Мы ещё встретимся, верь мне

Холодно. Больно.

Казалось, Саша ощущал это вечность. На деле – несколько месяцев. Суровый северный мороз пробирал до кожи, никакие вещи и тем более поношенное пальто не могли защитить от него. Порой он ловил себя на мысли, что он забыл, как ощущается настоящее тепло. Никакая коптилка и "буржуйка" не могла избавить его от вечной дрожи. Содрогалась и его душа. Каждое разрушенное здание, каждый разорвавшийся снаряд отдавались острой болью в груди, которая болела бесконечно долго. Он не помнил жизни без холода и боли. Но он до сих пор помнил тот самый день, когда всё началось. В начале сентября стали одна за одной приходить телеграммы об ухудшении ситуации на фронте. Злополучное послание, пришедшее 8 сентября, казалось, выжгло все оставшиеся эмоции в нём. "Город полностью заблокирован с суши". Он не помнит, что он чувствовал, слыша это, он не помнит было ли страшно ему. Весь его страх кажется был отдан Москве с начала лета. Новости каждый раз были всё менее утешительными, а письма все более редкими. Спустя несколько дней после начала блокады Саша получил телеграмму, в которой говорилось об эвакуации жителей из города. Миша даже написал отдельно ему, уведомляя о возможности уехать из своеобразной тюрьмы. Но ещё до того, как Саша прочитал его послание, он принял решение. Город не будет оставлен его воплощением, не падёт его воля, пусть и будут сомнения в этом. До тех пор, пока в городе будет одна живая душа там же будет и Александр. Он не мог оставить город, возведённый его же отцом, он не мог предать его, предать себя и свои убеждения. С тяжёлым сердцем писал он ответ, безумно скучал, пусть и по человеку, чьи глаза стали иными с приходом новой власти; чей взгляд на мир был ровно противоположен Сашиному, чьи слова казались порой навязчивой идеей заботы, которая не исчезла даже с помутнением рассудка. Порой говоря с ним, он ловил себя на мысли что боится, до дрожи в пальцах боится человека который раньше был для него всем, человека который раньше сделал бы всё чтобы он не страдал, но по иронии судьбы сам стал одной из причин страданий Александра. Мысли, заполняющие голову пока он писал отразились на его некогда ровном и каллиграфическом почерке. Было видно, что у человека, писавшего ответ дрожала рука, будто он сам не верит в то, что пишет. "Михаил Юрьевич, я благодарен за предложение об эвакуации, но я давно принял решение что город мною покинут не будет. Я остаюсь. Надеюсь моё решение будет принято спокойно. Остаюсь. Ваш А. П." *** Зима в бывшей столице в тот год выдавать на редкость холодной. Началась она ещё в середине осени, будто насмехаясь над несчастными жителями, которые ежедневно умирали из-за неё. Саше казалось, что за жизнь он увидел достаточно смертей, но каждый человек упавший перед ним и не поднявшийся, каждый ребёнок, кричащий о том, что он хочет есть заставлял сердце пропустить несколько ударов. Он не мог умереть, но это чудо, раньше казавшееся ему даром стало самым настоящим проклятием. Каждый раз видя очередную смерть невинного человека, у него проскакивала мысль о том, что он бы отдал часть своей бесконечно долгой жизни за чужую. Или же тело. Он знал, знал, что понятие жизни и чужого тела в его городе сейчас были неразрывно связаны. Знал, что происходит с людьми в отсутствии провизии. Отдал жизнь... Отдал тело... Он проснулся в холодном поту. Дрожа, он не мог скрыть ужас, что породил в нём этот сон. Сон, в котором мысль "отдал тело во имя чужой жизни" воплотилась перед ним во всех подробностях. Мерзость. Он встал, кутаясь в пальто, которое уже давно не грело его, как и тонкое одеяло. Выглянул в щель заколоченного окна. Уже утро. Ему не хотелось куда-либо идти. В последнее время от голода не было сил даже встать с кровати, что уж говорить о том, чтобы куда-то выйти. Когда-то любимые им улицы Санкт-Петербурга стали для него безлюдными улицами Ленинграда. Пустого города, который казалось сейчас медленно терял остатки души. Каждый день он видел серые лица людей, измученных войной и не желающих сдаваться. Не отнять того, что он ими гордился, именно из-за них он не хотел сдаваться. Именно из-за них он каждый раз находил в себе силы вставать с кровати и как-либо действовать и помогать, а не лежать словно мертвец. Надев ботинки, уже давно не спасавшие от мороза, он вышел из дома. Снег застилал, казалось, всё пространство вокруг. Было в этом что-то прелестное и одновременно пугающее. У подъезда его остановила соседка. Она периодически приносила ему еду, что-то им привозили солдаты с фронта, что-то они бережно хранили с осени. Ему было совестно брать еду, она ему не нужна, хоть голод разъедает и бессмертное тело. Но он видел, как смотрит на него эта женщина и кого она видит на месте Александра. –Саша! Дня доброго тебе, ты сегодня припозднился, – она протараторила это излишне быстро, от холода и видимо излишнего волнения. – Софья Михайловна, здравствуйте. Утро ведь ещё, пусть и позднее. Вы ходили за хлебом и водой? – он заметил корзинку которую она держала в руках и чайник в другой. – Да, сегодня на удивление небольшая очередь около булочной. Но пока стояла несколько раз видела людей ведущих на санках кого-то... Ох, Сашенька, кажется с каждым днём их всё больше. Он не нашёлся с ответом на это. Смерть уже не вызывала того ужаса что и раньше. – Не думайте об этом много, Софья Михайловна. Отнесите еду своим детям, они вас ждут. – Ах, правда, что же это я. Заходи к нам как придёшь, Сашенька. У нас хоть погреешься у "буржуйки", у себя то совсем продрог. – она предлагала это с искренней заботой, которую можно было бы сравнить с материнской. Сашу это повергало в удивление каждый раз, пусть ответ был у него перед глазами. – Софья Михайловна, не стоит. Мне бы не хотелось вас стеснять, правда... – Ничего не хочу слышать! Имей ввиду, силой вытащу коль не придёшь, – произнеся это она скрылась за дверью подъезда. Саша стоял некоторое время в лёгкой растерянности, лишь постепенно замерзающие пальцы вывели его из оцепенения, заставив положить руки в карманы и продолжить путь к булочной размышляя о произошедшем. Софья Михайловна.. Софья... Он познакомился с ней лишь в середине осени, хотя жили в одной доме уже несколько месяцев. Муж её умер ещё летом при первых боях, на фронте оставался старший сын. Она старалась казаться сильной, в особенности перед детьми, но Саша видел её страх и слезы, застывшие в глазах, когда она говорила об этом. Он мог разделить её чувство, как никто другой. Пусть тот, за кого тревожилась его душа не мог умереть, он всегда думал об этом. Он слышал о том, какие приказы были отданы Гитлером относительно Москвы и Ленинграда. "Фюрер принял решение стереть город Ленинград с лица Земли" О Москве были сказаны похожие слова. Для этого человека не представляли интерес два крупнейших города после окончания войны. Москва и Ленинград исчезнут с лица Земли. Исчезнут Саша и Миша. Именно это и приводило к мыслям о страхе смерти близкого человека. Именно в этом Александр мог понять Софью, но помимо этого они видели друг в друге близких людей. Саша для Софьи был безумно похожим на её сына, от которого уже давно не было вестей. Самые страшные мысли захватывали её голову, но ей казалось было не до них. Она лишь ждала писем. Ждал писем и Саша, кроме Миши ещё и от своей сестры Софочки. Его забавляло то, что помимо схожих черт характера у его сестры и соседки были одни и те же имена. Она писала ему, пусть и не часто. Но даже этого было для него достаточно. Она не делилась с ним плохими вещами, но он знал, что она не хочет усугублять его и без того кажущееся безнадёжным положение своей ситуацией. Ему оставалось лишь смириться с этим. За этими размышлениями Саша не заметил, как подошёл к месту, путь к которому выучен наизусть. Именно здесь он получит свои заветные 125 грамм хлеба. Очередь была большой, но продвижение было быстрым. Люди делились последними новостями, о прилетах, о новостях с фронта, лишь бы не стоять в гнетущей тишине. Саша метался между мыслями о том, что неплохо было бы узнать ситуацию о военном положении и что боится услышать худшее. Принять решение он так и не успел - над головой послышался свист. Сейчас упадёт. И действительно, издалека послышался глухой взрыв. Все повернули голову в направлении звука и стали обсуждать, куда мог попасть снаряд. И лишь Саша остался стоять неподвижно. Было ощущение будто ему вновь и вновь раздирали грудь. Казалось, что прострелили сердце, хотя он и не знал, как это ощущается в действительности. Так больно. Из оцепенения его вывел чужой голос. Мужчина рядом напомнил о подошедшей очереди. Коротко извинившись, Саша взял хлеб и отошёл в сторону, дабы не мешаться остальным. Хлеб был откровенно непривлекательного вида, помимо хлеба в нём было намешано что-то ещё, он был в этом уверен, но что с того? Вид столь желанного пусть и маленького куска еды пробудил в нём голод, который до этого не ощущался так остро. Он спрятал хлеб в карман и решил возвращаться, как вдруг заметил суматоху в стороне. Он слышал, как девочка четырнадцати лет что-то кричит убегающему от нее мальчику. Приглядевшись, Саша увидел, что мальчик держал в руках хлебный довесок. Сил догонять его не было, от голода он еле переставлял ноги, но он подошёл к девочке, решив узнать, что случилось. Её звали Катей, оказалось, что она пришла за хлебом для всей семьи разом. Пусть у неё и остался хлеб, причём насколько можно выразиться достаточно она была опечалена потерей столь ценного довеска. Видно было её усталость, в свои четырнадцать лет она походила на человека годами старше. Синяки, залегшие под глазами и исхудавшее лицо лишь давали убедиться в этом. Саша протянул ей руку с хлебом. Она непонимающе захлопала глазами, а потом в спешке начала извиняться и говорить, что ей это не нужно. – Возьми. Я не голоден, твоей семье он будет нужнее. – он говорил эти слова с деланным безразличием, пытаясь подавить голод, который казалось стал зверем решившим убить его, разобрав изнутри. Ему казалось, что этот зверь если не бросить ему хлеб броситься на самого Сашу. – Нет-нет, я не могу, что вы. Поверьте, еды достаточно, вы не должны голодать. Чем вы отличаетесь? Ешьте, право, не стоит! А мне пора идти, прощайте!! – девочка начала убегать насколько ей позволяли силы, а Саша остался стоять с протянутой рукой. Он вздохнул и потеплее укутался в пальто. Ему было жаль, что даже маленькому дитя он не смог помочь, однако догонять он не стал. Не мог, поэтому развернувшись пошёл назад. Голова кружилась неимоверно, каждый шаг давался тяжело, в особенности по местам, где снег не расчищен. Казалось, что он вот-вот упадёт, чтобы стать одним из лежащих рядом тел, что никогда не встанут. Как никогда не встанет и другое множество людей, погибших на фронте. Фронт... Там Миша... Саша встрепенулся и в ужасе понял, что действительно упал, поскользнулся. Встать не было сил, но превозмогая слабость он зашагал дальше мимо домов. Проходя вплотную около зданий, он заметил между ними какое-то движение. Заглянув, он заметил того же мальчишку, что был сегодня у булочной. Но он был не один. Сидел с маленькой девочкой на руках бережно держа перед ней хлеб, предназначавшийся другому человеку. Саша видел усталость, с которой он это делал, видел в его взгляде страх, что на нём лежит ответственность за ещё совсем небольшого ребёнка. Вздохнув, он подошёл к ним. Мальчик, узнав в нём человека из очереди настороженно и испуганно посмотрел на него быстро спрятал хлеб в воротнике девочки, молясь, чтобы незнакомец не отобрала. На Сашином лице появилась лишь грустная и усталая улыбка. Человек, забравший хлеб надеется на то, что его не отнимут у него, какая ирония. Но несмотря на это Саша лишь протянул мальчику хлеб и удалился, пока дети не поняли, что произошло. Выйдя оттуда, Саша лишь услышал, как ему крикнул хриплый голос "Спасибо!" Губы тронула улыбка. *** Путь в такую погоду занимал гораздо больше времени, чем обычно. Начал идти снег, пусть не метель, но это существенно мешало обзору. Как назло, он летел прям в лицо, заставлял жмуриться и прятать лицо в воротник. Саша проходил мимо спуска к Неве. Нева... Как там его кот, который порой не ночевал дома? Он жив, как и Саша и, как и Саша он не умрёт. Но видеть его, исхудавшего и вечно голодного было также больно. Спуск к проруби становился с каждым разом всё труднее и труднее. Люди, набирая воду и поднимаясь по ступеням часто разливали её, при этом падая, а она замерзала. Снег покрывался коркой льда, на которой впоследствии было ещё легче поскользнуться. Вот и сейчас Саша заметил около лестницы старушку, которая пыталась подняться по ней держа в руке металлический чайник. Не упасть ей давало лишь то, что она из последних сил держалась за перила. Саша, спустившись к ней быстро взял чайник, который был достаточно тяжёлым и придержал её за локоть. – Бабушка, что же вы так, скользко ведь, а вы так много набрали, – он действительно не знал, как она собиралась унести так много воды, ведь даже для него это был нелёгкий груз. – Сыночек, да как же иначе. Кроме меня дома никого нет, сынок на фронте, невестка ушла с ним, справляться приходится самой. Спасибо тебе, не знаю, как бы встала... – Бога ради, не за что, нужно ведь ещё подняться, – взглянув на лестницу он понял, что у них больше шансов упасть, нежели подняться с тяжёлым чайником. – Поставлю чайник здесь, сначала поднимем вас, пожалуй. Он взял её под руку, а сам крепко держался за перила ступая осторожно, ступени действительно слишком давно не расчищали. Пару раз, казалось, что они полетят спиной вниз, но вопреки этому всё-таки они оказались на тротуаре. Старушка присела на бордюр восстанавливая дыхание, Саша же начал спускаться за оставшейся водой. И тут ему не так сильно повезло, поскользнувшись на последней ступеньке он упал и проехался по льду и лёг пластом. От него было слышно лишь короткое "А.. " в момент падения. – Сыночек, как же ты так? Не расшибся?? – старушка глядела на него обеспокоенно, будто он в действительности мог сломать себе ногу или руку. – Не беспокойтесь, бабушка, всё хорошо. Сейчас поднимусь. Взяв чайник и крепко держась за перила, он поднялся, в этот раз без происшествий. Спросив у старушки, где она живёт он узнал, что она проживает в соседнем доме, поэтому Саша вызвался помочь отнести ей воду. Дойдя до квартиры, она его поблагодарила и пригласила остаться погреться, но Саша поблагодарил её и сказал, что ему пора домой, обязавшись при этом прийти к ней как выдастся время. Вернулся он домой уже к вечеру, когда начинало темнеть, а темнело сейчас очень рано. Зайдя в комнату, он зажёг коптилочку дабы не было так темно, так создавалась малейшая атмосфера уюта. В одиночестве Сашу вновь одолевали не самые приятные мысли, он буквально задыхался от холода, голода и тревоги. Его взгляд оказался прикован к прикроватной тумбочке, на которой стояла небольшая фотография с двумя людьми на ней, двое мужчин. Они сидели рядом на берегу реки держась за руки, смотря в камеру, хотя было видно, что их она волновала меньше всего. Саша улыбнулся, но улыбка эта была наполнена горем и безграничной тоской. В глазах застыли слезы. Когда же это всё закончится? Когда же они вновь встретятся? Пусть один ярый противник нынешнего режима, а другой его последователь, но избавиться от тоски это не помогало. За столько лет Мишино присутствие стало столь привычным, что даже его частично утерянный рассудок не мог заставить Сашу отказаться от него. Он безумно тревожился за него, он не знал о ситуации относительно фронта у Москвы. Пусть только Мишенька будет жив... Мысли прервал внезапный стук в дверь. Слезы так и не скатились по Сашиным щекам, он наспех вытер их и пошёл открывать. На пороге стояла Софья Михайловна, что-то пряча в рукаве. – Сашенька, наконец-то открыл, тебя так долго не было, уже подумала приключилось что-то. Ты только вернулся? Как там обстановка? – она действительно была обрадована тому, что Саша наконец открыл, стала стремительно расспрашивать о том, что было в городе. – Здравствуйте, проходите. Прошу прощения, я только вернулся. Обстановка обычная, людей относительно немного. Хотя со мной приключилось несколько случаев. – Саша начал рассказывать каждый из них последовательно, Софья лишь молча слушала и порой уточняла подробности. – Сашенька, так ты что же теперь без хлеба? Опять свой отдал. Твоя добрая душа не заслуживает существования в такое ужасное время, она тебя погубит, милый. – она говорила это тихо, но в словах он уловил заботу и искреннее сожаление. – Но раз так, то пошли со мной, у нас осталось немного еды. – Софья Михайловна, я не могу так, не стоит, правда... – начал было он, но был прерван. –Нет! Ничего не желаю слышать! Пошли, ты так себя в могилу сведёшь, – она встала из-за стола и стремительно зашагала к двери. Оставшись без права выбора, Саша пошёл за ней, жила она напротив него и долго идти не пришлось. Зайдя в квартиру, к ним вышли двое детей лет девяти и семи закутанных в одеяло. Тихонько поздоровавшись и, по-видимому, смутившись они вернулись в комнату, где стояла "буржуйка". Саша же прошёл на кухню, лишь сняв сапоги, пальто пока не решился. – Сашенька, ты проходи к деткам, там теплее, я сейчас принесу кипятка и хлеба, – послышался голос Софьи Михайловны с кухни. Зайды в комнату Саша присел на тахту и оглянулся по сторонам. В центре комнаты находилась "буржуйка", а рядом с ней небольшая стопка дров. На стене висела одна картина, казалось, что Саша видел её раньше, однако не мог вспомнить где, да и его это мало волновало сейчас. На полках стояло небольшое количество книг, а окна были ожидаемо заколочены. Софья принесла небольшую кружку с кипятком и два сухаря для Саши. Он смотрел на неё как на ангела Спасителя, наконец то он мог пусть немного, но утолить голод. Пока он ел Софья будто что-то вспомнила и убежала в другую комнату. Вернулась она, держа в руках письмо. –Сегодня тебе принесли телеграмму, но тебя не было и отдали мне. Сказали из Москвы... Сердце пропустило несколько ударов. Из Москвы? От Миши?? Так долго не было вестей, пусть это не окажется каким-то указанием от правительства, пожалуйста, пусть будет письмо от него... Он распечатал конверт и увидев знакомый почерк его глаза наполнились слезами. Это было от него… "Дорогой Александр Петрович, мы давно не получали вестей от вас, хотя у вас относительно нас ситуация похожая. На фронте ситуация постепенно улучшается, пусть преимущество всё ещё не до конца за нами. Но верьте, это изменится. Солдаты отдали и отдают жизни за это. Труд граждан, солдат и поверьте – ваш, безгранично ценен. Мы надеемся в скором времени улучшить ситуацию с эвакуацией и поставками провизии в Ленинград, однако необходимо время. Держитесь и верьте, Александр Петрович. Победа будет за нами. Ваш М. Ю." Не в силах больше сдержать слëзы Саша согнулся, прижав к себе письмо и тихо заплакал, шепча про себя имя Миши. Софья растерялась, но лишь обняла Сашу и начала легонько гладить по голове. Так делала раньше и Софочка. От этого слёзы полились с новой силой. Миша… Мишенька жив. Пусть ситуация ужасна, пусть до конца ещё далеко, пусть ему придётся провести в голоде и холоде ещё долгое время, но Миша жив! Москва не взята, борьба всё ещё идёт. Это грело Сашино сердце. Впервые за долгое время он смог вздохнуть с облегчением. "Верьте, победа будет за нами" Он хотел ему верить, и он будет верить.