Вы (4:21):
Смотрел «Вызов»
Арс (4:21): Зачем?Вы (4:22):
Ну, вдруг мы что-то пропустили
Арс (4:22): Шаст, представь моё лицо сейчас И Антон прекрасно видит в своей голове его перекошенное выражение лица со скептически поднятой бровью и кривой улыбочкой. Они посмотрели «Вызов» уже три раза, а Антон всё равно вновь попёрся в интернеты, чтобы от начала и до конца изучить и, может, подметить ещё что-нибудь настораживающее. Некоторые реплики в фильме он знает наизусть, а Машков сидит поперёк горла со своим «вы готовы полететь в космос?». Арс (4:24): Спать Арсений по жизни руководитель даже в таких простых вещах.Вы (4:24):
Ок
У меня будильник на 11,
так что успею выспаться
Спрашивать, а почему же тот сам ещё не спит, нет никакого смысла, потому что Арс вот уже несколько лет встаёт в четыре часа утра, чтобы, пока все видят тридцатые по счёту сны, спокойно работать и ни на кого не отвлекаться. Только вот, если Антон бодрствует, он обязательно спросит, почему, а потом неизменно коротким «спать» отправит друга пускать слюни на подушку. Да и вообще-то сегодня важный день. Они будут снимать скетчи для нового обзора на фильм «Чук и Гек. Большое приключение». Арс (4:25): Не забудь, что в пять часов у меняВы (4:25):
Да хрен забудешь такое
Арс (4:25): Не вредничай И спать Антон фыркает и блокирует телефон, откладывая тот на прикроватную тумбочку. Он знает, что проснётся и увидит в личке от Арсения десяток сообщений с правками, идеями, мемами, песнями и не только. И пусть он, по идее, оператор, который должен думать исключительно о хорошем кадре, но с ним советуются как со вторым сценаристом. Арс никогда и не скрывал, что мнение друга ему важно. Они бок о бок занимаются созданием обзоров на российское и зарубежное кино почти пять лет. Познакомились в офисе Карамбы, когда Антон пришёл туда всего лишь как посредник между Арсом и своей мамой, которая шила костюм для очередного обзора на заказ. И вот так они и познакомились. От простого разговора ни о чём перешли к статусу коллег и друзей, возможно, чего-то большего, но Антон не уверен. Хотя Арсений ему нравится. Даже слишком. Он харизматичный, яркий, до невозможности умный, иногда бесючий гад и зануда, но исключительно в те моменты, которые действительно заслуживают такого поведения. А ещё красивый. А ещё… А ещё дофига всего. Но понять, что там у Арсения насчёт взглядов на личную жизнь, нельзя даже если его пытать. Он живёт один, работает как проклятый, много читает, смотрит кино, ходит в музеи и галереи и неизменно зовёт Антона в гости, показывает и рассказывает ему всё, о чём узнал, пока Шаст с очень внимательным видом выслушивает его и на всё кивает, готовя очередной шедевр средней паршивости на кухне Арсения, потому что вновь и вновь у того мышь в холодильнике повесилась. Про сайты знакомств тот не в курсе, ни одного названия не знает, а что уж говорить про знакомства где-то на улице и прочих общественных местах. Да нахер ему это не надо. Один раз, кстати, случилось странное, но они об этом никогда не говорили. Как думается Антону, они почти поцеловались, когда снимали очередной скетч, но может, они просто так странно потянулись, или Арсений падать начал. Конечно, все теории о том случае выглядят максимально бредово, но поверить, что между ними действительно промелькнула искра, намного сложнее, чем находить оправдания. Шаст старается отвлечься, переключаясь на сторонние вещи, но у него не выходит. Он каждый раз с таким трепетом смотрит на погружённого в своё дело Арса, что ни один придуманный человеком автомобиль не поможет ему уехать от одной и той же мысли о симпатии. Дима, ответственный за реквизит, советует поговорить, но страшно до болезненных вспышек в животе. И как он вообще себе это представляет? «Арс, тебе вроде так похуй на отношения, а ещё я парень, так чё, может, того самого, если у тебя на меня шишкан дымит?» Это даже в теории пиздец, а как на практике всё это выдавливать из себя? Антон засыпает с тревожным чувством. Словно что-то должно произойти. Интуицию он свою безумно ценит, но она даёт только призрачные подсказки, вот бы подробный сценарий ещё подогнала, и вообще отлично. Просыпается он с головной болью и обнаруживает, что проспал аж на два часа. На телефоне куча пропущенных от Арсения, а во входную дверь кто-то звонит. Антон нехотя встаёт с кровати, потягивается, хрустит поясницей и пальцами на руках и смотрит в зеркало: мешки под глазами, отёки, запутанное гнездо на голове, а домашние шорты перекрутились, как и футболка. — Трешовенько, — комментирует он себе под нос и трёт лицо в надежде, что это поможет привести его в порядок. В дверь опять кто-то звонит, и Антон, шаркая домашними тапочками, наконец доходит до прихожей и смотрит в дверной глазок. — Чего… Он открывает замок, затем саму дверь и видит бодрого Арсения, который несколько секунд оценивает ситуацию, а потом облегчённо выдыхает: — Ты проспал, да? — Ну да, — виновато булькает Шаст, поняв, что Арс, похоже, успел сильно испугаться. — Просто ты обычно максимум на тридцать минут просыпаешь, а тут аж два часа. Я подумал, вдруг ты валяешься с инфарктом. — Какой инфаркт?! — смешливо восклицает Антон. — У нас сегодня съёмки! — И наконец запускает Арсения в квартиру, после делая с ним стандартные дружеские обнимашки. — Есть у тебя еда какая-нибудь? Шаст закатывает глаза. Опять ни хрена не поел. Этот человек неисправим. — Яичницу могу сделать. Как ты любишь. — Ура, — счастливо улыбается Арсений, стягивая с себя шапку-гандонку. — Я обожаю твою пародию на Шакшуку. — Это не пародия! — Извини-извини, — поднимает тот руки в сдающемся жесте и принимается расстёгивать куртку. И потом, пока Антон вертится на кухне, Арсений, нарезая болгарский перец, читает на лежащем рядом с разделочной доской телефоне сценарий, который с вероятностью девяносто девять процентов будет корректироваться по мере съёмок. — Ты подштанники купил? — строго спрашивает он, нацепив кусочек перца на нож и отправив его в рот. — Купил. И термобельё ещё. И с ножа не ешь. — Как ты заметил? — поражённо спрашивает Арсений, тем не менее накалывая ещё один кусочек перца на кончик ножа и следом кружа им прямо возле губ. — Вовремя повернулся. — Всё ты видишь всегда… — Арс задумывается над чем-то своим, а затем как ни в чем не бывало возвращается к нарезке овоща, так и не исполнив свою затею по поеданию с ножа во второй раз. Пока на плите бурлят помидоры, а по кухне плавно распространяется запах зелени, Арсений всё так же продолжает изучать текст, периодически что-то печатая или, наоборот, стирая, на автомате кладя себе в рот нарезанный перец, поэтому Антон, чтобы тот всё с концами не подъел, быстрым движением забирает у него доску из-под носа и засыпает всё в сковородку. — Арс, да хорош уже. Ты же сам знаешь, что перед самими съёмками лучше не править ничего. Ты только запутаешься. — Ага, — глухо отзывается Арсений, по-любому пропустив всё мимо ушей. Бесполезно. Пока он погружён в мысли по поводу обзора, можно спрашивать и говорить с ним о чём угодно. Он на всё отреагирует кивком. И Шаст, как обычно про себя посмеиваясь над астралом друга, решает недвусмысленно пошутить «ржаки ради». Тот переспросит и ничего не вспомнит, и можно будет соскочить. — Арс, а я тебя люблю. — Я тоже. — «Я тоже» в смысле любишь себя или меня? — всё ещё угарая, уточняет Антон, раздвигая лопаткой овощи в сковородке, чтобы получились три небольшие лунки, куда надо будет разбить яйца. — Люблю тебя в смысле тебя. И это звучит неожиданно серьёзно. Шаст застывает перед плитой, чувствуя каждой клеточкой тела, как его прожигает меж лопаток взгляд голубых глаз. «Не понял», — в панике пытается осознать Антон, вновь усиленно отвлекаясь на готовку. — И чего молчишь? — Звучит за спиной не встревоженное, а спокойное и размеренное. — Тох, ты, наверное, пошутить хотел, да? — Вообще-то да, — тихо говорит Шаст, всё-таки откладывая лопатку в сторону и наконец переключаясь на яйца. В сторону Арсения он всё ещё не смотрит. Стрёмно пиздец. Сразу вспоминается Дима. Он сетовал на серьёзные беседы о сущности бытия и гейской лав-стори, а в итоге… Вот так просто. Я тебя люблю, я тебя тоже. А чё делать с этим теперь? — А я, если что, не шучу. Добивочка. Антон не знает, что говорить. Он никогда не был в подобных ситуациях. Сырые яйца начинают сворачиваться, а его собственные тоже вытворяют странные процессы, поджимаясь от стресса. И ведь интуиция не подвела! Ощущение пробивного взгляда на спине, шее и затылке никуда не исчезает. А затем Шаст слышит скрип стула, три шага, а вот Арс уже стоит рядом с ним и заглядывает в сковородку, а затем и в волнующееся лицо, на котором застыла гримаса мини-ахуя. — На самом деле я хотел с тобой поговорить сегодня после съёмок. Антон вытягивается в лице и наконец обращает внимание на Арсения, который стоит в жалких сантиметрах от него. Он чувствует его тепло, чувствует его запах, перебиваемый едой, отчаянно пытается найти хоть какой-то намёк на сарказм, но не выходит. — Поговорить и позвать на свидание, если бы ты согласился. — Арс, ты серьёзно? — всё же уточняет Шаст, и ответом ему служит уверенный кивок и нежная ухмылка. — Как никогда. — А чего раньше, ну… — Антон мнётся, возвращая взгляд на сковородку и мысленно помечая, что через минуту можно выключать. — Чего раньше не говорил? — со смешком спрашивает Арс, пододвинув к плите баночку с адыгейской солью, прекрасно зная и помня, что Шаст именно сейчас будет её добавлять. — Дураком дурацким был. Ещё и ружьё Бондарчука, которое не выстрелит, — вспоминает он их старый прикол. — Думал, я тебе не нужен. — А я думал, что это я тебе не нужен. — Непослушными руками Антон открывает пластиковую крышечку и сыплет специю, стараясь не переборщить, но он буквально в шаге от этого. Вспоминается, как мама, когда он знатно так пересолил гречку, начала расспрашивать, а не влюбился ли он случайно, раз в облаках витает. Ну, в такой-то ситуации свой проёб действительно можно было бы оправдать её словами. — Да я бы без тебя пропал. — Да прям… — Антон, клянусь. — И как только Шаст перестаёт солить, Арс перехватывает его левую руку и тянет ладонь вверх, кладя её себе на горячую грудь, и Антон чувствует, как быстро бьётся сердце его некогда друга. — У меня вот так каждый раз. Я думал, что дружу так. Нифига подобного. И давно пытался прощупать почву. — Это как же? — фыркает Антон, не глядя выключая плиту. — Предлагал тебе переехать ко мне. — Ты говорил, что так обзоры будет удобнее делать! — Как повод. — Капец. Точно дурацкий дурак, — улыбается Шаст, всё ещё держа ладонь на груди Арса, а тот, накрыв её сверху своей рукой, начинает поглаживать кожу, и у Антона мурашки бегут по спине. Это точно не хахайка, не шутка и прочие синонимы. — Попьём после съёмок недружеский чаёк? — с надеждой спрашивает Арсений, видимо, избавившись от маски напускной уверенности. Вообще-то ему ещё официально не ответили взаимностью. А уж что он подразумевает под «недружеским чайком» Антону неизвестно, поэтому он уточняет: — Просто пить чай, да? — Ну, потом мы можем уснуть в обнимку. Если ты захочешь, я не принуждаю, — а потом после паузы добавляет мягко так и нежно: — но я бы очень хотел. Всего, понимаешь. С тобой. Спать, просыпаться и остальное тоже. Я каждый раз в тоске, когда ты уходишь из моего дома. Думал: «Вот бы он остался здесь навсегда». Потом стал замечать, как ищу тебя в деталях. Нюхаю вещи, если они пахнут тобой. Подолгу смотрю фотки, пересматриваю неудачные кадры, где слышен твой голос. Пытаюсь повторить твои рецепты, типа ты мне что-то приготовил, а я такой счастливый всё это ем. Антон бегает взглядом по лицу напротив и не замечает, как его губы сами собой растягиваются в, возможно, немного глупой улыбочке, на которую сразу реагирует Арсений. Он снова выглядит уверенно, то есть в своём привычном амплуа, наконец отпускает руку Антона и тянется к его лицу, будто хочет поцеловать. — Арс, — полушепотом говорит Шаст, пытаясь справиться с разом нахлынувшим на него спектром эмоций. — Но мы не сможем засыпать в обнимку. — Почему? — спрашивает Арсений так же полушёпотом и не отстраняется, продолжая приближаться, и теперь Антон чувствует его тёплое дыхание на своих губах. — Потому что ты ложишься в десять вечера, а у меня в это время самый разгар дня. — Найдём способы, — тонет уже в совсем лёгком поцелуе, и Шаст изо всех сил старается не впиться в его губы до боли, потому что хотел настолько давно, что уже и не вспомнит тот день, когда всё началось. Они, по сути, лишь чмокаются три раза и отстраняются друг от друга. Арсений проверяет реакцию: да или нет, пошлют в итоге или примут его, одичалого творческого работягу, в свои объятия. — В общем, я тоже не шутил. Хотя сначала я действительно шутил, потому что думал, что ты, как обычно, ничего не услышишь, но так-то это не шутка, и да, — скомканно оправдывается Антон, — ты мне не просто друг, ну, уже давно, мне жаль, что мы не поговорили об этом раньше… Шаст делает тяжёлый вздох, и его губы вновь накрывают неглубоким поцелуем, обхватывают его лицо ладонями и притягивают к себе. Зубы ни хрена не чищенные, он не помылся, воняет наверняка застарелым потом, но Арс ни в одном своём движении не показывает, что ему противно. Он продолжает целовать и гладит большими пальцами Антоновы щёки, другие запуская в запутанные завитки за покрасневшими от смущения ушами. — А можно я буду называть тебя Котиком? — спрашивает Арс прямо в губы. — Котиком? — Да. Мой Котик. Котик, ты самый лучший. Котик, я тебя люблю. — Арсений трётся кончиком носа о чужой и следом сцеловывает Шастову улыбку, сначала касаясь левого приподнятого уголка, а затем правого. — Котик согласен. — Отлично. На съёмки отправляются в приподнятом настроении и заезжают сначала в типографию за свитшотом с логотипом Фонда Кино, а затем встречаются с Димой, который отдаёт костюм Деда Мороза и декорацию в виде фрагмента кирпичной трубы от печки, которая внезапно уже в машине начинает немного разваливаться. — Придётся графикой на монтаже править. Ну, это нестрашно, — пожимает плечами Арс, хотя по его нахмуренным бровям прекрасно видно, как ему не нравится эта ситуация. У него все должны по струнке ходить, и никакая пылинка в кадр не может залететь, а тут целая труба поехала. — Да её же просто повернуть можно? И тогда не будет видно, — рассуждает Антон, оборачиваясь с пассажирского сиденья назад и внимательно оценивая масштаб бедствия. Пластиковая облицовка в виде кирпичной кладки отклеивается с двух сторон. — Хотя, наверное, скоро она полностью вот такая будет. — Можно подклеить самостоятельно, но вряд ли будет держаться. Видишь, как важны сроки. Я их урезал из-за погоды, и тут вот такая хрень, — со знанием дела рассуждает Арс, небрежно показывая кистью в сторону бардачка, и Антону не нужны пояснения: он сразу понимает, что надо достать оттуда солнцезащитные очки. — Спасибо. Ты как всегда моя палочка-выручалочка. Сделаем цом-цом перед поездкой? — Арс надевает очки, заправляет душки под шапку и с игривой такой ухмылочкой смотрит на Шаста, который теперь, если честно, не совсем понял, что от него хотят. — Цом-цом? — Ну, поцелуемся. Оберег нужен в дальний путь. И Антон немного с опаской крутит головой, проверяя Димин двор на наличие нежелательных свидетелей. Но в такой жуткий мороз на улице ни души. — Хорошо, — всё ещё смущается от новых в его жизни обстоятельств Шаст и чуть наклоняется вперёд, чтобы коснуться губ Арсения, а следом зайтись в пробежавшей по телу волне приятного такого жара, когда тот лижет его нижнюю губу кончиком своего языка и отстраняется, стыкуя их лбы. — Вот теперь точно можно ехать. До нужного места едут час, преодолевая метель, нечищенную дорогу, лес и поле, потому что место съемок — частный дом в дачном посёлке, где их уже ждёт один из участников команды, Серёжа, который и согласился сделать свою обитель очередной локацией. Самое сложное — расстановка декораций и подбор плана, а следом три-четыре дубля и готово. Арс обычно быстро справляется, хоть и может запинаться на самых простых словах. Хотя съёмки сегодня в довольно экстремальных условиях: на улице больше минус двадцати, а Арсений будет довольно легко одет. По приезде лезут на плоскую часть крыши дома, сделанную над пристройкой к основной конструкции. Окно одной из комнат очень удачно выходит именно сюда, поэтому не нужно постоянно лазать по лестнице. Все сцены будут сниматься только на крыше, потому сразу тащат трубу и пытаются подключить гирлянду, надеясь, что обойдется без коротких замыканий. У Антона уже на этом этапе руки онемели, хотя он в перчатках, что уж говорить об Арсении. Снимать надо быстро и не щелкать клювом, иначе есть риск лечить его неделю, а может и больше. Арс надевает бельё, костюм, колпак, валенки, берёт мешок с подарками, засовывает в карманы остальной мелкий реквизит, а затем выходит в таком виде на крышу, где Антон уже заканчивает настраивать камеру. — Какой пиздец, — делает вердикт Арс, ëжась от холода. — Котик, ты как? — Вроде норм, — хихикает Шаст, потому что Котик. Он не ожидал, что именно Арсений станет инициатором милых прозвищ. — Подштанники? — Да-да. — Всё, давай сниматься. Арс ложится на живот прям на снег, так это ещё цветочки: дальше ему надо будет опустить в него лицо. — Так, я готов, — нервно говорит Антон, подобрав план и начав запись. — Ага, — кряхтит Арс и достаёт красными, наверняка уже деревянными пальцами из кармана пластиковую карту, чтобы сымитировать, как будто снег вовсе не снег, а кокаин. И как ему всё это приходит в голову. — Всё, да? — Да-да. Поехали. Не тяни. Холодно пиздец. Не спасает ни одна из тёплых вещей. Таких морозов в Москве не было уже очень давно. — Не дольше, чем приход, — хрипит Арс и говорит специально с небольшой отдышкой, а затем опускает лицо в снег, поднимает его и вновь смотрит в камеру. — Сука, это ведь тоже снег. — После паузы спрашивает: — Было? — Давай ещё раз, — просит Антон, потому что на подкорке мозга чувствует, что Арсению не понравится первый дубль. — Бля, — обреченно вздыхает Арс, трëт лицо и начинает заново. — Не дольше, чем приход, — вновь опускает лицо в снег. — Сука, это ведь тоже снег. Было? — Ещё. — Блять, да ты издеваешься, — раздражается Арсений, но Антон знает, что он здесь ни при чём. Сказывается совокупность всех факторов и то, что Арс бесится от самого себя: он не так репетировал. — Начали? — Да. — Не дольше, чем приход. Сука, это ведь тоже снег. — И с тихим воем стряхивает всё с лица. — Пиздец-пиздец-пиздец. Я не чувствую щёк. — Пошли греться? — обеспокоенно спрашивает Антон, останавливая запись. — Дубль был. — Пошли. Обратно в дом буквально залетают и сразу льнут к включённой батарее, хватаясь за кружки с горячим чаем, который им сделал Серёжа. А ведь осталось ещё две сцены, одна из которых тоже в снегу. — Я люблю свою работу, — тем не менее искренне признаётся Арсений, делая большой глоток. — Не будем затягивать, а то согреемся и точно больше не выйдем туда. Через пять минут они снова на крыше. Арс опять лежит в снегу, а Серёжа сзади поправляет валенок, который постоянно падает со специальной подставки. — Двигай выше. Нет, ниже. Бля, держи его, — направляет Антон и видит, как Арс силится не разразиться матерной тирадой на всю округу. — Он косит. Давайте уберëм его? — Нет! — вступается Арс, морщась и стараясь держать лицо как можно выше от снега. — Делайте. — Тогда двигай его. Так. Всё. Вроде всё. И ебучий валенок опять падает. — Ну это пиздец, — обречëнно стонет Антон, и Арс внизу спрашивает, за что ему все эти издевательства. — Парни, шустрее. И наконец валенок стоит на месте, и Арсений начинает произносить слова по сценарию. Шасту уже физически плохо. Он плачет из-за ветра, не чувствует носа, и пальцы на ногах болят от обморожения. Осталась ещё одна сцена, где, слава богам, надо только пройти по снегу, а потом сесть на трубу. Они справляются за долгих двадцать минут и возвращаются к батарее, сидя возле неё почти вплотную и поджав к себе колени. — Я яиц не ч-ч-чувствую, — сквозь стучащие зубы делится Арсений, а затем затихает и начинает тихонько посмеиваться, прикрывая румяное из-за мороза лицо ладонью будто в попытке спрятаться. — Ты чё? — непонятливо спрашивает Шаст, ещё ближе прижимаясь к Арсу и шмыгая носом, который до сих пор ощущается как после анестезии у стоматолога. — Да я пошутить хотел, но ты подумаешь, что я полный изврат. — Ну же, удиви меня. — Хотел сказать, что, может, ты мне их погреешь? — Яйца твои погреть? — на всякий переспрашивает Антон, уже начиная краснеть. Раньше все пошлые шутки заканчивались на «фу, иди в жопу» и растворялись в пучине беседы. — Ну да, — как-то даже неловко фыркает Арсений, и Шаст отмечает, что никогда не видел его таким. Обычно он говорит всё, что думает, забывая о совести, стыде и прочих моральных устоях. И у Антона в голове возникает гениальный, как ему кажется, план. — Выпрями ноги. Арс недоверчиво вытягивает конечности, а следом уже ловит на себе Шаста, севшего к нему лицом и задницей аккуратно опустившегося куда следует, то есть чётко на член и замëрзшие яйца. — Так теплее? — со своей серьёзностью уточняет Антон, кладя ладони обалдевшему Арсению на плечи и прижимаясь своей грудью к его. Долго смотреть в глаза боится. Хорошо, что они замёрзли, и всю тряску можно свалить на холод, а не на подступившие к горлу нервы из-за такой выходки. — Определённо да, Котик. — И Арс, уже расслабившись, тянется за поцелуем как раз в тот момент, когда в комнату заходит неожиданный свидетель, о котором никто и не вспомнил. — Ну, я так и знал, — комментирует Серёжа, стоя в дверях и сложив руки на груди. — Допëрло до додиков. — Почему додиков? — возмущается Арс со смешинками в голосе. — Потому что минимум год вы точно уже могли. — И трёт между собой два указательных пальца, несколько раз быстро подняв и опустив брови. — Вы поняли. И пока Серёжа забирает грязные чашки со стола, Арс и Антон просто сидят в обнимку, но как только тот скрывается за дверью, то вновь целуются, и Арсений явно случайно соскальзывает одной ладонью на Шастову ягодицу и тут же убирает руку, но Антон перехватывает холодные пальцы и возвращает их на свою задницу. — Грейся-грейся, — шепчет он, тычась носом в шею Арса. И ему так уютно от их позы и обстановки, что он почти засыпает, вдыхая запах Арса, смешанный с морозной свежестью и его одеколоном с нотками табака и свежеспиленного дерева. Уже в машине, перед тем как тронуться, они вновь делают цом-цом и прокладывают маршрут до ближайшей шаурмичной, потому что есть хочется до головной боли. У доброго дяди-армянина они берут самый большой размер, просят положить двойную порцию мяса и оставляют чаевые за гостеприимство и два пирожка с картошкой, предложенных в подарок. В тёплом салоне они чокаются шаурмой и желают друг другу приятного аппетита, не забыв сделать очередной цом-цом. — Недружеский чаёк всё ещё в силе? — промакивая салфеткой соус на уголке губ, спрашивает Арс, на что получает кивок. — Но только если я не усну, как только сяду на диван. — Антон слизывает соус с верхушки шаурмы самым кончиком языка и отправляет его себе в рот, причмокивая от удовольствия. Вкусный какой, однако. На периферии зрения он замечает внимательный взгляд и поворачивает голову аккурат в тот момент, когда он возвращается к шаурме. И типа ничего не было. — Чего? — интересуется Шаст, прищурясь. — Я всё-таки жуткий изврат, — бурчит Арсений, делая большой укус. И до Антона доходит. — А по тебе и не скажешь, конечно, — хмыкает он, смотря на капельку соуса, которая потекла вниз по лавашу. И он вновь слизывает его, на что получает тяжёлый вздох. — Мда, Попович. — Но у нас только недружеский чаëк. И всё, — спешно оправдывается тот, делая ещё один укус. — Ну-ну. Завтра у них съёмки в бассейне и в лесу, послезавтра поедут на студию, а послепослезавтра можно и вещи к Арсению перевезти, а потом вместе, не по звонку или сообщениям, без гостевых перебежек, а вот так сразу размышлять над следующим обзором, пока Антон что-нибудь готовит, а Арс сзади прижимается грудью к его спине и шепчет в затылок о любви с перебивками на идеи к сценарию.