окно в душу

— Перевод Ло Бинхэ с пика на пик не состоялся, — говорит Шэнь Цинцю, входя в комнату, спокойный и собранный. — Не состоялся? Тогда я пойду проверю, что там, шисюн, — рассеянно говорит Шан Цинхуа, словно изо всех сил стараясь быть где-то в другом месте. Шэнь Цинцю вздыхает, прикрываясь веером. Он закрывает его и устремляет на Шан Цинхуа пристальный взгляд. — Почему ты не хочешь, чтобы он пришел? Шан Цинхуа замирает, пойманный. — Я… Шэнь Цинцю поднял веер, чтобы остановить ложь шиди, пока она не началась. — Нет, назови причину, мы оба знаем, что ты не настолько глуп, а Ань Дин не настолько безнадежен, чтобы потерять бумаги, поданные дважды в трех экземплярах. Еще одно движение глаз к стене. Хм. — Сейчас сезон сбора урожая, шисюн, здесь действительно много работы. Шэнь Цинцю закатывает глаза, до чего же наглый шиди. — Хватит терять мои бумаги. Ты можешь использовать этого сопляка лучше, чем я. — Этот шиди не совсем понимает, почему ты его так ненавидишь. Он всего лишь ребенок. А, меняем тему, не так ли, шиди? — Ты уже знаешь, почему, шиди. — Разве ты сам не хотел бы, чтобы кто-то был добрее к тебе в детстве? — говорит Шан Цинхуа с огнём в голосе. Его шиди слишком часто выглядит безучастным к миру, и Шэнь Цинцю считает, что ему нравятся моменты, когда Шан Цинхуа показывает, что его что-то волнует, что угодно. Однако, ему хотелось бы, чтобы это не было направлено против него. — Да. Хотел бы, — говорит Шэнь Цинцю правду, ведь что еще можно сказать. — Тогда почему… — Доброта, проявленная к тебе — это знак привилегии и удачи, — огрызается Шэнь Цинцю. — Мы не такие удачливые люди. — И мы не можем стать такими людьми? — говорит Шан Цинхуа, как будто надеясь на отпущение грехов от Шэнь Цзю. — Нет. Я жестокий, ужасный человек, и все остальные прискорбные вещи, которые обо мне говорят, — практически рычит Шэнь Цинцю, теряя часть утонченного мастера, которого он так старательно культивировал. — Кто-то в этой секте должен быть таким, иначе мы превратимся в овечек, которых водят за нос. Этот мастер считает, что ты знаешь это лучше всех, шиди. Шан Цинхуа поставил свою чашку чуть сильнее, чем нужно, и Шэнь Цинцю едва подавил желание вздрогнуть. — Знает ли шисюн, сколько беспорядка он создает? Сколько контрактов мне пришлось разорвать или перезаключить из-за того, что шисюн так обидел клиента? — Какая разница? — огрызнулся Шэнь Цинцю. — Они все равно были бесполезны для нас. — Шэнь Цинцю, бесполезные люди для тебя — очень полезные для меня! — Шан Цинхуа вскидывает руки: — Я занимаюсь бесполезными людьми. Посмотри на Ло Бинхэ! — И что с ним? Шан Цинхуа делает паузу, чтобы успокоить дыхание. Шэнь Цинцю не может не следить за его лицом: его действительно волнует благополучие этого мальчика. Без всяких видимых целей, без всяких непосредственных целей, но он заботится. — Для тебя он бесполезен, даже не стоит ничего. Для меня же он — бесценный сотрудник с отличной работоспособностью и трудовой этикой. Вы чувствуете потребность расколоть его, как орех, чтобы увидеть, что внутри, — несмотря на паузу, Шан Цинхуа с трудом сохраняет спокойствие. — Он так не работает! Может, ты работаешь так, но он — нет! — Откуда тебе знать? Может, его нужно вскрыть! Со мной поступили именно так! — И посмотри, где ты сейчас, — насмехается Шан Цинхуа. В Шэнь Цинцю вспыхивает гнев: как он смеет. — Что это значит?! — Шэнь-шисюн, — Шан Цинхуа поднимает бровь, как будто это очевидно, а Шэнь Цинцю тут идиот. Шэнь Цзю чувствует себя маленьким, ох таким маленьким, и он ненавидит это, ненавидит это, ненавидит это… — Ты сидишь передо мной, неполноценное ядро, капающее обидой, неспособное двигаться без боли, особенно когда погода меняется. Кровь на твоих руках совпадает с моей, и ты говоришь мне, что тебя нужно было вскрыть? Чайная чашка в руке Шэнь Цинцю разбивается вдребезги. — Дай мне руку, — приказывает Шан Цинхуа, потянувшись к возвышающейся куче за каким-то набором. — Скажи мне, Шэнь-шисюн, если бы кто-то вытащил тебя из этого ада и проявил доброту, где бы ты сейчас был? Шэнь Цинцю пробормотал: — Я собираюсь вскрыть тебя, чтобы узнать, где ты этому научился. Шан Цинхуа хмыкнул. — Шэнь-шисюн, если бы у меня было такое лёгкое и доброе детство, которое, как ты утверждаешь, является привилегией, нас бы здесь не было. Истина звенит в воздухе, как удар колокола. Они сидят в спокойной, умиротворенной тишине, пока Шан Цинхуа вытаскивает фарфор из его кожи и осторожно протирает раны. — Мне кажется, я всегда оказываюсь здесь, — шепчет Шэнь Цинцю, нарушая тишину. — Мне кажется, что, несмотря ни на что, я все равно окажусь здесь.

***

— Я знаю, что это ты, — говорит Шэнь Цинцю, практически врываясь в кабинет Шан Цинхуа. — Зловеще, шисюн. Ужасно зловеще, — Шан Цинхуа драматично хватается за грудь. — Ты же знаешь, что у меня нервное расстройство? Почему ты так со мной поступаешь? Шэнь Цинцю сверкнул глазами, его шиди понял, что он натворил. — Хватит посылать за мной Му-шиди, с моими медицинскими навыками все в порядке. — Но они всегда могут быть лучше! — говорит Шан Цинхуа, нацепив улыбку делового человека, которая никогда не действовала и не будет действовать на Шэнь Цинцю. — Подтяни старые навыки. — Они не найдут твоё тело, — Шэнь Цинцю обнажил зубы в подобии улыбки. — Небеса еще не дали мне умереть, Шэнь Цинцю, я еще не достаточно настрадался. — Этот шисюн может это исправить. — Ты милашка, — Шан Цинхуа тянется через стол, чтобы попытаться чмокнуть Шэнь Цинцю в нос. Шэнь Цзю быстро отмахивается веером от обидчика. Он с ужасом обнаруживает, что краснеет. Милашка? — предательски говорит голос в его голове. — Лесть ни к чему не приведет, — лжет Шэнь Цинцю. — А если серьезно, шисюн, не могли бы вы пройти курс повышения квалификации? — Это одно из твоих жутких предчувствий? — говорит Шэнь Цинцю, прихлебывая чай. Шан Цинхуа невинно моргает. Слишком невинно. — Если я скажу «да», ты пойдешь? — Я не знаю, это будет правда? — Да. Убежденность в голосе шиди сокрушила решимость Шэнь Цинцю. — Тогда я пойду. Шан Цинхуа облегченно вздохнул. Кому может угрожать такая опасность отклонения ци, что Шан Цинхуа настаивает на том, чтобы он учился спасать кого-то?

***

Вернувшись в свой дом, он не отрываясь смотрит на книгу, которую «читает». Изложи факты, Цинцю. Во-первых, человек получит отклонения ци. Это ясно из того, как шиди настаивает на том, чтобы Шэнь Цинцю учился спасать кого-то. Во-вторых, это будет смертельно опасно. Судя по тому, как настойчиво Шан Цинхуа обсуждает эту тему, если бы человек просто получил легкую травму, шиди даже не стал бы поднимать эту тему. В-третьих, Шан Цинхуа верит, что он потерпит неудачу. Человек, у которого произойдет отклонение ци, умрет в любой ситуации, которую предусмотрел Шан-шиди, если только Шэнь Цинцю не научится спасать людей от отклонения ци. Вот тут-то и возникает камень преткновения. Почему Шан-шиди это так волнует? Он видит два, нет, три варианта развития событий. Умирать будет либо тот, о ком заботится Шан Цинхуа, либо тот, кто своей смертью навредит Шэнь Цинцю в долгосрочной перспективе, либо самому Шан Цинхуа. О ком заботится Шан Цинхуа, кто будет крутиться вокруг Шэнь Цинцю? Один из его учеников? Вряд ли. Что касается второго пункта, то почему это должно волновать Шан Цинхуа? Шан Цинхуа заботился о репутации Шэнь Цинцю только тогда, когда это усложняло его жизнь. Все признаки указывают на то, что последний вариант наиболее вероятен. Шан Цинхуа предвидит свою смерть и хочет, чтобы Шэнь Цзю, как никто другой, спас его. Тогда он спасет своего… кхм… друга.

***

На этот раз чай другой, тот, что рекомендовал Му-шиди. Редкая трава, которая усиливает ядро и помогает успокоить ци. Шэнь Цинцю прилетел за ней после «курса повышения квалификации по целительству». (Что, в общем-то, было весьма познавательно. Конечно, он не стал бы рассказывать об этом Шан-шиди. Му-шиди изобрел несколько новых техник за то время, пока они были учениками, и за ними было интересно наблюдать.) После четырех дней блужданий по лесу он вернулся победителем с годовым запасом. И вот он готовит чай. План «Спасение Шиди» — в действии. (Это дурацкое название, ему стоит его сменить.) (Скорее всего, он этого не сделает). — Это что-то другое? — неуверенно спрашивает Шан Цинхуа. — Да, — подтверждает Шэнь Цинцю. — Это лекарство, шисюн? — Это то, что предложил Му-шиди. — Ты ходил! — восклицает Шан Цинхуа с такой гордостью и счастьем, что у Шэнь Цинцю перехватывает дыхание. Ему требуется мгновение, чтобы заставить свой внезапно отупевший разум перестать тянуть поэзию и сказать что-нибудь умное. — Будто ты не знал… Шан Цинхуа слегка ухмыляется. Мало ли что происходит в секте, о чем не знает владыка пика Ань Дин. Особенно о таком важном, как то, что Му-шиди удалось привлечь одного из своих боевых братьев к медицинской помощи. — Я думал, что ты будешь слишком гордым, чтобы рассказать мне об этом. — Мне приходится держать тебя в напряжении, шиди, — говорит Шэнь Цинцю, пытаясь восстановить разговорную позицию. — Спасибо, что согласился, это много значит, — улыбается Шан-шиди. В этой комнате слишком тепло, Шан-шиди скоро обезвожится. — Пей чай, — приказывает он. — На юго-запад напали? Шан Цинхуа поднимает глаза от своего чая и слегка моргает. Надо отдать должное Шан-шиди, он прекрасно умеет врать. — Что скажешь, шисюн? — Целая торговая организация? Вот так просто? Шан Цинхуа изобразил замешательство. Прикидываться дурачком — любимое занятие его шиди. — Я слышал, что это было нападение демона, шисюн? Хорошая попытка. Шэнь Цинцю слегка похлопал себя по плечу и показал рукой. — Ты забываешь, что я получаю те же отчеты, что и ты. Прекрасная работа, шиди. Шан Цинхуа на мгновение замирает, прежде чем полностью отказаться от уловки. Его лицо приобретает спокойную, расчетливую ярость. Смотреть на это великолепно. Шан Цинхуа должен быть безжалостным чаще. — Работорговцы. — Я знаю, — говорит Шэнь Цинцю, а затем шепчет в свою чашку: — Спасибо. Проходит несколько тактов в дружеском молчании. — Как с тобою обошелся Му-шиди? — Он заставил меня пройти обследование, пока я был там. — И что? Шэнь Цинцю вздохнул. Он обреченный человек, что он может сказать? — То же самое, что он всегда говорит: ему придется заменить всю мою систему культивирования, чтобы исправить повреждения. — Правда? — говорит Шан Цинхуа тоном, который Шэнь Цинцю пытается уловить. Это голос ученика, который вот-вот придет к какому-то выводу. Правильно это или нет, но это натолкнуло шиди на мысль. Время покажет, насколько она хороша. — У Му-шиди, конечно, нет никаких предложений на этот счет, — Шэнь Цинцю делает глоток и наблюдает за тем, как Шан Цинхуа смотрит на воздух над своим плечом, отсутствуя в разговоре. Шэнь Цинцю делает паузу и ждет, когда Шан Цинхуа закончит то, о чем думает. Теплые карие глаза следят за невидимым текстом. Уже не в первый раз Шэнь Цинцю задается вопросом, что бы он увидел, если бы жил глазами своего шиди.

***

— Не мог бы ты отправиться со мной в путешествие? — Шиди наконец-то собирается покинуть свой офис? — сухо говорит Шэнь Цинцю. Шан Цинхуа разбрызгивает чай, и Шэнь Цинцю приходится прикрывать смех веером. — Эй! Я выхожу на улицу! — возмущенно говорит он. Одна изящная бровь приподнимается, давая понять, насколько правдивым кажется Шэнь Цинцю это заявление. — Когда в последний раз Шан-шиди покидал секту? Шан Цинхуа на мгновение замешкался. Его лицо опускается: — В прошлом году. — Так думал этот мастер. — Я не виноват, что вы все не способны управлять сектой без меня, — надулся Шан Цинхуа. — Это правда, — говорит Шэнь Цинцю, он пытается поддразнить, но его голос совершенно не попадает в цель. — Мы бы действительно пропали без нашего самого ценного шиди. Шан Цинхуа поднимает голову и смотрит на Шэнь Цинцю умоляющими глазами. — Можешь ли ты сказать, что я снова вам нужен? Шэнь Цинцю нахмурился. — Шан-ш… — Нет-нет, — Шан Цинхуа поднимает руку, чтобы остановить его. — Позвольте мне взять это, шисюн, бедный шиди жаждет благодарности. — Бесстыдник, — говорит Шэнь Цинцю, закатывая глаза. — Ты нужен этой секте, шиди, и мне тоже. — Ох, успокойся, мое бьющееся сердце. И ты называешь меня бесстыдником, шисюн! — резко говорит Шан Цинхуа, и Шэнь Цинцю отчетливо слышит смех в его голосе. — Замолкни, — говорит Шэнь Цинцю, шлепая шиди по руке, чтобы отвлечься от ласк, которые он слышит в собственном голосе. — Куда мы идем? — Во дворец Хуанхуа, — Шан Цинхуа потирает затылок. — Вроде того. — Вроде? — Ну, мы едем не в сам дворец, — объясняет его шиди. — Но в его земли. Шэнь Цинцю насмешливо посмотрел на своего шиди. — И у Шан-шиди хватает ума кричать на меня, что я нарушаю дипломатию. — У этого шиди довольно весе… Их прерывает стук в дверь. В дверь просунулась голова с пучком волос, который может принадлежать только одному ученику. — Прошу прощения у шифу и шизу-кхм-шибо за беспокойство… — Не прощаю, — говорит Шэнь Цинцю, а Шан Цинхуа бьет его свитком. — Невежливо. Шан Цинхуа поворачивается к своему ученику с яркой улыбкой. — Добро пожаловать, Бинхэ, что шифу может для тебя сделать. — Этот ученик сделал конфеты из фруктов, и шицзе сказала, что я должен принести их сюда! — радостно говорит парень, подбегая к столу. — Спасибо за усердную работу, Бинхэ, — Шан Цинхуа поднимается со своего места и гладит Бинхэ по голове. — Мы с твоим шибо обязательно оценим это! Шэнь Цинцю смотрит между мастером и учеником, стоящими за его веером. Они с одинаковым энтузиазмом смотрят друг на друга и улыбаются… Если бы Шэнь Цинцю не знал истинного происхождения Ло Бинхэ, у него возникли бы серьёзные вопросы к Шан-шиди. — Этот ученик уходит, благодарствуя шифу, шиз-шибо. Дверь закрывается, и Шан Цинхуа, не теряя времени, отправляет в рот одну из конфет, после чего издает совершенно неприличный звук. Шэнь Цинцю вынужден быстро скрыть свой румянец и немного подвинуться на своем месте. — Попробуй один, шисюн, святой… — Шан Цинхуа протягивает одну, зажатую между пальцами. Шэнь Цинцю наклоняется вперед, чтобы сомкнуть губы вокруг конфеты и пальцев Шан-шиди. Их глаза на мгновение встречаются, и Шэнь Цинцю отстраняется. Он закрывает глаза и подставляет покрасневшие щеки под бумагу веера. Вкус изысканный, он тает во рту, стоит только пожевать. Это, как ни странно, лучшая конфета, которую он когда-либо пробовал. Легкая горечь от чернил на пальцах Шан-шиди ничуть не умаляет сладости. Шан Цинхуа смотрит на него, пока он жует. — Не хочет ли шисюн как-нибудь зайти к нам на ужин, чтобы обсудить план? — голос Шан-шиди напряжен, словно он сдерживает себя. Шэнь Цинцю открывает глаза и смотрит на своего шиди. — Да, этот мастер очень хотел бы этого.