Утонуть в глазах твоих

Кащей рождается в солнечный день, 12 июня 1963 года, когда лето только-только начинается, питая надеждами на прекрасные вечера всех вокруг. Когда теплые лучи приятно греют по утрам, облепляют зайчиками голое тело малыша, орущего на всю хибарку. Женщина, принимавшая роды, лишь тихо хмыкает "зато легкие раскрылись как надо, богатырем будет". Тогда мама Кащея плачет сквозь слезы пройденной боли, греет своего сына на груди, даже не подозревая, какой извилистой тропинкой поведет этого ребенка жизнь. 12 июня 1976. Кащею всего 13, но он уже выглядит как человек, повидавший слишком многое за столь неосознанный срок. Он стоит на утреннем построении в своей тюремной форме. Поднимает взгляд зелено-карих глаз к голубому небу, спрятанному металлической решеткой, и улыбается. Знает ведь, что мама ждет его дома. Что для нее он все равно ее любимый сынок. И ничего, что отсидевший с тринадцати до восемнадцати за спизженную шапку у бабки, оказавшейся депутаткой. Ничего, мама его поймет и примет в теплый дом. 12 июня 1981. Кащею уже 18. Взгляд стал уверенным, характер несгибаемым. Парень уже точно знает, по каким законам нужно жить, какие понятия нести пацанам своего района. Как теперь строить состав и что делать с теми, кто не подчиняется. Мысли о маме и ее теплых руках и любимой улыбке отходят на второй, если не на третий план. Впереди была свобода, новая жизнь со сломанным хребтом в виде клейма отсидевшего. Но ничего. Он же Кащей. Точно найдет выход. 12 июня 1982. Парень про свой день рождения благополучно забывает. Он беспробудно бухает, не просыхая ни на час. На могилу матери не ходит, даже не думает. Знает, что это сломает его хуже колонии, что сделает из него нытика. А им становиться категорически нельзя, если он хочет стать автором. Поэтому о материнских руках и ее улыбке, постепенно угасающей в памяти, Кащей приказывает себе забыть и больше никогда не вспоминать. В этом году он первый раз видит Вову. Зеленый парниша, переехавший из Москвы. Там точно пацаном не был, по глазам напуганным видно. Смотрит на Кащея, как олененок с дрожащими коленками, хоть и строит из себя рыцаря в блестящих доспехах. Кащей тогда становится ответственным за суперов. Вове оказывается всего 14, поэтому он попадает в скорлупу. Ему тогда как следует прописывают в челюсть, ломают первый раз нос. Новорожденный пацан сдерживает слезы, но от цепкого взгляда Кащея они не успевают спрятаться за Суворовской хмуростью. Парнишка приходит в слишком дорогих адидасах для универсамовских пацанов, поэтому Кащей и дает ему такую кликуху. — Адидасом будешь. — сидя на бордюре и щелкая костяшками, подытоживает парень. Он выше Вовы едва не на голову, но взгляд у младшого такой, словно сейчас, как котенок остервенелый, в драку бросится. — Это схуяли вдруг? — щетинится Володя. Он нос свой придерживает, чтоб кровь хоть немного остановить. — Вопросов много не задавай. И в кедах таких по улицам не ходи больше. Обшпанают, если не зарежут. 12 июня 1983. Кащей подтягивается на турнике в одном из универсамовских дворов под счет Адидаса. Пацан сидит на баскетбольном кольце и, болтая ногами в потертых и потрепанных адидасах, отсчитывает уже третий десяток. А Кащей даже и не думает останавливаться. — Тридцать пять, Тридцать шесть.. Слушай, Кащей, когда у тебя день рождения? — Блять ну ты дебил? — спрыгнув с турника и метнув в мальца раздраженный взгляд, парень хватает небольшой камушек и шмаляет его в Вову. — Нахуя со счета сбился? — Ну прости, Паш. — и все. Этого достаточно, чтобы злость, показавшая зубы и опасно зарычавшая в душе Кащея, быстро спряталась в темном углу, поджав хвост и заскулив. Кащей пока совершенно не понимает, что заставляет его так реагировать на Адидаса. Но обещает себе обязательно разобраться с этим. Попозже. — ну? Когда день рождения? — Сегодня какое число? — Цепляясь руками за турник и рывком поднимая туловище выше перекладины, Кащей складывается на балке, как белье на сушке. — ... 12 вроде. — Ну, вот сегодня значит. Только не поздравляй. Я не праздную. Володя лишь мычит что-то несвязное и бросает взгляд на носки своих кед. 12 июня 1984. Кащей какого-то хуя плетется по песчаной дороге за Вовой. Солнце палит по темной макушке, заставляет морщится от ослепительных лучей. Хоть сейчас только начало лета и вся жара еще впереди, Кащею и сейчас в ветровке жарко. А не снимает он специально — отцовская. Спиздил в тот день, когда из дома сбежал. Примерно через неделю отца с передозом и нашли не в минозе. Кащей этого никому, кроме Адидаса не говорил. А тот лишь смолчал, губы поджав. Знает прекрасно, что старшему слова как горох о стенку. — Блять, Адидас, куда мы идем? Ты заебал интригантом работать, хватит. Говори давай. — Да подожди ты, почти пришли. — Вова отмахивается. Кащей в этих словах Адидаса отчетливо слышит улыбку на губах впереди идущего. Поэтому реально замолкает и уже молча идет до конца. Через некоторое время, когда они проходят небольшой и неглубокий овраг, заросший по плечо травой, Кащей слышит шум воды. Ну ахуеть, они выехали из города, чтоб в речке искупаться? Но вопросов парень упрямо не задает. Лишь вздыхает тяжело и помогает Адидасу поднять его тощий зад обратно на возвышенность. И как он эту тропу выведал остается только гадать. Они доходят до речки через десяток минут. Солнце в этот момент уже нещадно прожигает спину, отчего на майке образуется мокрое пятно, неприятно прилипающее к коже. А Вове будто и поебать, он идет весь из себя веселый и озорной, рукой машет, мол, давай нагоняй. Кащей в последний момент замечает запруд, который, учитывая глубину речки, вышел где-то в метр. А еще удочки. Две. Снасти, приманки и вся та дребедень, которая нужна для ловли рыбы. — Мы с отцом тут рыбачили как-то раз. Улов вышел конечно хуевый, но мне место понравилось. И нет никого больше. — Ну конечно никого нет, во всей Казани только ты такой ебанутый через лес идти сюда на рыбалку. Вова не обижается. замечает искрометный блеск в чужих глазах. Ему этого становится вполне достаточно. Они рыбачат до поздней ночи. Когда уже кузнечики стрекотать оглушительно громко начинают и даже звук журчащей воды перебивают. Они курят вместе, зажаривают на костре пойманных мелких плотв. Кащей делит сигарету и тогда первый раз чувствует, как в животе внезапно крыльями режет вспорхнувшая бабочка. Происходит это когда Володя своими ахуительно ледяными пальцами касается горячих пальцев старшего, передавая почти выкуренную сигарету. 12 июня 1985. Кащей решает, что такая реакция ненормальная, что он этого мальца слишком к груди пригрел. Поэтому начинает обращаться с ним также, как и с остальными суперами, к которым Адидас перешел в этом году. Так же в морду за курилку прописывает, такого же идеального послушания к себе и остальным старшим требует, на взгляд хмурый, явно больше других говорящий, внимания не обращает. В этот год к ним Турбо и Зима пришиваются. Пиздятся постоянно, спорят обо всем на свете. Но Кащей видит, что эти пацаны далеко пойдут. Вечер этого дня Кащей встречает на заднем дворе ДК. Внутри вовсю идет дискач, никто о днюхе Кащея знать не знает, кроме Вовы. Он тоже там тусит, пока старший сигарету выкуривает на свежем воздухе. В этот вечер он и понимает, что дискотеки ему поднадоели, что больше он на них не придет. Все же по-взрослому себя вести надо. За домом культуры раскинулся небольшой темнющий и неосвещенный ничем, кроме лунного света, скверик. Кащей сидит на невысоком бетонном заборе и курит уже третью сигарету, настолько не желая заходить обратно в этот душный зал. — Долго ты тут торчать собираешься? Меня Серый за тобой послал. — Шумно шаркая ногами в новых адидасах и с руками в карманах спортивок говорит Вова. Его шаги Кащей услышал еще задолго до того, как заметил его силуэт. Но по ритму понял прекрасно, кто приближается, поэтому даже бровью не повел. — Вали давай, скоро вернусь. — Дай мне тоже сигарету. — Адидас подходит ближе и теперь Кащей видит очертания его лица в тусклом свете мигающей сигареты. Парень зажимает ее зубами и удивленно хмыкает на такую просьбу. — Давно в фанеру не получал? Вали я сказал. — Да ну блять, Паш. Не будь мудилой, меня девочка отшила, дай сигарету. Кащей замолкает. Смотрит на Вову как-то слишком непонятно несколько секунд. И протягивает сигарету, закатывая глаза. Дает Адидасу спички, отворачивая голову в сторону. — Ну и поделом тебе. Рано еще тебе с девками шляться. — Да почему? — возмущенно тянет Вова, взмахом руки туша спичку и затягиваясь. Кащей заглядывается на тонкие губы, удерживающие сигарету. — У нас в возрасте уже у всех девчонки есть. И у тебя тоже нет, кстати. Мы с тобой одни в этих, как их блять.. — Девках, Володь. — Да! Ну, нехорошо оно это, не думаешь? — Насрать мне как-то на это. У меня жизнь не вокруг девок крутиться, знаешь ли. — Затянувшись крепко, чуть ли не до хруста табака в сигарете, отвечает Кащей, зажимая фильтр пальцами и стряхивая пепел на асфальт. Сигарета остается дотлевать в руке. — А вокруг чего тогда? Кащей вдруг подбирается весь, сглатывает, будто сам не знает, чего от себя ожидать. Томительно долго молчит, после чего... — Блять Кащей! — вопит Вова, вырываясь из чужой хватки и осоловело глядя на старшего. Тыльной стороной ладони он вытирает свои губы после ощущения чужих губ на них — Паш. Паш, я не из.. этих. — Ага. — вздыхает Кащей. Вытирает кулаком собственный рот, — Я тоже не из этих. Просто забудь. Вали отсюда. 12 июня 1986. Вова на глазах растет, угловатость свою теряет совсем и все больше и больше Кащея избегает. После того инцидента на дискаче он белеет, когда Кащей с ним разговаривать начинает. На кой-то хуй начинает пиздиться со всеми. Агрессия из пацана так и прет. У него в семье конфликт на конфликте начинается, он так весь год живет. Кащей это из рассказов суперов узнает. Он сам в это время авторитетом обрастает. Когда пацаны о его сроке узнают, больше уважать начинают. Он те понятия, которые помнил, в обиход вводит и наколками своими хвастается. Про то, что плакал от боли, когда набивали, молчит. Не надо такое пацанам знать. Адидас начинает свои умения в боксе показывать. Боксирует на ринге в моталке, пока Кащей с авторами в коморке рюмки с водкой делит. Ему уже 23, пацаны с уважением смотрят на его опыт, на него самого. Его слова мимо ушей не просирают. Все, кроме Вовы. Кащей и сам к нему лишний раз не подходит. Только когда по делу. И то чаще просто через кого-то вопросы решает. Дальше обычного диалога в две фразы у них никак не клеится. — А че у вас с Адидасом за терки-то? Раньше ж корешами были — спрашивают как-то весной. Кащей тогда долго с ответом не находится, взглядом по коморке рыщет, как ищейка. После чего носом шмыгает и улыбается криво как-то. — Да хрен его знает. Подрос пацан, сам двигаться дальше хочет. Володя после того случая Кащея боится. Стороной обходит. Один раз у Диляры спрашивает о голубых. Потому что на это, как ребенок на чистый лист бумаги смотрит. Не понимает ни черта. — Ну, Володь. Это люди такие. Что с ними сделаешь. Просто любят не тех, и все. Не забивай ерундой голову. "Любят не тех, и все". И правда же. Кащею бы девку найти, чтоб рядом вертелась. И все же хорошо будет. И не надо будет каждую ночь себе череп пинцетом разбирать, чтоб в мыслях порядок навести. Только вот когда у этого самого Кащея эта самая девка появляется, у Вовы внутри ярость клокочет. Он на нее слишком неправильно смотрит. Слишком неправильно реагирует на ее приторно-звонкий смех, режущий слух. Володя уверен, Кащею самому от нее тошно. А когда Кащей ее всем пацанам на сборах представляет, Адидас демонстративно глаза к небу поднимает. У Кащея от этого жеста внутри прошибает все. Ведь именно ради реакции этого идиота он этот цирк и организовал. Кащей вспоминает, как в свой первый день рождения на зоне так же на небо смотрел. И о маме думал. 12 июня 1987. Кащей со своей девкой расходится. Просто в один день велит ей собирать вещи и съезжать нахуй. О том, что перед глазами все еще зияет та огромная дыра непонимания в глазах Володи два года назад не говорит никому. Даже тому же Адидасу. Сам Адидас теперь в турниры выходит, против пацанов с других районов на ринге становится. Ни одного боя не проигрывает. Заводит себе девушку, шатенку с кудрявыми волосами. Она на бои не приходит Вовины. Ссыкует кровь увидеть. Потом и вовсе молча с семьей в Абхазию съебывает. А Кащей приходит. Молча на каждом бою сидит у тросов, курит хмуро. А когда видит, что руку вовину, в перчатке боксерской, рефери вверх поднимает, сразу уходит, несмотря на то, что авторы каждую такую победу обмывают как следует. Один из таких боев выходит на его день рождения. Кащей, как и во все прошлые разы, увидев победу Адидаса на ринге, встает, но не чувствует вовиного взгляда на своей спине, не слышит, как он, выскользнув из цепких лап толпы, выбегает следом на улицу. Знает прекрасно, где Кащей уединяться любит — за моталкой под большой раскидистой ивой. Там старшего и находит, перчатки с рук своих стягивая. — И че?! Кащей внутренне вздрагивает от неожиданности, но снаружи этого никак не показывает. Курит себе дальше, молча глядя куда-то на раскидистую листву дерева. — Че? Мозги сшибло? — Кащей хмыкает. Он изначально эти бои поддерживал, за пацанов болел, но когда Адидаса впервые на ринг вывели, как-то резко весь свой запал растерял. Володя напротив становится. Свет солнца преграждает. Смотрит зло в глаза чужие, щурится, после чего с размаху в челюсть бьет. Сила у пацана выросла капитально, но Кащея все равно таким было не напугать. Парень резко на ноги вскочил, от второго удара увернулся успешно и в ответку в нос дал, младшего на траву едва не швыряя, но в последний момент хватая за шиворот и возвращая на ноги. — Ты дебил? Хули тут кулаками машешь?! Язык проглотил что-ли? — шипит Кащей. Он вообще за последние два года удивительно затих. Перестал быть громким, грозным. Скорее стал напоминать старого хмурого пса, к которому лучше было не подходить. Вот и сейчас свои клыки пожелтевшие от сигарет постоянных скалил, за грудки Адидаса хватая. Дальше он не понимает, что успевает произойти. Адидас то ли снова ему в лицо пробивает, то ли действительно целует. Скомкано, будто поклевывает губы, делает это так, словно первый раз в жизни поцеловать пытается. Кащей так и продолжает стоять на месте, как вкопанный, пока Вова не отстраняется, не почувствовав ответа. Тогда старший сам тянется, топит Вову в глубоком, тягучем и настолько сумбурном поцелуе, что через несколько минут они оба выглядят так, словно их пиявки в губы покусали обоих. Они это не обсуждают. Просто по удивительному стечению обстоятельств начинают почти всегда рядом стоять, всегда прикрывать друг друга на стрелках. Кащей все также молча сидит на боях Адидаса, но после его очередных побед улыбается так спокойно, расслабленно, словно все проблемы его уже и гроша не стоят. Они по ночам обжимаются в моталке, когда пацаны расходятся, а авторы бухают в квартирах друг друга. Ходят рыбачить на то же место, заросшее еще сильнее. Люди туда теперь точно не пойдут. Кащей покупает себе свое "корыто". Они с Вовой уезжают на два дня в Камское устье. Спят прямо в машине, купаются в реке, рыбачат. Целуются по ночам, будто сами друг от друга прячутся. Все у них складывается так, как Кащей себе даже мечтать запрещал. Ему такие сны заоблачные и не снились даже. А потом Вова говорит, что уезжает. В Афганистан. Кащей узнает об этом вместе с остальными пацанами. Его этот факт раздражает бесконечно, но больше его сейчас волнует этот ебаный Афган. Сраный жест доброй воли Кащей не разделяет от слова совсем. Пацаны тоже такого порыва не понимают, осуждают молчаливо, но в добрый путь провожают. Накануне перед отъездом Вова сидит с Кащеем в заглушенной машине. Они стоят на пустыре далеко загородом. Кащей молча дымит свои сигареты, не делится с Вовой. Но тот и не просит. В этот раз они не целуются и Кащей не улыбается. Он сидит с серьезной миной, в ночь непроглядную смотрит. И молчит томительно долго. Понимает, что Адидас ничего не скажет, поэтому сам начинает. — Почему Афган? — Там ребятам помогать надо. — А ты супергерой? — Блять, Паш... — Кащей я, заебал меня. И все. Дальше они и не говорят. Разговор не клеится совсем. Когда Вова уезжает в свои пустыни Моджахедам пятки облизывать, Кащей становится старшим. Грозным псом с громогласным лаем, с множеством шрамов, которые его еще свирепее делают в глазах остальных. Но никто не знает, что по ночам эти шрамы ноют отвратительно больно и Кащей в темный уголок заползает, клыки прячет и раны свои зализывает. 12 июня 1988. Кащею тоскливо до скребущих котов в сердце, до белой горячки от количества потребляемого алкоголя. Ему б завязать с черняшкой, пока пацаны не запалили, но он не может. Этот побег Адидаса — а по-другому он этот акт "доброй воли" понять не может — как предательство воспринимает. Этот поступок все с ног на голову переворачивает. Кащей на пацанах срывается, на алкоголе, на черняшке, на шлюхах. Одна из них у него задерживается. Люда. Красивая девка, с ней и семью можно, думается Кащею. Но он эти мысли как бы не пытался в голове удержать, они мигом выветривались от бушующего торнадо под названием "Адидас". 12 июня 1989. Адидас возвращается. Для пацанов это праздник, они ликуют, кричат так, что уши закладывает. Кащей поначалу и не верит в бред этот, но потом, когда перед глазами Вову видит вычурного такого, в форме этой сраной, хочет сжечь. Стереть с лица земли, чтоб только прах его на ветру разлетелся в пыль непроглядную. Он желваками на лице играет, пытается улыбнуться, но режется о холод и отстраненность в глазах чужих, после чего даже не пытается заговорить. Нет, конечно, они говорят, многое обсуждают, но в кругу пацанов, при свидетелях. Наедине они больше не остаются. Кащей боится младшего убить. А потом его отшивают. Кащей уже не понимает, как реагировать, хрипит от затекающей в глотку крови, от боли по всему телу, от чувства отвратительного. Что его снова предали. Снова ноги вытерли. Он уползает в свою берлогу, снова молчаливо раны зализывает, не тая обиды и не выстраивая плана мести. Пусть Адидас разруливает это все сам. Кащей его задницу прикрывать больше не будет. *** Летним солнечным днем, когда лучи мягко оглаживают загоревшую кожу, Кащей сидит один. Курит молча, смотрит хмуро, как старик с залегшими на лбу и меж бровей глубокими морщинами. Снова и снова, в тысячный раз перечитывает гравировку на надгробии, и в тысячный раз пытается понять, когда они настолько свернули не туда, что сейчас Кащей, работник Теплоконтроля, живущий на жалкую и смешную зарплату, сидит на лавочке у уже поросшего короткой травкой гроба Вовы. В мыслях он снова к маме возвращается, в ее теплых руках свой покой находит, в любимой улыбке утешение. Он снова слышит ее голос, снова смеется с ее шуток, делится тем, чем одарила его эта жизнь, начавшаяся 12 июня 1963 года в небольшой хибарке.