Бытовые неурядицы

Состоять в отношениях с Тартальей это одно, но совсем другое жить с этим огненно-рыжим недоразумением в одной квартире. То, как они делят несчастное «ложе», заправленное красным постельным бельём в ромашку, ещё можно пережить. Как и то, что Скарамучче приходится вставать в пять, блять, утра, ведь Чайльд занимает ванную в аккурат перед его выходом в универ и выгнать его оттуда нереально: он может решить, что именно сейчас важно выбрить и без того гладкий подбородок и бывали случаи, когда просто-напросто засыпал, сидя на унитазе. Но Сказителя пробивает на дрожь, когда дело касается кухни. Будь его воля, он замуровал бы её вход и питался исключительно сухой лапшой быстрого приготовления, ведь его молодой человек около плиты — ебучий цирк на выезде, но такой, на который невозможно смотреть без слёз. И дело не в том, что он плохо готовит и не умеет держать в руках лопатку. НЕТ. Тарталья прекрасно готовит и хранит целую книгу рецептов, которые передала его бабушка. Но то, как он это делает и сколько времени проводит у плиты — боже. Вот-вот и у темноволосого начнётся нервный тик. Из раза в раз менялись рецепты, но не костюм и декорации. Тарталья всегда был в красном фартуке с надписью «Будет жарко!» и очень уж реалистичными языками пламени по краю изделия. В процессе приготовления очередного шедевра по всем столам и прочим горизонтальным поверхностям расставлялись приправы, специи, масла (вплоть до льняного, применения которому не знал никто), горы чистой и грязной посуды, столовые приборы и оборудование, которым только что взбивали яичный белок для какого-то «ну ахуеть какого вкусного десерта, я увидел этот рецепт в инстаграмме». До конца всего процесса передвижение по дому будет ограничено, а носки отправятся на срочную стирку, ведь пол коридора и кухни — минное поле. И Скарамучча готов был терпеть даже ЭТО. Несмотря на всеобщее удивление, он был терпим ко всем заскокам и недостаткам партнёра. Ну… Мог прописать смачный подзатыльник, накричать или собрать свои вещи, дабы пожить денёк-другой у своего друга, но за дело. Тем, что вызывало желание покрепче сжать руки на чужой шее, было самозабвенное желание накормить его и тот факт, что Чайльд проводил с плитой больше времени, чем с ним. Серьёзно. Он мог отказать тому в сексе из-за того, что поставил тесто на пироги. Заходя в квартиру, Скарамучча спешно скидывает с себя куртку и зимние ботинки, сумку с тетрадями ставит на пуфик в коридоре и идёт прямиком в ванную комнату, обделяя Чайльда и малейшим признаком внимания. Увы, пока что он не может простить того, что было упомянуто выше и случилось на прошлой неделе. Сука, тесто на пироги. Они итак редко проводили время вместе из-за учёбы, работы или домашних обязанностей, которые уже нельзя было отложить на потом, так как квартира всё больше походила на затхлый притон. Даже живя в одном доме, темноволосый довольствовался от силы чужой рукой на своей талии по ночам (и его это очень сильно бесило) и скромным поцелуем перед уходом из обители. На этом всё. Вот серьёзно, большего он не получал и, уже в оправдание рыжего, не просил. После учёбы и уборки сил не хватало даже на душ, что уж говорить о совместном досуге. Однако вот, наконец-то выдалось свободное время. Можно расслабиться и провести его наедине друг с другом, а его любимейший бойфренд захотел заняться выпечкой… — Ты всё ещё злишься? Тарталья вздыхает и встаёт с дивана в гостиной, сразу же принимая на себя роль «хвостика». Он плетётся за Сказителем в ванну и остаётся в дверях, наблюдая за тем, как тот включает кран и крайне нервно намыливает свои руки. — Сколько уже можно дуться? Я хотел как лучше, ты же любишь пироги с вишней и сам уплетаешь их за обе щеки. Очень аккуратно и готовый к любым выпадам, Чайльд делает шаг навстречу возлюбленному. Его не посылают сразу же, так что он осмеливается положить руки тому на талию. Скарамучча молчит и это начинает пугать. Рыжий виду не подаёт и прижимается к чужой спине, подбородком утыкаясь в волосы на макушке. — Я тебя ненавижу. Пироги я могу, сука, ты будешь шокирован, купить в магазине. В ма-га-зи-не. Тебе знакомо это слово? Говоря это, Куникудзуши чуть ли ядом во все стороны не прыщет, того и гляди, а раковина покроется плёнкой разъевшейся краски. Но не отталкивает. Хоть в изначальном плане и был пункт позлиться ещё чуть-чуть, желание близости берёт над ним верх. Это радует и внушает уверенность. Тарталья позволяет себе запустить руки под чужую футболку и сомкнуть их на животе. — Извини? — Я хочу выбить тебе зубы. — Ты уже пытался. — на веснушчатом лице появляется слабая улыбка. Руками парень уже гладит впалый живот. — Нужно было бить с правой и ниже, тогда точно выбил бы тебе пару передних. Рыжий смеётся и целует за ухом. Очень чувствительное место, это он прекрасно знает и умело использует. Губы оставляют влажный след на бледной коже. — Мне кажется, что ты забыл что-то на кухне. Может быть тесто? Или курицу не достал из морозилки? Скарамучча по обыкновению язвит, но лишь ближе притирается к горячему телу и откидывает голову, давая больше места для поцелуев. Его понимают без слов, оглаживают тощие бока под футболкой и целуют туда, куда нужно. Куда он хочет. У Сказителя кожа бледная, вечно холодная, чувствительная и сухая. Любая ласка со стороны парня вызывает у него табун мурашек вдоль позвоночника и непреодолимое возбуждение. Утыкаясь носом чуть выше плеча, Тарталья позволяет себе чуть больше, смыкает зубы на молочной коже и извиняется, «зализывая» укус. С губ партнёра срывается первый стон, который окончательно развязывает руки. Перспектива поебаться впервые за столь долгое время в маленьком помещении с крайне твёрдыми и узкими горизонтальными поверхностями (такими являются разве что стиральная машинка и… пол) вызывает отторжение. Чайльд, зная предпочтения партнёра и полагая, что такое могло бы прокатить, но не сейчас уж точно, разворачивает того лицом к себе и уверенно подхватывает под бёдра. Сказитель для вида хмурится, сводит тонкие брови к переносице и с силой впивается пальцами в чужие плечи, даже через футболку оставляя на коже следы-полумесяцы от ногтей. — Если ты захотел сменить локацию, то мог любезно мне об этом сообщить. Не заметил, что у меня тоже есть ноги? — Не ври, что тебе не нравится, малыш. О боже. Опять. Скарамучча сильнее сжимает пальцы, да так, что на чужой коже могут расцвести синяки. Наклоняясь он продолжает держать молчание и лишь спустя пару секунд с силой кусает Чайльда за нижнюю губу. Со стороны рыжего слышится тихий стон, что смешит Куникудзуши и заставляет расслабиться. Уже готового съязвить парня затыкают требовательным и нетерпеливым поцелуем. Он не возражает, отвечает и целует глубоко, двумя руками зарываясь в огненные непослушные локоны. Получается грубо и мокро, Сказитель кусает, оттягивает губы и опять целует, прижимаясь всем телом. За этим занятием он не замечает, как оказывается на застеленной махровым пледом кровати. Чайлд подминает того под себя, опять впивается в губы напротив и тянет руки к чужой ширинке. — Подожди… Скарамучче удаётся отстраниться и отдышаться, Тарталья смотрит в недоумении, хлопает длинными ресницами и выглядит действительно озадаченным. К горлу вновь подступает непрошенный смех, но его подавляют. Темноволосый толкает парня обеими руками в грудь, позволяет себе приподняться на локтях и шепчет в самое ухо. — Разве тебе сказали, что ты прощён? Чайльд стонет, хочет опять поцеловать, но парень отворачивается. Ничего не остаётся, кроме как играть по чужим правилам. Как обычно. Ему в принципе редко давали в руки «бразды правления», увы и ах, партнёр у него был с характером, подчинение у того явно не в приоритете. Куникудзуши меняется с ним местами, нарочито нежно и медленно давит на грудную клетку, позволяя лечь на спину и опустить голову на перьевую подушку. Так же плавно он проезжается по чужому паху, трётся о него, а в уголках губ расцветает усмешка. Рыжий под ним стонет, кусает обветренные губы в кровь, но молчит. За это ему позволяют поднять чуть трясущиеся от возбуждения руки и коснуться бёдер, сжать их, в последствии сильнее прижаться к ним пахом. — Хороший мальчик… Тарталья замирает, поднимает взгляд на чужое лицо и опять зависает. На этот раз над ним откровенно смеются. — Боже. Тебе действительно нравится что-то подобное. Я думал, что это лишь от недостатка мозгов в твоей черепной коробке, любимый. — Эй, я тоже могу обидеться. — Но не обидишься, ведь ты хороший мальчик, — темноволосый растягивает предложение и наблюдает за тем, как по веснушчатым щекам расплывается румянец, — Фу, такое чувство, что по грязной подошве языком прошёлся. Скарамучча медленно съезжает вниз по чужим бёдрам и развязывает шнурок на спортивные штанах, парень под ним послушно приподнимается и позволяет стянуть их вместе с нижним бельем. Пристальным взглядом тёмно-синих глаз он обводит открывшуюся перед ним картину, даёт немое разрешение «распустить руки». Стерпел очередное унижение - заслужил награду. Правда, по мнению Сказителя, он и колкости в свой адрес более чем заслужил. Тарталья сразу же ободряется, увлекает в поцелуй и в быстром темпе снимает чужую одежду, откидывая куда-то в сторону. Судя по всему на пол. Очередная попытка поменяться местами и взять инициативу в свои руки проваливается, его больно кусают в плечо. Чайльд шипит, заводит руки партнёру за спину и опускает, до боли сжимая ягодицы. На чувствительной коже сразу же проступает розовый отпечаток ладони. — Мне кажется, что ты забыл своё место. Куникудзуши чуть ли не скалится, удобнее устраивается на чужих бедрах и проезжается пахом по члену рыжего, притираясь как можно ближе и подавляя собственный стон. Острыми ногтями он ведёт по выступающим ключицам, следом припадает к ним губами. На месте поцелуев появляются алые отметины. Тарталья запускает руку под подушку и выуживает оттуда несколько презервативов на ленте и небольшую баночку лубриканта. Отрывая один контрацептив, он оставляет оставшиеся на смятом пледе, а тот, что пригодится, кладёт по правую руку. С характерным звуком он откупоривает плотно закрытый бутылёк, по комнате разливается приятный и лёгкий запах клубники. Скарамучча на нём морщится, целует и кусает за губу, оттягивая. — Когда ты купишь что-то нормальное? Меня уже тошнит от этого запаха. — Говоришь так, как будто эта смазка подлежит ежедневному использованию. Чайльда щипают за ляжку и он замолкает, сразу же строя из себя пай-мальчика, который ничего не говорил. Скарамучча чуть сдвигается, удобнее устраивается на чужих коленях и закидывает руки на шею рыжего, как и щёки покрытую веснушками. Тарталья в это время выдавливает небольшое количество вязкой жидкости на руку, согревает и не спеша проводит пальцами меж чужих ягодиц. Медленно и бережно тот подготавливает своего партнёра, пока последний тихо стонет ему в предплечье, иногда впиваясь зубами, дабы подавить непристойные звуки на грани всхипов. Долгое воздержание явственно даёт о себе знать, Куникудзуши как никогда чувствительный, плавится от чужих прикосновений, с каждым разом желая большего и изнывая от этого. — Блять, будь поживее. Как будто на последнем издыхании, еле шевелишься. Тарталья смеётся, сгибает пальцы и выбивает из темноволосого протяжный стон, задевая простату. Скарамучча, всё ещё восседающий на чужих коленях, двигает бедрами навстречу и накрывает рукой свой член. Его одёргивают, вопросительно выгибая бровь. — Мне кажется, что это нечестно, — Чайльд дует губы, но пальцы не вытаскивает, желая подразнить и растянуть удовольствие. — Что именно? Сказитель кусает тонкие губы и прикрывает глаза, ресницы дрожат и он опять давится воздухом в немом стоне. Что удивительно, руки назад не тянет, а опускает на крепкие бедра. — Удовольствие у нас получаешь только ты. Очень эгоистично. — Иди нахуй. Опять смех. Парень всё же убирает пальцы, вновь находит уже наполовину пустой бутылёк. Перед тем как открыть его и выдавить содержимое на ладонь, он вовремя вспоминает про презерватив. Решив, что будет очень горячо открыть его зубами, следует своей чуйке. — Блять. Боже, — Скарамучча закатывает глаза и выхватывает уже наполовину разорванную пачку у него изо рта. Сам открывает её руками. — Хочешь помочь мне? — Тарталья играет бровями и игриво усмехается, за что получает прямо в лоб, а уже открытый презерватив летит в него. — Окстись. Неудавшийся ловелас смиренно пожимает плечами и одним движением раскатывает презерватив по всей длине своего члена. На этот раз ладонь с вязкой жидкость проходится уже по нему. Из-за обилия смазки запах ненавистной Куникудзуши клубники стал ярче. Напоследок рыжий обводит налитую кровью головку и тщательно размазывает по ней прозразные капли лубриканта. Скарамучча понимает, без лишних слов двигается ближе и встаёт на колени. Тарталья помогает ему и придерживает, пока он занимает удобную позицию и опускается на чужой член. Руками темноволосый находит опору в чужих плечах. Сказитель насаживается до конца и силится привыкнуть к чувству заполненности, при этом нетерпеливо ёрзая на бедрах, рыжеволосый стонет, крепко впиваясь в бледные бока пальцами. Параллельно с этим выцеловывает чужую грудь, обводит соски языком. Новые засосы появляются один за другим. Когда партнёр всё-таки привыкает и начинает двигаться, стоны доносятся уже с двух сторон. Чайльд толкается навстречу, рукой накрывает изнывающий член парня. Сверху чуть ли не всхлипывают и запрокидывают голову. Они быстро находят губы друг друга в очередном поцелуе, быстро набирая темп. Подобные махинации рано или поздно надоедают. Хватка на бёдрах в том числе. В конце концов Сказитель устаёт и позволяет поменяться местами, поудобнее ложиться на кровать и раздвигает ноги. Всё ещё двигаясь в набранном ранее темпе, Тарталья ластится, прижимается к чужому телу и целует везде, куда может достать. В какой-то степени это благодарность за то, что ему уступили. Находя удобный гол, с каждым новым толчком рыжий попадает по простате. Скарамучча царапает плечи парня над ним в кровь, глаза закрыты и ресницы намокают от невольно проступивших слёз. Тарталья целует щёки и собирает несколько капель солёной влаги губами, после опускает голову и томно дышит в чужое ухо. Когда он хочет убрать руку с его члена, то слышит неразборчивый мат и шипение. — Сука, если ты остановишься, то я воплощу свой план в жизнь. Тебе будет очень удобно свистеть. — А можно помягче? — Верни свою блядскую руку. Рыжий успокаивает разбушевавшегося возлюбленного и целует, всё же помогая дойти до разрядки. Первым кончает темноволосый. Выгибается в пояснице, поджимает пальцы на ногах и изливается в чужую ладонь. Чайльд следом, с силой толкаясь в податливое тело ещё несколько раз, но не спеша выходить. Скарамучча переводит дыхание, хватает края подушки над головой и двигает ту ближе, дабы устроиться поудобнее. — Ты собираешься доставать? Иди в душ, я после тебя. — Слушай… Сказитель напрягается и открывает только что закрытые веки. — Пока я хожу, ты можешь достать курицу из морозилки?