Черный человек

Воды Токийского залива пожирают небосвод, расплескивая ало-розовые всполохи. Еще немного и Йокогама погрязнет в холодной осенней ночи, что услужливо примет каждую шайку, каждого воришку и убийцу. Однако проснется и Портовая мафия. День и ночь. Детективное агентство и Портовая мафия. Две стороны одной медали. Две организации защищающие город своими чудовищными силами. Добро и зло. И оба эти лика отражены в одном молодом мужчине, что отчаянно пытается оправдать свое право на жизнь. В попытках сбежать от темного прошлого Дазай нередко вспоминает слова рыжеволосой женщины. Она любила повторять, что цветы, растущие во тьме, как не крути во тьме лишь выжить могут. — Ошибаешься, — рука шатена уже порядком затекла будучи в положении подставки под тяжелой одурманенной алкоголем головой. Конечность начинает неметь. Качнувшаяся в глазах комната заставила тело дернуться, чтобы избежать иллюзорного падения. Полупустая бутылка с золотистой отравой намертво приковала к себе взгляд молодого человека, что топил свою личность в зловонном спиртовом пойле. Мужчина еще не был пьян настолько, чтобы устраивать очередной сеанс кровопускания из тонких испещренных шрамами запястьев. Не настолько пьян, чтобы искать приключения в мнимой тьме города. Но пьян настолько, чтобы тело переставало слушаться, а разум слабел. Противные крики птиц за окном заставили плечи напрячься. Рука, будто в миг потерявшая кости и ставшая неуправляемой, дернулась к поясу брюк, где когда-то давно, в другой жизни, был припасен пистолет. Вот только кому был нужен детектив в небольшом оплоте одиночества, называемом общежитием при агентстве? А если кто и придет по его душу, то сопротивляться мужчина уж точно не станет. Слишком хорошая возможность для долгожданного финала. Чем больше ночь обнимала город, тем глубже ступал детектив в темные глубины своей разлагающейся души. Нужно было срочно заполнить эту разъедающую нутро пустоту. Половина стакана — мало. Еще немного. И еще. Весь вечер походил на то, как наполняется ванна, в которую забыли вставить пробку. Эффекта также не было. Переводя стекленеющий взгляд на любимую книгу и лежащие рядом таблетки, что остались после какого-то рейда на наркоторговцев пару лет назад, гениальный мозг усердно просчитывал вероятность умереть от смешения алкоголя и наркотиков. Очередная порция спиртосодержащего напитка обожгла глотку. Дазай было подумал, что очутился на корабле в разгар шторма. В каюте, так удачно похожей на его квартирку, что гипнотически раскачивалась влево-вправо. Влево-вправо. Влево… Стук в окно побудил в панике обернуться. Ошалевший взгляд уперся в ночную темноту, от которой шатена отделяла прозрачная преграда, вот только за окном никого не было. Нервно бьющееся в груди сердце надо было успокоить новой дозой «лекарства», которое Осаму самолично выписал на этот вечер. Со стороны прихожей мерзко скрипнула половица. За ней еще одна. И еще. Кто-то смелым неторопливым шагом направлялся к самоубийце. Расстояние не было большим, но звук шагов и скрипа ни на сантиметр не приблизился. Сердце Дазая замерло, а после забилось с удвоенной силой. И вот, словно у самого уха, стул напротив прошкрябал ножками по деревянному настилу. — Где же?.. — израненная рука снова метнулась к брюкам. Расфокусированный взгляд пытался отыскать оружие среди таблеток, книги и бутылки. — ОН тебе нужен? — голос такой знакомо-незнакомый прозвучал будто из далека, где некогда скрипел пол. Незнакомец, чьи черты оказались неразличимы в мраке раскачивающейся комнаты, показательно, на указательном пальце вытянутой руки, держал за спусковую скобу пистолет. Оружие оттягивало худую руку вниз, что вместе с позой незваного гостя кричало о невежестве и презрении к собеседнику. — Друг мой, ты выглядишь очень и очень больным, — брови Дазая грозились встретиться на переносице, так сильно он напряг глаза, чтобы разглядеть нарушителя спокойствия. — Некоторое время назад видел я пацана в одном из бедных районов этого городишка. Он трясущимися руками держал такую же игрушку, — пистолет с грохотом упал, а палец, на котором еще минуту назад висело оружие начал выводить по книге какие-то слова. Шатен отчетливо различал в движениях написание иероглифов, но они никак не складывались во что-то осмысленное. — Но самое интересное, что когда он все же нажал на курок, то даже не вздрогнул от выстрела! Представляешь? Это был храбрейший трус, которого мне довелось повидать. — Ты кто? Что ты… вообще несешь? — раздражение накапливалось в Дазае с завидной скоростью. Незнакомец не обратил внимания на вопросы и поднялся со своего места. «Вот сейчас» — думал Осаму, приподнимаясь на стуле и вглядываясь в темное лицо, чтобы хоть немного понять кто же перед ним. Все было тщетно. Но эспера не покидало чувство, что они с гостем знакомы и довольно близки. Человек прошагал прямо к кровати в углу комнаты и развалился на ней, будто на своей собственной. Хозяин квартиры захлебывался от возмущения. Конечно, он и сам частенько пренебрегал чужим личным пространством, а чувство такта и вовсе потерялось еще в далекой юности. Вот только каждое действие темной личности раздражало все больше и больше. — Слушай, юнец был настолько глуп, что стал марионеткой. Представляешь? Он, будто псина, выполнял команды своего хозяина, — смешок из уст человека разнесся по комнате. Дазай встал со стула, хватаясь за край стола и едва не заваливаясь на его поверхность. Тошнота застряла в горле. Желудок скрутило узлом. — Мерзость. Осаму уверен, что последнее выражение брошено в его адрес и да, незнакомец был прав. На душе стало тоскливо и тошно. Прямо как в день смерти Оды. Страх растекался по венам неполноценного человека. Казалось бы, от такого точно протрезвеешь в мгновение ока, но нет… — Слушай, а ведь мы с ним частенько виделись, — доносилось бормотание с кровати, — Он и я будто тень и свет. Хотя нет, как тень и тень. Но разве это возможно? Слушай, тогда быть может я и есть он? — Да о чем ты, черт возьми, говоришь? — Осаму сделал первые аккуратные шаги в сторону бормочущего человека и уже приблизившись к кровати гость вскочил. Шатен повалился на пол, едва удерживая рвущуюся наружу рвоту. В тонкие и длинных пальцах незнакомца появилась книга. Та самая, которая лежала на столе еще несколько минут назад. Страницы шелестели под незатейливую мелодию, которую напевал черный человек, как успел окрестить его детектив. Он все еще не мог различить черты гостя, но темный силуэт был до боли знаком. — Тот человек живет в стране заполненной похотью, жадностью, шарлатанами и силой, которой недостоин ни одно живое существо. Но знаешь, этот человек был самой высокой и лучшей марки… Скажем, А5. — Черный человек ни разу не оторвал взгляда от страниц, будто читал чью-то биографию. Вот только эспер знал, что в его любимой книге точно не было описания жизни какого-то прохвоста. — Вот еще, — незнакомец водил пальцем в книге, словно боялся потерять нужную строчку, — но сперва скажи, в чем измеряется жалость? — Жалость? — худое тело детектива прошиб озноб. Руки мелко подрагивали, а по спине скатывались капли холодного пота. Это… страх? — Да-да, друг мой, жалость, — луна, так кстати вышедшая из-за облаков, решила заглянуть в комнату через небольшое окно. Шатен видел, что гость был одет в черный костюм и такого же цвета длинный плащ. Несуразная шляпа умостилась на его голове, отбрасывая тень на лицо. Такой знакомый мужчина… — Так и быть, я помогу. Мера жалости — степень неуважения собственного Я. Нам, людям, жаль себя настолько, насколько мы себя ненавидим и неуважаем. Черный человек поднялся с кровати, поправил шляпу и присел рядом с Дазаем на корточки, откинув полы плаща. — Друг мой, кажется, ты очень и очень болен. Холодная, будто мертвая, рука гостя коснулась покрытого испариной лба эспера. Дазай очнулся от внезапного прикосновения и осознал, что легкие горят от нехватки кислорода. В какой момент он перестал дышать? Когда черный человек говорил? Или когда присел рядом? — Он был столь красив, изящен и легок на красивые речи; настолько искусен в своих масках, что совсем не различал собственного Я! Или же он потерял его в этом спектакле жизни? Незнакомец поднялся и подошел к окну, всматриваясь в серебристый серп подвешенный в небесной темноте и изредка бросая взгляд в книгу, которую продолжал сжимать в руке. Осаму подполз к кровати, чтобы использовать ее как опору и поднялся на ноги. Ему хотелось рвануть к гостю и развернуть его что есть сил. Схватить за плечи и сжимать их до побелевших пальцев. Встряхнуть, чтобы эта дурацкая и безвкусная шляпа слетела с его головы и открыла наконец-таки лицо! — Прочь! Кто ты такой, чтобы читать мне биографию какого-то отброса? Что мне до жизни очередной фальшивки?! Иди другим читай и рассказывай! — Послушай, — прохрипел незнакомец прямо в лицо Осаму, одаривая того теплым дыханием, и смотрит так пристально, словно хочет сказать что-то еще. Открыть глаза на что-то столь очевидное и отвратительное, что детектив не выдерживает напора. Рвота, сдерживаемая все это время, выплескивается на пол, пачкая чужие туфли остатками обеда и алкоголя. Дазай обхватывает себя руками, будто это может хоть как-то помочь ему. Долгие минуты в комнате раздавались только хлюпающие звуки извергаемых на пол масс. Не успел Дазай придти в себя после приступа, как громоподобный голос раздался совсем рядом с его ухом. — Слушай же! — человек схватил эспера за рубашку, оттаскивая того ближе к окну и жестко толкая в холодную стеклянную поверхность. — Никогда прежде я не видел, чтобы такие подлецы так ненужно и глупо страдали! Ах, ведь нынче восходит новая луна, неужели поэтому ему так тоскливо? Осаму ухмыльнулся растерянности гостя. Детективу было все равно если его сейчас убьют его же пистолетом и оставят на холодном полу. Весь этот вечер казался ему сюрреализмом. Чем-то невозможным, далеким от реальности, но стоило человеку вновь обратить внимание, на приживающегося к окну хозяина квартиры, как внутри самоубийцы что-то оборвалось. Эти глаза… Покрытые мутной белесой пленкой карие глаза он видел так часто, что и представить сложно… — Не знаю, не помню, что же было дальше? Что же? — бормотал незнакомец пока подбирал с пола оброненную книгу и кажется листал до страницы, на которой остановился. Помню, жил этот мальчик в простой бедной семье, но почему все обернулось так? Не помню… — Чего ты добиваешься? Зачем ты здесь, чего хочешь от меня? — Дазай и сам с трудом узнал свой дрожащий голос. От холода ли это или от всех впечатлений? — Он стал взрослым. Стал вором и убийцей. — в груди Осаму поднималась злость. Мало того, что этот человек не ответил ни на один его вопрос, так еще и рассказывал о ком-то, чья жизнь столь удивительно походила на его собственную. — Он не спас даже собственного друга! Знал, что тот умрет, но предпочел обсудить с хозяином незамысловатую игру чужой жизнью. Мерзость! Сил терпеть весь этот бред больше не было. Бешенство, слепая ярость затуманили разум мужчины. Руки тряслись уже не от холода, а от переполняющей хрупкое тело злости. Губы кривились не то в усмешке, не то в зверином оскале. Один большой шаг к кровати, на которой очень кстати оказался пистолет и Дазай не целясь делает выстрел. Пуля устремляется ровно в центр уродливой шляпы. Но этого казалось мало. Выстрелы один за другим набатом разносились по квартире пока обойма не опустела… …Рассветное небо покончило с серебристым месяцем. Ночь подошла к концу. Входная дверь едва не вылетела из петель от чьих-то отчаянных попыток ворваться внутрь. Ох уж эта ночь… Обманщица. Дазай стоял посреди комнаты в одиночестве. Никого рядом. Никакого черного человека или следов его пребывания. Дазай стоял один посреди комнаты. В черном костюме и такого же цвета длинном плаще. Он один. Вокруг ни души. Только осколки стекла, что так и не выпали на улицу, украшали собой пол…