Душа моя неупокоенная| Слово пацана| Кащей| Вова Адидас

—Владимир Кириллович, так что вы делали в то утро в лесу? —Вы знаете… Я, пожалуй, начну сначала.  —Как вам удобнее… —Все началось в тот вечер, когда я вернулся из Афганистана… … —И что же было после того, как вы услышали выстрел и уехали? Утро. Первые лучи весеннего солнца пробирались тихой поступью в окошко. На улице мелодично щебетали птицы.  Мужская рука ласково убрала прядь темных волос с лица девушки. —Вовка, не мешай спать, — недовольно отмахнулась брюнетка. —Принцесса, я на дежурство сегодня. Сутки не увидимся, — прошептал он на ухо.  —Угу, — промычала она в ответ и с головой зарылась в одеяло.  Суворов улыбнулся и принялся собираться.  Вообще, расставаться даже на мгновение было для него трагедией. После всего произошедшего, он так боялся не спасти ее вновь. Хотя и в ту ночь сберечь до конца любимую не удалось. Конечно, он старался не думать об этом. Но порой, мысли и воспоминания роем кружились в его голове, не давая сосредоточиться на жизни. Особенно в моменты, когда ее не было рядом. Слезы непроизвольно начинали течь из его глаз. После войны-то не плакал, а тут… Вспомнится, как она бежала к нему. Платье изодрано, сама бледная мертвецки, глаза напуганные и вся в крови. Истерзанная. Тело в синяках и укусах.  Он многое на войне повидал, но увидев ее…  умер.  Сердце и в правду будто остановилось.  В голове до сих пор часто слышится это молящее: «Вова…». А потом разносится звук выстрела.  Ему тогда не стало легче. Но одно он знал точно: не сделал бы Костя это сам, пуля была бы выпущена его руками.  И с тех самых пор, каждый день, в душе его жила щемящая сердце мысль: «Я виноват». Оставлять Аделину из-за этого было невыносимо. Ведь если хоть ещё раз он не сможет ее сберечь, тогда точно все кончено. Отправится вслед за другом. Входная дверь захлопнулась.  Ее утро началось с трели будильника, чашки кофе и неприятного чувства тошноты. Хотя, в глубине души, оно всегда вызывало радость. Миллионы тестов. Трепетное ожидание. Минуты растягиваются в вечность. Только каждый раз за этим всем следует разочарование. Одна полоска, как ее личное проклятие. Как напоминание о той ночи. Как подарок от того, кто навсегда отпечатался в ее жизни.  Костя пришел лишь раз. Во сне. Это был ровно сороковой день. Одетый в черную рубашку и брюки. Стоя у окна и смотря куда-то вдаль, он вновь произнес свои прощальные слова: «Прости меня, моя любовь…», затем добавил, обернувшись:  «Аделинка, я больше не приду уже. Прощай».  Она проснулась от звука хлопающей форточки. Измайлова знала, что самоубийц на том свете не принимают. Во век ему маяться теперь тенью и не находить себе места. Впрочем, за все его деяния весьма заслуженно.  Брюнетка взглянула на часы. Вновь опаздывает. Только вот ждать ее уже некому. Здесь у нее кроме Володьки никого. Семья и любимая подруга остались в Казани. А они… Нет, не в Абхазии. В Москве. Девушка поступила в Сеченовский университет, Суворов вернулся к военной службе. Времена, конечно, все тяжелее наступали и ничего хорошего-то особо не предвещали. Но оба понимали, что хуже, чем в Казани точно не будет. Вовкина семья старалась помогать и, в общем, жизнь складывалась неплохо. Конечно, не роскошно, но уютно, спокойно и вместе. А больше им ничего и не надо. Кроме одного…Их ребенка.  Весь вечер Аделина провела в истерике. Очень устала. Безумно устала.  Когда Володя был рядом, она почти не плакала. Старалась держаться. Знала, ему и так тяжело. Наоборот, приободряла всегда: —Вовка, да все хорошо у нас будет. Просто надо еще немного постараться.  А саму внутри от боли разрывает. Суворов смотрит на нее и чувствует всё. Только тоже виду не подает.  По голове ее гладит, целует, обнимает, шепчет: —Конечно. У нас обязательно получится. Я верю, любимая, — а сам видит, как у нее глаза лишь болью и отчаяньем наполнены.  И врачей уже всех объездили, а те лишь толдычут: «Здоровы оба. Пробуйте и получится. Ничего, молодые, все впереди еще». Раздался телефонный звонок. —Спишь? —Ну раз трубку взяла, то не сплю.  —Ой, Аделинка, ну ты как всегда. Чего сопливишь-то? Аллергия опять что ли? —Ага. Она самая. Как ты, Карин? —Ничего. С Мишей вчера гулять ходили. Не зря тогда гадали видимо. Даже не знали, что все так обернется.  —Валера не трогает? —У него другая уже. Да и после того, как Вова ему тогда позвонил, он больше не лез. Нормально всё, в общем. —К моим заходила? —Была на выходных. Вроде ничего. Папка твой хорошо держится, мама тоже бодрячком. Скучают по тебе. Хотят, чтобы вернулась. Ты сама-то не звонила им? —Завтра хотела набрать.  —Аделинка… —А? —Не получилось еще? —Нет. —У меня знакомая одна ес.., — подруга не успела договорить. —Карин. Не надо, пожалуйста. Ты знаешь в чем дело. Я уже не надеюсь. Да и Вова думаю долго со мной не протянет. К другой уйдет.  —Ты чушь не неси. После всего, что вы прошли, он уже никогда точно тебя не оставит. —В том и дело. Устал он. Да и я устала. Вечно борьба какая-то. Я слышала, пара одна вместе лет двадцать жила, а детей не было. Разошлись. У него трое родилось в новом браке и у нее двое с другим мужиком.  —Ну это одна история на миллион. А вот историй, где пары не могут завести детей, но потом все получается, гораздо больше.  —Не знаю… Посмотрим.  —Ладно, я пойду спать. Наберу тебе тогда в воскресенье вечером. —Ага…, — голос на мгновение затих, —Карин… Я скучаю. —И я. Люблю тебя, не грусти там. Я верю в вас с Вовкой. Трубку повесили. Может подруга и не решала ее проблемы, но все равно становилось легче. Боль немного отпускала. Со спокойной душой она легла спать.  Под утро на щеке почувствовался сладкий поцелуй. В нос ударил запах весенних цветов, а на талию легли холодные мужские руки. В такие моменты уже не думалось о трудностях, о том, что он оставит ее. Было так хорошо и уютно. Лежать бы так всю жизнь вместе в обнимку, не думая ни о чем. Оба уснули. Раздалась трель. Первым обычно в такие моменты подскакивал Суворов, выключал будильник и тихонько поднимал любимую. —Соня, вставать пора.  —Ага…, —зевая, отвечала она и обратно засыпала. Однако учеба в таком престижном институте пропусков и серьезных опозданий не прощала, поэтому Вова со всей военной строгостью будил спящую вновь. На столе красовался букет свежих цветов. —Опять чью-то клубу оборвал? —Так точно. Ну нам нужнее, я думаю. Все-таки мы с тобой привыкли к роскоши. —Володька, такой дурачок ты. Люди стараются, а ты рвешь. —Не нравятся что-ли?  —Нравятся, но ты не рви больше.  —Ну я подумаю. Обещать не могу. Не привык любимую просто без цветов оставлять.  Она в ответ тепло улыбнулась и пошла собираться. —Ты во сколько закончишь сегодня?  —В четыре примерно освобожусь. —Отлично, как обычно у фонтана ждать буду. Суворов встал и стал накидывать спортивный костюм.  —Вовка, ты и туда что ли провожать собрался? Поспал бы. С дежурства все-таки. Я дойду. Все хорошо будет. —Ты же знаешь, не усну все равно, волноваться буду. В томительном счастье встречи Владимир провел целый день, а в назначенное время стоял у фонтана. Он заприметил ее сразу издалека. Легкое цветочное платье красиво развевалось на ветру вместе с темными волосами. Она была такой сказочной и летящей. Только вот тип рядом с ней настораживал. Идут, улыбаются, даже смеются вместе. От одного уже и так еле избавились. Кулаки крепко сжались, а желваки стали ходить ходуном. —Вовка, привет, — она крепко обняла любимого. Тот в ответ долго думать не стал и притянув к себе девушку, поцеловал, смотря прямо в лицо новому ухажеру. —Володь…, — Измайлова отстранилась и произнесла: —Это Вадим. Мой одногруппник. —А я Владимир. Муж, —Суворов протянул свою руку и до такой степени сжал ладонь парнишки, что тому пришлось быстро ее отдернуть. Однако горе-ревнивец успел быстро прошептать ему на ухо: «Еще раз увижу с ней, ноги переломаю». —Приятно познакомиться. Не буду вас задерживать. Побегу, —промямлил Вадик и быстро скрылся. —Вова! Ты опять? Он же одногруппник мой! Со мной так никто общаться вообще в итоге не будет. А с кем мне теперь лабораторную работу прикажешь делать? —У вас девушек нет что ли? Почему с парнем надо? —Потому что он умный. Ты видел его вообще? Он же мухи не обидит… Брюнетка выдержала паузу и в сердцах крикнула:  —Достал! —Достал значит… Раньше ты так не выражалась. —Раньше ты не ходил за мной по пятам, не контролировал каждый мой вздох и не ревновал к парням-ботаникам. Я уже устала… —От меня ты хотела добавить? Она на мгновение замолчала, а затем произнесла: —Да! И от тебя в том числе. И не смей ходить за мной! Измайлова ускорила шаг и двинулась стремительно вперед. Правда, конечную цель не выбрала. Вроде в парк, а может в магазин, может и домой, а может быть в кафе. Только бы от него подальше. На самом деле, где-то глубоко внутри, она знала, что бежит совсем не от Владимира, а от их общих проблем, решать которые уже невозможно. Бежит от страха, что больше не нужна ему, что он лишь притворяется, чтобы не обидеть. Бежит, потому что сказать ничего не может. Ему и так самому до себя. Страна целая на глазах разваливается. Непонятно, что завтра-то будет… Из мыслей вырвала мужская рука, грубо схватившая за плечо. —Стой! Она прекрасно знала, кто это. Знала, что он шел за ней по пятам. Знала, потому что он всегда идет следом, даже если она просит оставить ее в покое. Бредет, как привязавшийся пес, но никогда не оставляет. Спрячется за углом, перейдет на другую сторону улицы, сделает вид, что в магазин зашел, но не бросит. —Вов, я же попросила… —Я знаю. Послушай меня, пожалуйста. —Я не хочу сейчас ничего слушать. Мне надо побыть одной. —Нет, Аделин. Ты и так одна. Переживаешь все внутри себя, мне ничего не говоришь, но я же чувствую, что тебе больно. Почему ты молчишь?  —Да потому что, Вов. Я устала, очень устала. И знаю, что ты устал от меня. У нас проблема за проблемой. В Казани все нервы истрепала тебе. Забеременеть не могу. Зачем я тебе такая нужна? Поломанная, дефектная или как там говорят? Ты со мной из-за чувства долга, наверное, и остаешься. Тесты все отрицательные. Ничего не получается. Памятный подарок от Кости, видимо, — ее немного передернуло. Она впервые произнесла это имя вслух при Суворове после тех событий. —Еще и ты меня контролируешь вечно, как ребенка. Я думала из Казани уедем, задышу спокойно полной грудью. А ты в итоге вон что… Даже к ботанику несчастному приревновал. А он между прочим парень хороший и одногруппницу мою любит… — она сделала небольшую паузу, схватила жадно глоток воздуха и закончила: —Поэтому, Вова, я и молчу. —Аделин, я люблю тебя. —Я знаю, но ты душишь меня. Пойми… —Я понимаю, но… Мне тяжело. Очень тяжело. После той ночи… Я даже не представляю, что пережила ты, но я умер тогда вместе с тобой. И до сих пор виню себя. Не было бы ни дня, чтобы я не сказал себе: «Суворов, это ты виноват». И как после этих мыслей отпустить тебя одну? Как ни ревновать, когда я безумно люблю и мне кажется, что все вокруг любят тебя тоже. Прости меня. Я не знаю, как правильно. Правда, не знаю. Я боюсь за тебя, но я люблю тебя.  —А ребенок? —Да неужели ты думаешь, что я брошу тебя из-за этого. Я тебя полюбил, а не нашего ребенка. Нам вообще и вдвоем хорошо. Это мы как дураки гонимся…а надо просто жить.  —Правда не бросишь? —брюнетка подняла на него зеленые глаза, наполненные преданностью, болью и любовью.  —Родная, я домой шел - о тебе думал. Заснуть хотел, а у самого мысли о встречи уже. Все дежурство переживал, как ты там без меня. А ты думаешь, что брошу… —Вов, обещаешь, что у нас все хорошо будет? —Обещаю, — он крепко прижал ее к себе и произнес: —Хочешь в кино пойдем? —Хочу. —И на вечер шампанского возьмем. А с получки платье тебе новое купим. Будешь у меня самая-самая красивая! Входная дверь открылась.  Двое счастливых влюбленных зашли в квартиру, валясь с ног от усталости. За окном вечерело. В нос приятно ударял запах весенних цветов. Измайлова принялась разбирать продукты. По радио играла песня Серова «Ты меня любишь». Казалось, наконец стало царить то самое спокойствие, которого им так долго не хватало.  «Ведь прошел всего год, а кажется целая вечность. Как же изменилась жизнь. Родителям надо бы набрать. И вообще… по-другому все быть должно» — размышляла брюнетка. Неожиданно на талии почувствовались крепкие мужские руки, а на шее нежный поцелуй.  —Ну-у, Вова! Лучше шампанское открой. —Я думаю, можно отложить — пальцы скользнули под легкую шелковую ткань платья и заскользили по бедрам, вызывая мурашки.  —А я думаю, что вы наглец, господин Суворов! —она стремительно обернулась и слегка его оттолкнула.  Владимир тут же притянул ее к себе и поцеловал в губы, а затем усадил на стол, чуть не свалив бутылку игристого. —Давай уберу. —Я сам уберу, — он быстрым движением поставил шампанское на пол и вновь прильнул к любимой. Шелковое платье оказалось сброшено. Влажные поцелуи оставались на шеи, ключицах и груди. Кровь быстро пульсировала, а сердца, казалось, были готовы выскочить. Они слились воедино и мелкие разряды тока пронзали их тела насквозь. Двое возлюбленных представляли собой нечто целое, объединенное пылающим огнем страсти. Дыхания ужасно не хватало и они жадно вцеплялись друг в друга, чтобы выдержать эту пытку наслаждения. Глаза в глаза, словно погружаясь внутрь. Стол предательски скрипел и вот-вот норовил рухнуть, но это их нисколько не смущало. Мурашки осыпали нежную кожу, а приятное чувство напряжение держалось в каждой клеточке. Она умоляюще шептала: «Ещё», потому что чувствовала острую нехватку его, даже когда он был так близко. Суворов в свою очередь отдавал себя целиком и полностью, желая сплести с ней все частицы своего тела. Каждое мгновение растягивалось в приятную волну удовольствия. Струны внутри натянулись до предела и лопнули, разлив по телу тягучее тепло полного удовлетворения.  Он оставил на ее губах горячий терпкий поцелуй, как знак его вечной и трепещущей любви.  И так потянулись дни за днями, где они наконец, кажется, избавились совершенно от прошлого и задышали полной грудью, отпустив страхи, так сильно гложущие их души.  Измайлова не находила себе места весь вечер. То и дело поглядывала на часы, ожидая прихода Вовы. Дежурила у окна, чтобы не пропустить любимого. Приготовила ужин, посмотрела телевизор, послушала радио. Успела выучить очередное строение костей и название болезней. Только вот Суворов все никак не появлялся. Измотавшись, девушка уснула прямо на диванчике в гостиной.  Проснуться пришлось от грохота тарелки, упавшей в раковину.  Брюнетка быстро встрепенулась и побежала на кухню с криками: —Вова! Вовка!  —Аделинка, прости, я не хотел будить. Она сама грякнулась. Ты ложись, отдыхай. Я все помою. —Да, Вова! Какая тарелка?! Вовка, у нас получилось! Ты понимаешь?  —Что? Что получилось? —Да как что? Ребенок! Я беременна, Володь. Суворов подскочил с места и схватил любимую на руки: —Моя же ты хорошая! Счастье-то какое! Слава Богу!  —Ну все-все, ставь на пол, а то закружишь совсем.  Владимир аккуратно опустил девушку и стал расцеловывать.  Она слегка отстранилась, произнеся: —Вовка, я так тебя ждала, чтобы рассказать, а ты все не шел. Уже все дела переделала… —Прости, прости… там сейчас что-то непонятное творится. Бумага за бумагой. Ну да черт с ними всеми! Главное, что у нас с тобой все хорошо. —Совсем, как ты и обещал… —Совсем, как я и обещал…  **** Судьба подарила им прекрасного мальчика, неразлучную жизнь рядом, любовь до последнего вздоха и самые счастливые дни рука об руку друг с другом.  Совсем так, как они когда-то и мечтали…