ от антидепрессантов позволит ему, возможно, слегка, не в полной мере, но все же испытать то удовольствие, которое каждый раз демонстрировал ему Чимин. Юнги хорошо помнил на ощупь его тело, изнутри и снаружи. Как звучит его сердцебиение, какие на вкус его стоны. Чимин как-то обмолвился, что их секс — лучший в его жизни, и Юнги не без самодовольства понял, что даже не сильно удивлен. Чимин редко просил его о чем-то, опасаясь возможного отказа, и Юнги чаще начинал сам. Но все, что они делали в постели, было для Чимина, потому что Юнги хотел, чтобы ему нравилось.
А сейчас Юнги хотел ощутить хотя бы отголосок этого возбуждения, побыть не только заинтересованным зрителем, постановщиком, киномехаником. Он хотел на сцену.
— Думаю, восьми недель хватит, — сказал терапевт.
За немедленную отмену ему обещали все кары небесные, и у Юнги не было желания рисковать. Восемь так восемь.
Чимина вернулся только к вечеру — он уезжал решать что-то связанное с оплатой счетов и личными инвестициями, не по работе даже. Юнги успел закончить с тренировкой, и теперь лениво мок в душе, прислушиваясь к звукам воды и гудящей вентиляции, пытаясь опознать в сочетании звуков что-нибудь похожее на мелодию. Чимин зашел к нему в ванную, сел на крышку унитаза и принялся рассказывать о том, как прошел день.
Юнги провел ладонью по стеклу — смахнул конденсат, чтобы увидеть его.
— ...потому и задержался. И он меня познакомил со своей девушкой. Той самой.
Чимин подтянул шорты, открывая колени, и устроился удобнее.
— Ты слушаешь?
— А, да, — спохватился Юнги, оторвавшись от разглядывания его ног. — Кто познакомил?
— Джин-хён. Она такая симпатичная!
Юнги помнил эту девушку. Она была почти одного роста с самим Джином и действительно казалась очаровательно мягкой. По западным стандартам она не считалась бы полной, но фанаты наверняка возненавидели бы ее с первой же секунды. Но если и был кто-то из них, кто никогда не лукавил — так это Джин. Он всегда справлялся своими способами.
— Я не буду полнеть ради тебя, Пак Чимин, — проворчал Юнги.
— И не просил! — возмутился Чимин.
— Сам ешь хотя бы иногда.
— Я... — Чимин замялся, — обдумаю это предложение.
Всего несколько месяцев назад он вернулся к тренировкам, выходящим за пределы дэнс-практики, следующим шагом было убедить его питаться чем-то получше воздуха и листьев салата не на камеру.
— Ты там давно?
Юнги прекрасно понимал, что его внимание отвлекают, но все равно поддался.
— А что?
— Помочь тебе? Я тоже хочу в душ.
Помощь ему не была нужна. Да и в доме все еще оставалось четыре других ванных комнаты. Но Чимин же спрашивал не об этом.
— Давай.
Чимин легко скинул одежду, скользнул в душевую кабинку и прижался грудью к его спине, ткнулся носом куда-то за ухо. Его уже мокрые ладони поползли по плечам.
— Какой хочешь шампунь?
— Твой.
— Который из моих? — спросил Чимин.
Внутри кабинки стояло три его шампуня, два их общих и наверняка еще с десяток нашелся бы снаружи в шкафу.
— Любой. Выбери.
Чимин перегнулся через него, чтобы достать до бутылки, щелкнул крышкой, и в воздухе разлился неуловимо медицинский запах зелени. Десяток секунд спустя в волосы Юнги скользнули прохладные мыльные пальцы.
Чимин был так близко, ласковый и сосредоточенный. Юнги представил, как целует его. И тут же ощутил, как теплое и тянущее чувство копится внизу живота. Было проще простого развернуться и действительно поцеловать, но Юнги останавливала неуверенность — он еще не до конца понимал, что с ним происходит.
Шла третья неделя понижения дозы, Юнги отчего-то рассчитывал, что все будет стремительнее, но дрочить ему по-прежнему не хотелось, а порно казалось смешными короткометражками про громко пыхтящих и ноющих людей. Возможно, дело было исключительно в Чимине. Теперь, после десятков раз, когда Юнги держал его в руках, возбуждение неизбежно связалось в мыслях с его высокими тихими стонами, сведенными бровями, пальцами в волосах. А может, это было с Юнги уже долго — или вообще всегда, просто он никогда не задумывался всерьез.
Но если все-таки повернуться и поцеловать Чимина сейчас, он удивится? обрадуется? Юнги бросил взгляд вниз — толкового стояка не было. Наверное, все-таки не время сообщать новости.
— Подождешь три минутки?
Чимин явно спрашивал про шампунь: подержать на волосах, прежде чем смыть. Но Юнги ответил самому себе:
— Подожду и дольше.
Чимин пытался одновременно и вытереть веко, и не задеть его слишком сильно. Глаза у него сегодня слезились беспощадно. Кажется, дело было в какой-то игре, которая увлекла его с трех и до полудня. Юнги был не в курсе — похоже, Чимин ушел в другую спальню, чтобы его не тревожить.
— Закапать тебе? У меня где-то были увлажняющие.
Юнги похлопал по карманам спортивной сумки. Да, вот здесь.
— Давай.
Чимин устроился перед ним на диване, Юнги встал между его разведенных колен и показал:
— Смотри мне в лоб.
Зачем-то Чимин взял его за бедра, и этот его вид — еще взволнованного и тяжело дышащего после танца, с мокрыми глазами, заглядывающего в лицо снизу вверх — остро дернул внизу живота.
— Еще один прогон! — раздался сзади голос Хосока. — Чем раньше начнем, тем раньше уйдем отсюда. Тех, кто в своем соло просто ходит по сцене и гнет пальцы, это тоже касается.
— Сейчас, — отозвался Юнги автоматически.
Чимин часто моргал, пытаясь свыкнуться с ощущением капель. Юнги осторожно высвободился из его рук и дал взамен пачку бумажных платочков.
Юнги не помнил, чтобы он пропускал какие-то приемы, или, возможно, пауза где-то была слишком длинной, но теперь ему казалось, что все желания, спавшие много лет, пробудились одновременно и обрушились на него. Как лавина. Ему снился Чимин, или это были разные Чимины? Чимин, опиравшийся руками о кухонный стол. Юнги видел, как почти сходятся вместе его лопатки, и чувствовал, как поджимается живот. Накрашенный и завитый перед фотосъемкой Чимин в туалете компании на предпоследнем этаже, именно там, где совершенно нельзя. Вокруг были люди, и они, скрывшись вдвоем в кабинке, пытались быть тихими — безуспешно. За шкафом в кабинете директора еще юный Чимин в этой их старой боевой раскраске, цепях, кольцах, порванной на груди майке. Посреди прослушивания, прямо на сцене, еще когда они оба были трейни — и Юнги почему-то показалось отличной идеей продемонстрировать, какая хорошая у них взаимосвязь. В куче вещей посреди съемок клипа на несуществующую песню. На императорской кровати с опущенным балдахином. В буддистском храме. В темной комнате сеульского гей-клуба среди десятка таких же жаждущих, нетерпеливых и громких пар.
Каждый из этих Чиминов хотел его. Каждый раз по-разному. И Юнги каждый раз хотел в ответ.
Последний из Чиминов встретил его на горном лугу посреди цветов. Юнги видел только склонившееся над ним лицо и лазурное небо над чужой головой. Чимин положил ладонь ему на плечо и мягко потряс.
— Юнги, что с тобой?
В реальности мерцал включенный вместо ночника проектор. На потолке раскинулась поляна с переливающимися бутонами готовых вот-вот распуститься цветов под огромным синим небом. Такие ставят на заставки восьмичасовых видео с ло-фай саундтреком для хорошей работы и хорошего сна.
— Ты стонал, — объяснил Чимин.
Юнги вытер пот над губой.
— Больше не делал ничего странного?
— Ты звал меня. Плохой сон?
Юнги додумался опустить руку вниз — пижамные штаны были насквозь мокрые от пота и, видимо, спермы. Удачно, что они спали сегодня под разными одеялами.
— Нет, — покачал головой Юнги, — хороший. Я сейчас.
Оставив удивленного Чимина, он выбрал новую пижаму, сходил в душ и привел себя в порядок. Тело еще вибрировало от удовольствия и, несмотря на то, что он не раз кончил во сне, было готово возбудиться снова по щелчку пальцев. По движению губ. Юнги дал себе минуту спокойного глубокого дыхания, чтобы вернуться в спальню без натянутых стояком штанов.
— Так что тебе снилось? — спросил Чимин, снова принимая его в свои объятия. — Хороший сон, в котором ты стонал и звал меня. Мокрый сон?
— Угадал, — ответил Юнги, и Чимин не смог сдержать лукавой улыбки.
— Так ты меня хочешь, — произнес он с едва сдерживаемым восторгом.
Он перетянул Юнги на себя и обхватил бедрами. Его мягкая ладонь оказалась на спине под футболкой. — Расскажи. Мы сможем повторить.
Юнги засомневался. Сейчас, двадцать минут спустя, то, от чего он был в таком восторге, казалось почти дикостью.
— Ни в коем случае, — покачал головой Юнги. Он аккуратно заправил прядь растрепавшихся волос ему за ухо. — Совсем не обязательно усложнять.
Он наклонился и поцеловал Чимина — его было приятно трогать, и выглядел он после сна растрепанным и нежным. Но едва их губы соприкоснулись, на Юнги обрушилось понимание: вот теперь все происходящее было реальным, он мог сейчас раздеть Чимина, уложить его ноги себе на плечи и заставить кричать. И на этот раз не только потому, что у него чуткие пальцы. Ему самому сейчас будет тесно, и мокро, и горячо.
Чимин просунул руку между их телами и обхватил член Юнги сквозь ткань.
— Уже твердый.
Этот простой факт радовал Чимина, как желанный подарок. Торт, точно.
— Можно тебе отсосать?
Несмотря на утреннее воспоминание, Юнги отчего-то не хотел — возможно, потому что не любил и никогда не считал нужным брать в рот самому. И уж точно он не хотел видеть слезы Чимина. Оба они быстро остались без одежды, и Чимин выудил откуда-то одну из бесконечных упаковок раскиданной повсюду смазки и пару квадратиков презервативов. Растянуть его не составило труда — он легко расслаблялся, и на каждое поглаживание внутри, на каждое прикосновение к простате отвечал короткими тихими вздохами. Но когда он был готов, у Юнги уже дрожали руки.
— С резинкой хотя бы могу помочь? — попросил Чимин.
Юнги кивнул и замер, ошарашенный новой мыслью, очередным за сегодня пониманием. Чимину, должно быть, хотелось касаться его тоже, хотелось сделать что-то самому не меньше, чем Юнги, продолжающему ласкать только его по привычке. И сейчас, когда Юнги это наконец могло бы понравиться, — наверняка хотелось даже больше.
— Тебе удобно? — спросил Юнги. Чимин поправил подушку под собой, кивнул. — Тогда направь меня, пожалуйста.
Чимин закусил губу, взгляд его снова поплыл. Одной рукой он придерживал член Юнги, другой — подталкивал его в поясницу. Внутри него действительно было тесно и влажно. Смазка испачкала весь низ живота, внутреннюю сторону бедер. На каждом толчке раздавались совершенно непристойные хлюпающие звуки, и это отчего-то забавляло Чимина — он не переставал улыбаться, хотя его член, зажатый между их животами, оставался твердым. Юнги, захваченному собственными ощущениями, было не с руки дрочить ему сейчас, но это оказалось и не нужно. Очень скоро Чимин пожаловался:
— Хочу кончить.
Произнес на выдохе, сильнее сжимая Юнги бедрами.
— Кончай. — Юнги быстро коснулся его губ своими, стараясь сохранить ровный темп и силу.
— Нет. После тебя.
Отчего-то сейчас, в реальности это оказалось куда сложнее, чем во сне. Юнги чувствовал себя возбужденным до боли, напряженным, как натянутая струна. Ему было так хорошо — и это все не заканчивалось и не заканчивалось. Они дважды добавляли еще смазки, и Юнги заметил, как Чимин ущипнул себя, чтобы унять возбуждение.
— Что мне сделать? — спросил Чимин во время очередной передышки. — Может, мне перевернуться спиной? Или наоборот, тебе будет проще кончить мне на лицо? И я могу все-таки назвать тебя оппой.
Юнги зажал ему губы кончиком пальца.
— У меня так скорее упадет, — проворчал он.
— Сними презерватив? — предложил Чимин.
Юнги нахмурился.
— Тебе не будет неудобно?
— Можешь кончить в меня, — пожал плечами Чимин, — мне нормально.
— Хорошо. Что хочешь ты сам?
Возможно, у Юнги за все это время исчезла привычка удовлетворять собственные желания? Теперь ему хотелось знать, чего хочет Чимин. Мельком Юнги подумал, что если бы Чимин кончил раньше, сразу, когда захотел, то у него самого тоже отпала бы охота продолжать.
Чимин убрал со лба взмокшую челку.
— Давай перевернемся.
Они перебрались на сухую и прохладную сторону кровати. Юнги откинулся на подушки, на потолке над ним снова раскинулся луг с сияющими цветами, и Чимин был одним из них. Отраженный свет терялся в его мягких волосах, обрамлял плечи, блестел на тонких цепочках не снятых на ночь сережек.
Чимин стянул с Юнги презерватив и сам опустился ниже.
— Я не буду делать минет, раз ты не хочешь, — предупредил он, — но... Скажи, если что-то испугает.
Он склонился к паху Юнги и глубоко, щекотно втянул воздух, потерся щекой о член. Потом Юнги ощутил прикосновение его губ и напряженного кончика языка, скользящего вдоль паховой складки. Чимин целовал его без всякой системы — то в колено, то в живот, в основание члена, в бедро, больше трогал языком, чем лизал, как будто осторожно проверял, каков Юнги на вкус. Терся о него, пытаясь проникнуть сквозь кожу, вплавиться, слепиться, как один мокрый кусочек мыла с другим.
Юнги дотронулся до его плеча:
— Тебе нравится?
Чимин оторвался и поднял на него осоловелый взгляд.
— Конечно. А тебе?
Юнги показался неожиданно трогательным этот интерес Чимина к его телу. Ни одна девушка Юнги никогда не принимала его с таким открытым восторгом, спокойно, без опасений.
— И мне.
Чимин скользнул выше по его животу, длинным движением обтираясь о член, вылизал соски, коснулся зубами плеча, потянул за мочку уха и наконец снова оказался с Юнги лицом к лицу. Он оседлал его бедра и медленно, плавно опустился, принимая Юнги в себя. Теперь, заласканный и влажный, Юнги чувствовал все гораздо острее — горячую кожу Чимина под ладонями, его частое дыхание, то, как крепко он сжимается. Они снова поменяли позу — Юнги сел, чтобы обнимать Чимина, чтобы удобнее было толкаться навстречу, чтобы Чимин мог опираться о его плечи и выдыхать на ухо:
— Я так давно хотел. Юнги. Так хотел...
Юнги крепко сжал его, насаживая на себя. Что-то внутри натянулось окончательно и лопнуло волной жаркого облегчения. Чимин кончил сразу вслед за ним — частыми, сильными судорогами. Между их животами разлилась его сперма.
Юнги осторожно опустил их обоих на постель. Чимин тяжело привалился к его боку, еле живой от усталости.
— Нам будет сложно, — с сожалением озвучил Юнги мысль, пришедшую ему в голову.
За тот десяток секунд, что Чимин молчал, Юнги уже успел придумать себе пару оптимистичных ответов вроде «самое трудное уже позади» или «это того стоило». Но Чимин откинул со лба прилипшую челку и просто сказал:
— Пф.
Юнги рассмеялся и обнял его крепче.
декабрь 2021
Юнги и Чимин наконец говорят на одном языке
Домой из зарубежных поездок, к ужасному неудовольствию Чимина, Юнги вернулся только к концу декабря. Он и сам был не рад: оказалось, он ужасно скучает.
Он жаловался Чимину на проигрыш команды, за которую болел, на новую мозоль от гитарных струн, на лагающий в море вайфай, на надоедливых комаров, одинаково злых в Америке и Корее. Пересказывал книги, которые читал, и, если начало было интересным, дальше Чимин просил не спойлерить. Юнги показывал ему свежие сэмплы и хвастался новыми электронными инструментами, фотографировал огромных рыбин, пойманных на лодке на полном ходу, записывал крики чаек и шум дождя на волнах.
На рождество, вопреки всем традициям и здравому смыслу, они отправились к родителям Чимина в Пусан, потому что оба знали, что ни на Новый год, ни потом, на Соллаль, времени уже не будет. И все же это были прекрасные выходные: вид на гору Кымджонсан, открывавшийся из окна детской комнаты Чимина, расчищенные мокрые тропы, бесконечно серое глухо рокочущее море, отпущенные в небо воздушные шары, тонкие книги сказок в твердых цветных обложках, фосфорные звезды на потолке, выключенные телефоны, просьба не быть громкими — совершенно излишняя, потому им обоим было слишком неловко на узкой кровати под пристальными взглядами плюшевого зоопарка, — и алеющие щеки Чимина.
— Мне кажется, белый лохматый медведь меня осуждает, — заметил Юнги. — А поросенок так вообще загрызет, когда я усну покрепче, за то что я тебе руки под футболку засунул в первый день.
Семейные ужины и двухдневная дегустация вариантов будущего июньского меню в кафе отца Чимина.
— Про фотобук. Я подумал о цветах бисексуального флага, — сказал Чимин.
Юнги бросил взгляд в сторону витрины, где его младший брат, Чихён, проводил инвентаризацию вчерашних булочек. Но тот стоял спиной, в наушниках, и, кажется, совсем их не слушал.
— Похож на наши собственные. — Чимин загнул палец. — Там могут быть действительно красивые оттенки. — Загнул второй. — И если кто-то захочет увидеть в этом знаки, пусть так и будет.
Юнги поймал его третий палец и улыбнулся:
— Начнешь с малого?
— Ну, не все такие решительные, как ты, — надулся Чимин. — И как папа.
Юнги легко потряс его руку, подтянул к себе и поцеловал в тыльную сторону ладони.
На стол перед ними приземлилась тарелка с куском радужного торта.
— Последний, — объявил Чихен и тут же сбежал, все еще делая вид, что ничего не замечает.
В торте было бесконечно много тоненьких коржей, белый крем, цветная посыпка по краю, а сверху — карамельная завитушка. Что-то похожее Юнги пробовал недавно в поездке. Его снимали в это время, так что кадры обязательно попадут в документалку или бэкстейдж. В будущем.
Чимин задумчиво скользнул взглядом по цветным слоям и подвинул тарелку ближе к Юнги. Юнги захотелось сделать то же самое, любителем тортов тут был Чимин, но он уже знал, что это приведет к какому-нибудь смешному, но долгому спору, и хорошо, если торт при этом не пострадает. Поэтому он взял палочки, отделил кусок и протянул Чимину.
— Ты предлагаешь мне торт?
— Соглашайся, — вздохнул Юнги. — Пока я не уронил и нас не заставили все тут отмывать.
— Ты предлагаешь мне торт, — повторил Чимин, как будто удивленный, но все же стянул кусок с палочек и толкнул за щеку.
Убедившись, что он ест, Юнги попробовал тоже. Да, вкусно, но вроде бы ничего особенного? Тесто и тесто, сливки и сливки, карамель и карамель.
— Мне казалось, что у нас уже был торт. Неоднократно, — заметил Юнги.
Чимин засмеялся, прикрыв губы ладонью.
— Я ведь не имел в виду секс.
— Нет?
— Нет. То есть это здорово. Я очень хотел.
Юнги замечал эти изменения в нем: насколько проще Чимину было с сексом и как спокойнее он почувствовал себя, когда Юнги тоже обнаружил в себе желание спать с ним.
— Но это только одно из доказательств. Знаешь, как бывает. Иногда дело не в доказательствах, а...
— В том, готов ты их принять или нет. Знаю, — кивнул Юнги. — Я, конечно, не дипломированный сочувствующий слушатель, но ты уж расскажи мне, пожалуйста.
— Так даже лучше, — улыбнулся Чимин. Он придвинулся ближе, чтобы соприкасаться с Юнги коленками под столом. — Торт — это... Больше всего мне хотелось взаимности.
— Ох, — пробормотал Юнги.
Он никогда не задавался этим вопросом после того самого дня, как Чимин признался ему. Не мыслил своей жизни без отношений с ним — просто окунулся с головой и принял как часть естественного хода вещей.
— Но это такое желание... Торта и правда не существует: я ведь не могу заглянуть тебе в голову. Не знаю, что ты называешь дружбой, что — привычкой, что — привязанностью, что — желанием. Могу только поверить на слово. Или смотреть на то, что ты делаешь. А с другой стороны — теперь мне кажется, что торт был у меня всегда. Ты столько раз говорил, что любишь меня. И ты... Надо было просто открыть коробку.
Юнги заправил ему за ухо выбившуюся прядь. Чимин осторожно повел головой, чтобы прижаться щекой к ладони.
Дорожить Чимином, восхищаться им, нуждаться, заботиться — все это было частью его жизни, такой неотъемлемой, что Юнги не приходило в голову разбирать ее на оттенки, снимать наполнитель с коржей, выковыривать посыпку...
— Да. Я люблю тебя, — сказал Юнги и поцеловал Чимина в губы, сладкие от крошек и крема. — В том самом смысле.
Примечания:
Меня можно найти здесь: https://t.me/+44MNGAQ2qqlhODk6