***
Фурина уже несколько дней не могла найти себе места от своих необдуманных слов — почему, ну почему она сказала Лини передать своему «Отцу» предложение о встрече!.. И ведь дело же даже было непонятно в чём — Фурина уже приняла и осознала тот факт, что ей и вправду хотелось встретиться, но она до сих пор не смогла придумать убедительное оправдание для встречи. Её разум совершенно не мог осмыслить, почему хотелось увидеть эту женщину вновь — и от раздумий, что могло бы быть причиной, кипел мозг. Фурина плюхнулась на кровать, и полежала какое-то время. Затем она схватила подушку и уткнулась в неё лицом, фрустрировано простонав. Девушка отлепила голову от мягкой кровати, и устремила взгляд, полный надежды, в стопку бумаг, лежавших на столе. … Она сдалась и вновь опустилась на кровать. Должно же было быть какое-то логическое объяснение, правда? Ну не может душа просто так хотеть увидеть какого-то человека. Всё доходило до такой степени, что последние несколько дней Фурина, даже несмотря на то, что прошерстила некоторые предложения о сотрудничестве и приняла одно из них, не могла сосредоточиться на работе и прокрастинировала, читая книжки и заедая макаронами стресс от непонимания, что вообще происходит. Но так дальше продолжаться не могло. И хотела бы Фурина, чтобы это было её осознанное и обдуманное решение, но в какой-то момент она получила неподписанное письмо. У конверта был лёгкий, едва уловимый аромат радужной розы, а содержание гласило: «Послезавтра. Пять часов вечера. Пассаж Васари, недалеко от фонтана.» Витиеватый и утончённый почерк, а также немногословное сообщение тут же натолкнули Фурины на личность отправителя — вернее, отправительницы. Арлекино. Плакать Фурине или радоваться? Или плакать от радости? По крайней мере, думать слишком много ей теперь не надо. Она либо приходит на назначенное место встречи, либо не приходит. Если она не придет, то, вероятно, никогда больше с Арлекино не встретится. Задумываясь о подобном исходе, Фурина поняла, что… ей бы этого не хотелось. Арлекино была загадочной женщиной, но Фурина и сама была не меньшей загадкой. У неё был опыт в обманах и актёрском мастерстве — стоявшая перед ней на коленях Арлекино ей врущей не казалась, как бы Фурина ни пыталась придумать её действиям злой умысел. Арлекино дала ей два с половиной дня на раздумья. Фурина хотела подумать, что ей делать, завтра. Но весь день письмо не шло из головы, как бы она ни старалась заострить внимание на опечатках и глупых фразах в диалогах из сценария пьесы. Мысли постоянно возвращались к красивому аккуратному почерку, и Фурина не могла не заметить, как ей время от времени хотелось почувствовать в воздухе сладкий цветочный запах. Она пыталась, правда. Но то и дело её руки тянулись к конверту, — запах духов уже почти выветрился, и его было почти невозможно ощутить. Вероятно, если не знать, как письмо пахло раньше, то и уловить едва присутствующие остатки аромата будет невозможно. А Фурина сидела, и как заколдованная пыталась вновь уловить в воздухе радужную розу. Сценарий был оставлен непроверенным.***
Пассаж Васари был не настолько людным, насколько обычно, — в другой части города проходил фестиваль, а потому пассаж оказался просторнее без большого скопления народа. Хотя пусть людей и было меньше, одну проблему это не решило: «возле фонтана» — это где? Площадь, окружавшая фонтан, была достаточно большой, а найти среди многих одного человека, да и ещё такого скрытного и таинственного, как Четвёртая Предвестница, было крайне затруднительно. Солнце уже не светило так сильно, и температура была гораздо комфортнее, чем в другое время, но яркие закатные лучи окрасили весь город приятным розовато-оранжевым цветом, а пробиваясь сквозь полупрозрачные штучки на фонтане, к которым Фурина не знала названия, оставляли на асфальте красивые переливающиеся узоры. Спускаясь по лестнице к площади, Фурина эту картину сразу заметила — ну какая прелесть. Но не успела Фурина спуститься со ступенек окончательно, как только её взгляд заметался по площади в поисках, она сразу же увидела высокую статную фигуру возле доски объявлений. Женщина особенно внимательно читала одно из них, и подойдя ближе, Фурина заметила, что её взгляд был сосредоточен на плакате о новом выступлении Лини и Линетт. Арлекино пахла слегка сладковатым дорогим табаком, вкусной выпечкой и, конечно же, духами с ароматом радужной розы. Смесь ароматов, о какой Фурина редко задумывалась, если вообще когда-либо, — но как же она сносила крышу. Фурина старалась держать себя в руках и не прислушиваться к аромату слишком сильно, чтобы не сойти за извращенку, но её сердце, кажется, пропустило удар, когда Арлекино обернулась на стук каблуков по асфальту позади себя. Они встретились взглядами. — Добрый вечер, Фурина, — Арлекино показала вежливую сдержанную улыбку, — Вы всё же решили прийти. — А как же иначе… — Фурина отвела взгляд в сторону, но даже небольшую радость сдержать ей оказалось сложно. Арлекино затем протянула Фурине милый фирменный пакетик — Фурина заглянула туда, и обнаружила аккуратно сложенную и красиво украшенную выпечку. Однако сложены изделия были так, словно одного из них не хватало. Фурина сначала было опешила, но затем поняла: вот же бесстыжая Предвестница, подъела собственный подарок! Фурина могла только вздохнуть на это неожиданное ребячество со стороны взрослой женщины. Однако даже несмотря на это, пакетик она приняла и быстро вытащила оттуда сладкую булочку с джемом из пузырников. — Разрешите задать вопрос, Фурина? — позвала её Арлекино, когда они остановились возле лавки и присели в тени. Фурина дожевала кусочек теста и ответила: — Да, что такое? Стоило признаться, со сладкой выпечкой в руках Фурина выглядела совершенно очаровательно. Хотелось даже вытереть с подбородка маленькую каплю джема, которую она не заметила, но Арлекино предпочла не лезть в её личное пространство, и просто указала на грязное место на собственном лице. Фурина намёк быстро поняла и лицо вытерла. — По какой причине Вы захотели встретиться со мной? … Фурина не знала, что ей ответить. Почему она хотела встретиться? Проблема была в том, что Фурина не знала, какой была причина. Этой причины она не знала сегодня, не знала вчера, и уж явно не знала в тот день, когда встретила Лини и путешественницу. Если уж действительно задумываться об этом, то единственное хотя бы немного правдоподобное объяснение, которое Фурина смогла придумать, могло не понравиться Арлекино. Фурина нервно прикусила губу — частая её привычка: Арлекино ещё в прошлый раз заметила, что губы девушки были в не очень хорошем состоянии. Похоже, Фурина кусать их любила, и не меньше любила сдирать засохшую кожу, обнажая скрытую под ней плоть, что не могла не кровоточить. Арлекино это не нравилось — но она не знала, что с этим можно было сделать, поэтому не сделала ничего. Увидев, как Арлекино была сфокусирована на ней, Фурина занервничала ещё сильнее. Неужели она слишком долго молчит? Стоило ли что-то ответить, или может, всё-таки промолчать? Она покрутила в руках булочку, обдумывая, что же сделать. — Наверное… — начала Фурина. Всё же её выбор пал на то, чтобы дать объяснения. — наверное, мне просто хотелось убедиться, что ты тогда и вправду была искренней. Уголки губ дёрнулись вверх самую малость, но Арлекино это заметила. — Неужели Вы сомневались? Фурина покачала головой: — Скорее наоборот… — она вздохнула и поднесла булочку ко рту, но вдруг ей удалось подобрать новые слова: — Всё это время наша последняя встреча казалась мне каким-то невероятным сном. После того, что ты тогда сказала — после всего, я боялась, что это могло быть не больше, чем лишь плод моего воображения. Бредовое видение, которое придумало для меня моё подсознание, чтобы окрасить дни хоть каким-то событием. … — Мне бы очень хотелось, чтобы тот день был настоящим. — Он был настоящим, — ответила Арлекино. Фурина посмотрела на неё своими большими глазами — а те даже в золотой час были синие-синие, и переливались так ярко, что в них можно было увидеть собственное отражение. — Никогда в этом не сомневайтесь, Фурина. Фурина искренне кивнула ей, и вздохнула полной грудью. Булочка в её руках была крайне вкусной — и девушка с удовольствием вернулась к ней. «Всё, что произошло в тот день, было взаправду.» Фурина не могла быть счастливее. Может быть, если они встретятся ещё пару раз и побеседуют ни о чём, то подружатся? Арлекино эта мысль казалась такой приятной — давно в её жизни не было кого-то, кроме любимых детей и надоедливых коллег. Нет, детей она правда любила и готова была отдать за них практически всё, что угодно, но ведь нельзя же допустить, чтобы суровый и бесстрастный «Отец» был для детей другом. Пусть Арлекино делала всё возможное, чтобы в её необычной семье царили уважение и любовь, но дети обязаны знать и понимать, кем она для них является. А уж про коллег-то и говорить смысла не было — каждая минута, когда Арлекино не приходилось помнить об их существовании, была подарком с небес. Арлекино лишь надеялась, что у Фурины вновь появится желание повидаться. Фурина вспомнила, как пару минут назад Арлекино стояла возле доски объявлений: — Кажется, я какое-то время назад видела в Стимбёрд, что твои дети хотели пригласить третьего в свои шоу? Это правда? Как только Фурина упомянула Лини, Линетт и Фремине, у Арлекино сразу стало теплее на душе — детей она своих действительно любила, и ей было приятно, что Фурина о них спросила. Насколько ей было известно, у Фурины была некоторая дружба с Лини и Линетт — та частенько бывала на их выступлениях, и всегда высоко оценивала их мастерство и талант. Раньше Арлекино не придавала этому значения, считая, что Фурину настолько легко удивить, что не будет разницы: показать ей самый величайший трюк, на который способен иллюзионист, или показать ей, как «отрываешь» большой палец — она будет удивляться и восторженно хлопать одинаково. Однако Арлекино, каким бы странным это ни находила, была рада, что оказалась неправа в своей оценке Фурины. Арлекино кивнула словам Фурины: — Да, Лини и Линетт хотят пригласить Фремине на сцену, — Арлекино затем усмехнулась. В памяти всплыла недавняя сцена, которую она увидела в Отеле Буфф Д’эте, и сразу же её улыбка стала гораздо теплее и искреннее: — Но ему пока что на сцену не хочется. Фурина с детьми Арлекино, кроме Лини и Линетт, была знакома очень плохо: ей пришлось поднапрячь память, чтобы вспомнить, кто же такой Фремине. Фурина почесала затылок, достав из пакетика новую сладость. — Фремине — это тот молодой дайвер, который разбирается в технике? — Арлекино кивнула, пока Фурина дожёвывала кусочек. — Ух ты, не знала, что он из Дома Очага… — Разве? Наверное, просто забыли. Связь Фремине с Лини и Линетт — достаточно широко известный факт. Фремине также исполнял мой приказ, добывая последнюю необходимую часть пророчества, так что Вы с ним встречались. Фурина перевела взгляд с булочки на Арлекино, и затем обратно на булочку. Она выглядела достаточно расстроенной, услышав слова Арлекино о суде над ней. Арлекино эту перемену заметила тут же, но что делать — не была уверена. Она сочувственно положила ладонь на плечо Фурины, сказав шёпотом: — Прошу простить мою бестактность… Кончики ушей Фурины слегка покраснели — какие вежливые слова… чересчур вежливые, даже. Хотя, скорее всего Арлекино не может по другому — выходит из подобного слишком вежливого образа она только на сильных эмоциях (проверено на личном опыте), и даже так вряд ли она бы смогла сказать Фурине такие слова утешения, которые бы ей понравились. Они обе были актрисами, но Фурина была звездой театра, в то время как Арлекино играет роли в политике и отношениях с людьми. Они были актрисами слишком разными, и в одной и той же ситуации выберут разный текст для своей роли. Но даже так, хотя, скорее, именно благодаря своему огромному опыту в актёрстве, Фурина действия Арлекино понимает. Было приятно, что Арлекино попыталась её утешить. Попытка была совсем уж несуразной, но именно благодаря этой несуразности Фурина смогла всё осознать и просто прыснуть с нелепого почти безэмоционального лица, в выражении которого всё же можно было разглядеть едва скрываемое беспокойство. Арлекино, кажется, ожидала не совсем такую реакцию — вероятно, она ждала ответа от Фурины несколько спокойнее, чем то, что получила. Её глаза слегка округлились, и она глуповато погладила плечо Фурины, после чего убрала руку. — Впредь я больше не буду поднимать тот день в разговоре. Вас это устроит, Фурина? Фурина задумалась, но после кивнула Арлекино. Булочки, которые эта нелепая и бесстыжая Предвестница принесла, были крайне вкусными. Фурине хотелось съесть их все, но с другой стороны, хотелось оставить и для Арлекино — девушка предложила ей сладости, но Арлекино отказалась, сославшись на отсутствие голода. Фурина тогда решила, что в следующий раз угощать будет её черёд. Начало холодать. — Вам стоит пойти домой, Фурина. Пусть дни ещё теплые, но ночи становятся всё холоднее и холоднее. Фурина тихонько откинула носком камень, лежавший на асфальте недалеко, и заиграла пальцами. Вечер пролетел уж очень быстро. Это и понятно, Арлекино — занятая женщина: многодетная мать-- то есть, «Отец», и Предвестница Фатуи. Вероятно, Фурина и без того заняла много её времени. Вообще, думая об этом, Фурина осознала, что Арлекино, похоже, назначила встречу через несколько дней после того, как Лини (предположительно) передал ей её сообщение, не для того, чтобы дать Фурине время подумать. Арлекино, скорее всего, выкраивала время в собственном графике для неё. Но даже так… Фурина сделала глубокий вздох. Даже так, Фурине хотелось занять ещё хотя бы немного времени Арлекино. Хотя бы совсем чуть-чуть. Фурина спросила: — Когда мы сможем увидеться вновь? Арлекино: — Пока я в Фонтейне, я остаюсь в Доме Очага. После этого Фурина всё же согласилась пойти домой. Арлекино хотела проводить её, но Фурина сказала, что будет глупо делать целый круг по городу, и настояла, чтоб Арлекино возвращалась к детям. Та так и сделала. Сжёгши докуренную сигарету, Арлекино поднялась по ступенькам на возвышение к зданию Отеля Буфф Д’эте. Войдя внутрь, Арлекино увидела Фремине, сидящего возле очага и читающего детям книжку.