Я чувствую тебя всегда

Гермиона стоит в душе, струи теплой воды стекают по ее плечам, второй год она не может расслабиться из-за постоянной тревоги. Война оставляет свои следы на теле, но еще в душе, глубоко, там, где совсем не видно. Слезы текут по ее щекам, вторя поднимающей пар воде. Она одна, и никто не может ей помочь, никто, кроме него с его взглядом, смотрящим в самое сердце, таким, что в ответ смотреть стыдно, но невероятно уютным. Она напевает что-то себе, проходя глазами по его лицу в своей голове. Высокие скулы, сведенные брови, нахмуренный взгляд, ямочки от улыбки… Она знает каждое из них, все выражения лица, которые он привык прятать все эти годы. Она их видит. Они вместе в его доме, в котором она не была ни разу, дверь открыта и она робко входит. Он улыбается. По телу бежит нарастающее напряжение. В его присутствии всегда так парадоксально: сердце поет, но воздух сгущается от электрических разрядов. "Я хочу коснуться тебя”, - тянет она неуверенно. Они в гостиной, кресло одиноко смотрит на догорающие в камине поленья. Приглушенный свет оставляет на стенах яркие замершие тени. За спиной над светильником ярко кружат частички отмершей кожи. Гермиона не видит деталей, зажмуриваясь сильнее, они лишь мешают, ей нужен только он, его взгляд, его руки, его прикосновения, которых в ее голове всегда мало, которых в реальности у нее никогда нет. Теплые руки прижимаются к ее щекам. Он касается первый. Медленно, протяжно, ласково, исследуя сантиметр за сантиметром. Ресницы подрагивают от удовольствия. Она закрывает глаза и чувствует его губы. Такие теплые и манящие, что невольно раскрывается рот, требуя большего. Она плавно касается его языка своим и задерживается на мгновение, побуждая его толкнуться глубже, напористее. Дыхание перехватывает, когда он обхватывает ее голову руками и целует, отдаваясь без остатка. Все единицы времени принадлежат только ему. “Я чувствую так сильно”, - шепчет она в губы. Румянец заливает лицо. “Прости”, - со сбившимся дыханием он, окидывая взглядом бугорок на штанах, вжимающийся ей в бедра. “Да нет же”, - смеется она и притягивает его ближе. - “Просто ты рядом и все тут”, - вовлекая его в еще один поцелуй, пленительный, томный, такой, что звезды по сознанию блуждают, заграждая собой пространство и время. . Она толкается бедрами в него, дразнит, но руки не тянет, не знает, как подступиться. Он стонет, извивается, но не просит о большем, слова слишком мешают тому танцу языков, который они впервые танцуют. “Я могу?” - мычит ему в губы. Чувствует его согласие на своей шее и громко выдыхает, выпуская страх и неуверенность. Она осторожно тянет язычок ширинки вниз и достает его член. Он хватает ртом воздух и сильнее упирается ей в шею. Так долго, так мучительно долго он мечтал об этом. Тонкие пальчики блуждают по мягкой коже и рисуют незамысловатые рисунки. Она любит нежность, он знает, и терпеливо дает ей возможность проявить ее. Осторожно обхватив его, Гермиона проводит по всей длине и потирает большим пальцем сочащуюся смазкой головку. Он шипит ей в шею - одним лишь кружением сводит его с ума. Северус забывается, когда она сжимает член сильнее и водит ладонью вверх-вниз, позволяя ему держаться за себя, колени предательски сгибаются. Он мечтал об этом каждый чертов вечер два года подряд. Пара толчков, и он кончает ей в руку. Гермиона улыбается ему в губы и подносит к своим ладонь, пробуя его на вкус. Соленый. Краска заливает его и без того алеющее лицо. “Как подросток”, - понимает она по его едва шевелящимся губам. “Северус, ты можешь делать это пять минут, десять, двадцать, час, два, весь день, я все равно буду в восторге от тебя”. - обнимает его в ответ. - “Можем прилечь?” Я думал, ты не спросишь. Слова путаются в голове. Она берет его за руку и тянет к кровати. Гостиная исчезла, осталась лишь большая кровать и он, опускающийся рядом с ней, все еще с расстегнутой ширинкой, эрекцией и горящим взглядом. Он осторожно касается ее губ и тянется к шее. Она не готова, и он чувствует это. Гермиона смущается и толкает его на кровать, зарываясь в шею. Рот готов терзать его так сильно, что губы трескаются от напряжения, когда она в очередной раз их кусает. Зубами проводит дорожку по шее и заставляет его издать стон. Опускается плавно, языком кружа по ключицам, изучая, исследуя, запоминая. Посасывает сосок, плавно кружа в пальчиках второй, нежно касается губами бледных ребер и зарывается носом в живот, рисуя им дорожку в пах. Северус хватается руками за простыни, кусая губы, извиваясь. Член предательски тянется к алым губам. Он хочет остановить ее, взять в руки, приласкать. Северус всегда был сторонником справедливых отношений, но Гермиона не позволяет ему хотеть, даже мыслить связно, просто целует головку, водя по ней влажными губами и впускает его в своей рот. Двигайся, Северус, я хочу, чтобы тебе было приятно, мой любимый, я так хочу этого уже два года. Руки затекают от напряжения, пока он борется с собой, заставляя себя остановиться. Гермиона плавно опускается ниже и окутывает пальцами яички, нежно лаская. Северус двигается вперед и стонет громко, заставляя её застонать в ответ. Член пульсирует в ответ от вибрации, рассказывая все предпочтения своего владельца. Гермиона улыбается и стонет еще раз, опускаясь ниже. “Гермиона!” Как же мне хорошо, моя любимая. Северус держится дольше, но также быстро сдается. С ней рядом он никогда не мог держать себя в руках. Ни разу. Даже когда она заявлялась к нему в джинсах, потрепаной худи и невыспавшаяся, руки предательски тянулись к ней, и ему приходилось заставлять себя отступить, отвернуться, чтобы не видеть, как она смотрит на него с таким участием, с таким трепетом. Ему больше не стыдно. Он смотрит на нее с обожанием и притягивает к себе. “Я хочу сделать тебе приятно”, - целует ее в висок, опуская пальцы к краю футболки. “Отвезешь меня домой, Северус?” - так просто заявляет она, смотря на него своими большими карими глазами. Сердце пропускает удар, когда она прижимается к нему сильнее, а затем резко встает, оставляя рядом гремящую пустоту. Хочется спорить, но она не оборачивается. Он поднимается и прижимает ее к своей груди, целуя в висок. Страсть делает шаг назад. Недоумение отступает, когда она откидывает голову ему на грудь. “Как скажешь”. Она еще не готова. Гермиона открывает глаза, выключает душ и берет полотенец. Северус. Сердце стучит сильнее, рука опускается вниз и касается входа. Она такая влажная. Такой бывает только для него. Улыбка оттеняет румянец лица. Северус. Она хочет его сильнее. В этот раз можно позволить себе дорисовать картинку и дать ему возможность сделать ей приятно, пускай она убеждает, что еще не готова. Он наверняка с ума сойдет.

***

“Гермиона, мы дома!” - стучится бархатный голос в ее сознание.