***
Быть по уши влюблённым дураком — то ещё наказание. И от этого клейма никак не оторваться — куда не взгляни, как знакомый силуэт проходит сквозь рёбра. Болью это не назвать — скорее глухим недомоганием. Лунная ночь по своему прекрасна — ни единой души. Ни одного осуждающего взгляда или мерзкого хохота под ухом. Только приятное освещение, запах мятных леденцов и лёгкая и прохлада. Пальцы переплетены — лишь в этой области чувствуется жар. Такой тягучий, словно карамель. Которую, к слову, никто не любил из - за противной приторности. Хватка усиливается — она, кажется, и не против такого исхода. В конце концов, ей стоило бы согреться — дорога предстоит долгая и насыщенная. Живёт она дальше всех — идти как минимум часа два. А если учесть её лёгкий прикид — поверх школьной рубашки лишь лениво лежит тонкий кардиган, то замёрзнуть проще простого. Но ей, кажется, всё равно на этот факт. — Тебе не холодно? Отрицательный кивок. Ничего удивительного. Она просто упряма — да так, что с ней можно вечно спорить о всякой ерунде, будь то скучная лекция преподавателя по географии или почему котов и собак так часто ненавидят. За это и нравится — по крайней мере, её странности не вызывали должного отвращения. Обычно говорят, что противоположности притягивают, но этот случай считался исключением. Уж больно много сходств — любимый вкус мороженного, общая ненависть к насилию и любовь к крепким ароматам. Только если ему нравился кофе, то ей — сигареты. Жаль, конечно, что она их так любит. Совсем не хотелось бы видеть, как грязные лёгкие умрут окончательно. Это будет слишком больным ударом. Но сейчас всё хорошо — дыхание не вышло за пределы нормы. От этой мысли щёки тут же вспыхивают, подобно огоньку из потёртой зажигалки. Короткий вздох. Нужный дом неловко показывает свою крышу — даже в темноте узнаешь её из тысячи таких же кусков черепицы. Можно ли назвать особенной — вполне. Она останавливается. Осталось всего пару шагов перед пожирающей тьмой. В ней точно не разглядишь хрупкую фигуру. Не хотелось отпускать. Совсем не хотелось. Но она делает это первой. — Что ж, спасибо. Надеюсь, из - за меня тебе не влетит. — и снова звонкий смешок. Не наигранный — самый настоящий. И почему же она его так ненавидит? Наверное, слишком критична к себе. — Ничего страшного. Можешь не переживать по этому поводу. — усмешка повторяется. Сегодня смеются слишком часто. — Всё будет хорошо, солнышко. К прозвищу она давно привыкла — в конце концов, не первый же год дружат. Да и дружат ли? Трудно сказать. Уже готова развернуться — её останавливает крепкая хватка. Вздыхает — к счастью, не так хрипло, как в порывах злосчастного приступа удушья. — Ты что - то хотел? Отвечать не спешит — лишь удерживает её худощавую руку. Не сжимает — не хочет причинить боль. Она не заслужила этого. — Чара? Всё ещё молчит. Слова застряли в горле — их словно бы и нет. Словно он всегда был немым, общаясь с помощью языка жестов. В какой - то степени так и есть — уж больно тактильный. — Нет, правда, что случилось? — её голос дрожит. Боится, значит. Осторожно — вместо крика лишь глубоко вздыхает, прежде чем ослабить хватку. — Ничего. Просто ты мне нравишься. Теперь можно и отпустить. Ответа не ожидает — не может даже смотреть той в глаза. Очередной вздох. Задерживаться не видит смысла — круто развернувшись, он тут же покидает её поле зрения.Ничего не слышит — кроме собственного сердца и тревожных мыслей.