Meanness

Он сидит, упивается запахом спиртного, коим пропахла вся его каюта. МоддиЧат - непорядочный капитан, непонятно по каким причинам еще числящийся на службе флота, откровенный пьянчуга. Чат встать хочет, но градус ударяет в самую голову, совсем дурную, явно ищущую неприятностей. Пот по виску стекает, капает на ткань - оставляет след, такой же заметный как пьяный румян на шрамированой щеке. Глаза - стекло, красное, как на витражах знати. Чат поднимается с трудом, шатается, напоминает загнанное животное, слишком большое животное. Сутулится, кряхтит, убирая бутылку пойла куда-то под стол, чуть ли не разливая. Неряшливо убирает взмокшие волосы назад. Модди иметь возможность стоять ровно на палубе вполне рад, но ночь неспокойна, от того и шатается, опираясь на каждый выступ. Новая форма сжимает плечи, на обуви, напротив, концы из кожи совсем облезли. И Модди полностью такой, как данность. Кичится чем-то заметным и новым, но если присмотреться хоть долю капли внимательнее - образ порядочного капитана рушится на тысячи песчинок, которые никогда и не были чем то цельным. Дверь каюты открывается со скрипом, сталкивая свет лампы и луны. Запах соленый, резкий и холодный, бьет по лицу сильно, но недостаточно, что бы привыкший с годами капитан как-либо почувствовал это. Шумно. Шумно и солено. На языке и в горле горько. Откровенное желание поймать любого из команды еще не спящего, заманить на карточную игру потрёпанной колодой, удачной, той самой колодой, коя выигранна в одном из пабов, обдать пьяной отдушиной и бранным жаргоном. Модди знает точно - встретит только нерадивого юнгу и рулевого, все остальные внизу, наверняка травят байки услышанные от менестреля. Работает с тем, что имеет. Ступает криво, закашливается, пытается сфокусироваться на лице с тусклыми веснушками и собрать слова в хриплом голосе. — Молодняк, кой черт ещё не спишь, открытому небу и волнам докучаешь - Чат срывается на низкие ноты, пытается продрать горло выплевывая слова. Парнишка глаза поднимает уставшие, совсем не желающие отвечать мужчине, вздыхает, хоть и пытается скрыть, четко чеканит слова. — Небо мне только радо, в отличие от вас, капитан. - Смело, а точнее самонадеянно, опрометчиво и глупо. Глупо-глупо-глупо. Ни один десяток таких же самодовольных мальчишек загубил бывалый капитан, от того и мало кто приживался дольше чем до третьего порта. Неокрепшие ребра - так называли беглецов, что словно бы случайно терялись в бесконечных завалах бочек и прочей утвари, что нашла себе дом подле морского, иного мира. Смешно - ситуация из ничего. Такая абсурдная, что почти реальна. Модди зубы скалит, расплывается в кривой и неказистой попытке улыбнуться, щурится - Парниша напротив без представления о такой вещи как последствия. И Чат только рад такому - жажда на легкую и падкую добычу возрастает, развращает ту греховную потребность всех моряков. Руки у Чата большие, загрести нерадивого Юнгу могут без проблем, стоит только найти на что они смогут сыграть. Скрежет тени сбоку, как в сомнительных байках средь трактиров на далёких землях. Выплывающая фигура из чистого ничего между мачтами - чрезмерно высокая, долговязая и суетливая, с неправдоподобным, фигурным носом, от чего-то казавшийся правильным на лице хмуром, с веками нависшими от усталости и тяжести жадных секретов корабля. — Глубинный черт шатается под полной луной, да неокрепший ум и без того туманный путать собирается. Капитан, шли бы, отоспались. Малец ничего путного не даст, лишь слухов по вашей же неосторожности да лёгкому языку на разговоры наберётся. Фигура голосом знакомым пленит, таким звучным и слишком несвойственным для полу глухого человека - через чур тихим, что голова плывет, от чего ощущение дикое - вместе с потом стекает и сама кожа. Юнец на голос оборачивается мгновенно, выдыхает. Перед ним его билет на это судно - Жираф, шрамированый на одно ухо из-за породы ему близкой в одном из портов. Они похожи. Самое главное никто не может взять в толк чем - но они схожи столь же близко, сколь может юное тело походить на более взрослую версию себя. — Кто бы мне давал советы без вас, мой друг, да вам бы самому следовало меньше всякого с берега подбирать, быть может, и туманить мне нечего было бы. Да только руки чешутся карты разложить, ищу себе компанию еще не спящую. Модди улыбается в манере кота - сытого и наглого, ничем не запуганного по жизни, как подобало бы высокому чину. Жираф лишь щурится, удивляясь стойкости слов закадычного пьяницы, который влил в себя явно чуть больше положенного, подразумевая что слово « чуть » превышает все допустимые рамки значений. — Не в силах помочь, мальчишку отдать не могу. Под покровительством находится человека значимого, иначе бы ноги его тут не было. - ложь наглая, но вопреки этому не корыстная - Прими его прибывание, он все же не девица, беды не завлечёт, с работой ему доверенной справляется хорошо. А азарт оставь для бродяг в тавернах. Жираф мальца отгораживает неосознанно, утаскивает к себе в тень, более не желая продолжать разговор. Пальцы длинные и больно худые слишком сильно сжимают плечо, от чего ткань не новая трещит жалобно, совсем печально. Рулевой прежде стоящий скрытно и тихо, теряясь в каждом туманом сгустке, голос падает волнительный, потерянный. Подзывает капитана к себе, судорожно тычет в карту, тембром давит в недовольстве. Скалистый район не был путем намеченным - идеальным сценарием должны были его миновать, да только чье то нетерпение и правки в картах имели прихоть другую, от чего шанс напороться на один из морских капканов в тумане ночном возвышается почти до точки невозврата. Ругань и взвывчивое блять Чата - вещь странная, свойственная, но так ему не идущая. Лицо рулевого беспокойно, мокрыми белыми прядями облеплено. Хочется спор затеять громкий, да только Джаст знает - шум на водной просторе - гибель незамедлительная. От того сквозь зубы цедит план разворота, пока не столь далеко заплыли к прямой своей смерти. Кшиштоф с глазами горящими смотрит - умирает от любопытства, почти не ощущая за спиной своей фигуру темную, тяжелую. А тяжесть и мрачность ауры являются спутниками человека знающего. Жираф помнит это место, помнит и такого же эмоционального Джаста, что было редкостью.

Эта ситуация уже случалась

Осознание страшное, на пот прошибающие. Они проплывали здесь несколько лет назад в другом составе, только причиной тому была случайность, а не спешка и правки в картах. От того друг его и взвинчен, ибо поклялся больше сюда ни под каким предлогам не заплывать, поклялся и себе и Жирафу, (еще тогда судьба свела их в знакомстве раннем) на своем слабовидящем глазе. Та же туманная ночь теперь не успокаивает и воспринимается как само собой разумеющееся, а напротив, заставляет вспомнить весь тот страх и веру в Бога, кою моряк уже позабыл давно. Его единственная цель - уберечь Кшиштофа по обещанию данному покойной семье, обеспечить ему труд и жизнь приемлемую. Большая ладонь теперь не просто держит, а уже оттаскивает парня ближе к трюму, наказывая ему спрятаться глубже, и не прислушиваться более к тому что происходит сверху. Парнишка обиду глотает, однако уходит вниз, демонстрируя чрезмерную покорность для такого как он. Позади все еще слышится голос перечуший. Чат делать круг в таком маленьком пространстве не хочет, ценит время, которого более может не застать. Джаст же знает что скалистые берега не чистой силой заняты - да только про русалок сейчас говорить - самого себя обречь. Модди - человек неверующий ни в Бога, ни в нечисть - что редкость среди людей приклонивших головы перед просторой водной. За все свои года на суднах различных не доводилось ему встречать то, что заставило бы усомниться в его убеждениях.

Сегодня - должно быть, исключение.

Судорожно споря, теряют внимание, совершают раковую ошибку - они заплыли слишком далеко, пространство для маневра отсутствует. Туман здесь от чего-то гуще, а воздух плотнее, тяжелей. Жирафу жутко ровно так же, как и Джасту, кой притих от понимания ситуации. Один капитан не унимается от ударившего в голову спирта - все еще причитает, да так громко, что хочется утопиться. Смотрит по сторонам, проверяет на наличие угрозы, что отзывается ужасом в глазах, казалось бы, бывалых людей. Для Чата ситуация смешна - мужчины боятся камней. Угрозу напороться он не отрицает, но что бы до такой степени! .. Джаст не выдерживает, шепчет чуть ли не проклиная, искренне просит быть тише. Но стоит чину капитанскому услышать слово русалки в качестве объяснений, все остальное уже для него значений не имеет. Он лишь смеётся. Презирает чужую глупость. « Это все байки, для девиц не столь умных, предназначены отвадить их топиться из-за любви неразделённой. » В доказательство Чат всматривается внимательней, слушает каждый шорох. В манере отнюдь не светской шутит. Да только видя неодобрение Жирафа, что в тени от света лунного скрылся вновь, прекращает. Все смотрит-смотрит-смотрит, хочет доказать как неправы другие.

«Человек нежелающий верить в надежду людскую падет от собственного невежества.»

От спутанных мыслей отвлекает голос, но отнюдь не рядом, где-то в глубине, дальше. Чат настораживается, из любопытства пытается найти источник звука - ошибка. Взгляд мутный цепляет рыжина где-то у камней. То волосы, похожие на девичьи: длинные, но спутанные, с зеленой лентой водорослей уже прогнивших. Донельзя белая кожа - Чат моргает часто, щурится, решает превозмочь темноту ночи. Джаст замечает и притихшего Модди, и Жирафа, который наблюдает за этим. Вмешаться не рискует - в его руках жизнь всех остальных на корабле, штурвал оставить не может. Не хочет. Волосы на плечах лежат правильно, зазывающе. Глаза смотрят на мужчину, поедают. Пугод слух обласкать готов, заманить разгульного мужчину на съедение. « ...Человек мудрый народ свой послушает, глупец же обречен будет до той поры, пока не кончится жизнь его. » Пугод сожалений не имеет - это условия его выживания, он живёт стервятником в морском мире, ему не стыдно. Эта черта у него отсутствует вовсе - испытывает он лишь голод из чувств тяжёлых. Стал бы молить о спасении столь юный граф, если бы знал какое существование его ждало? Определённо нет. Но единственная мысль когда тебя топят: «хочу жить» в его случае проскользнуло неопрятное слово «всегда» Волей сил чудесных жабры изуродовали тело, а кожа стала столь тонка, что будь у него кровь красна как у людей - стал бы спасательным бульком, путая в тумане людей недалёких. Все его тело - гниль и холод, что приютил океан столь жестокий. Но люди - рабы своих ушей и глаз, чем Пугод пользовался не один раз. Стоит прикинуться тонущей девкой - герои своих желаний порочных кидаются без разбора. Будь то совсем молодой парень играющий в благородство, то мужчины лет более преклонных, проводящие свои последние месяца вне берега. Вот и сейчас - Пугод знает форму и клёпки на ней, перед ним капитанский. По нему видно - не верит глазам, разум его искажен, прыгнет сам и повлечет беду всему сборищу, что рядом. Ему все равно - его топили флотовские, но ни чувства злобы, ни мести сердце затопленное чувствовать уже не может. Голос его сладок, звонок - нереален. Зов свой посылает прямо, не стесняясь, более не обременённый эмоциями вообще. Модди разглядеть дивчину может с трудом. В голове эхом пронзает «помоги же» от чего сердце в груди сжимается сильно, до боли, боли истошной и горькой, ноющей давно. Его манит невесть что - он уже не жилец, ему стоит только прыгнуть, попытаться спасти и... Он одурачен. Даже если побежит к шлюпке, мелкую лодку попросту потопят. — Плыви сюда, коль силы остались, слишком далеко ты. - Громко настолько, сколько прокуренные легкие табаком китайским могут набрать воздух. Модди соображает туго, забывает факт того что вода - холод могильный, человек обычный давно потонул бы в глубине меж рыб. Пугод знает - в темноте разглядеть сможет лишь тело, а худобу разбирать не станет. Потому уверенный приближается к кораблю ближе, делает вид, что передвигается в воде совсем уж плохо. Голос свой все настойчивее проявляя. Модди - дурак каких поискать еще стоит, ибо упёртый. В опасной позе находится у края, все высматривает рыжину волос мокрых. Хрипло что-то кидает про шлюпку в некуда. Джаст с места уходить не станет - жизнь Чата не так велика как жизнь всех остальных. Жираф изредка кидает взгляды на место куда проводил юнца, а затем вновь смотрит на капитана - так же не собираясь вмешиваться. В пол уха он слышит и русалочье завывание и чатовский полушепот после крика. Пугод рядом - выглядывает, вытягивает губы синие в полуулыбке. Так жалобно. Зовет громче и громче, видит что капитан уже чуть ли не падает, разглядывая - глаза в удивление, видимо нерадивый ожидал увидеть грудь женскую и черты лица тонкие да мягкие, но Пугод не хуже, наоборот, от неожиданности получает преимущество. Муть океанская на дне ждет, залить глаза водой да песком жаждет. Пугод насытится теплом тела еще живого так же мечтает. Ветер, прежде незамеченный, кожу холодит под конец действия сильнее. Жираф тихий и задумчивый подходит незаметно, все так же бесшумно. — Умрешь ли ты от глупости? - грубо, нетактично, совсем не по-дружески. А может Жираф никогда и не считал Модди другом? В любом случае его поступок назвать вернее предательством. Руки в широкую спину упираются с силой, толкают, глаза блестят равнодушием - прощаются.

***

Мужчина мысли собирает в кучу находясь уже под водной гладью, подле Пугодовского хвоста, настигнутый страхом и трезвостью. Ему холодно и жутко - когтистые лапы тянут ко дну, а лицо прежде жалкое, как казалось самому Чату, выглядит сыто. Теперь Модди может наблюдать ряд зубов острых, и кожу отнюдь не белую, а прозрачную с мутью почти полностью. Глаза парня, коего по ошибке МоддиЧат спутал с дамой, хитры, единственные выделяются цветом - янтарь глубин, проклятый еще задолго до него. Модди задыхается и рвется в руках чужих, Пугод же упивается и жаром, и сопротивлением. Хочет вкусить человеческой плоти еще живой - от того целует в губы обветренные, заставляя выпустить последний воздух от неожиданности, после кусает до крови зубами белыми, более схожими с резцами и неровными клыками. Он полностью доволен страхом и вкусом.

***

Джаст видел. Жираф сделал. Теперь эта тайна добавляется в их общие - оба знают что, то была необходимость. Где одна русалка там и вся стая поблизости, от того жертва жизни единой спасла жизни большинства. Бремя убийцы - легло на Жирафа столь давно, что испытывать по этому поводу он более ничего не может. Эта ночь - секрет на двоих, что никто более вспоминать не станет.

***

Да только изворотливость и нетерпение крови молодой играет шутку злую - Кшиштоф свидетель преступления позднего, но не менее жестокого. *** Вы можете сказать что человек пьянствуюший не может быть так дурен, что не заслужил смерти от рук друга бесчестного. На что ответ мой будет расплывчив, однако, ежели вам верится в существованием злодеев, а может быть героев, трагических и романтических, вам следует уверовать и в действия Жирафа. Так ли подл поступок спасающий от бед людей невинных? Или вы может думаете, что Модди не совершил дел ужасных до сей поры?