Ты не виноват

      Зажжённый фонарь был в том месте единственным источником света. Долина леса Фэнгвуд заброшена веками назад, она так и нагоняла тоску, печаль, чувство одиночества, которое не избежать, сколько не пытайся. Кругом было сыро, влажный воздух подземелья давно стал привычным здесь и не сбивал с толку двух медведей, что остались переночевать тут всего на одну ночь. Где-то в самых потёмках брошенной жизнью территории слышен едва различимый, но звонкий стук капель об полусгнившие деревянные доски. Казалось бы, ничто не могло помешать их мирному и спокойному сну… Однако один из них внезапно проснулся от новых, уже совершенно других звуков. Густо славился хорошо развитым слухом за те двенадцать лет обитания на острове, но никогда этим не хвалился, потому что это преимущество довольно часто не давало ему как можно больше насладиться прекрасным миром ночных грёз. Художник устроился в укромном местечке, где когда-то пять сотен лет назад была чья-то уютная спальня. Плевать что пыльно и грязно, сейчас это совсем неважно… Уши зеленоглазого дёрнулись на доносившийся из соседней комнаты звук, именно оттуда, где остановился за компанию переночевать и его приятель. — Толстун? — Густо тихо встал с постели, взял фонарь и с ускоренным шагом направился к другой двери. Подойдя ближе и убедившись, что можно войти без проблем, поскольку второй и не подумал запираться на ночь, голубой мишка распахнул её… Густо тут же накрыло чувство страха и волнения, когда он услышал вместо ожидаемого храпа тихие всхлипы. — Эй… — Он подбежал к кровати, негромко ступая по сырым доскам. — Ты чего? Толстун спал лицом к стене, подперев правой лапой свою голову, так как от подушки, что находилась здесь осталось только одно её название. Он вжался вплотную в грязный плед, который был смят сплошным длинным свёртком его сильными лапами. Толстун уткнулся мордочкой прямо в то, что он так крепко, с такой силой обнимал, словно пытался удержать что-то по истине важное и неотъемлемое в жизни. Его тело дрожало, как осиновый лист, иногда резко вздрагивал и так же неожиданно успокаивался, издавая те же всхлипы, вслед за которыми прибавились и тихие завывания… Сердце Густо болезненно сжалось внутри, когда до него стало доходить, что Толстун всё ещё спит… Но он явно видит во сне что-то очень нехорошее. Художник поставил фонарь на напротив стоящую тумбу, где так же находился и второй, потухший, после ловким и лёгким прыжком оказался на кровати Толстуна. Он подполз к нему сзади и начал несильно трясти его за плечи в попытках разбудить и, возможно, как-нибудь помочь. — Толстун! Толстун, ну же, просыпайся… — С момента, как он начал пытаться что-либо сделать, прошла целая минута, Толстун будто бы и не слышал его. — Проснись, пожалуйста… — Густо перешёл на шёпот, тревожно глядя на плохо спящего. — А?! — Толстун резко подскочил с места, тем самым напугав Густо своим неожиданным пробуждением. Художник вздрогнул и упал спиной вниз с кровати, глухо ударившись локтями об пол. — Ты не спишь! Боже, напугал… — Он встал на ноги, отряхнувшись, даже совсем не намекнув на недовольство. — Что случилось? — Он поднял мордочку вперёд, посмотрев серо-голубому медведю прямо в глаза. — Ничего страшного, просто, плохой сон, Густо. Извини, что побеспокоил… — Голос Толстуна звучал растеряно, его взгляд метался по помещению, так и не осмелившись посмотреть прямо на художника, словно увиливая от ответа. Зеленоглазый молча подсел на край кровати, смотря на второго грустными и полусонными глазами. — Не хочешь поговорить об этом? — Нет, не думаю, что тебе будет интересно. — Толстун принял такую же позу. — Дело не в моих интересах, что тебе снилось. С тех пор как жуки сожрали все наши ягоды, ты стал каким-то… Не таким. Тебя точно что-то беспокоит. — Я ни чуть не изменился, с чего ты решил? — Не ври мне. — Густо помотал головой. — Я по твоим глазам всё прекрасно вижу. Может, расскажешь, что с тобой? Я тебя выслушаю. Толстун сжал свои руки в кулак, явно не решаясь что-то рассказать, он устремил свой взгляд в пол, но так и не сконцентрировавшись на просмотре чего-то конкретного. Ещё немного и тот уснёт с открытыми глазами. Густо в таком случае был терпелив, не собирался его торопить. Сделав глубокий вдох, голубой мишка подсел ближе, взял Толстуна за предплечье, и оттянул его руку на себя. — Так лучше? — А? — Тот словно опомнился от чужих прикосновений. — Д-да… — Ну так, что? — Я… Я не знаю, с чего именно начать. Всё так запутано. — Очередная пауза, но уже не такая долгая, как предыдущая. — Мне снилось то, как остальные поехали за нами и погибли в этом лесу! Даже ты… И то, что мы не справились с нашей миссией и по моей вине потеряли единственный саженец куста ягод гамми. — Это не твоя вина, Толстун! Что ты говоришь такое? Здесь нет твоей вины, откуда ты мог знать, что всё так обернётся? — Колдун предупреждал меня, а я, как идиот не послушал его и проигнорировал бо́льшую часть инструкции той штуки, которой я привлёк тех жуков! — Каждый имеет право на ошибку. Я уверен, они давно простили тебя. — Но я себя нет! Из-за меня мы остались без сока! Густо прекрасно понимал, что Толстун был прав. Он взглянул в пустоту, обдумывая более убедительный аргумент. — Однако, сейчас ты исправляешь свою ошибку, разве это не так? — Да кто знает, что будет завтра? — Толстун тревожно развёл руками, начиная заикаться, готовя очередную отговорку самообвинения. Густо резко схватил его за запястье, и посмотрел прямо в глаза. Правой лапой он коснулся щеки Толстуна, аккуратно проводя пальцами по густой гладкой шерсти. Хватка Густо за чужое запястье ослабляется, теперь он сжимает только ладонь. — Всё в порядке. Ты не виноват, булочка. Не смей себя накручивать. Щёки Толстуна запылали от таких непривычных ему прикосновений, он не знал, как реагировать дальше. — Б-булочка? — Насторожился он, замерев на месте, в его мыслях не витало желание отпрянуть от такого необычного тактильного контакта с Густо, которого он ранее на себе ещё не испытывал. — Да. Самая настоящая булочка, которая никогда не сделает плохо остальным, и даже не подумает это сделать. — Густо звучал тихо, полушёпотом, но так успокаивающе, художник прижался к нему, крепко обняв. — Всё произошло непредвиденным образом, оставь позади эти мысли и думай только о хорошем. Нам обоим нужно выспаться, завтра предстоит трудный день. — Ты абсолютно прав, Густо, не нужно думать о плохом. — Уже с искренней улыбкой кивнул он в ответ. — Доброй ночи. — Толстун развернулся, прилёг обратно, приготовившись ко сну. Когда художник оказался рядом, ему знатно полегчало, он больше не ощущал на себе тяжёлого груза самообвинения… Казалось, сейчас они вновь разойдутся, пожелав друг другу всего хорошего, но не тут-то было. Внезапно Густо заваливается через Толстуна, ложится рядом с ним, оказавшись близко к стене. Его взгляд внушал доверие, однако можно было заметить и едва различимые нотки игривости. — Оу, т-ты никуда не уходишь? — Вновь щёки серо-голубого медведя начинают обретать пунцовый окрас. — Нет, я остаюсь с тобой, чтобы ничего больше не случилось. — Густо слегка приблизился ко второму, почти в наглую прижавшись. — Спокойной ночи, булочка. — После чего уткнулся своей мордой в его шею, начиная засыпать. Недолго думая, Толстун, чувствуя странный прилив теплоты и трепета в области своей груди, так же постепенно погрузился в мир сладких снов… Теперь сладкоежка был полностью уверен, что в завтрашний день им обоим улыбнётся удача.